МЫ БЫЛИ БЫ ПОСЛЕДНИМИ ПОДОНКАМИ 8 страница
— Не снимай! — свирепо окрикнул его отец де Гильб. Монах от неожиданности попятился. — Носи его всегда и не забывай зачем, — потребовал настоятель и, опять заметив непонимание в глазах юноши, сурово пояснил: — С какой целью мы здесь.
Кормик поклонился и зашагал к выходу, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Джавно, шедший рядом, по-дружески, ободряюще потрепал его по плечу, хоть и сиял довольной улыбкой.
Узловатые пальцы старца Беддена коснулись в темноте ледяной стены — она была влажная. Это означало, что его грандиозный план, который мог бы показаться постороннему наблюдателю невероятно сложным, а на самом деле прекрасный в своей простоте, дает плоды. Старец торжествовал.
Все было так, как он задумал. Великаны, забивая огромные клинья, прокладывали путь для Д'но. Священный жар гигантского белого червя растапливал лед, образуя в морозной толще все новые туннели, а кровь троллей не давала им снова зарасти. Скоро Митранидун избавится от абелийской заразы.
Старец Бедден заметил череп, лежавший поблизости, и остановился, чтобы рассмотреть его. Нижняя половина была откушена, а большая часть кожи ободрана, но и этого оказалось достаточно, чтобы узнать останки.
Он поднял череп и заглянул Дантанне в глазницы.
— Что теперь скажешь, дружище? — спросил старец, усмехаясь. — Получил ты бессмертие, обещанное абелийцами? Оценили Древнейшие твою терпимость к новомодной ереси? — Лицо Беддена исказила злая гримаса. — Был ли ты готов к смерти, глупец Дантанна?
|
|
|
С этими словами старец просунул палец внутрь черепа и вонзил его в остатки мозга, кишащего личинками мух.
— Многие века мы ограждали людей от глупости, — декламировал старец Бедден, словно оратор с трибуны. — Мы предостерегали их, учили выживать, сеять и жать, лечить болезни. Но главное — слышишь? — главное в том, что мы готовили их к мраку вечности. Люди должны знать законы Древнейших, чтобы не быть беспомощными, когда за ними придет смерть. Они должны осознавать свое ничтожество по сравнению с богами, чтобы принять темную участь вечных слуг. Но тут появляются ученики ничтожного Абеля и проповедуют о милостивом, добром и всепрощающем боге! — вскричал старец, так вцепившись в череп, что оттуда выскользнул кусочек мозга и упал на ледяной пол. — Они соблазняют цветными камушками и разглагольствуют о бесконечной мудрости и мудрой бесконечности. Но все их пустые обещания и радужные фантазии нужны лишь для того, чтобы завлечь и обмануть. Ведь так, Дантанна? Скажи, приветствовал тебя негодяй Абель, когда зубы старца Д'но отрывали твою глупую голову от бренного тела?
Словно в ответ, за спиной послышался грохот. Бедден медленно положил череп на землю и обернулся.
|
|
|
Позади, встав на дыбы, клацал огромными жвалами белый червь, монстр, похожий на гигантскую многоножку. Его спина источала нестерпимый жар, способный вмиг растопить человеческую плоть. Под головой виднелись небольшие клиновидные отростки, помогавшие удерживать равновесие.
Старец засмеялся при мысли, что именно это зрелище было последним в жизни Дантанны.
— Бог льдов, презирающий холод, — приветствовал он червя и низко поклонился.
Д'но издал щелкающий звук, что-то среднее между шипением и рычанием, и принялся мерно раскачиваться взад-вперед. Тогда старец Бедден начал петь самую древнюю самхаистскую песню. На его месте не выжил бы никто, но колдун знал секреты. Тембр, ритм и интонация — все воплощало вековые знания о мире, о великих животных и о Д'но в особенности.
Постепенно белый червь отступал, затем перевернулся и исчез в одном из боковых туннелей.
Старец Бедден кивнул, еще раз убедившись в собственных возможностях и истинности своей веры, и снова поднял череп.
— А блаженного Абеля уже сожрали бы, — со смехом заметил он и отшвырнул череп Дантанны прочь.
Заслышав невдалеке плеск весел, Кормик инстинктивно напрягся. Песчаную отмель, на которой он сейчас находился, уединенное место к северо-востоку от острова Часовни, юноша обнаружил вскоре после того, как монахи обосновались на Митранидуне.
|
|
|
Он стал прислушиваться, пытаясь определить, с какой стороны доносится звук.
«Неужели это собратья решили проследить за мной? Если так, то пусть они сперва увидят мой берет, примут за поври и убьют. Тогда мне не придется объяснять отцу де Гильбу, что я здесь делал», — размышлял юноша.
Плеск раздался снова, уже совсем близко, но едва слышно, и Кормик понял, что это не монахи. Нет, только варвары, рожденные и выросшие на Митранидуне, умели так бесшумно передвигаться по волнам. Поэтому он ничуть не удивился, когда через несколько секунд из причалившего баркаса выпорхнула Милкейла.
Не говоря ни слова, девушка подошла к нему и крепко обняла.
— Как же я соскучилась, — прошептала она.
Кормик уловил в ее голосе тревожные и грустные нотки и понял, что ей нужна поддержка. Он поцеловал Милкейлу и заключил в тесные объятия.
— Что это? Неужели берет поври? — спросила она и, откинувшись назад, внимательно посмотрела на монаха.
Милкейла была высокого роста, но все же на целую голову ниже Кормика.
|
|
|
— Долгая, запутанная история.
— Тогда не будем тратить время на нее, — застенчиво улыбнулась девушка. — Я не ожидала твоего сигнала, но очень обрадовалась, когда увидела свет сквозь туман.
— В этом берете есть что-то волшебное, — пояснил Кормик. — Когда я его надеваю, то чувствую себя… крепче, что ли. И сильнее. Как будто могу устоять под сокрушительным ударом.
— Может быть, поэтому поври такие непробиваемые.
— И еще потому, что у них характер в точности как у баранов.
Милкейла улыбнулась и закивала, радуясь удачному сравнению. Она всю жизнь прожила на Митранидуне и сама не раз участвовала в столкновениях со свирепыми гномами.
— Пропали трое твоих соплеменников, — неожиданно произнес Кормик, заставив ее вмиг посерьезнеть.
Девушка отступила на шаг, продолжая держать его за руки.
— Пятеро, — поправила она. — Но как ты узнал?
— У нас только трое, — сообщил Кормик. — Среди них Андрузис, — добавил он в ответ на ее нетерпеливое движение.
— Вы сражались?
— Нет, мы наткнулись на их разоренный корабль. На них напали тролли. Брат Джавно считает, что они рыбачили слишком близко к северо-западному берегу, где полно пещер.
— А двое других?
— Они неразговорчивы, — покачал головой Кормик. — Один их них шаман, судя по одежде высокопоставленный…
— Тоникуэй, — перебила Милкейла.
— Упрямец, — заметил Кормик.
— Ты даже себе не представляешь какой! Значит, все трое живы?
— Их лечат в подвале острова Часовни.
— В подвале? — переспросила девушка, и ее лицо приняло странное выражение.
Кормик не мог разгадать, что оно означает, но было ясно, что ничего хорошего.
Он беспомощно пожал плечами.
— Брат Джавно обнаружил их посреди озера. Если бы он не отбуксировал корабль к острову Часовни, то они все погибли бы.
— Или мои родичи нашли бы их, — немного резко отозвалась Милкейла.
— Даже в этом случае они бы не выжили, — Кормик тут же пожалел о своих словах, заметив, как нахмурилась девушка. — Твои соплеменники были при смерти, — бормотал он, видя, что разговор принимает непростой оборот. — Несколько монахов часами колдовали над ними без устали. Их раны было просто ужасны.
— Уж конечно, не под силу выдуманным богам племени Ян Оссум, — сухо ответила Милкейла.
— Я не имел в виду…
— Можешь не объяснять, — пожала плечами девушка.
Кормик глубоко вздохнул.
— Я не пытаюсь принизить твоих богов. Мне и в голову никогда такое не приходило! — заверил он Милкейлу. — Но в самоцветах действительно есть магия. Например, душевный камень обладает самой большой целительной силой на свете. Даже владыки Хонсе это признают.
Он попытался привлечь девушку к себе, но тщетно.
— У моего народа свои хитрости, — ответила она. — Наши шаманы совсем не похожи на шутов, распевающих бессмысленные песни в честь ложных богов.
— Я не имел в виду…
— Можешь не объяснять, — хмуро повторила Милкейла. — Не зря на озере говорят, что монахи видят только два пути: свой и неправильный.
— Но ты же не думаешь так обо мне.
— Не думаю или не думала?
Несколько мгновений они напряженно смотрели друг на друга.
— А разве нельзя сказать то же самое обо всех, кто живет на Митранидуне? О поври? О Йоссунфире? О племени Пьерджик или Танандар, да и о любом другом варварском клане? Альпинадорцы, похоже, даже между собой ни о чем не могут договориться!
Если эта тирада и произвела впечатление на Милкейлу, то она не подала виду.
— Когда освободят Андрузиса и остальных? — спросила она и, заметив, что Кормик тяжело сглотнул, все поняла. — В таком случае я обязана сообщить вождям, что они на острове Часовни.
— Ты не можешь, — запротестовал юноша, чувствуя, как им овладевает паника. — Я сказал тебе только потому…
— Не проси меня сохранить это в секрете. Каждый день мои родичи отправляются на поиски пропавших в самые опасные уголки озера. Разве я имею право молчать?
— Не надо было говорить тебе.
— Это верно! Не на таких условиях! Я не смогу делать вид, что ничего не знаю, когда мои товарищи подвергают себя опасности. Ты не можешь просить меня сидеть сложа руки, когда мой друг — твой друг! — томится в абелийской тюрьме.
— Ты должна мне верить. Я попытаюсь их вызволить — пообещал Кормик. — Вот только лечение закончится.
— Лечение, которое наверняка разрывает сердце Тоникуэю.
— Ну, теперь, когда ему полегчало, он никого к себе не подпустит, — заметил юноша. — Им всем и правда уже лучше. Их хорошо кормят. Я буду настаивать на освобождении.
Милкейла немного смягчилась, даже позволила взять себя за руки, давая Кормику понять, что в нем она не сомневается, но, дослушав его слова, покачала головой.
— Нет, все-таки я не смогу обманывать вождей. Я не стану объяснять, откуда мне это известно, но скажу, что наши пропавшие сородичи находятся на острове Часовни. Не требуй от меня большего.
— Их корабль стоит на нашем берегу, — произнес Кормик упавшим голосом. — Скажи, что заметила его издалека.
— Имей в виду, за ними придут, — пригрозила девушка.
— Молю бога, чтобы нам удалось договориться, — ответил Кормик. — Может быть, остров Часовни и Йоссунфир наконец придут к взаимопониманию.
Но Милкейла лишь качала головой.
— Ни о чем вы не договоритесь, — уверенно заявила она. — Мои люди придут в полном вооружении и потребуют освобождения пленников. Или вы их выдадите, или будет война.
— А как поступишь ты? — сумел наконец спросить юноша после пары невнятных реплик.
Девушка отступила на шаг и некоторое время молча смотрела на него в лунном свете, обуреваемая противоречивыми чувствами. Затем она сняла через голову ожерелье из самоцветов, которое тайно носила под традиционным шаманским украшением, и протянула его изумленному Кормику.
— Ян Оссум — мое племя. В случае войны я буду сражаться на стороне Йоссунфира. Было бы неправильно использовать ваши камни против вас же. Я не могу поступить так вероломно.
— Ты считаешь меня вероломным?
— Я из народа Ян Оссум, а ты абелиец, — вымученно улыбнулась Милкейла. — Мы оба пытаемся вырваться за границы, предопределенные нашим наследием, и теперь я в немилости у Тоникуэя, а ты — у отца де Гильба. Но отрицать собственную суть бессмысленно, даже если мы боимся признаться себе в этом. Мой народ придет за своими пропавшими сородичами, а твои братья не захотят просто так их возвращать. Наступит самый ужасный момент, когда наши надежды разобьются о реальность.
Кормик стоял на песке, сгорбившись, с безвольно повисшими руками, не сводя глаз со своей любимой, и улыбался ей кроткой, почти извиняющейся улыбкой. Ему нечего было противопоставить простой и ясной логике этой необыкновенной язычницы. Он не знал, что делать, не решался подойти к ней, снова обнять, поцеловать и заверить, что все будет хорошо. Юноша не мог двинуться с места. Силы оставили его, и даже берет поври не помогал.
Милкейла направилась к своей лодке. С каждым шагом улыбка таяла на ее лице. Столкнув суденышко на воду, девушка запрыгнула внутрь с грацией, присущей только ее племени.
В следующий момент туман уже окутал ее, и Кормик остался один. Еще никогда в жизни он не ощущал это так остро.
Глава одиннадцатая
ДВЕ ПТАШКИ
— Но ведь это ложь, — заметил брат Пинауэр, когда Доусон уже направлялся легким шагом к выходу из приемной отца Атроливана.
Доусон, окрыленный было исходом разговора, встал как вкопанный напротив монаха и хотел что-то ответить, но Атроливан опередил его.
— Это хитрость ради всеобщего блага, — поправил он.
— Неподобающая хитрость, — ответил брат Пинауэр. — Мы знаем об участи брата Динарда.
— Разве? — спросил Атроливан.
Пинауэр облизнул губы и мельком посмотрел на Маккиджа.
— По крайней мере, мы точно знаем, что басня Доусона ничем не подкреплена, святой отец.
— Вангард — большая и дикая страна, — сказал старый абелиец.
— Мы хотим повлиять на положение дел способом, который не выдерживает никакой критики. Распространять такой слух — настоящее…
— Благоразумие, — закончил за него отец Атроливан. — Представьте, мой юный друг, что будет, если не воспользоваться этой басней, как вы ее назвали. Многие ли похвалят вас за правдивость?
Некоторое время Пинауэр смотрел попеременно то на своего духовного руководителя, то на Доусона, затем лишь вздохнул в ответ.
Доусон Маккидж благодарно кивнул отцу Атроливану и вышел.
— Ступайте за ним, — приказал священник Пинауэру. — Оформите разрешение абелийской церкви на легенду.
На лице брата Пинауэра отразилось смятение, но он промолчал, вежливо поклонился и поспешно вышел вслед за Доусоном.
Из Везергарда, расположенного на северных склонах утесов, которые защищали его от холодных ветров, бушевавших над заливом, открывался великолепный вид на часовню Абеля. На фоне стального неба она выглядела торжественно и вместе с тем очень изящно.
Едва войдя в город, Брансен и поддерживавшие его по бокам Каллен и Кадайль некоторое время не могли оторвать взгляд от знаменитого монастыря. Сегодня, как и на протяжении большей части путешествия, особенно в населенных районах, Брансен шел в обличье Цапли.
— Говорят, это творение самого бога, — шепнула спутникам Каллен с трепетом в голосе.
Да и могло ли быть иначе? Хонсейские странствующие певцы не раз называли часовню Абеля самым прекрасным зданием на земле, превосходящим даже великолепный дворец владыки Делавала.
Брансен коснулся душевного камня, который носил в мешочке на поясе. Он научился делать это практически незаметно, и перемену в его состоянии, которая происходила следом, тоже никто вокруг не мог заподозрить.
— Мы отлично знаем, что абелийцы слишком часто прислушиваются к сплетням, — напомнил он. — Как можно сравнивать часовню Абеля с Облачным Путем Джеста Ту?
— Скоро узнаем, любовь моя, — тихонько сказала Кадайль, легким толчком напоминая ему, что вокруг люди.
Каждый раз, когда Кадайль гладила его по руке и говорила «любовь моя», это означало, что пора становиться Цаплей, и Брансен послушно отпустил самоцвет. Малейшее подозрение в симуляции, и он немедленно окажется на переднем краю проклятой войны. Любой из владык будет рад новому пушечному мясу, способному удовлетворить его королевские амбиции.
Спутницы помогли Брансену войти в трактир, старое, полуразвалившееся здание, до того обветшалое, что при малейшем дожде или снеге на полу появлялись лужи. Зато общий зал хорошо протапливался благодаря огромному камину. Над высокой грудой беспорядочно набросанных поленьев за чугунной решеткой поднимались три длинных языка пламени. То соединяясь между собой, то отскакивая в разные стороны, они напоминали танцоров, разыгрывающих трагедию любовного треугольника.
Посетители трактира, сидевшие то тут, то там за маленькими столами, выглядели гораздо прозаичнее. Пожилые мужчины и женщины разного возраста как по команде уставились на вошедшего Брансена. В их взглядах угадывалась смесь злости и подозрения. Лишь заметив его шаткую походку и слюну, текущую из уголка рта, многие понимающе кивнули. Кто-то с негодованием покачал головой. В Везергарде почти не осталось молодых мужчин. Пожалуй, каждый в этом зале потерял кого-то из ближайших родичей в бесконечной войне Этельберта с Делавалом.
— Ранен на юге, — объяснила Кадайль группе пожилых женщин, которые, поджав губы и ахая в один голос, наблюдали, как Брансен пытается сесть за стол.
— Бедная девочка!.. Лучше бы его убило на месте, — посочувствовала одна из женщин.
Кадайль едва кивнула в ответ на этот неуместный комментарий, который слышала уже не раз. Ее внимание привлек человек, сидевший в дальнем углу зала, закинув ноги в потрепанных сапогах прямо на стол и рассеянно водя пальцем по толстому краю кружки с медовухой, которую держал в руках. Было странно, что он, по виду и возрасту вполне годный к военной службе, находится здесь.
Мужчина не сводил глаз с Кадайль и Брансена, и молодая женщина заволновалась. Она села за стол рядом с мужем, спиной к незнакомцу, пытаясь объяснить его пристальное внимание к ним обычной реакцией на уродство Цапли, и взглянула на мать. Но Каллен смотрела мимо нее.
Прежде чем Кадайль успела обернуться, сильная рука опустилась ей на плечо.
— Разрешите угостить вас? — приветливо начал незнакомец, подойдя к свободному стулу и как бы спрашивая позволения сесть.
Кадайль вопросительно поглядела на мать, и та кивнула.
— Да, присоединяйтесь к нам.
— Судя по всему, вы пришли издалека, — сказал мужчина, тяжело опускаясь на стул и косясь на Брансена.
Затем он сделал знак подавальщице.
— Мужу нельзя пить, — тихо сказала Кадайль.
— Ноги начнут заплетаться? — пошутил мужчина. — Простите, добрая леди, — добавил он не слишком убедительно, заметив ее сердитый взгляд, затем привстал, поклонился Брансену и спросил с подозрением: — Ранен на войне?
— Да, на юге, — отвечала Кадайль.
— Сочувствую. В городах так много калек. Без руки, без ноги или мозги до того разрушены, что они едва могут говорить. Дурное это дело, война.
— Только вас, похоже, она не коснулась, — заметила Каллен с другого конца стола, чтобы перевести разговор на другую тему.
— Я из Вангарда, это на север от залива, — ответил мужчина, примирительно рассмеялся, затем встал и коснулся околыша шляпы, — Доусон Маккидж к вашим услугам, дамы и вы, сэр. Здесь в краткой — слишком краткой! — командировке. Скажу вам по секрету, нам тоже войны хватает.
— Вы дезертир? — спросила Кадайль.
— Нет, как можно! — засмеялся еще громче Доусон. — Я приплыл в часовню Абеля под флагом дамы Гвидры, за припасами, понимаете? Взять хотя бы абелийские самоцветы — очень полезная штука! Нам предстоит покорить земли, которые по размерам могут сравниться с целым Хонсе.
— Тогда братия поможет вам.
— Естественно! — ответил вангардец. — В наших краях тоже есть абелийцы. Все до одного — замечательные люди. Хотя я не сомневаюсь, что они бы к нам не приехали, если бы их не сослали.
Кадайль вежливо улыбнулась его словам.
— Я вижу это так. Если кто-то в церкви отклоняется от курса, то его тут же отправляют на север, — продолжал хитрый Доусон. — Только не поймите меня неправильно. Мы очень рады им!
— Конечно, — ответила Кадайль, переглянувшись с матерью.
— А что вас привело в часовню Абеля? — спросил Маккидж. — Хотите помочь мужу магией самоцветов?
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 65; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!