МЫ БЫЛИ БЫ ПОСЛЕДНИМИ ПОДОНКАМИ 3 страница
— В какой армии ты служишь? — спросила она.
— Я сам по себе. Мой дар не представляет угрозы, милостивая леди. Деньги и драгоценности, которые я вам принес, украдены из дворца самого владыки Делавала.
Женщина посмотрела на своего товарища, который за все время этой странной сцены ни разу не пошевелился. Впрочем, он даже не заметил взгляда, которым его капитанша смотрела на прекрасного и загадочного незнакомца.
— Самым разумным будет спрятать сокровища до тех пор, пока вы не покинете реку или даже залив, — продолжал Разбойник. — Спорю, что Делавал разослал шпионов во все концы, чтобы найти их.
— Хочешь переложить на меня свои проблемы?
— Если вы не желаете, леди…
— Я этого не говорила.
Разбойник улыбнулся еще шире.
— Чего же ты хочешь взамен этого… подарка?
— Ничего, — последовал ответ. — Пока я хожу по земле Делавала, он и правда мне в тягость.
— Может, попросишь доставить тебя в пределы лорда Этельберта?
Разбойник задумался и уже хотел согласиться. В самом деле, обогнув хребет Пояса и Пряжки, можно было попасть в знаменитый город Джасинта, что в стране Бехрен, а оттуда прямая дорога в Облачный Путь. Но черные крылья сомнения затрепетали в его душе, в который раз давая понять, что он еще не готов к своему главному путешествию.
— Может быть, в другой раз, — отозвался он. — Мне надо еще кое-что доделать здесь, но в скором времени я все же надеюсь добраться не только до Энтла, но и дальше, до Бехрена. Если нам доведется встретиться снова, когда я закончу свои дела, то буду рассчитывать на вашу помощь в моем путешествии.
|
|
|
— А до тех пор? — спросила женщина, указывая глазами на открытый мешок.
— А до тех пор прошу вас поднять паруса и уйти из этих мест.
— Значит, ты и вправду агент Этельберта, — заметила она, подозрительно посмотрев на незнакомца.
— Я сам себе хозяин, — повторил Разбойник. — Честное слово. Мне нет никакого дела ни до вражды правителей, ни до их подлипал. Если завтра всю хонсейскую знать перережут во сне, то я выпью за это. Но сегодня именно владыка Делавал досаждает мне больше всех, поэтому для меня большое удовольствие ставить ему палки в колеса, сперва опустошив его сокровищницу, а теперь…
— …перекупив три корабля, которые он нанял, — закончила пиратка.
— Драгоценности — это предложение перемирия от такого же одиночки, как вы, и, возможно, предоплата за будущие услуги, — возразил, пожимая плечами, Разбойник. — Вы мне ничем не обязаны, я пришел как друг. Или сокровища останутся у вас, или мне придется их зарыть. Но я не хочу, чтобы они попали в руки к какому-нибудь наивному крестьянину, которого люди Делавала просто-напросто вздернут из-за них. Пусть уж лучше они хранятся здесь, в надежных руках, у людей, которым хватит ума никому их не показывать. Да, для меня это бремя, и я прошу вас избавить меня от него.
|
|
|
Капитанша снова взглянула на мешки и облизнула губы, представив, какие ценности должны скрываться внутри. Уже судя по тому, что виднелось на поверхности, этот день мог оказаться самым удачным днем в ее жизни. Она вздохнула, спрятала оружие и подняла глаза.
Но Разбойника в каюте уже не было.
— Что за удивительное превращение, — воскликнула Каллен, войдя на следующее утро в комнату, которую они снимали.
Было еще рано, Брансен только что проснулся и потирал глаза. Кадайль лежала рядом на маленькой кровати, зарывшись лицом в подушку и прячась от солнечных лучей.
— Не знал, что ты бывала здесь раньше, — отозвался молодой человек.
Голос его был тверд, потому что он проспал всю ночь с душевным камнем на лбу.
— Не бывала, конечно, — ответила Каллен. — Я лишь повторяю слова горожан. За последние месяцы в Палмаристауне многое изменилось. В городе не осталось ни одного самхаиста, да и в окрестностях, по отзывам, едва отыщется пяток-другой. Как быстро здешний народ забыл пути Древнейших.
— Абелийцы с их самоцветами в чести у помещиков по всему Хонсе, — заметил Брансен.
|
|
|
— Все-таки здесь перемены происходят гораздо быстрее, чем где бы то ни было, включая даже Делавал. Это весьма неожиданно, ведь Палмаристаун стоит на границе с дикими землями. На ту сторону реки абелийцы точно еще не забрались.
— Вероятно, и самхаистам те земли неинтересны, — рассудил зять.
— А может, они как раз сидят на том берегу и ждут своего часа.
Брансен пожал плечами, показывая, что ему все равно. Но, зная Каллен, он понимал, что за легким расстройством из-за разительных перемен стоит нечто большее. Это было странно, если вспомнить, какую ужасную роль сыграли самхаисты в ее жизни.
— Кто знает, может быть, мир станет лучше, когда служители Самха отойдут в тень, — предположил он. — Хотя это не значит, что я отдаю предпочтение абелийцам.
— Если они не будут убивать людей, то это уже что-то значит, — ответила Каллен.
Брансен улыбнулся, довольный тем, что его слова немного успокоили ее. Он понимал внутреннее смятение женщины. Ведь перемены, охватившие всю страну, и правда были глубоки, и Брансен видел, что пока мало кто смог к ним приспособиться. Конечно, если взглянуть на события отвлеченно, то они казались скорее забавными, чем тревожными. Он заключил, что просто не сможет проиграть, потому что любой исход будет лучше, чем нынешнее положение дел!
|
|
|
— Встреча прошла успешно? — спросила Каллен.
— Думаю, да. Эти корабли, оказывается, из Бергенбела, единственного владения к югу от залива, которое сохранило нейтралитет в войне Этельберта с Делавалом. Мне сказали, что обе стороны платят их порту за услуги наемных каперов, причем очень дорого. Каждая, по всей видимости, уверена, что взяла Бергенбел в союзники.
Каллен кивнула в знак согласия.
— В таком случае мой ночной визит к капитану флагманского корабля раздосадует Делавала больше, чем я рассчитывал, — добавил Брансен, широко улыбнувшись.
Его улыбка стала еще шире, когда в тот же день, покидая город, троица с холма наблюдала, как бергенбелские каперы поднимают паруса и уходят из Палмаристауна на север, в просторные воды залива Короны. В ближайшей кузнице, куда путники зашли продать Дулли, не желая принуждать больного осла к дальнейшему путешествию, они убедились, что в городе только об отплытии судов и говорят. При этом народ шепотом добавлял, что это дурной знак.
— Этельберт подкупил их, — объяснял кузнец, неповоротливый краснолицый гигант с черными спутанными волосами. — Поговаривают, что на самом деле они шпионили для этого пса, изучали укрепления Палмаристауна.
— Вы ждете нападения? — спросила Кадайль.
— Готовимся к нему, — ответил кузнец. — Кто знает, что взбредет в голову этому сукиному сыну Этельберту, после того как король Делавал выдавил его из Мирианского океана.
На этом они расстались. Кадайль взяла под руку Брансена в обличье Цапли, Каллен попрощалась с Дулли.
Кузница осталась позади. Путешественники вышли на открытый участок земли, где обычно останавливались приезжие караваны, но никто не осмеливался нарушить молчание.
— Все вышло так, как ты и хотел, — наконец заметила Кадайль.
— Если бы нашелся способ сообщить Делавалу о том, что каперов перекупили на деньги идиота Иеслника, я испытал бы полное удовлетворение, — ответил Брансен, сунув руку в карман и сжав в кулаке душевный камень.
— Еще не вечер, — сказала Каллен. — Что-нибудь да придумаешь.
Все трое дружно засмеялись, но вдруг Брансен резко замолчал и стал заикаться, заметив, что они приближаются к городской страже. Вскоре Цапля и две его спутницы миновали северо-восточные ворота Палмаристауна и двинулись по дороге, ведущей к часовне Абеля, центру абелийского могущества.
В этот момент Брансена захлестнуло странное и неожиданное чувство. Внезапно поиски брата Брана Динарда, его родного отца, показались ему чем-то вполне реальным. Хотя нет, честь называться отцом Брансен решил оставить за Гарибондом. В этом свете путешествие на север представлялось прежде всего отклонением от курса, отсрочкой судьбоносного продвижения на юг. Он так зациклился на идее найти своего настоящего отца, что был готов отложить встречу с мистиками Джеста Ту и переждать с главными ответами своей жизни — точнее, боясь узнать, что таковых просто нет, — ради знакомства с человеком, который произвел его на свет.
Теперь, когда впереди был прямой и ясный путь, когда последний настоящий город остался за спиной, перспектива найти брата Динарда предстала перед ним со всей реальностью. Брансен толком не знал, к чему готовиться. Узнает ли его этот человек? Заключит ли в объятия и будет прыгать от счастья, радуясь, что сын нашел его?
«Хочу ли я этого? Не оскорбит ли это прекрасное воссоединение памяти дорогого Гарибонда? — В голове Брансена вертелись сплошные вопросы. — Как я встречу этого человека? Как встретит меня он?»
Чем больше проходило времени и чем большее расстояние отмеривал он шаткими шагами, тем сильнее терзал его главный вопрос.
«Почему? Да, почему брат Динард не вернулся ко мне?»
Каллен столько раз называла его хорошим человеком, и Брансену очень хотелось надеяться, что ответ на самый важный вопрос подтвердит это.
По улицам нижнего города спешил брат Хониг Брисболис. Он пыхтел, раздражался и, тараща глаза, требовал, чтобы все убирались с дороги. При виде явно чем-то разгневанного трехсотфунтового толстяка мало у кого возникало желание вступить с ним в перепалку. Даже стражники на воротах верхнего города при его приближении поскорее распахнули одну из двойных дверей, чтобы не задерживать самого брата Хонига.
Однако сразу за воротами монах остановился на перекрестке. Дорога направо, на юг, вела к дворцу владыки Панламариса, налево — к площади, что перед часовней Дорогих Воспоминаний. Новости же, которые он нес, имели большую, если не сказать — принципиальную, важность как для владыки Панламариса, так и для отца Мальскиннера.
— Панламарис мог бы срочно послать военные корабли на перехват, — произнес Хониг вслух, стараясь привести мысли в порядок.
Но повернул монах все равно налево, осознав, что его первейшим долгом является служба церкви, а не помещику. Он весь покрылся испариной и задыхался, однако не смел замедлить шаг.
— В чем дело, брат Хониг? — поинтересовался отец Мальскиннер, когда несколько минут спустя тот ворвался в его просторные частные апартаменты.
Хониг открыл рот, но жестокая одышка не давала ему выговорить ни слова. Он даже оперся о стол Мальскиннера, чтобы прийти в себя.
— Вы встречались с капитаном Шивейн?
Толстяк закивал, но по-прежнему не мог совладать с голосом.
— Брат Хониг?
— Они снимаются с якоря! — выговорил он наконец.
Отец Мальскиннер озадаченно уставился на гостя, затем встал из-за стола и подошел к окну, которое выходило на реку. Три капера действительно подняли паруса.
— Что это значит? — спросил он, резко повернувшись к Хонигу.
— Шивейн уходит из залива, — ответил тот.
— Но воины и припасы владыки Делавала еще даже не прибыли!
Хониг покачал головой.
— Она не станет их ждать. Эта атаманша смеялась над моими возражениями.
— Даже так?
— Ей заплатили, святой отец. Причем очень хорошо. Лучшее предложение, как она сказала.
— Этельберт? Здесь?
Хониг отрицательно замотал головой.
— Капитан Шивейн нарочно не говорила, кто это. Лишь заверила, что не Этельберт и не его посланец. Она назвала его разбойником, человеком, который принес ей гораздо больше сокровищ, чем предложил владыка Делавал.
Мальскиннер задумчиво посмотрел на Хонига.
— Третья сторона в этой войне? — Произнесенные вслух, эти слова казались еще более невероятными.
— Больше похоже на вора-одиночку, — сказал гость. — Она упомянула, что на нем была маска и черный костюм из редкой ткани.
Глаза Мальскиннера округлились.
— Еще она говорила, будто он движется словно тень и мастерски владеет клинком. У него, мол, самый великолепный меч из всех, что ей доводилось видеть. Это оружие поразит владыку или человека, мечтающего стать королем. Так она и сказала.
— Человек из Прайда, — произнес Мальскиннер, кивнув в знак своей догадки.
Он торопливо подошел к стеллажу, где хранилась вся переписка за последние месяцы, и извлек оттуда пачку писем из Прайда. Здесь же были и послания принца Иеслника Делавалского, в которых тот предупреждал о самом знаменитом и опасном преступнике по прозвищу Разбойник.
Мальскиннер испустил протяжный вздох, когда прочел три последние записки. В одной из них сообщалось, что этот отчаянный субъект убил владыку Прайда и отправился в неизвестном направлении.
Порывшись в каких-то пергаментах, настоятель часовни Дорогих Воспоминаний вытащил толстое письмо, отправленное братом Ринду от имени отца Джерака из Прайдской часовни.
— Брансен Гарибонд, — сказал он Хонигу, пробежав глазами документ. — Из города Прайда. По слухам, он как-то связан с братом Динардом и загадочной женщиной из Бехрена.
— С Динардом? — эхом повторил брат Хониг, пожимая плечами и качая головой.
— Был такой недостойный собрат, — пояснил Мальскиннер. — Он ушел в Бехрен, где попал под развратное влияние грязных варваров. Отец Джерак мудро решил отправить его в часовню Абеля, чтобы спасти душу грешника.
— Да-да, — ответил Хониг. — Кажется, он был убит по дороге туда.
— Так говорили. Я не знаю, подтвердили братья из часовни Абеля эти слухи или нет.
— Мы должны предупредить владыку Панламариса.
— И немедленно! — согласился отец Мальскиннер. — Пусть он известит всех об этом существе. Скажите ему, чтобы искал невысокого калеку, — добавил он, заглянув в бумагу.
— Калеку?
Мальскиннер пожал плечами и стал читать описание Брансена, где было сказано и про его неуклюжую походку, и про слюнотечение, и про заикание.
— Похоже, он скрывается под маской немощного, — сказал он.
— Прошу прощения, святой отец, — донеслось из-за приоткрытой двери.
Мальскиннер поднял голову и увидел брата Фатууса.
— Я случайно услышал…
— Заходите, брат Фатуус, — ответил отец Мальскиннер. — Мы обсуждаем проблему, возникшую в Палмаристауне. Вы видели, что каперы готовятся к отплытию?
— Вот поэтому я и здесь, святой отец. Вы что-то говорили про маску?..
Мальскиннер протянул Фатуусу письмо от брата Ринду.
— А вы отправляйтесь к владыке Панламарису, — приказал он Хонигу. — Расскажите ему все, что знаете, и попросите, чтобы он предупредил свою охрану об этом человеке-цапле.
— Я его видел, — вдруг произнес Фатуус, и оба священника повернулись к нему.
Абелиец стоял разинув рот, с письмом Ринду в руках.
— Это он, Брансен. Я видел его как раз вчера. Пытался лечить душевным камнем, правда безрезультатно, и пригласил к нам сегодня вечером, перед Парвесперсом.
— Речь о существе, описанном в письме?
— Причем очень точно. Он назвался героем войны, и я решил ему помочь, как вы и учили.
Отец Мальскиннер откинулся назад, затем присел на край стола и значительно кивнул.
— Так, значит, это правда. Разбойник в Палмаристауне.
— Разбойник?
— Мошенник необыкновенных способностей. Похоже, он причинит нам немало беспокойства, — объяснил Мальскиннер. — Этот тип перекупил наемные корабли.
— Но почему пираты не сохранили это в тайне? — спросил брат Фатуус.
— Капитан Шивейн не считала нужным что-то скрывать, — вмешался Хониг. — Сегодня утром, как мы и договаривались, я пришел к ней, чтобы дать распоряжения команде. Они уже собирались. Когда я спросил, что случилось, она все мне рассказала. Дамочка была так горда собой, что не только потрясла у меня перед носом мешком с драгоценностями, но и поведала о своем нежданном благодетеле.
— Будем надеяться, что этот Брансен, этот Разбойник, настолько спокойно себя чувствует под маской, что примет ваше предложение, брат Фатуус, и явится к нам, — сказал Мальскиннер. — Тогда мы схватим его быстро и по возможности бесшумно.
— Брат Ринду, говоря от имени отца Джерака из Прайдской часовни, изо всех сил старается подобрать добрые слова для этого жулика, — заметил Фатуус, пробежав глазами остальную часть обстоятельного письма.
— Вряд ли владыка Делавал разделяет его мнение, — ответил Мальскиннер и жестом отослал Хонига. — Или владыка Панламарис, на которого падет гнев Делавала, когда корабли Бергенбела вернутся без войска и припасов. Если этот человек еще в Палмаристауне, найдите его, а если нет, узнайте, куда он направился. Возможно, нам простят нашу неосмотрительность, если мы выдадим его владыке Панламарису, а тот, в свою очередь, — владыке Делавалу.
Конечно, Брансен в этот вечер не пришел в часовню Дорогих Воспоминаний. Но еще до завершения церемонии отцу Мальскиннеру донесли, что он в сопровождении двух женщин покинул город через северные ворота и направился к центральным плоскогорьям.
Туда, где находилась часовня Абеля.
На следующее утро из тех же ворот выехал брат Фатуус. Нещадно пришпоривая лошадь, он мчался во весь опор на восток, чтобы передать предупреждение отца Мальскиннера собратьям из часовни Абеля.
Фатуус так спешил, что даже не останавливался у редких сельских домиков, чтобы расспросить крестьян о загадочном Разбойнике.
На второй день путешествия он проскакал по переулку мимо небольшого сарая, не догадываясь о том, что оттуда за ним следят три пары глаз.
— Это же тот монах, который пытался излечить тебя самоцветами, — сказала Кадайль.
— Торопится так, будто за ним гонятся поври, — заметила Каллен.
— Поври? А может быть, Разбойник? — предположил Брансен.
Глава седьмая
НАПЕРЕКОР СКУКЕ
— Каждый день одно и то же, — ворчал Маквиджик, бесшумно опуская весло в воду. — Если бы не чертова луна, мы бы и не знали, что время проходит.
— Да, проходит, — кивнул сидевший напротив Бикельбрин. — Костями чую.
— А я — вот этим местом, — добавил Маквиджик и потрогал свой плоский широкий нос, который стал несколько шире и площе от удара, полученного двадцать восемь дней тому назад.
Он прилепил на переносицу кусочек застывшего клейкого сока, заживляющего раны. Это снадобье давали деревья, которые росли повсюду на островах. Уже несколько дней такой компресс был ему не нужен, но как раз перед возвращением на остров Часовни гном водворил его на место в качестве напоминания Прагганагу.
— Вы что, всю дорогу балаболить собираетесь? — раздраженно спросил Прагганаг, который сидел на корме, примериваясь к топору с деревянной ручкой, одному из немногих металлических орудий, сохранившихся на озере в целости за сотню лет. — Теперь весь Митранидун будет знать, что мы плывем. А ну как за нами погонятся варварские баркасы? Это вам не комар чихнул!
— Все, у кого осталась хотя бы капля мозгов, уже спят, — ответил Бикельбрин.
— Но это не про нас, точно? — спросил Маквиджик, и остальные рассмеялись.
Только Прагганаг сердито прищурился, так что глаза почти исчезли за густыми бровями, и с негодованием посмотрел на Маквиджика.
Тот, не обращая на него внимания, снова поправил примочку на носу.
— А монах-то неплохо тебя отделал! — заметил Бикельбрин, и три других поври повернулись к Прагганагу.
— Да уж, когда я смеюсь, нос еще болит, — ответил Маквиджик.
— Это хорошо, что, кроме тебя, никому не смешно, — рявкнул Прагганаг, чем вызвал новый взрыв хохота.
Маквиджик смеялся громче всех. Поври были самой суровой расой на свете, но умели ценить эти минуты веселья, даже если самые колкие шутки были нацелены на них.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 59; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!