МЫ БЫЛИ БЫ ПОСЛЕДНИМИ ПОДОНКАМИ 7 страница
Доусон усмехнулся и кивнул, надеясь как можно скорее до предела заполнить трюм людьми.
— А, ну как же! Проходил он тут с процессией, — радостно воскликнула пожилая женщина, по виду совсем старуха. — Что это было за зрелище! Пышнее я за всю жизнь не видала.
Кадайль вежливо кивнула, и крестьянка, видя, что ее слушают, пустилась в пространное повествование о том, какой пышный праздник был в их скромной деревушке Винтерсторм в честь приезда брата Брана Динарда.
Целый час, пока длилась история, Брансен и Каллен стояли, прислонившись к стене маленькой хижины. Каллен уже давно отвлеклась от пустопорожней болтовни одинокой женщины, которая так радовалась неожиданному вниманию, что готова была рассказать про что угодно, лишь бы быть интересной. Брансен же, несмотря на скептический настрой, продолжал слушать.
— Вот, и с тех пор мы его не видели, — заключила крестьянка, растягивая слова так, что даже замечтавшаяся Каллен удивленно посмотрела не нее. — Ушел, да так больше и не появлялся.
— Он направился в часовню Абеля? — уточнила Кадайль.
Женщина пожала плечами, но, заметив, что расстроила этим собеседницу, тут же энергично закивала.
— Кушать-то будете? — спросила она. — А то у меня овсянка есть и тушеный ягненок. Всего неделю назад зарезали, еще черви не поточили.
Кадайль повернулась к своим спутникам, но их лица и позы выражали полное безразличие.
— Да, неплохо бы подкрепиться перед дорогой, — ответила она.
|
|
|
Услышав это, крестьянка улыбнулась беззубой улыбкой и поспешила в погреб за едой.
— Не видела она никакого Брана Динарда, — сказала Каллен, как только хозяйка вышла.
— Как знать. Не стоит недооценивать воспоминания деревенских жителей, — предупредил Брансен.
— Воображение, ты хотел сказать, — поправила его Каллен. — Их жизнь — сплошная скука, год за годом. А тут приходим мы, задаем вопросы, и тоски как не бывало.
— Да ведь война же бушует всего в нескольких днях пути, — напомнил Брансен.
— Значит, они хотят отвлечься от нее, — отозвалась Каллен.
Брансен посмотрел на Кадайль, ища поддержки, но та лишь пожала плечами в ответ, ибо ободрить его было нечем. Палмаристаун остался далеко позади, дорога проходила через множество хуторов, подобных Винтерсторму, — горстка домиков и иногда одна-две мелочные лавки. До часовни Абеля оставалось меньше половины пути. Брансен надеялся, что здешнее население уж точно должно что-то знать о Бране Динарде, но, увы, все истории были похожи одна на другую. Некоторые крестьяне, как эта женщина, ткали целые ковры из словесных узоров, но пользы от подобных рассказов было ничуть не больше. Нашим путникам пришлось признать, что они так ничего и не узнали о путешествии Брана Динарда, состоявшемся двадцать лет назад.
|
|
|
Но Брансен не терял надежды, рассудив, что результаты его поисков вполне закономерны. Если ему суждено отыскать ответы на свои вопросы, то он наверняка найдет их в самой часовне Абеля, а не в ходе часовой беседы с очередной селянкой, когда уже в первые минуты ясно, что в ее истории воспоминаний не больше одной десятой, а остальное — поэтическая вольность. Хотя гостеприимство, с которым встречали путешественников в каждой деревне, очень скрашивало им дорогу.
— Скорей бы добраться до часовни Абеля, — сказал Брансен теще.
— Уже скоро, — улыбнулась Каллен и мягко погладила его по плечу.
— Трое, — недовольно буркнул Доусон, обращаясь к Пинауэру. — Здесь они обыкновенные рабы, а все пытаются что-то выгадать!
— Могло бы набраться и больше, — отвечал монах. — Но они уже знают, что такое война, многим даже знаком холод клинка. Здесь им тяжко, зато есть уверенность в том, что они переживут войну. А вы снова зовете их на поле боя.
— Я предлагаю им свободу!
— Здесь каждому известно, что Вангард в состоянии войны, — усмехнулся брат Пинауэр.
— Они получат землю и положение в обществе. Путь, который я предлагаю, приведет их к свободе.
|
|
|
— Если не в пасть гоблина. Говорят, эти твари поедают пленников и убитых врагов.
Доусон беспомощно вздохнул.
— Значит, трое? — уточнил брат Пинауэр неожиданно обнадеживающим тоном. — Это на три больше, чем было. Будьте покойны, отец Атроливан не отпустит вас с таким скудным барышом.
— Он снарядит монахов?
— Нет, конечно. У нас каждый на счету, — ответил Пинауэр. — Сейчас никак не получится. А вот самоцветы для братьев из Пеллинорской часовни…
— Она пала, — сообщил Доусон.
— Это временно, мы убеждены. Судя по последним вестям с севера, орден там возрождается с новой силой и решимостью. Многие из наших пеллинорских собратьев выжили. Мы поддержим их и вас — как самоцветами, так и другими поставками. Я уже обсудил это с отцом Атроливаном, и он дал мне полную гарантию.
— Дама Гвидра будет благодарна за эту поддержку, — кивнул Маккидж. — Но я бы хотел привезти целый трюм воинов. А их у меня только трое, да и те запросили больше, чем я планировал заплатить. Чтобы оправдать поездку сюда, мне нужно как минимум пятьдесят человек, даже с учетом вашего щедрого предложения, брат. Кроме людей, нам ничего не надо.
— Терпение, — улыбнулся брат Пинауэр. — По всему Хонсе вспыхивают сражения. Каждую неделю к нам прибывают все новые работники. Что, если я поговорю с братом Шиннигордом, который ими заведует, и попрошу его смелее орудовать кнутом? Глядишь, и ваше предложение покажется им чуть более соблазнительным.
|
|
|
— Было бы замечательно, — с поклоном ответил Доусон.
Брат Пинауэр пожал плечами в знак того, что это сущая мелочь.
— У нас и в самом деле многовато рабочих, — сказал он. — Они прибывают бесконечным потоком. Возможно, мне удастся убедить отца Атроливана заключить с владыками Этельбертом и Делавалом соглашение, по которому избыток людей отправлялся бы морем прямо к даме Гвидре.
— Вот это действительно помогло бы Вангарду, брат, — поспешил ответить Доусон, едва не задохнувшись от радости.
Он очень хотел обсудить это предложение с Пинауэром, но шум за дверью заставил их обернуться. В часовню в сопровождении двух местных монахов вошел молодой абелиец.
— Брат Фатуус из Палмаристауна, — представил его Доусону брат Пинауэр. — Скакал весь день со срочными вестями для отца Атроливана.
— Вы считаете, мне будет полезно их знать?
Пинауэр пожал плечами и вышел, пообещав вскоре вернуться, а Доусон снова отправился уговаривать рабочих.
— Трое, — бормотал он себе под нос, пересекая внутренний двор и содрогаясь при мысли о том, какой разнос устроит ему леди Гвидра, если он вернется с таким жалким подкреплением.
Глава десятая
ПЛАТА ТЮРЕМЩИКУ
— Быстрее! — подгонял Джавно двух товарищей, сидевших на веслах маленькой лодки, одной из немногих, оставшихся от «флота» острова Часовни.
— Мы хотим догнать привидение? — осмелился спросить один монах.
— Говорю же, я видел его, — упорствовал Джавно. — Он плыл по течению, в тумане.
— Неужели? А может, затаился? — предположил гребец.
— Его мачта была срублена, — объяснил Джавно. — Да вот же он! — вскричал монах в следующий момент, указывая на силуэт корабля, едва заметный сквозь серую дымку.
Теперь его увидели и остальные. Никем не управляемый, с порванным парусом, он неуклюже раскачивался на волнах.
— Какая удача для острова Часовни! — воскликнул Джавно.
Он обернулся к товарищам и улыбнулся от уха до уха, представив, как будет доволен отец де Гильб и остальные монахи, вынужденные строить лодки вместо того, чтобы возводить церковь. Но улыбка испарилась с лица Джавно, стоило ему снова взглянуть на корабль.
Он хотел поторопить гребцов, но вместо команды послышалось лишь нечленораздельное бульканье. Тогда монах жестом велел им поторопиться, и лодка абелийцев резво подплыла к кораблю.
Настал их черед ахнуть.
На палубе, сплошь пропитанной кровью, лежали три альпинадорца, тоже все в крови — по-видимому, в своей собственной. Когда лодка ударилась о борт корабля, никто из них даже не пошевелился, и монахи поняли, что варвары, должно быть, почти мертвы.
— Наверное, они слишком близко подошли к ледниковым троллям, — сказал один из гребцов. — Северо-западный берег совсем рядом.
Он встал, схватился обеими руками за борт корабля и стал прижимать его к лодке, работая живым шлюпочным якорем. Второй гребец помог Джавно перелезть на корабль.
— Живой, — констатировал монах, склонившись над ближайшим альпинадорцем, рослым светловолосым атлетом.
Он порылся в кармане, извлек оттуда душевный камень и начал молиться.
Второй абелиец тоже перебрался через борт и направился к остальным раненым.
— Эти оба тоже живы, — объявил он почти сразу. — Но вряд ли продержатся долго!
Джавно прервал лечение молодого человека и занялся по очереди двумя другими варварами, отдавая каждому понемногу целебной энергии, чтобы поддержать жизнь или хотя бы остановить кровотечение. Ему даже не пришлось отдавать распоряжений товарищам. Они привязали альпинадорское судно к своей лодке, сели на весла и на полном ходу отбуксировали его к острову Часовни.
Звук голосов мало-помалу привел Андрузиса в сознание.
— Мы не животные, — донеслось до него непонятно откуда ворчание Тоникуэя.
— Да мы и не считаем вас таковыми, — прозвучал другой голос, принадлежавший, судя по акценту, южанину, для которого эрчук, основной язык Альпинадора, был неродным.
Андрузис услышал скрежет не то костей, не то цепей.
— Это простая предосторожность, — объяснил южанин.
Молодой варвар открыл глаза, но из-за сильной головной боли не сразу смог различать окружающие предметы. Наконец он увидел стоявшего перед ним монаха. В небольшом помещении, похожем на темницу, тускло горели факелы, отбрасывая на стены причудливые тени. Здесь пахло дымом. Он лежал на жесткой сырой земле. Нижняя часть туловища и ноги были укрыты одеялом. Андрузис попытался перевернуться на спину, чтобы лучше рассмотреть монаха и Тоникуэя, но тело пронзила такая острая боль, что он снова лег на бок.
— Я прикован цепью, как собака! — прорычал Тоникуэй.
— Это единственный способ обеспечить нашу и вашу безопасность, — ответил монах, в котором Андрузис теперь узнал брата Джавно.
Когда же рядом с Джавно он разглядел еще одного человека, Кормика, в душе несчастного варвара затеплилась надежда.
Кормик освободит его, ведь он — тайный друг.
— Отдыхайте и лечитесь, — посоветовал Джавно. — А мы тем временем проведем переговоры с вашим племенем, чтобы вернуть вас домой как можно скорее.
— Немедленно! — потребовал Тоникуэй. — Вы не имеете права…
— Не найди я вас посреди озера, вы были бы уже мертвы вместе с вашими соплеменниками, — отрезал Джавно. — Ведь я мог бы оставить вас там на растерзание троллям, не так ли?
Андрузис не мог видеть Тоникуэя, но живо представил себе его ярость.
— Я не жду благодарности, но требую повиновения, — продолжал абелиец. — Вы, все трое, все еще нуждаетесь в лечении камнями.
— Не смей приближаться с ними ко мне! — вскричал Тоникуэй.
— Без них вы бы умерли.
— Уж лучше смерть!
— Как угодно, — согласился Джавно, отступил на шаг и улыбнулся недоброй улыбкой, которая казалась еще более зловещей из-за дрожащих красных отблесков.
— К ним тоже, — не унимался шаман.
— Тогда тот, кого вы называете Канраком, погибнет, — предупредил Джавно.
— Пусть, если на то воля богов, — ничуть не смутившись, отвечал Тоникуэй.
Андрузису захотелось повернуться и ударить самодовольного шамана. А Джавно лишь тихонько засмеялся.
— Если вы снимете с меня кандалы, я смогу помочь ему, — сказал Тоникуэй.
— Но мы не станем этого делать, — последовал ответ.
Услышав, каким непреклонным тоном были произнесены последние слова, Андрузис даже поперхнулся. В знак того, что разговор окончен, Джавно отвернулся и, пригнувшись, вышел через низкую дверь, увлекая за собой Кормика.
— Да будет крепок наш род, — начал читать Тоникуэй молитву племени Снегопада. — И пройдем наш путь без колебаний.
Из дальнего угла до Андрузиса донесся тихий ответ, больше похожий на всхлипывание. Ради удовольствия старого шамана юноша тоже мог бы подхватить молитву, но боялся вместо нее сказать то, что Тоникуэю совсем не понравится.
Отца де Гильба нельзя было уличить ни в скромности, ни в застенчивости. Ответственная проповедническая миссия в северных землях давалась ему нелегко, особенно когда ее печальная участь, если не сказать — провал, стала очевидна. Но Камбелиан де Гильб обладал сильным характером. Именно это свойство вкупе с внушительной наружностью помогло ему получить сан епископа и сыграло решающую роль при выборе руководителя экспедиции, а вовсе не его труды по религиозной философии Абеля. Выглядел же отец де Гильб и впрямь замечательно — ростом почти семь футов и весом не меньше трехсот сорока фунтов. Это несмотря на скудный стол из рыбы и растений, на который вынуждены были перейти абелийцы на Митранидуне. Монахи любили говорить: «Пусть наш святой отец и не поет как ангел, зато рычит как дракон».
Как раз таким рыком, сотрясшим все здание часовни, де Гильб потребовал к себе в кабинет Джавно и Кормика, споривших между собой.
Когда они вошли, он поднялся из-за стола и плотно закрыл дверь.
— Ваши сомнения сеют тревогу и страх в душах собратьев, — произнес он, грозно нависая над монахами всем своим могучим торсом.
Эта поза внушала трепет многим весьма не робким мужам.
— При всем моем уважении, святой отец, о сомнениях речи не идет, — начал Джавно. — Брат Кормик не прав. Его нужно наставить на путь истинный.
Отец де Гильб перевел тяжелый взгляд на младшего монаха.
— Я возражаю, — ответил Кормик, стараясь унять дрожь в голосе.
— Против чего?
— У него слишком мягкое сердце для столь важной и ясной цели, какая стоит перед нами, — объяснял Джавно, но де Гильб, не сводя испытующего взгляда с Кормика, знаком велел ему замолчать.
— Их держат в грязи и сырости, — выпалил юноша, с трудом маскируя гнев под просительной интонацией.
— Да, наш остров сырой и грязный, брат, — заметил отец де Гильб.
— Что может быть негостеприимнее подземелья!
— Это самое безопасное место.
Кормик вздохнул и потупился.
— Ему хотелось бы переселить наших гостей на их отремонтированный корабль, — сказал Джавно. — А потом отправить восвояси.
— Но мы не имеем права держать их… — начал было возражать Кормик.
— Мы спасли их! — оборвал его Джавно.
Оба посмотрели на отца де Гильба, но тот и не думал вмешиваться. Своим молчанием епископ словно поддерживал Джавно в его негодовании.
— Только благодаря божьей помощи и мудрости блаженного Абеля, даровавшего нам самоцветы, эти три язычника еще живы. И в этом наша заслуга, наш неустанный груд с той самой минуты, как я прицепил их разбитый корабль к нашей лодке.
— Благородное деяние, достойное церкви блаженного Абеля, — согласился Кормик, но Джавно посмотрел на него с негодованием.
— Брат совсем забыл, зачем мы здесь и в чем наша миссия, безрассудно сблизился с соседями-варварами, — обратился он к отцу де Гильбу. — И с поври, — добавил монах после паузы, бросив на Кормика уничтожающий взгляд.
Молодой человек встрепенулся.
— Надень его, брат, — потребовал Джавно.
Кормик покосился на отца де Гильба, и гримаса гнева на его лице сменилась страхом.
— Ну же, — подначивал старший абелиец. — Всем давно известно, что ты с ним не расстаешься и надеваешь, когда уверен в том, что тебя никто не видит.
Видя, что заступничества от настоятеля ждать бесполезно, Кормик опустил дрожащую руку в небольшой мешочек, который носил сзади на поясе, и вынул оттуда берет поври. Отец де Гильб жестом велел подчиниться требованию Джавно, и юноше пришлось надеть кровавый колпак на голову, немного набекрень, так, чтобы околыш свисал вправо.
Де Гильб издал смешок, в котором слышалась скорее жалость, нежели веселье.
— С какой же целью ты носишь сей убор, добытый непонятно откуда? — поинтересовался Джавно.
— В нем есть какая-то магия, — ответил Кормик.
Абелийцы уставились на него со смесью удивления и ужаса.
— Когда он на мне, я ощущаю необычайную выносливость, — постарался объяснить монах. — С его помощью я хочу узнать, что позволяет поври выдерживать даже самые сильные удары.
— То есть ты носишь его для того, чтобы понять наших врагов? — уточнил отец де Гильб.
Кормик уже готов был согласиться, но почувствовал, что никак не может называть поври врагами после того, как они столь честно и благородно с ним обошлись.
— Я ношу его, чтобы лучше понимать наших соседей, — поправил он.
— Что ж, тогда носи на здоровье, — заявил настоятель, по-видимому, удовлетворенный таким ответом, и Кормик облегченно вздохнул. — Но пеняй на себя, если я увижу тебя без него.
Джавно захихикал. Тут только юноша понял, что великодушное разрешение отца де Гильба было не чем иным, как наказанием, прекрасной возможностью изолировать его от остальных монахов острова Часовни, заклеймив в их глазах.
— А что касается варваров, то они обязаны нам жизнью, — продолжал настоятель. — Разве ты не согласен, брат Кормик?
Молодой человек судорожно искал способ уйти от прямого ответа, но не находил.
— Да, — нехотя согласился он наконец.
— И спасены волшебством, которое даровал нам блаженный Абель?
— Да, святой отец.
— В таком случае они должны нам не только за наше великодушие.
Кормик озадаченно посмотрел на де Гильба.
— Должны не конкретно брату Джавно — впрочем, и ему тоже в какой-то степени, — а блаженному Абелю и богу, — объяснил епископ. — Это что-то вроде платы тюремщикам, хотя какие мы тюремщики? Мы простые стражи.
Кормику не понравилась логика отца де Гильба, но он был не в том положении, чтобы спорить.
— Да, святой отец, — ответил юноша.
— Стало быть, милость, о которой ты просишь, не в нашей компетенции, — рассудил настоятель. — Только бог может ее даровать. К счастью, в учениях блаженного Абеля сказано, кто достоин милости, а кто нет. Сейчас эти трое — заложники высшей власти, которой должны подчиниться. Лишь на этом условии бог наделил нас волшебной силой, исцелившей их смертельные раны, которые, напомню, им нанесли не мы.
— Вот только размера платы они не знали, — тихо возразил Кормик.
— Потому что были не в том состоянии, чтобы добиваться соглашения, — парировал отец де Гильб. — Да и какие могут быть переговоры? Мы посланы в Альпинадор, чтобы нести людям огонь божий. Никому из смертных, кроме самого блаженного Абеля, не довелось узреть его так ясно, как этим трем язычникам, за которых ты просишь.
— Но…
— Истина открылась им, брат Кормик. Если они отказываются ее видеть, то пусть остаются во тьме, — провозгласил отец де Гильб тоном, не терпящим возражений. — Во всех смыслах.
Кормик чувствовал, что Джавно, стоявшего рядом, просто распирает от самодовольства.
— Обращаться с ними будем хорошо, — сказал ему епископ.
— Разумеется, святой отец, — закивал Джавно.
— Но ради нашей безопасности они должны оставаться там же.
— Надолго? — осмелился спросить Кормик.
— Пока у них не откроются глаза или пока их не призовут праотцы, чтобы указать на то, какими глупцами они были при жизни. Итак, решено?
— Да, отец де Гильб, — отозвался юноша, снова потупив взор.
Настоятель жестом отпустил монахов, и Кормик машинально потянулся к берету.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 66; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!