Итак, идея длящейся добросовестности - фантазия, оторванная от реальной жизни и не имеющая почвы в законе, который тоже ведь написан для жизни. 27 страница
--------------------------------
<1> См.: Дождев Д.В. Римское архаическое наследственное право. М., 1993.
<2> Дождев Д.В. Основание защиты владения в римском праве. С. 131 - 132.
Следовательно, auctoritas отражает процесс нахождения баланса в определении форм принадлежности на той ранней стадии, когда оборот начинает затрагивать имущественную целокупность familia. Этот процесс носил, конечно, фундаментальный характер и, безусловно, имел первенствующее значение для иных форм, которые имеют свой источник в нуждах оборота. Поскольку российское право сегодня достаточно чувствительно к вопросам приоритетов форм, подчеркнем замечание Д. Дождева: "Несомненно, возможность приобретения от несобственника представляет собой лишь следствие самого порядка, который наделяет реальным эффектом давностное владение, и вторична, как и трактовка usucapio в качестве способа приобретения" <1>.
--------------------------------
<1> Дождев Д.В. Римское частное право: Учебник. С. 373. Если согласиться с этим, то действие приобретательной давности в обороте представляется как противостоящий собственности механизм с восполняющими функциями, а для такого представления и на самом деле имеется немало оснований.
Другая известная сторона того же процесса - развитие идеи личности, а вслед за ней и воли лица (поэтому учет добросовестности на ранней стадии был еще невозможен), с которыми увязывается уже классическая usucapio. Но их тесная связь с оборотом не вызывает сомнений и заставляет в дальнейшем искать решения основных проблем приобретательной давности исходя из логики оборота.
|
|
|
Usucapio, возникшая из usus auctoritas, - продукт доклассического развития, откуда часто выводят и смысл термина "приобретение через пользование (usu capere)". Трансформация, которую претерпевает usucapio в классическом праве, увязывается с отделением собственности от личных отношений и различением собственности и владения. Одновременно происходит и сужение сферы самого usucapio <1>.
--------------------------------
<1> Diosdi G. Op. cit. P. 145.
Поскольку первоначально usucapio не требовала добросовестности (bona fides) и надлежащего основания (iusta causa), их проникновение в usucapio можно объяснять как возрастанием индивидуализации в римском праве, так и взаимодействием usucapio с развивающимися понятиями об основаниях собственности.
Обсуждая значение bona fides, Диошди замечает, что в строгом смысле слова вещь, полученная с пренебрежением формальностями, не может считаться находящейся у приобретателя в доброй совести, поскольку каждый знал, что без манципации или in iure cessio собственность не приобретается <1>.
--------------------------------
<1> Ibid. P. 148. Этот вопрос, однако, имеет и современное звучание. Содержанием ст. 168 ГК РФ охватывается не только незаконная сделка, нарушающая установленный законом запрет и потому действительно исключающая добросовестность, но и продажа чужого имущества, которая, будучи незаконной сама по себе, не сопряжена ipso iure с недобросовестностью, поскольку приобретатель действует, находясь в неведении относительно фактов, а не стремясь нарушить право (не будем рассматривать как имеющую мало почвы в действительности ситуацию, в которой воля покупателя направлена на прямое нарушение закона, не позволяющего продавать чужие вещи).
|
|
|
Но свой смысл bona fides может получить только на почве перетекания юридического значения от ритуальных форм оборота к неформальной традиции, в основе которого лежит разрушающее ритуалы осознание того, что внешние акты поведения получают силу не из самих себя, а из своего внутреннего, волевого содержания. А такому осознанию нет места, пока архаические ритуалы не подвергаются испытанию рациональностью. Следовательно, добрая совесть выступает не как некий антипод манципации, а скорее как продукт поиска смысла в ритуале.
Usucapio находилась во взаимодействии с бонитарной собственностью, которая через Actio Publiciana опиралась на приобретательную давность, а также с владением. Это не только привело к внутренним модификациям самой usucapio, но и сузило область ее применения.
|
|
|
Классическая usucapio имела другое важное ограничение: не подлежала приобретению по давности ворованная вещь (вероятно, речь сначала шла только о самих ворах). При широком понимании воровства архаичным правом это ограничение имело серьезные последствия и практически оставило usucapio лишь сферу передачи вещей путем взаимодействия с собственником.
Одним из наиболее важных практических вопросов современной приобретательной давности является именно сфера ее действия. Поэтому есть смысл сразу сосредоточить внимание на ограничении сферы usucapio. Достаточно убедительным представляется объяснение Диошди. Он исходит из того, что с утратой римским обществом первоначального характера небольшой общины и быстрой экспансией Рима старые сроки usucapio - два года для недвижимости и год для движимости - пришли в явное противоречие с реальностями оборота. Эти сроки теперь никак не гарантировали прежнему владельцу возможность своевременно отыскать свою вещь и принять меры к ее возврату. Более логичным было бы увеличение сроков (как это было сделано, наконец, Юстинианом и воспринято современным гражданским правом), но такой путь, означающий ревизию Законов XII таблиц, был абсолютно исключен для классического права. Поэтому юриспруденция пошла по пути ужесточения условий usucapio и резкого ограничения ее сферы. Следовательно, само по себе снабжение приобретательной давности ограничительными механизмами, в том числе требованием добросовестности, не может считаться чертой прогресса этого института. Если взять его в развитии, то классическая usucapio была наиболее жесткой и ограниченной по сравнению как с архаичной, так и с той, которая закреплена современными кодексами <1>.
|
|
|
--------------------------------
<1> Diosdi G. Op. cit. P. 147 - 148.
О "тенденции затруднять давность" применительно, в частности, к взглядам Павла на требование доброй совести для момента не только традиции, но и купли говорит Дернбург <1>.
--------------------------------
<1> Дернбург Г. Указ. соч. С. 135.
Нужно однако заметить, что нормативное смягчение приобретательной давности в современном праве многих стран сосуществует с одновременным сужением ее сферы за счет непосредственного возникновения собственности у добросовестного приобретателя движимости, с одной стороны, и устранением ограничений виндикации недвижимости, с другой стороны.
В русском праве, пишет Г.Ф. Шершеневич, "давность владения остается институтом мало развитым" <1>.
--------------------------------
<1> Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. М., 1995. С. 187.
Впервые давность владения обнаруживается в Псковской судной грамоте, хотя и до этого ссылки на старину владения были обычным делом. В русских памятниках можно заметить такие условия давности, как срок владения (от трех лет согласно трехпольному хозяйству до 30 лет для выкупа родовых имуществ); непрерывность и спокойствие владения; воздействие на вещь (если владелец "стражет тою землею"); указание основания владения. Для движимых вещей давности не было: "холопу, робе суд от века".
В крестьянском быту имелось твердое убеждение, что не срок, а обработка земли - основание права, вследствие чего сам по себе выход из владения недвижимостью еще не ведет к утрате права собственности <1>.
--------------------------------
<1> Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Ростов н/Д, 1995. С. 503 - 505.
Отмеченное М.Ф. Владимирским-Будановым усложнение отчуждения родовой вотчины, ограниченное правом выкупа, вследствие чего "право собственности окончательно утверждалось не только договором купли, а истечением давности" <1>, имеет черты общности не столько даже с usucapio, сколько с предшествующим ей usus auctoritas.
--------------------------------
<1> Там же. С. 574.
Возможно, по причине слабой укорененности в отечественном праве приобретательная давность столь легко выпала из ГК РСФСР 1922 г. В результате возникли неизбежные пробелы в вещных отношениях. Ведь после отказа в виндикационном иске либо по основаниям добросовестности владения <1>, либо по пропуску срока давности, а также в случае непредъявления такого требования возникало незаконное владение без каких-либо перспектив перейти к определенному титулу, получить право в основание. В такой ситуации, создающей вечное разъединение собственности и владения, вещь юридически выбывала из оборота и не могла в него вернуться легальным образом. Кроме того, вследствие одновременного упразднения и владельческой защиты такое незаконное владение не было защищено от посягательств; следовательно, вещь не только не могла вернуться в оборот, но и спокойное владение ею вне оборота не было никак обеспечено.
--------------------------------
<1> По ст. 183 ГК РСФСР 1922 г. (по образцу § 932 ГГУ) исключение еще делалось для покупателя, получившего имущество, не подлежащее виндикации. Такой покупатель становился собственником. Однако в главе о купле-продаже ГК 1964 г. и эта норма оказалась утраченной.
Не случайно цивилисты призывали к восстановлению приобретательной давности. Уже в 30-е гг. XX в. первым на это обратил внимание В.А. Рясенцев <1>. Ко времени разработки гражданских законов начала 60-х гг. эта идея приобрела широкое признание среди ученых <2>, однако еще не стала достаточно убедительной для законодателя.
--------------------------------
<1> См.: Масляев А.И. Владимир Александрович Рясенцев (1909 - 1992 гг.) // Правоведение. 1992. N 4. С. 57.
<2> См., например: Генкин Д.М. Право собственности в СССР. М., 1961. С. 215. Интересно, что предлагалось установить одинаковые сроки исковой (по виндикации) и приобретательной давности. Ср. с установленным ГГУ максимальным сроком исковой давности в 30 лет (§ 195 ГГУ) и сроком в 30 лет (предельным) приобретения по давности земельного участка (§ 927 ГГУ).
В последующие годы такие обстоятельства, как неограниченная виндикация государственного имущества <1> и снисходительное отношение к восстановлению сроков исковой давности, а главное слабое развитие оборота, позволяли обходить проблему незащищенного незаконного владения. Эта ситуация нашла свое теоретическое отражение в приравнивании позиции добросовестного приобретателя к позиции собственника: "Известно, что согласно правилам ст. ст. 151 - 157 ГК РСФСР добросовестный приобретатель имущества от несобственника становится его собственником", если нет оснований для удовлетворения виндикационного иска <2>.
--------------------------------
<1> Ее инерционное действие продолжается и сегодня: применительно к государственной собственности начало течения приобретательной давности может исчисляться в любом случае не ранее 1 июля 1991 г., когда истек срок исковой давности после вступления в силу Закона "О собственности в СССР", отменившего неравные условия защиты прав собственности разных субъектов (Вестник ВАС РФ. 1997. N 7. С. 94).
<2> Иоффе О.С. Обязательственное право. М., 1975. С. 210. Статьи 151, 152 ГК РСФСР соответствуют ст. ст. 301, 302 ГК РФ, кроме преимущественной защиты государственного имущества в виде неограниченной его виндикации.
При обосновании этой позиции до недавних пор было принято ссылаться на классическую работу Б.Б. Черепахина <1>, которая исходила из известной нормы ст. 183 ГК РСФСР 1922 г. После обновления законодательства эта работа при всей своей авторитетности, едва ли уступающей авторитету закона, все же не могла заменить выпавшую норму о приобретении собственности добросовестным приобретателем от неуправомоченного продавца.
--------------------------------
<1> Черепахин Б.Б. Юридическая природа и обоснование приобретения права собственности от неуправомоченного отчуждателя // Учен. зап. Свердловского юрид. ин-та. Т. 2. Свердловск, 1947.
При подготовке другого известного исследования (это время совпало с переходом к новому ГК) Б.Б. Черепахин, не обнаружив преемственности нормы ст. 183 ГК 1922 г., указал на норму ст. 28 Основ гражданского законодательства об ограничениях виндикации как на основание возникновения собственности у добросовестного приобретателя <1>.
--------------------------------
<1> Черепахин Б.Б. Правопреемство по советскому гражданскому праву. М., 1962. С. 41.
С тех пор, как можно судить по юридической литературе, в особенности учитывая, например, воспроизведение этой позиции в комментарии ГК, излагавшем главным образом общепринятые взгляды <1>, мнение о наличии в нашем праве института приобретения собственности добросовестным приобретателем практически не подвергалось сомнению и обычно при этом нормативным основанием указывалось ограничение виндикации.
--------------------------------
<1> "Смысл ст. 152 в том, что она закрепляет изъятия из общего принципа, установленного ст. 151 ГК РСФСР, предусматривая случаи, когда собственник не может истребовать свою вещь из чужого владения. Более того, при этих обстоятельствах право собственности прекращается у бывшего собственника и возникает у владельца" (Комментарий к Гражданскому кодексу РСФСР / Отв. ред. С.Н. Братусь, О.Н. Садиков. М., 1982. С. 191).
Нетрудно заметить, что проблема решена путем толкования, которое (и это главное) не находит прямых подтверждений в тексте закона, ведь норма ст. 183 ГК РСФСР 1922 г. не была воспринята в дальнейшем гражданским законодательством.
Но и практически такой подход таит неразрешимые трудности. Например, если собственник добился признания недействительности сделки по отчуждению своей вещи, но не прибегнул к виндикационному иску (или не получил по нему удовлетворения), непонятно, на каком основании приобретатель мог бы легально распорядиться вещью? Ведь единственное имеющееся у него основание - договор аннулирован, а все известные и истории, и теории права способы доказывания собственности, полученной в обороте, в том числе и пресловутое "дьявольское доказательство", состоят в приведении неопороченных титулов предшественников.
Понятно, что особое производство для установления в этом случае добросовестного приобретения, создававшего, согласно доктрине, право собственности, не применяется <1>. А признание его в исковом порядке не вытекало из смысла приведенных высказываний о возникновении собственности (даже не презумпции) в силу самого факта добросовестного приобретения от несобственника вещи, не подлежащей виндикации.
--------------------------------
<1> Установление факта владения строением на праве собственности (п. 6 ст. 247 ГПК РСФСР) допускалось, например, если, во-первых, "никто не оспаривает прав заявителя на соответствующее строение", что совершенно естественно для особого производства, но едва ли выполнимо в данном случае, и во-вторых, если речь идет о "факте наличия документов, подтверждающих принадлежность заявителю строения на праве собственности" (Гражданское процессуальное законодательство: Комментарий / Отв. ред. М.К. Юков. М., 1991. С. 438). Как видим, установление добросовестности приобретения не было предметом доказывания.
Да и было бы в высшей степени странно увязывать возникновение собственности у приобретателя с предъявлением к нему виндикационного иска надлежащим собственником, который таким образом превращался бы в то дарующее лицо, от действий которого зависели и потеря им собственного права, и возникновение такого права у нарушителя, в каком качестве он и воспринимает ответчика. В то же время установление добросовестности, которая, конечно, является вопросом факта, помимо суда всегда оставляет сильный элемент неопределенности, недопустимый для отношений собственности. Здесь, кстати, обнаруживается смысл различия норм § 932 ГГУ и ст. 183 ГК РСФСР 1922 г. Если по ГГУ провозглашается собственность приобретателя, кроме случаев, когда он действовал недобросовестно (и следовательно, бремя доказывания лежит на оспаривающей стороне), то согласно норме ст. 183 ГК РСФСР 1922 г. покупатель приобретает право собственности, поскольку собственник не вправе истребовать от него имущество <1>. Такая формулировка сама по себе не подразумевает добросовестности приобретателя и, следовательно, ухудшает его позиции при доказывании.
--------------------------------
<1> Впрочем, формулировка, аналогичная ст. 183 ГК РСФСР 1922 г., вновь появилась в п. 4 ст. 234 ГК РФ, в котором говорится, что течение срока приобретательной давности начинается не ранее истечения срока для виндикации "в отношении вещей, находящихся у лица, из владения которого они могли быть истребованы". Поскольку п. 1 ст. 234 ГК РФ введена добросовестность как непременное условие приобретения по давности, норма п. 4 ст. 234 ГК может быть, видимо, применена лишь к случаям, когда вещь выбыла из владения собственника помимо его воли или была получена приобретателем безвозмездно, т.е. за пределами ограничений виндикации. На наш взгляд, и применительно к п. 4 ст. 234 ГК формулировка "случаи, когда вещь (не) могла быть истребована" не может считаться вполне ясной и определенной. Во всяком случае более логичным мне кажется другой вывод: если имущество не могло быть виндицировано, то срок течет с момента приобретения, если же собственник имеет право вернуть себе имущество, то следует дать ему эту возможность, в том числе и лишением владельца возражения, что он уже начал вести владение по давности. Следует, видимо, согласиться с преобладающим мнением в пользу отмены нормы п. 4 ст. 234 ГК.
Итак, ссылка нового приобретателя на оказавшийся недействительным прежний договор с несобственником уже невозможна, так как тогда этот новый приобретатель становится недобросовестным, а предъявление иного основания права собственности невозможно за отсутствием технических средств его получения. Следовательно, не только по буквальному смыслу закона, но и с практической точки зрения возникновение собственности у добросовестного приобретателя вещи, не подлежащей виндикации, надо признать весьма сомнительным. Однако в условиях неразвитого, маргинального оборота эти трудности не могли ощущаться, и потому устранение посредством доктринального допущения наиболее заметных пробелов фундаментального характера в системе позитивного права могло иметь оправдания.
Не может считаться достаточно убедительной и логика отождествления ограничения виндикации в пользу добросовестного приобретателя со смежным, но все же иным институтом - приобретением добросовестным приобретателем собственности на вещь от неуправомоченного отчуждателя даже с учетом формулировки той утраченной нормы ст. 183 ГК 1922 г., которая постоянно имелась в виду в предшествующие годы. Кроме очевидной нетождественности названных двух норм достаточно ознакомиться с иной системой права, которой они усвоены, например германской, наиболее близкой российскому праву (ведь влияние ГГУ хорошо чувствуется в ряде положений ГК 1922 г.). Ознакомившись с § 986 ГГУ (возражения владельца против виндикации), читатель, не знакомый с приведенной выше проблематикой, должен удивиться, не найдя вовсе никакой защиты, предоставляемой добросовестному владельцу против иска невладеющего собственника. Добросовестность учитывается лишь при расчетах, затрагивающих доходы и убытки, связанные с виндицируемой вещью (§ 987 - 994 и сл.), но никак не при возврате вещи. Вопрос, однако, легко разрешается, если обратиться к § 932 ГГУ, в силу которого любой приобретатель, кроме недобросовестного, становится собственником движимой вещи <1>, приобретенной от несобственника.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 40; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!