РигВеда I, 105. Ко Всем-Богам - Трита в колодце 13 страница

Б.С. Жуков. Теория хронологических и территориальных модификаций некоторых неолитических культур Восточной Европы по данным изучения керамики
...Очень много внимания Б.С. Жуков уделял методике археологических полевых и лабораторных исследований, стремясь привнести в нее точность естественных наук. В полевой работе он придавал первостепенное значение привлечению геологических, палеозоологических, палеоботанических, палеоклиматологических данных, фиксации стратиграфических разрезов в раскопках, точному подразделению и обработке вещественного материала по слоям, исчерпывающей фиксации бытовых деталей в раскопках и расположения материала на площади. В этих целях была разработана целая система карточек различного формата, заказывавшихся в типографии. В камеральной работе использовались различные инструменты (в частности, краниографические) для зарисовки профилей керамики, орнамента. Он придавал также большое значение статистике.
Борис Сергеевич одим из первых советских археологов указал на важную роль керамических материалов для изучения этнической истории древнего населения и построил главным образом на керамике несколько обобщающих работ по древнейшей истории Волго-Окского края.
О.Н. Бадер. Памяти Бориса Сергеевича Жукова. - Советская археология 1968(4)
https://arheologija.ru/pamyati-borisa-sergeevicha-zhukova/
Организация в Москве в 1923—1924 г. Государственного музея Центрально-Промышленной области и широко поставленные работы Антропологической комплексной экспедиции (АКЭ), к которым были привлечены многие краеведческие музеи, привели к очень заметному оживлению археологических исследований в Волго-Окском крае; одним из выражений этого оживления явились три археологических совещания, проведенных в Москве в 1926 г., в Костроме в 1927 г. и снова в Москве в 1928 г. В них приняли участие многие археологи и краеведы не только Центрально-Промышленной, но и других областей. Руководящую роль на них играли А.А. Спицын и Б.С. Жуков. Материалы 1-го совещания изданы отдельным сборником, материалы двух последних совещаний были опубликованы лишь частично.
...Некоторые из докладов, предложенных вниманию 2-го и 3-го совещаний, легли в основу обобщающих работ, вскоре же опубликованных. Б.С. Жуков нарисовал очень сложную картину развития «керамических культур» oт неолита до раннего железа, осложненную влиянием «более прогрессивных культурно-хоэяйственных факторов» как южного, так и балтийского происхождения, примером чего служат Фатьяново, Поздняково и Мало-Окулово II (могильник). В этих работах Б.С. Жуков впервые указал на основное значение керамики и ее орнаментации для изучения этно-культурных групп далекого прошлого, убедительно ссылаясь при этом на данные этнографии. Этот взгляд на керамику затем был воспринят многими советскими археологами...
...Таким образом, еще тогда, в конце 20-х годов были выделены основные культуры и сформулированы некоторые положения, лежащие в основе наших современных представлений об окской бронзе.
О.Н. Бадер. Бассейн Оки в эпоху бронзы (Дорогой памяти Бориса Сергеевича Жукова — учителя и друга). АН - СССР. Ин-т археологии. Москва: Наука, 1970. с.9-10
https://vk.com/doc207444966_438770034
...Предварительные итоги исследований АКЭ Жуков и Бадер опубликовали в журналах «Этнография» и «Eurasia Septentrionalis Antiqua». Несмотря на лаконичность статей, они, безусловно, стали этапными для своего времени и принесли авторам европейскую известность.
Б.С. Жуков, основываясь на анализе керамики и стратиграфическом распределении выделенных керамических комплексов, рассматривал процесс культурогенеза в ВолгоОкском междуречье как последовательное автохтонное развитие культур, иногда усложненное мутационными скачками эволюции керамики и, в редких случаях, внешними влияниями и миграциями новых этнических групп. Примером влияния миграций являлись для него культурные комплексы Фатьяново, Поздняково и Малое Окулово 2 (могильник).
С.В. Кузьминых. Отто Николаевич Бадер и отечественная археология эпохи раннего металла // РА. № 4. 2004. c.142-150
http://docplayer.ru/44391918-S-v-kuzminyh-o-n-bader-kak-issledovatel-epohi-rannego-metalla-udk-929-902-bbk.html

Б.С. Жуков
(Антропологический н.-и. институт при I МГУ. Москва)
I. Знакомство с неолитическими культурами северо-восточной Европы, в изучении которых столь значительную роль сыграли работы А.А. Спицина по культурам Бологовской (1), Балахнинской (2—3) и других стоянок, выдвигает ряд обширных и интересных проблем, касающихся весьма древних этнических взаимоотношений на территории Северной Евразии. Оно выдвигает вместе с тем вопросы о содержании, природе, развитии, территориальных особенностях и о взаимоотношениях с культурами металла того круга древних культур, который принято понимать как неолитический. В последнем отношении северо-европейский неолит представляет едва ли не самый обильный, четкий и разнообразный этнологический материал, чем неолит какой-либо другой области Европы.
Едва ли можно оспаривать тот факт, что о неолите северо-восточной Европы на основании прежних работ мы знаем немногое и притом в весьма общих чертах. Огромность территории, из разных, часто очень отдаленных друг от друга точек которой были добыты характеризующие материалы, случайность и отрывочность этих материалов, их неполнота, спутанность, а нередко и недостоверность в отношении стратиграфии их нахождений, недостаточная разработанность методов их изучения как в процессе раскопок, так и при лабораторном анализе— вот те главнейшие моменты, с которыми приходится сталкиваться современным исследователям неолита территории европейской части РСФСР. Такие недостатки и неполнота материала, несмотря на ряд опубликованных за последние годы у нас и за границей работ, затрогивающих проблемы неолита этой территории, отдаляют сколько-нибудь полное освещение этих проблем в целом еще на многие годы, впредь до накопления нового достаточно большого и точного материала, впредь до его систематической проработки.
Работая с 1916г. над проблемами неолита и развертывая такие работы в связи с экспедиционной деятельностью Антропологического научно-исследовательского ин-та при I Московском государственном ун-те и некоторых музеев Центрально-промышленной области (4), я должен был сразу же столкнуться с необходимостью для меня и моих сотрудников уточнения и унификации методики раскопок, уточнения методов обработки найденных коллекций.
Вместе с тем нам было необходимо получить новый, достаточно большой и достаточно полный материал с изучаемой территории, — материал, который можно было бы положить в основу изучения, обращаясь от него к материалам раскопок других исследователей как к подсобным аналогиям.
С 192Зг. такие работы мною систематически развивались и расширялись. К 1925г. была оформлена введенная мною совместно с О.Н. Бадером в практику методика полевых обследований (5) и раскопок (6), а в дальнейшем, после того как в Москве сорганизовалась группа исследователей — гіалеоэтнологов, сотрудников палеоэтнологических лабораторий Антропологического ин-та, Музея ЦПО и Центрального музея народоведения, была нами уточнена также и методика обработки материала, этапы развития которой иллюстрируют мои работы по культурам Льяловской (7—8) и Пановской (9) стоянок, наша совместная с О.Н. Бадеро м и М.В. Воеводским работа о культурах городищ Поветлужья (10), в которой М.В. Воеводский развил метод обработки керамических находок, и, наконец, работа М.В. Воеводского об изучении керамики.
В результате раскопок, произведенных работниками нашего коллектива за последние годы, в поле нашего зрения попал сравнительно большой и разнообразный коллективный материал по большей части из местонахождений впервые исследованных, но частично также и из ранее раскопанных памятников (Балахна, Сейма , Волосово), где мною производились раскопки на новых, нетронутых другими исследователями, участках. Этот материал частично закончен проработкой по отдельным памятникам, которые изданы или выходят в ближайшее время в свет в виде монографий (стоянки Льяловская, (7—8), Поздняковская, Пановская (9), Липкинская (12), городища Поветлужья (10) и др.), частично еще находится на стадии лабораторной проработки. Так как последняя в виде ее детальности протекает сравнительно медленно, а вместе с тем ряд положений, относящихся к проблеме нашего неолита в целом теперь в значительной мере мною установлены и получили на основании моих устных сообщений и бесед некоторую известность в среде русских палеоэтнологов, то я и решаюсь выступить с некоторыми из этих положений, а также с некоторыми предварительными систематическими построениями. Последние я рассматриваю, конечно, как намечающиеся контуры рисунка, который должен быть основательно проработан в деталях.
II. В определение понятия «неолит» является своевременным ввести некоторое уточнение. В самом деле, при выделении крупных циклон культурного развития в прошлом человечества можно брать за основу различные характеризующие признаки, как, например, хронологический, индустриальный, хозяйственный и т.д. Русским палеоэтнологам нашего времени хорошо известно, что существовавшая в нашей науке неясность разделения понятий «культура» и «эпоха» в системе последовательных культурно-эволюционных циклов, например палеолита, мезолита, неолита, побудила нашего маститого исследователя В.А. Городцова предложить классификационную систему (13), основанную на понимании терминов «палеолита», «неолита» и других в качестве хронологических определений этапов развития культуры человечества. Такое понимание, вводящее чисто спекулятивную периодизацию исторического процесса, представляется, однако, совершенно неприемлемым, между прочим, еще и потому, что оно приводит к логической необходимости, например, называть культурой железного века всякую культуру начала первого тысячелетия до нашей эры, если даже данная культура и не обнаружит ни малейших признаков знакомства с металлами. С другой стороны, в среде современных русских специалистов-доисториков существует тенденция, выраженная, например, у А.Я. Брюсова (14), вкладывать в понимание характеризующего циклы развития культур термина, кроме хронологического классифицирующего признака, еще и признак социолого-хозяйственный. Совершенно очевидно, что такая тенденция, правильная в своей основе по отношению к характеристике всякой культуры по хозяйственному признаку, не может быть применена для классификации доисторических культур. Ей присущи слишком суммарные определяющие признаки, как, например, для тех примитивных охотничьих хозяйств, каковые намечаются культурами палеолита, а также некоторыми культурами европейского мезолита и в особенности неолита (понимаемыми в обычном индустриально-техническом определении).
Вместе с тем такая тенденция не может внести четкости в определения, ибо приводит к тому, что охотничье-рыболовственная неолитическая культура должна быть отделена от культуры неолитической, но скотоводственно-земледельческой, т.е. что условия индустриального развития каждой культуры в своеобразной обстановке окружающей природы, на основе природных ресуров, доставляемых известной территорией, не смогут быть достаточно оттенены.
Я не вижу поэтому достаточно убедительных оснований к тому, чтобы отказываться от определения циклов историко-культурного развития на основании индустриально-технических признаков, которые наиболее бесспорно определяются анализом даже немногих объектов ископаемой культуры.
Я полагаю, что взятая за основу характеристика материала и техники, присущей носителям данной культуры, должна определять облик крупных этапов эволюции культуры, независимо от времени ее существования. Что же касается признака хозяйственного, то он должен рассматриваться как уточняющий определение во всех случаях, когда его возможно установить. Так, например, если для палеолитической культуры нет надобности подчеркивать, что она является охотничьей, то по отношению к неолитическим культурам необходимо в соответствующих случаях давать уточняющее определение основного хозяйственного признака данной неолитической культуры, т.е. указывать является ли она рыболовственно-охотничьей, земледельческо-скотоводческой и т.п.
Для ясности моих дальнейших положений, я отмечаю, что «неолитической» культурой древней Европы я называю культуру, которой свойственно производство шлифованных каменных орудий и гончарной посуды, как двух совокупно определяющих признаков, отделяющих ее от культуры мезолитического облика, в которой оба или один из этих признаков отсутствуют. Вместе с тем я называю «неолитической» культуру, в которой не представлены металлы, в которой основные категории орудий производства и оружия (топоры и т.п.) еще каменные. Под «энеолитической» — я понимаю каменную культуру, которая знает привозные из меди или бронзы орудия, вкрапленные более или менее сильно в ее инвентарь, и выказывает черты прогрессивного перелома в своем индустриальном, хозяйственном и бытовом облике. Наконец, «металлической» я называю культуру, развивающую собственную металлургию с использованием добываемого на месте или привозного металла.

Рис. 1. Карта местонахождений древних памятников, раскопанных экспедициями Антропологического института.
III. Территория, к которой приурочены рассматриваемые ниже местонахождения неолитических и других памятников, лежит в области около 54—58 параллелей и около 6—15 меридианов от Пулкова (рис. 1). Она охватывает, таким образом, верхнее течение Волги в районе Твери, район Поволжья близ устья Оки, нижнее течение Оки, верховья Мокши и включает побережья рек Клязьмы и Теши. По этой территории проходят не только современная, но и древняя границы между лесной и степной зонами в Восточной Европе. Вместе с тем эта территория включает пересекающие ее в разных направлениях речные артерии и водораздельные возвышенности между верхней Волгой и Окой, причем сама близко примыкает с северо-запада и юго-запада к водоразделу между бассейном Волги и бассейнами рек, впадающих в Балтийское море, с юго-запада и юго-востока—к водоразделу с бассейнами Днепра и Дона, а с северо-востока—к водоразделу бассейна Волги с бассейнами Беломорских рек и с бассейном Камы. Таким образом, эта территория является ареалом встреч древних культур леса и культур степи и, вместе с тем, ареалом, соединенным речными путями с рядом далеких от него районов европейского континента.
Ввиду указанных особенностей этой территории не представляется неожиданным, что ее неолитические культуры по своему морфологическому облику представляют довольно сложную картину. Примыкая территориально к области распространения палеолитических местонахождений (стоянки — близ Смоленска, Супоневская и Тимоновская близ Брянска, Гагаринская в Липецком уезде Тамбовской губернии, Карачаровская близ Мурома), изучавшиеся нами неолитические культуры впитали в себя ранне - и поздне-мезолитические компоненты в виде макролитических дериватов, из которых один территориально тяготеет к Балтике, а другой, быть может, к бассейну Дона, а также влияние микролитоидных культур, имеющих, вероятно, южное, степное происхождение. Последние влияния выражены, например, в культуре Горшихинской стоянки в районе Балахны, раскопанной автором в 1916г. Они прослеживаются также на ряде исследованных другими лицами стоянок районов Рязанского, Муромского, Костромского и Ярославского.
Характеристика этих мезолитических культур и влияний выходит за пределы задач настоящей работы, но упоминание о них достаточно иллюстрирует сложность формирования и развития рассматриваемой нами неолита. Эта сложность усугубляется еще следующими, установленными нами в процессе изучения фактами:
1. Неолитические культуры этой территории выказывают некоторые районные циклы своего развития.
2. Они несут отражение некоторых, параллельных их развитию, районных влияний из-за пределов рассматриваемой территории.
3. Соответственно с этим влиянием внедряются на рассматриваемую нами территорию чуждые ее неолиту культуры, которые входят впоследствии в некоторые взаимоотношения с местными неолитическими.
4. Соответственно собственному циклу развития местных культур неолита и этим указанным взаимоотношениям констатируются на рассматриваемой территории памятники, отражающие более или менее чистые или типичные культуры, и памятники, культуры которых по своим морфологическим признакам, являют черты, так сказать, гибридности. В виду этого устанавливаются мною и соответствующие наименования для культурных комплексов, как, например, «культура типа комплекса Льяловской стоянки» или «Льяловская культура» для одной из чистых, своеобразных культур, или «культура Малоборской стоянки» — для своеобразного гибридного комплекса этой стоянки, в котором можно различать компоненты, связанные с некоторыми типичными чистыми культурами.
Исходя из отмеченных фактов, иллюстрации которых будут развиты ниже, постановка нашего изучения должна была неизбежна базироваться, во-первых, на методе районных исследований, т.е. на систематическом изучении максимального количества памятников в отдельных районах нашей территории с целыо постепенно выделить на ней изученные районы, в каждом из которых исследуются все памятники, включая памятники культур железного века. Это удалось, однако, в силу объективных обстоятельств осуществить, как о том свидетельствует карта рис. 1, далеко еще не в полной мере для каждого из избранных районов работ. В процессе обработки материала мы усложняли характеристику культур, вводя наибольшую детализацию признаков каждого культурного комплекса с целью установить по возможности даже и те отличия, которые характеризуют индивидуальный облик материала отдельных стоянок, хотя бы и одной и той же культуры.
Благодаря применению указанных методов уже в результате еще далеко не законченного изучения удалось установить некоторые частично характеризуемые ниже закономерности развития наших неолитических культур, которые вскрывают сущность процесса их модификации и которые весьма поучительны для этнолога-доисторика.
Эти закономерности обусловлены влияниями преимущественно двух географических факторов:
1) характером природных ресуров данного района и
2) характером территориального положения данного района в отношении речных артерий, которые могли в большей или меньшей степени способствовать проникновению влияний со стороны соседних культур.
Установление отличных друг от друга во времени и по территории древних культурных (этнических) комплексов должно производиться на основании изучения всей совкупности морфологических и стратиграфических признаков каждого из памятников, их бытовых деталей, а также всего добываемого раскопками коллекционного материала. Однако едва ли не наиболее показательным для этого компонентом в древних культурах является керамика, на которой более четко отражаются эволюционные сдвиги и локальные влияния, чем на каменном инвентаре. Этот последний представляет более ограниченные возможности установления типологических вариаций, так как заключает меньшую сумму признаков каждого объекта изучения и, следовательно, меньшее разнообразие их сочетаний; он более связан, чем керамика, с локальным наличием того или другого материала для производства и притом материала, неравноценного по своим техническим качествам. Преимущество керамики против костяного инвентаря, который, повидимому, более податлив, чем кремень в смысле индивидуальных типологических и технологических вариаций, состоит еще и в том, что наличие возможностей получения костяного инвентаря из памятников связано с условиями сохранения кости в том или ином почвенном слое. Наконец, чисто бытовые условия в древности, равно как и хрупкость сосудов, часто разбивавшихся при их употреблении,
дают лучшие возможности установить характеристику древней культуры, по керамике как в случаях сильно разрушенных памятников, так и в случаях обследований и небольших раскопок, так как находки керамических объектов всегда более обильны, разнообразны и менее случайны.
Приведенные положения достаточно выясняют, почему в постановке наших работ по изучению неолита нужно было прежде всего обратить внимание на изучение керамики и ввиду неразработанности методов ее морфологического изучения, попытаться установить эти методы, выделив ряд признаков, которые характеризуют керамические объекты, как-то: цвет, состав глиняной массы, характер наружной и внутренней поверхности сосудов, технику их изготовления, расположение орнамента, форму сосудов и их отдельных частей (венчика, шейки, плечиков, стенок, днищ), размеры сосудов и их частей, выделить элементы орнамента (15), сочетания этих элементов и характер орнаментальных узоров. Ценность тех или иных указанных признаков для типологической характеристики керамики оказалась далеко не одинаковой. Так, цвет фрагментов имеет некоторое классифицирующее значение лишь по отношению к фрагментам одного и того же слоя на одном и том же памятнике, так как керамические объекты изменяют свой цвет соответственно составу слоя, в котором они лежат. Весьма вероятно, что толщина сосудов находится в некоторых корреляционных отношениях не столько с размером сосудов, сколько с качеством глины, с которым, повидимому также связано наличие тех или иных примесей в ней. Виды элементов орнамента, их сочетания, характер узора выказывают свои интересные закономерности развития, которые в настоящей работе нет возможности подробно рассматривать. Наконец, изучение техники изготовления сосудов, начатое в недавнее время сотрудником палеоэтнологической лаборатории Антропологического ин-та, М.В. Воеводским, намечает некоторые интересные в отношении установления локальных и хронологических отличий перспективы.
Для составления характеристик керамики отдельных стоянок и целых культур мы обратились к тому массовому и достаточно полному, а не выборочному, как это делают многие из исследователей, материалу, который мы получали в результате раскопок, в процессе которых материал брался послойно по участкам и притом полностью, без оставления каких-либо объектов на месте. При обработке особое внимание обращалось на подбор фрагментов по отдельным сосудам, вплоть до реконструкционной склейки целых сосудов, которая ввиду обычной фрагментарности сосудов и разбросанности обломков по площади стоянок, представляется весьма длительным процессом. Систематические построения настоящей работы являются основанными частью на проработанных сотрудниками нашего коллектива керамических комплексах, частью на предварительной морфологической характеристике, сделанной в результате общего просмотра таких комплексов. Для иллюстраций использованы преимущественно фотографии реконструированных целых сосудов, сопровождаемые их точной профилировкой при помощи диаграфа Мартина.
По каждому из приводимых в качестве иллюстраций сосудов даются его характерные признаки и измерительные данные.
IV. Материал, изучение которого легло в основу настоящей работы, получен почти исключительно в результате раскопок и частично обследований памятников сотрудниками нашего палеоэтнологического коллектива. В его состав входят нижеследующие памятники, объединяемые своим расположением в 7 районах:
I. Кашинский район (Тверской губ.)—течение реки Яхромы, притока р. Медведицы.
1) Языковская торфяная стоянка близ дер. Языковой. Раскопки автора, совместно с А.Е. Алиховой и М.В. Воеводским в 1928г. (16). Коллекции поступают в Музей ЦПО (Москва) и в Тверской музей.
II. Северная часть Московской губернии, близ водораздела верхней Волги и Оки.
2) Льяловская торфяная стоянка на левом берегу р. Клязьмы у с. Льялова Московского уезда. Раскопки автора в 192З—1926 гг. (7, 8). Коллекции хранятся в Музее ЦПО.
3) Николо-Перевозские стоянки I и II по правому берегу р. Дубны у с. Николо-Перевоз Ленинск, у. Моск. губ. Раскопки автора совместно с А.Е. Алиховой и М.В. Воеводским в 1928г. Коллекции поступают в Музей г. Ленинска.
4) В том же районе (в Дмитровском уезде) раскопаны О.Н. Бадером в 1928 г. два памятника культуры Дьяковых городищ.
III. Район г. Вязников Владимирской губернии, р. Клязьма.
5) Холомониха, стоянка близ дер. Раскопки О.Н. Бадера в 1927г. Коллекция хранится в Музее ЦПО.
6) Липкинская дюнная стоянка, близ дер. Липки. Раскопки А.В. 3бруевой в 1927 г. (12). Коллекция хранится в музее г. Вязников.
7) В том же районе — Пирово городище, раскопано О.Н. Бадером в 1927г., заключает: а) комплекс Дьяковой культуры и б) славянский комплекс.
IV. Район г. Мурома по правому берегу Оки, близ устьев рек Теши и Велетьмы.
8) Стоянка дюнная Волосовская I, близ дер. Волосовой. Новые раскопки автора в 1926—1927гг. Коллекция в Музее ЦПО.
9) Стоянка дюнная Мало-Окуловская I, близ д. д. Малое Окулово и Волосово на территории расположения курганов могильника бронзовой культуры (Мало-Окулово II) и отличная от памятника, раскапывавшегося Ф.Я. Селезневым (17). Раскопки автора совместно с А.Е. Алиховой и А.В. Збруевой 1927—1928 гг. Коллекция поступает в Муромский музей.
10) Могильник Мало-Окуловский II—те же раскопки, что и предыдущие. Коллекция поступает в Антропологический музей I МГУ и в Муромский музей.
11) Стоянка дюнная Мало-Борская, близ памятников 8—10, у дер. Малый Бор. Раскопки О.Н. Бадера 1927г. Коллекция поступает в Муромский музей.
12) Стоянка Поздняковская, близ с. Позднякова. Раскопки автора и О.Н. Бадер а 1925 и 1927гг. Коллекция в Музее ЦПО.
13) Стоянка дюнная Ефановская, близ д. Ефановой. Раскопки О.Н. Бадера в 1927г. Коллекция в Музее ЦПО.
В том же районе раскопаны (14) Кондраковское городище (15), стоянка в селище на р. Велетьме, близ Волосова (О.Н. Бадером) и (16) Корниловский финский могильник (автором и А.Е. Алиховой). Выше по р. Теше, в пределах Нижегородской губернии, раскопаны:
17) Докукинская дюнная стоянка, близ с. Докукина Арзамасского уезда М.В. Воеводским в 1926г. Коллекция в Антропологическом музее I МГУ.
18) Саконские селище и городище — автором совместно с Г.Ф. Дебецом в 1928г. Коллекции в Нижегородском музее.
V. Район Балахна—станция Сейма—устье Оки Нижегородской губернии:
19) Балахнинская III дюнная стоянка на р. Железнице, рядом со стоянками «Балахна I» и «Балахна II» — раскопок В.И. Каменского (2 — 3). Раскопки автора 1917г. и 192Згг. (18—19). Коллекции в Антропологическом музее I МГУ и в Нижегородском музее.
20) Горшихинская стоянка, дюнная, на р. Железнице, близ дер. Горшиха. Раскопки автора 1916г. Коллекция в Антропологическом музее I МГУ (часть материала описана Л. Савицким (20)).
21) Чуркинский могильник раскопки В.И. Каменского (2). Обследован автором в 1916г. Коллекция В.И. Каменского в Нижегородском музее.
22) Больше-Козинская I стоянка дюнная, близ с. Б. Козино, раскопанная В.И. Каменским вместе со стоянками Б. Козино II и III). Новые раскопки автора и О.Н. Бадера в 1925г. Коллекция В.И. Каменского в Музее академии наук, коллекция О.Н. Бадера в Музее ЦПО.
2З. Больше-Козинская IV дюнная стоянка, близ Б. Козино I, II и III. Раскопана автором и О.Н. Бадером в 1926г. Коллекция в Нижегородском музее.
24) Стоянки Пырские I — VI на оз. Пырском. Обследованы О.Н. Бадером в 1926г. Коллекция в Нижегородском музее.
25) Сейминский могильник и дюнная стоянка близ станции Сейма (21, 22, 2З). Новые раскопки автора (стоянки) в 1922 г. (19). Коллекции в Нижегородском музее, как и коллекции прежних раскопок.
VI. Район р. Ветлуги Нижегородской губернии.
26) Стоянка Пановская дюнная, близ д. Аксеново Ветлужского уезда. Раскопки автора 1925г. (9). Коллекция в Нижегородском музее.
Городища 27-Шангское, 28-Одоевское, 29-Чортово, 30-Богородское, З1-Русенихинское, раскопанные О.Н. Бадером и автором в 1925—1926гг. (10). Коллекции в Нижегородском музее.
VII. Район г. Наровчата Пензенской губернии, р. Мокша.
З2) Стоянки Озименки I и II близ селения Казбек. Раскопки автора и С.Ф, Преображенского в 1926 г. Коллекция поступает в Пензенский музей.
Ввиду того, что Озименки дали при обильном, керамическом материале единичные и нехарактерные объекты из кремня, а керамика Озименок по своему облику близка к кругу бронзовых культур степного Поволжья, я считаю возможным рассматривать ее как преимущественно бронзовую культуру.

Мы поможем в написании ваших работ!