Имущество не может быть арестовано в интересах потерпевшего (гражданского истца) как вещественное доказательство, в том числе как предмет преступления. 1 страница



Имеются в виду ситуации, когда выдвигается обвинение, связанное с совершением экономического преступления, направленного на захват акций, либо иного, иногда самым косвенным образом связанного с правом на акции, и при этом ставится вопрос об аресте акций как предмета, на который направлены преступные действия (ч. 1 ст. 81 УПК). Нередко на этом основании акции арестовываются по ходатайству того или иного предпринимателя или компании. Впрочем, приведенные ниже суждения имеют отношение не только к акциям или иным ценным бумагам.

Прежде всего, закон не предусматривает ареста вещественных доказательств, а совершаемые на практике подобные акты органов следствия лишены законного основания. Предусмотрен лишь арест имущества, полученного преступным путем (ч. 3 ст. 82 УПК), что указывает, как уже говорилось выше, на цели конфискации. Ведь если единственным основанием для ареста является квалификация его как имущества, полученного в результате преступных действий или нажитого преступным путем, то это имущество не может обеспечивать гражданский иск, так как не может быть продано с торгов или иным образом реализовано частным лицам для получения денежных средств, необходимых для взыскания причиненного вреда по гражданскому иску. Между тем арест имущества в порядке ст. 115 УПК предусматривает только два основания - для целей конфискации (и тогда в дальнейшем имущество может быть либо возвращено законному владельцу, либо конфисковано) или для обеспечения гражданского иска (и тогда оно может быть только реализовано, продано).

В ст. 82 УПК указывается только на арест имущества для целей конфискации. Но если арест осуществляется для целей конфискации, то поводом к нему не может быть ходатайство частного лица, которое заведомо не может иметь интереса в обращении какого угодно имущества в доход государства, поскольку частные лица не уполномочены на выступление в защиту публичных интересов.

Кроме того, санкция той нормы УК РФ, по которой обвиняется лицо, должна предусматривать конфискацию как меру наказания.

Поскольку речь идет о вещественных доказательствах, арест имущества, как уже говорилось, вообще не применяется, кроме рассмотренного случая обеспечения возможной конфискации.

Объяснением этого обстоятельства может быть то, что арест вещи, препятствуя юридическому распоряжению вещью, не исключает возможности физического воздействия на нее, что является недопустимым, поскольку речь идет о доказательстве. Ведь именно те или иные физические, материальные следы на предмете и являются доказательствами преступления. В то же время изъятие вещи и приобщение к делу, т.е. прекращение владения вещью тем или иным частным лицом, вполне обеспечивают нужды доказывания. Соответственно, закон и предусматривает не арест, а именно изъятие, лишение фактического владения.

Если мы говорим об акциях, то еще более важно другое. Акции в бездокументарной форме, не являясь предметом материального мира, не могут иметь качеств вещественного доказательства. Информация, заключенная в такой акции, получается и в дальнейшем полностью сохраняется без обращения к определенному, исключительному материальному объекту, предмету. Любое считывающее устройство пригодно для этого. Между тем вещественным доказательством является именно определенный, исключительный предмет, единственный из всех подобных. Доказательство незаменимо. Значит, не только акция, но и те электронные и технические средства, которые могут быть использованы для получения и последующего сохранения заключенной в ней информации, не отвечают признакам вещественного доказательства.

Бездокументарная акция может, видимо, относиться к такому виду доказательств, как иной документ (ст. 84 УПК), если по обстоятельствам дела содержащиеся в ней сведения имеют отношение к совершенному преступлению. Если, скажем, речь идет о похищении акций, эмитированных до того, как к ним проявился интерес похитителя (что чаще всего и бывает), то они едва ли могут нести информацию о совершенном преступлении.

Кроме того, не только арест иного документа, который не отвечает признакам, указанным в ч. 1 ст. 81 УПК, не предусмотрен, но невозможно и его изъятие. Дело в том, что акции в бездокументарной форме в силу отсутствия у них качеств предмета не могут быть изъяты, помещены на хранение, иным образом переданы во владение тому или иному органу или лицу, так как в отношении этих объектов владение не может осуществляться. Владение как физическая власть над вещью не может осуществляться в отношении тех объектов гражданских прав, которые лишены материальности, не имеют физических свойств, не являются вещами.

Заключенная в акциях информация, поскольку она получена и зафиксирована способами, предусмотренными УПК РФ, не связана впоследствии материально с самими акциями, и для сохранения этой информации не требуется никаких обеспечительных мер, связанных с существованием акций.

Следовательно, в отношении акций в бездокументарной форме недопустимы и реально невозможны те меры обеспечения вещественных доказательств, которые предусмотрены УПК РФ.

Другой вопрос, связанный с судьбой акций, возникает при вынесении приговора или прекращении уголовного дела. Поскольку акции не являются предметами и не могут храниться при уголовном деле, равно как и вообще не могут храниться в качестве вещей (предметов) (а других объектов хранения, кроме вещей, не существует в силу ст. 886 ГК), вопрос, казалось бы, и не должен возникать. Но практика говорит о том, что иногда акции только для того признаются вопреки их природе вещественными доказательствами, чтобы как минимум парализовать права на акции, а еще лучше - изменить в ходе рассмотрения уголовного дела их собственника.

В этом плане может рассматриваться как основание норма п. 6 ч. 3 ст. 81 УПК, которая позволяет "остальные предметы" передать законным владельцам, а при неустановлении последних - в собственность государства.

Неясным, впрочем, остается понятие "законного владельца". Вообще говоря, таким владельцем является то лицо, которое владеет имуществом по воле собственника, так как только собственник способен создать законное основание владения (ст. 305 ГК). Понятие законного владения ограничено сферой частного права, что не противоречит смыслу п. 6 ч. 1 ст. 81 УПК. Однако непонятно, возвращаются ли "остальные предметы" (к которым только и могут быть причислены акции) законным владельцам (как это, например, сказано об имуществе, нажитом преступным путем), когда не применяется конфискация (п. 4 ст. 81 УПК) или же должен решаться вопрос о принадлежности "остальных предметов".

Против последнего предположения (о том, что суд, а тем более следователь вправе решать вопрос о принадлежности "остальных предметов") говорят следующие аргументы: здесь же сказано, что споры о принадлежности решаются в порядке гражданского судопроизводства. Но ведь если имущество изъято у одного лица, а возвращается другому, то тем самым предполагается спор об имуществе. Спор в имущественном смысле предполагает не обязательно внешне выраженный конфликт, заявление иска и т.п. действия. Достаточно хотя бы того, что два или более лица рассматривают себя или рассматриваются иными лицами как владельцы. Владение (как и право собственности) исключительно и не может осуществляться более чем одним лицом. Значит, обнаружение более чем одного владельца и означает наличие спора.

Другой аргумент состоит в том, что в рамках уголовного дела рассматриваются, как уже говорилось, только гражданские иски о взыскании причиненного преступлением вреда. Споры о принадлежности имущества, в том числе иски об истребовании имущества из чужого незаконного владения, об истребовании имущества в силу договора или иного обязательства, судом при вынесении приговора не рассматриваются. Следовательно, суд не вправе решить вопрос, не поставленный перед ним в установленном законом порядке.

И.Н. Трепицын правильно пишет (применительно к действию аналогичного правила в русском дореволюционном уголовном процессе), что возврат вещественных доказательств является реституцией, т.е. только восстановлением прежнего положения, без решения вопросов права. Соответственно, возврат вещей их хозяину не означает, что хозяин - это непременно собственник, и не исключает спора о праве в будущем, как вообще не исключает его реституция <1>.

--------------------------------

<1> Трепицын И.Н. Приобретение движимостей в собственность от лиц, не имеющих права на их отчуждение. Варшава, 1907. С. 438 - 439.

 

Можно представить такую ситуацию. По результатам рассмотрения уголовного дела суд обнаруживает, что лицо, у которого изъято имущество, не имеет права на него, т.е. является незаконным владельцем. И тогда суд не возвращает это имущество бывшему владельцу, а передает в собственность государства. Единственным основанием такой передачи может служить норма ст. 225 ГК о бесхозяйном имуществе. Но эта норма предполагает не только отсутствие собственника, но и отсутствие владельца. Бесхозяйное имущество не может быть отобрано у владельца. Для истребования имущества у незаконного владельца применяется такое известное средство, как виндикационный иск (ст. 301 ГК), который доступен только собственнику или законному владельцу. Суд (следователь) не относится к числу лиц, имеющих возможность отобрать имущество по этому основанию у незаконного владельца. Не относятся к таким лицам и государственные органы. Кстати, в силу ст. ст. 225, 228 ГК вещи, не имеющие собственника, могут быть обращены в муниципальную, а не государственную собственность (тогда как в п. 6 ст. 81 УПК говорится о государстве, что свидетельствует о слабом согласовании нормы этого Кодекса с применимым материальным законом).

Следовательно, изъятие имущества в рамках уголовного дела не может ухудшить положение незаконного владельца (неважно, добросовестного или нет) по сравнению с ГК РФ.

Применительно к акциям, которые существуют в виде записи на счете за определенным лицом, вывод о незаконном владении в рамках уголовного дела не может быть на самом деле сделан, так как само по себе незаконное владение возникает в силу несовпадения в одном лице собственника и владельца. Владение, как уже говорилось, возможно лишь в отношении физических объектов. Следовательно, применительно к бездокументарным акциям, которые существуют посредством записей в реестре с одновременным указанием лица, которому они принадлежат, расщепление права собственности (или иного права) и владения технически невозможно. Более или менее условно говорить о таком несовпадении права и "фактической" принадлежности акции можно лишь в рамках споров о праве на акции, что, как уже говорилось, невозможно, пока акции остаются в сфере действия УПК РФ.

 

Глава 24. НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ПРАВА НА ОБЪЕКТ СТРОИТЕЛЬСТВА

 

Принадлежность недвижимости в классическом праве обычно предопределяется правом на землю, причем право на землю имеет приоритет перед правом на постройку. Наиболее последовательно этот подход проявляется в классическом институте суперфиция <1>. Superficies - наследственное и отчуждаемое право пользования строением, возведенным на чужой земле. Superficies (буквально - то, что на поверхности) первоначально возник в римском праве на базе аренды общественных земель. Арендатор возводил здание за свой счет и мог им пользоваться и распоряжаться, располагая сначала интердиктной защитой, а позже - и исковой защитой in rem, т.е. вещным иском (actio de superficio) против третьих лиц, в том числе против собственника (земли и строения). Суперфициарий мог распоряжаться суперфицием, отдавать его в залог, отчуждать, но с согласия собственника.

--------------------------------

<1> В последние годы появилась литература, посвященная суперфицию и праву застройки, с которой читатель может ознакомиться. Здесь приводятся лишь минимальные сведения об институте.

 

Суперфиций мог быть срочным или бессрочным, переходил по наследству. Собственник сохранял право на земельный ежегодный налог рентного типа и в случае неплатежей мог возбудить иск о собственности.

Суть суперфиция состояла в том, что все возведенные постройки ipso iure принадлежали собственнику земли в силу правила semper superficiem solo cedere (все, находящееся на поверхности, следует земле, т.е. принадлежит собственнику земли в качестве accessio - принадлежности) <1>.

--------------------------------

 

КонсультантПлюс: примечание.

Учебник "Римское частное право" (под ред. И.Б. Новицкого, И.С. Перетерского) включен в информационный банк согласно публикации - Юристъ, 2004.

 

<1> Подробнее см.: Римское частное право / Под ред. И.Б. Новицкого и И.С. Перетерского. М., 1948. С. 230 - 232; Покровский И.А. История римского права. Пг., 1918. С. 276.

Попутно нужно отметить, что, если возникала необходимость раздела здания, оно делилось только вертикально, поскольку не допускались разрыв строения с землей и любые горизонтальные разделы (см.: Римское частное право. С. 160).

 

По российскому праву также считалось, что "строение, составляя принадлежность земли, предполагается собственностью того, на чьей земле поставлено" <1>.

--------------------------------

<1> Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. М., 1995. С. 106 (автор приводит лишь одно исключение из этого правила: на казенной земле нижегородского ярмарочного гостиного двора могут быть построены торговцами лавки, на которые им принадлежит право собственности).

 

Интересно, что в царствование Алексея Михайловича в результате борьбы посадов с "обелением", т.е. освобождением новых покупателей посадских усадеб от тягла, была предпринята попытка установить различие прав частных лиц на здания и право города на землю: было запрещено отчуждать участки беломестцам, а владельцам оставалось право распоряжения зданиями. Однако вследствие неэффективности этой меры через несколько лет пришлось запретить продажу усадеб вовсе, но затем под давлением оборота ограничения пришлось все же устранить <1>.

--------------------------------

<1> Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Ростов н/Д: Феникс, 1995. С. 523 - 524.

 

Связь строения с землей, сильнее всего обнаруживаемая в суперфиции, оказывается решающей и для определения недвижимости. Согласно § 95 ГГУ и этот подход был воспринят российским правом: "...недвижимостью не должны считаться строения, воздвигнутые на чужой земле в силу какого-либо договорного отношения" <1>.

--------------------------------

<1> Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. С. 97.

 

ГК РСФСР 1922 г. воспроизвел право застройки, достаточно близкое к классическому суперфицию. Право застройки (ст. ст. 71 - 84 ГК РСФСР 1922 г.) определялось как владение и распоряжение строениями, возведенными на государственных земельных участках на началах договорности, срочности и возмездности. Допускались залог и отчуждение права застройки. После прекращения этого права застройщику компенсировалась стоимость строений. Но уже в 1927 г. в институт права застройки были внесены принципиальные изменения. Жилищным кооперативам (первоначально с последующим расширением круга застройщиков) земля стала предоставляться в бессрочное пользование, одновременно у них возникало право собственности на возведенные строения.

Таким образом, было нарушено и прямо перевернуто классическое правило о строении как принадлежности земли (superifcies solo cedit) <1>.

--------------------------------

<1> См.: Гражданское право: Учебник / Отв. ред. Е.А. Суханова. Т. 1. М.: Бек, 1993. С. 299.

 

Исторической справедливости ради следует заметить, что принцип superficies solo cedit не проводился греческим (и восточным) правом, которое допускало существование двух независимых ("горизонтальных") прав: права собственника земли и права собственника того, что находится на поверхности земли (постройки, насаждений) <1>.

--------------------------------

<1> См.: Медведев И.П. Развитие правовой науки // Культура Византии. Вторая половина VII - XII в. / Отв. ред. З.В. Удальцова и Г.Г. Литаврин. М.: Наука, 1989. С. 223 - 224. (Такого рода свобода греческого права обычно объясняется его сравнительно более слабым догматическим развитием.)

 

Но едва ли отказ от классического правила "собственнику земли принадлежит все, что с ней связано" произошел у нас с 1927 г. под влиянием древнегреческой традиции; правомерно было бы говорить о разрыве с какой-либо традицией; по словам У. Маттеи, это решение противоречит даже "интуитивной логике" <1>.

--------------------------------

<1> Маттеи У., Суханов Е.А. Основные проблемы права собственности. М., 1999. С. 127.

 

С практической же точки зрения существование двух независимых собственников у одной нераздельной недвижимости может быть терпимо лишь до тех пор, пока эти права собственности находятся в спящем, фиктивном состоянии, ближе к фактическим, чем юридическим, т.е. пока запрещен оборот недвижимости. В последующем российском праве обозначенный в 1927 г. подход, как известно, возобладал, а в 1948 г. право застройки было вообще отменено. Можно заметить, что и суперфиций, и право застройки по ГК РСФСР 1922 г. обязаны своим возникновением существованию больших массивов земель с ограниченной возможностью гражданского оборота, поэтому распространение неограниченного права собственности на все виды земель делает суперфиций малоприменимым. Но при введении ограничительных режимов в сфере земельной собственности (а эта идея у нас достаточно популярна) суперфиций становится эффективным способом хозяйственного освоения городских земель <1>. Возможно, именно отсутствие суперфиция (или иной столь же компромиссной формы) влечет радикализацию земельной реформы, что, в свою очередь, увеличивает сопротивление реформированию земельных отношений <2> и постоянно заводит их в тупик.

--------------------------------

<1> Это предложение, высказанное мной в первых изданиях книги, было затем поддержано. См., например: Копылов А.В. Вещные права на землю в римском, русском дореволюционном и современном гражданском праве. М., 2000. С. 162 - 163.

<2> Например, провозглашенный Жилищным кодексом РФ принцип автоматического возникновения права общей долевой собственности на земельный участок под многоквартирным домом не встретил никакого сочувствия городских властей, которые обязаны проводить землеустройство.

 

Во всяком случае, сохранение в ГК РФ принципа разделенной по горизонтали собственности на недвижимость (ст. 271 ГК) едва ли можно считать удачным решением вопроса. Взаимоотношения собственников земли и строений определяются соглашением, т.е. носят обязательственный, а не вещный характер. Трудно признать счастливой находкой также идею сноса построек как завершающего этапа взаимоотношений двух собственников недвижимости "при отсутствии соглашения" (п. 2 ст. 272 ГК). Именно в этом, по-видимому, определяющем моменте очевидны преимущества суперфиция, исключающего столь разрушительные способы реализации прав <1> и ценимого русскими цивилистами как "общепризнанный" тип вещного права <2>.

--------------------------------

<1> Снос построек - это не нормальный эффект суперфиция, а следствие правонарушения. Тит Ливий приводил пример деятельности Катона, выступавшего в роли сурового цензора, велевшего снести "частные постройки, примыкающие к общественным зданиям или возведенные на общественной земле" (Тит Ливий. История Рима от основания города / Отв. ред. Е.С. Голубцова. Т. 3. М., 1993. С. 351).


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 47; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!