ТОЛКОВАНИЕ МОНАСТЫРСКОГО УСТАВА И ПРАВИЛ СВЯТОГО АВГУСТИНА 11 страница
Если по снисхождению, ради немощи вашей, вам возвращают ту одежду, которую вы сдавали, то храните ее под общим присмотром в особом месте.
Ты человек привередливый, немощный и обидчивый, поэтому с тобой не хотят связываться. Уступая твоей немощи, каждый год тебе выдают ту одежду, которую ты сдавал. Но ты хотя бы храни ее «под общим присмотром в особом месте».
Святой Августин снисходит своенравному монаху, но, желая предостеречь братство в целом – ведь зло всегда притягательно, и человек к нему склонен, – он ставит условие: нужно хранить одежду в особом месте под общим присмотром. Немощный брат будет спокоен, но в то же время эта уступка будет для него напоминанием о его своенравии. Значит, допущение пользоваться вещами отдельно от других – это постоянное напоминание монаху о том, что он человек своенравный и желает для себя чего‑то особого.
Пусть никто не работает ради личной выгоды, но пусть все трудятся ради общей пользы, с большей ревностью и более горячим желанием, чем если бы кто работал ради собственной выгоды. (5.2)
Святой Августин начал с вопроса о правильном общении и монастырском единстве, а теперь переходит к другой теме, к работе. Работа, как мы уже убедились из его устава, – это существенный показатель духовности человека, его связи с Богом. Если человек работает, создавая вокруг себя суету, бестолково, если он все время отвлекается, рассеивается и трудится вполсилы, это говорит о том, что и его душа рассеянна.
|
|
|
По работе видно, что за человек перед тобой: неспокойный, самолюбивый, нерадивый, терзаемый своими помыслами, искушениями и страстями, духовный или плотской. В свою очередь, и качество работы зависит от того, что происходит в душе человека. Какова твоя душа – такова и работа; и по твоей работе можно понять, что у тебя в душе. Работа – это надежное мерило, указывающее окружающим, да и нам самим, что происходит в нашей душе.
Приведем пример. Ты хочешь вымыть стакан, берешь его и вдруг разбиваешь. Этого достаточно для того, чтобы и тебе, и окружающим стало ясно, что твоя душа надломлена. Несомненно, внутри тебя что‑то происходит. То, как ты моешь стакан, как его берешь, где ты его ставишь, здесь или там, – все это напрямую
зависит от того, что происходит в твоей душе и таится в глубинах твоего сердца.
Очень важно еще и то, ради кого ты исполняешь послушание: ради себя или ради ближнего. Работать ради собственной выгоды – дело обычное. И если для себя ты работал с усердием, то теперь, когда ты исполняешь послушание не только ради себя, но и ради всего братства, для Церкви, у тебя появляется стимул работать еще лучше, с большей отдачей. Для себя ты все делал аккуратно и тщательно. Но если ты проявлял такую ревность ради себя (а это не было добродетелью, но лишь показывало твой индивидуализм), то тем более усердным тебе надо быть на послушании. Здесь необходимо особенное усердие и отдача всех твоих сил.
|
|
|
Как сказано в Писании, «любовь не ищет своего». Значит, общее благо нужно ставить выше личного, а не наоборот. И еще: о своем преуспеянии судите по тому, насколько вы способны предпочитать интересы братства личным интересам.
Любовь не ищет своего, а потому при работе нельзя стремиться к удовлетворению своих желаний или личной выгоде. Кроме того, не измеряйте свое духовное преуспеяние строгостью поста, обилием слез и продолжительностью молитв: это может привести вас к прелести. Свое преуспеяние вы можете определить по участию в делах братства: чем лучше вы их исполняете и чем больше прилагаете труда, забывая о себе и служа ближнему, тем более преуспеваете в духовной жизни.
Любовь, которая «никогда не перестает», должна стоять выше всех вещей, использовать которые нас принуждают временные затруднения.
|
|
|
Замечательное выражение – «временные затруднения». Временные затруднения – это когда у меня сломался обогреватель и я тут же зову эконома, чтобы он посмотрел, в чем причина поломки, или когда перестала греть батарея и я тут же иду в рухольную просить теплый свитер, чтобы не замерзнуть. Все это обнаруживает наш непомерный и непроходимый эгоизм, наше самообожествление. Святой Августин побуждает нас не поддаваться обольщению, но стремиться к вечно пребывающей любви. Найдем себе такое служение, которое действительно будет приносить пользу братству. Пролитие пота и монашеское сознание – вот мерило нашей духовной жизни.
Если кто‑то из мирян подарит своим детям, близкому или дальнему родственнику в монастыре одежду или другие нужные вещи, то получивший их не должен это скрывать. Пусть он передаст вещи игуменукоторый сделает их общим достоянием, так что можно будет отдать их тому, кто в них нуждается. (5.3)
Блаженный Августин считает вопрос личной собственности в монастыре настолько важным, что снова и снова к нему возвращается. Если, говорит он, твои дети, родители или друзья дарят тебе что‑то, не принимай этого тайно, то есть без благословения. Иначе ты покажешь, что ни во что не ставишь свое монашеское достоинство. А хуже всего самому напрашиваться на подарок или радоваться тому, что подаренная вещь разрешит твои «временные затруднения», и уже задним числом просить благословения. Ты должен не только отдать подарок игумену, но и не соглашаться взять его себе. Итак, отдай вещь игумену, чтобы он сделал ее собственностью братства, а потом передал тому, кто в ней нуждается.
|
|
|
Святой Августин думает о пользе и единстве братства, а не о разрешении индивидуальных проблем братьев. Братья не будут ни в чем нуждаться, если среди них будет мир и единство. Что бы ни пожертвовали монастырю, оставь это тому брату, у которого есть в этом нужда. Не унижай себя и не нарушай свою связь с Богом, присваивая себе вещь под тем предлогом, что она тебе нужна. Первый, кто не имеет на нее права, – это ты. В монастыре нет индивидуумов, есть только общее тело, братство. Итак, святой с корнем вырывает из нашей обмирщенной души последнюю надежду на то, что можно от кого‑либо получить подарок. Он не дозволяет рассчитывать на это и пресекает самое пожелание.
Только так монастырь может жить в любви, как одно тело, одна семья. В наше время трудно встретить такую духовную чуткость инока по отношению ко всей братии, а между тем именно она соответствует святоотеческому духу, и только так подобает жить монашескому братству. Возвышенное устроение души встречается часто, а вот такую чуткость и внимательное отношение к ближним еще поискать надо. Обычно мы бываем внимательны к себе, а не к ближним.
Затем святой опять возвращается к разговору об одежде.
Когда вам скажет игумен, стирайте одежду или сами, или отдавая специально назначенным для этого братьям. Остерегайтесь, чтобы чрезмерная забота о чистоте одеяния не привела со временем к нечистоте души. (5.4)
Нас удивляет, что святой занимается такими приземленными вопросами. Но все они непосредственно связаны с духовным устроением человека. Не случайно и апостол Павел, и пророки, и все святые, и Сам Господь говорят об одежде человека. Одежда – это отражение человеческой души.
То, как часто надо стирать одежду, опять же решает игумен. В последних правилах святой все время говорит о роли игумена, и поэтому может возникнуть недоумение: «Неужели игумен должен назначать ответственного даже за стирку? Не лучше ли ему исполнять свои обязанности, а не заниматься всем подряд, так что ему некогда будет ни поесть, ни отдохнуть?».
Согласно монашеским уставам, действительно, нет почти ни одного вопроса, которым не занимался бы игумен. Он может это делать при помощи другого человека, но он обязательно должен обо всем знать и всем распоряжаться. Только в том случае, если в монастыре все исходит от игумена, во всем выражается его воля, дух и образ мыслей, – только тогда может сохраниться подлинное единство братства. Те, кто окружают игумена и действуют от его лица, выражая его волю и суждения, несомненно, облегчают ему жизнь. Однако если игумен сам не вникает в дела, то, хотя по видимости он освобождается от бремени, в действительности его проблемы и заботы умножаются в сотни раз. Замечено: если игумен, да и вообще всякий начальник, всякое ответственное лицо, хоть что‑то упустит из внимания, то потом на его голову посыплются трудности одна за другой. Это нерушимый закон. Человек как будто бы избавляется от одной заботы, но увязает в сотне других.
Вообще, в любом человеческом обществе именно тот, кто стоит во главе, считается выразителем воли Божией. У евреев таким Божественным представителем был Моисей, в его лице Бог пребывал с народом. Даже после того как были избраны семьдесят старейшин, последнее слово всегда оставалось за Моисеем. Старейшины брали на себя разрешение мелких вопросов, ответы на которые были простыми и ясными. Но по всякому серьезному делу они обращались к Моисею, а следовательно, к Богу. Такой должна быть и деятельность игумена. Если решения принимает не игумен, то начинается неразбериха, и братство оказывается на краю пропасти.
В нашем случае такое обыденное дело, как стирка, может много сказать о человеке: его добродетелях и страстях, немощах и эгоизме – обо всем. Тем более видно человека, когда чистота одежды превращается для него в необходимость и он пристально следит за тем, чтобы на одежде не было ни малейшего пятнышка, чтобы она была отглаженной, с тщательно заутюженными складками. Такой человек не монах, более того, он не имеет и обычной человеческой рассудительности, потому что тратит силы на то, в чем нет никакого смысла.
Конечно, в самой по себе чистоте нет ничего плохого, все зависит от того, для чего мы хотим быть чистыми. Если мы стираем свою одежду ради братства, зная, что грязь неприятна ближним, вот тогда мы показываем подлинную чистоту нашей души.
Когда старец Амфилохий Патмосский видел в монастыре неопрятного брата, он говорил ему: «Ты большой подвижник и не подходишь для нашего монастыря». Так он побуждал человека или вести себя соответственно требованиям братства, или уйти. Если все братья ходят чистыми, а один неряшлив, то это показывает его эгоизм и внутреннюю неустроенность. Исключением из этого правила может быть только человек простой, не задумывающийся о своем внешнем виде. Но такой человек издает благоухание Святого Духа. А это редкое явление. Итак, мы должны быть опрятными ради братства, а не из личного желания носить чистую одежду.
Важно еще вот что. Если для того, чтобы постирать одну и ту же вещь, тебе нужно десять минут, а мне – три часа, то я нездоров. Но если ты мне все объяснишь, исцелишь мое внутреннее нестроение, то и я буду стирать ее за несколько минут. Именно поэтому святой говорит, что даже стирка одежды находится в ведении игумена. И в таких сугубо практических вещах проявляется душевное и телесное здравие человека, становится ясно, может ли он достичь совершенства.
Не будем запрещать мыться тем, кому по болезни это необходимо. Больной должен безропотно следовать предписаниям врача. Если он не согласен с врачом, пусть тогда лечится так, как ему скажет игумен. (5.5)
Чистота тела напрямую связана с тем, какую жизнь мы ведем. Если у тебя нечистые помыслы, то и твое тело будет издавать зловоние. Ты можешь вылить на себя целый флакон духов – но как только к тебе подойдет человек, имеющий хоть сколько‑то духовного обоняния, он тут же поймет, что твоя душа нечиста. Каков человек внутри, таков он и снаружи; от собрата, а тем более от Бога, не скроешься. Отцам в древности это было известно, поэтому они и не считали обязательным мыться.
В наше время потребность мыться появилась не только из‑за общего падения нравов, но и из‑за изменения качества пищи. Современная еда загрязняет организм, душу и дух человека. Чем проще и естественнее ты питаешься, тем чище твой организм. И чем больше ты используешь приправ и усложняешь приготовление, тем более нечистым становишься, нечистым во всех смыслах этого слова. Итак, из‑за того что в наше время изменилось питание людей, да и вся их жизнь и наклонности (даже одежда стала облегающей, изысканной), чистоте тела придается особенное значение.
Надо сказать, что и в древние времена были причины, по которым позволялось мыться. Даже монахи могли три‑четыре раза в год ходить в баню, в некоторых монастырях мылись каждый месяц. Мыться чаще для монаха считалось неприличным, потому что предполагалось, что он обладает определенной чистотой души. Запах от тела больше связан с душой, чем с самим телом. Есть особые болезни, из‑за которых от человека исходит зловоние, но это исключение. Такие болезни нередко попускались святым, но при этом их смирение и сердечная чистота обнаруживались только еще больше – гораздо больше, чем если бы святые издавали благоухание.
В наше время люди просто жить не могут, если не моются каждый день. Но возможна ли в таком случае духовная жизнь? Как бы то ни было, блаженный
Августин, учитывая все эти сложности, не запрещает мыться тому, кто по болезни в этом нуждается. Главным условием для такого разрешения он считает болезнь. Под словом «болезнь» подразумевается также и немощь характера или воли. Но святой не говорит об этом прямо, потому что если кому‑то показать лазейку, то он не преминет ею воспользоваться. Если, например, я скажу, что увольнительное свидетельство брать запрещается, то вы не станете его просить, даже если вам очень захочется, но будете с собой бороться, каяться. А если скажу, что брать его допустимо, тут же кто‑нибудь его попросит или начнет об этом думать. И потому блаженный Августин, употребив слово «болезнь» без определения «телесная», подразумевает главным образом немощь характера, души и духа, внутреннюю нечистоту, которую человеку хочется утаить, почему он и моется.
Если монах захочет чего‑то неполезного, не будем уступать его своенравию, иначе он может дойти до того, что будет считать полезным приятное, тогда как оно вредно.
Если брат настаивает на том, чтобы, например, мыться чаще, чем положено, или, наоборот, совсем не мыться, мы не будем уступать его своенравию. Одно дело – немощь и другое – своенравие. Может быть, я хочу часто мыться, а в этом нет необходимости. Например, я просто привык к этому в миру. Или я не хочу мыться, тогда как это необходимо делать ради братьев. В таком случае монастырь не должен мне уступать. Уж лучше тогда мне пойти в мир.
Кроме того, человек получает от купания удовольствие. Предположим, ты вспотел и моешься. Ты это делаешь не столько по необходимости, сколько ради удовольствия. Или на улице жарко, и ты обливаешься холодной водой. Настоящее блаженство! Понятно, что тут купание не телесная необходимость, поэтому и установлено, чтобы игумен судил о том, нуждается кто‑то в купании или нет, и существовали правила для братства.
После этого излишне и говорить о том, насколько осторожно и достойно нужно себя вести, когда мы моемся. Недопустимо идти с одеждой в руках, показывая таким образом, что ты только что из душа. Нельзя афишировать свои телесные потребности. Я должен вести себя настолько благопристойно и прилично, чтобы никто, кроме меня самого, не знал, что я помылся. Важно хранить это правило, даже когда мы пользуемся общими душевыми. И конечно, я не стану мыться, если рядом с душевой работают люди. Может быть, я крайне нуждаюсь в том, чтобы именно сейчас помыться, но более вероятно то, что тут действует моя немощь, мирской дух, кроющаяся во мне страсть.
Следующий отрывок свидетельствует о поразительной проницательности блаженного Августина. Он знаток духовной жизни, а потому не может обойти молчанием даже самую малую жизненную ситуацию.
Наконец, если какой‑то раб Божий ощутит внутренние боли и скажет об этом, нужно принять его слова с доверием. Если нет уверенности в том, что лечение, которое он предпочитает, облегчит боль, следует посоветоваться с врачом. (5.6)
Святой Августин говорит здесь не о наружных болезнях, но о той боли, которую человек ощущает в сердце, печени, почках, то есть во внутренних органах. В словах «внутренние боли» заключен и более глубокий смысл: это и обида, тяжесть, уныние, недомогание, такое состояние, при котором мне не хочется ни читать, ни молиться. Меня угнетает даже само то место, где я нахожусь, и потому сегодня я крашу комнату в один цвет, завтра – в другой, сегодня стелю ковер, завтра мне хочется его убрать, переселиться в другую келью, сходить прогуляться.
Но давайте посмотрим, что такое внутренняя боль в смысле телесной боли. У человека заболело сердце, и он просит какое‑то лекарство. Святой Августин советует поверить ему и не сомневаться в его словах: лгать больной не может. Но то, что он не обманывает, не означает, что он прав. Возможно, он верно передает только собственные ощущения. Между тем, боль в желудке может возникать не из‑за болезни, а совсем по иной причине. Итак, нельзя сомневаться в искренности больного, но при этом нужно помнить, что обычно мы ощущаем то, что нам выгодно. Прежде чем начнет рассуждать ум, сердце уже подсказывает телу ощущения, нужные для того, чтобы исполнилось то или иное наше желание. И потому большинство болезней происходят от недугов души: от какого‑то желания, влечения, неудачи. Почти все проблемы со здоровьем напрямую связаны с душевными или духовными проблемами, чаще всего – с грехом или желанием отстоять свое мнение. Если последить за тем, что и как человек говорит, то можно понять, насколько он здоров или, наоборот, насколько болен. А если он расскажет тебе о своих грехах или ты увидишь, как он смеется, как ведет себя с ближними, как отстаивает свои права или же отказывается от них, тогда ты с точностью определишь его телесные и, тем более, душевные болезни.
«Если нет уверенности в том, что лечение, которое он предпочитает, облегчит боль, следует посоветоваться с врачом». Представим такую ситуацию. Игумен не разрешил мне поехать к больной матери, после чего у меня вдруг разболелся желудок, и я прошу разрешения поехать к врачу. Моя просьба, даже если я этого не понимаю, непосредственно связана с моей матерью. Игумен, как я ожидаю, должен мне сказать: «Тебе все равно ехать в Салоники к врачу, поезжай тогда и к матери в Кавалу. И чем идти к случайному врачу, сходи лучше к вашему семейному, который знает тебя с детства».
Из слов больного можно понять, что именно поможет ему вылечиться. И если ты пренебрежешь тем, что он сам предлагает, тогда он не примет твоего совета. Даже если он послушается и через силу подчинится, ему не станет легче, потому что не будет устранено начало болезни, причина, вызвавшая боль.
Вернемся к нашему примеру. У тебя болит желудок, и я даю тебе маалокс. На какое‑то время тебе становится легче, но лишь только ты вспоминаешь, что я не отпустил тебя к матери, боль возобновляется. Почему? Потому что ты сразу внутренне сжимаешься. Если мы не найдем решения, которое подлинно сняло бы проблему, и я буду продолжать давать тебе маалокс, который в данном случае означает уход от действительности, то я тебя искалечу, так что потом у тебя заболят и другие органы. Бывает, что больной ищет простого облегчения боли, неполезного ему, или не хочет поправляться, чувствуя, что для этого он должен отречься от себя. Порой требуется примириться с тем, что ты будешь всю жизнь испытывать боль, а это принять нелегко. Но лишь только ты с этим примиришься, желудок тут же перестанет тебя беспокоить, тогда как, желая избавиться от боли, ты в итоге теряешь и Бога, и свое здоровье. Как правило, человек стремится не к выздоровлению, но к облегчению боли, потому что это ему помогает, с одной стороны, остаться при своем, не меняться, а с другой – как‑то продолжать жить.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 88; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!