Римская поэзия и польская проза 16 страница



Католическая иерархия в Польше этим обстоятельством была до некоторой степени смущена. Впрочем, если целью является соединение православных с апостолическим престолом в смысле поглощения Православия католичеством, то в общем все средства хороши, если только ими умело пользоваться.

Одним из серьезных способов воздействия на иерархию было раздувание национальных несогласий в ограде Православной Церкви.

Польское правительство так же хорошо, как и советское, понимало, что залог победы над Православием — это ослабление Церкви внутри. Национальный вопрос являлся вернейшим к этому средством. Отдавая Православную Церковь украинским шовинистам на Волыни, правительство сразу достигало нескольких целей. Оно удовлетворяло национальные требования там, где интересы правительства менее всего были задеты, отрывало Волынь от Галиции, настроенной противополь­ски, и, кроме того, разбивало единство Церкви.

Несмотря на официальный оптимизм, митрополит Диониский должен был признать, что обстановка складывается для него неблагоприятно, и решил опереться на народ. Он мог надеяться, что в этих трудных обстоятельствах церковные люди забудут прошлое и помогут укреплению Церкви.

Синод постановил созвать собор на 12 февраля 1930 года. Была опубликована программа собора, избирательный закон и назначены сроки выборов. Собор созывался с участием клира и мирян.

Временные правила об отношении Православной Церкви и правительства в Польше (30 января 1922 года) вопрос созыва собора разрешали неясно. Правительство считало, что оно должно дать согласие на созыв собора до начала производства выборов и что избирательный закон и программа также зависят от соглашения с ним. Правительство не желало допустить Собора в обстановке, благоприятной для иерархии.

Но и на этом правительство не остановилось и решило воспользоваться идеей собора в своих целях. Закулисные переговоры закончились тем, что в митрополичьем соборе в Варшаве 30 мая 1930 года в весьма торжественной обстановке был оглашен декрет президента республики о созыве собора без указания срока такового. Одновременно с декретом была опубликована программа собора, избирательный закон и наказ, а равно состав Предсоборного собрания, которое должно было подготовить материалы для собора. Торжественное оглашение декрета завершилось завтраком в большом ресторане «Полония», устроенном Министерством исповедания и народного просвещения членам Предсоборного собрания. Польские чиновники в визитках разливали вино православным русским мужикам. Эта любезность дорого обошлась православному народу в Польше.

Предсоборное собрание оказалось не больше как ширмой, а за ней была помещена Смешанная комиссия из представителей иерархии — митрополита Дионисия и архиепископа Гродненского Алексия, позднее к ним был присоединен архиепископ Полесский Александр, и представителей правительства — директора департамента исповеданий графа Ф.Потоцкого, чиновника Министерства иностранных дел Т.Голувко, доверенного лица И.Пилсудского, и чиновника департамента полиции Г.Сухенек-Сухецкого, человека, ни пред чем не останавливающегося. Т.Голувко вскоре был убит украинцами и заменен волынским воеводой Г.Юзефским, личным недругом митрополита Дионисия. Они привели с собой технических помощников.

Началась работа по реорганизации церковного строя от верху до низу в направлении «соборности», то есть широкого допущения клира и мирян по расчету двух мирян на одного клирика и полного контроля церковного управления со стороны власти[4].

Иерархия оказалась бессильной и беспомощной. Изредка собиралось Предсоборное собрание, которому рассказывалось о том, что делала Смешанная комиссия, и поручались дела маловажного значения.

Во время этих занятий правительство убедилось во многих вещах. Оно познакомилось с каноническими правилами и увидало, что правила эти можно толковать по-разному и что нет препятствий для вмешательства в дела Церкви. Оно близко узнало иерархию, лишенную твердости и веры в свое дело, и, что самое главное, поняло полную изолированность Православных Церквей. Никакой и ниоткуда Православная Церковь в Польше не могла ожидать помощи, и потому с ней можно было не считаться. Чем дальше шла работа Смешанной комиссии, тем яснее становилось для правительства, что все реформы можно устроить по соглашению с иерархией и нет надобности в созыве собора. Вместе с тем решили приступить к некоторым практическим мерам.

Дали знать украинским шовинистам, и 28 августа — 10 сентября 1933 года, в день преподобного Иова, в Почаевской лавре была устроена демонстрация против митрополита Дионисия. Ему кричали «Геть!» («Долой») с волынской кафедры, которую он занимал 20 лет, сначала в качестве викария в том же Кременце. Полиция отсутствовала, и демонстранты чувствовали себя свободно. Они устроили митинг в местечке Почаеве и требовали правящего архиерея на Волынь — украинца.

В этом же году митрополит Дионисий праздновал свой юбилей 10-летнего пребывания на митрополичьей и 20-летнего на Волынской кафедре, и на публичном юбилейном собрании присутствовал министр исповеданий. Это, однако, не помешало 23 сентября тому же министру Ендржиевичу, опираясь на «волю народа», которая проявила себя в Почаеве, потребовать от митрополита Дионисия освобождения им Волынской кафедры. Налицо имелся и кандидат на его место — архиепископ Гродненский и Новогрудский Алексий (Громадский).

Архиепископ Алексий, уроженец Холмщины (сын псаломщика), деятельный сотрудник архиепископа Евлогия и правый русский националист, оказался украинским националистом. Митрополит Дионисий не столько сопротивлялся, сколько колебался. В ноябре из Польши был выслан юрисконсульт Синода К.Н. Николаев, проживавший в Польше более 13 лет и в течение 7 лет являвшийся ближайшим участником борьбы. Митрополиту Дионисию прямо сказали, что это только начало и что будут удалены все его сотрудники русского направления.

Было составлено синодальное определение, и оказалось, что никакого вмешательства власти не было, а произошло перемещение иерархов по желанию последних и в интересе Церкви. Правительство никак не рассчитывало на получение канонического акта и дало митрополиту Дионисию некоторую передышку. Кстати, еще не были закончены работы Смешанной комиссии.

 

2

В мае месяце 1934 года умер И.Пилсудский. Он оставил страну экономически подорванную, политически и общественно расшатанную. Он успел произвести радикальный пересмотр конституции, и новая конституция от 23 апреля 1935 года передавала легально всю власть в руки президента республики, обладавшему законодательными правами. Рядом с ним стоял генеральный инспектор армии, фактический диктатор. Таковым был назначен, по воле И.Пилсудского, генерал Эдуард Смиглый-Ридз, человек совершенно бездарный. В 1936 году он был сделан маршалом Польши.

И.Пилсудского похоронили в королевской гробнице на Вавеле в Кракове, как верующего католика. В действительности к религии он относился совершенно равнодушно, и католическая иерархия это прекрасно знала. В 1937 году Краковский митрополит Сапега, исходя из того, что гроб И.Пилсудского был помещен в королевской крипте временно и для него подготовлялся мавзолей в башне «Серебряных колоколов», самовольно переместил туда гроб до окончания работ.

По поводу этого происшествия пилсудчиками, легионерами и прочими был поднят большой шум. Требовали вмешательства Ватикана, отставки Сапеги, разрыва конкордата, но дело кончилось ничем[5]. Это было весьма показательно.

Католическая иерархия почувствовала полную свободу. И.Пилсудский никому не позволял вмешиваться в основные вопросы политики. Теперь было другое. Клерикализм стал в порядок дня. Монашеские ордена во главе с иезуитами со всех сторон собирались в эту обетованную страну. Иерархия опиралась на Пия XI, который выявлял особую симпатию к Польше. Духовенство заявляло, что оно владеет народной душой, и требовало удовлетворения своих притязаний. Военные круги не возражали против союза с клерикалами. Наступила темная ночь католической реакции, которая всегда являлась предвестником национальной катастрофы.

В этой новой, опасной и угрожающей для Православной Церкви обстановке иерархия не могла ничего нового придумать, кроме продолжения «тесного сотрудничества» с властью. Единственным разумным объяснением этого непонятного поведения могло быть только одно — иерархия решила переждать.

Польский публицист А.Гурский заметил: «Полонизация, так легко введенная, и автокефалия церкви — это солома, которой закрывают русские корни на время польской зимы, для того чтобы ее выбросить, когда наступит ожидаемая весна»[6].

Митрополит Дионисий шел двумя параллельными путями — полонизации и поддержки правительства во всем, всегда и везде.

15 апреля 1934 г. Волынскую кафедру занял архиепископ Алексий. Деревня его встретила равнодушно, города — враждебно. Во время его проповеди по-украински в Луцке из собора стали расходиться молящиеся. Началась украинизация.

В начале 1936 г., по сведениям украинских газет, дело на Волыни представлялось в таком виде: исключительно по-украински служили в 124 церквах, по-украински от времени до времени — в 126, по-славянски, но с чтением Апостола, Евангелия, «Верую» и «Отче наш» — по-украински в 99, по-славянски, но с украинским произношением — в 26 и переменно по-украински и славянски — в 407.

Прощаясь со своей паствой, в конце своего обращения митрополит Дионисий поставил слова «Слава Богу за все», но большая горечь осталась в его душе, и на украинизацию он ответил полонизацией.

Украинизация внесла полный беспорядок в приходскую жизнь и весьма скоро вызвала реакцию в смысле возврата к церковно-славянскому языку, особенно среди женщин. Это еще больше усилило беспорядок. Полонизация окончательно все спутала.

25 ноября 1934 г. было опубликовано распоряжение митрополита Дионисия об образовании комиссии для перевода богослужебных книг на польский язык «ввиду возможности присоединения к Православию лиц польской национальности, а также следуя примеру других православных церквей, имеющих перевод православного богослужения на язык своей страны». Председателем комиссии был назначен викарный епископ Савва (Советов), не знающий польского языка[7].

27 ноября комиссия была принята митрополитом Дионисием, и ее член, профессор Богословского факультета, архимандрит Илларион (Васдекас) (грек) выразил от имени комиссии удовлетворение и радость по поводу образования самой комиссии и порученного ей дела7.

17 октября 1936 года Синод благословил пользование одобренными им переводами на польский язык литургии св. Иоанна Златоуста, панихиды и благодарственного молебна на дни государственных праздников в «тех местностях, где это будет вызвано действительной потребностью и необходимостью»[8].

10 ноября текущего года Смиглый-Ридз получил маршальский жезл, а 11 ноября, в день государственного праздника, к большому удивлению православных, митрополит Дионисий впервые служил благодарственный молебен по-польски. К собору был прислан почетный караул, и митрополит в мантии под звуки «генеральского марша» отбирал рапорт[9].

Еще 1 октября архимандрит Илларион (Васдекас) был назначен директором государственного интерната для студентов-богословов, а епископ Савва в конце декабря получил в управление Гродненскую епархию[10].

Военное духовенство решительно перешло на польский язык и начало на нем служить литургии православным русским солдатам. В Белостоке некий Савицкий образовал группу «православных поляков» и потребовал церковных служб на польском языке[11].

Полонизация богослужения вызвала большое возбуждение среди православных в Польше и за границей и беспокойство в католических кругах, особенно среди деятелей «восточного обряда». Правительство делало вид, что это его совершенно не касается. В феврале 1937 г. Синод разъяснил, что богослужение на польском языке зависит от желания населения, заключения епархиального архиерея и разрешения Синода. Однако административные власти на местах стали требовать богослужения на польском языке в интересах государственных[12]. Митрополит Дионисий протестовал, ссылаясь на речь министра иностранных дел Бека в Женеве об охранении прав меньшинств конституцией. Но должен был протестующую статью изъять из газеты и принести извинения[13].

Ректор Виленского университета, большой друг русских, профессор М.Здеховский назвал полонизацию «сумасшествием», полезным только коммунизму. О. Я.Урбан тоже заявил, что «полонизация компрометирует церковь и открывает дорогу коммунизму»[14].

Тем не менее дело продолжалось. Внутреннее делопроизводство консисторий, кроме Волыни, где оно велось по-украински, было переведено на польский язык. Без особого труда и протестов стали переводить на польский язык также и преподавание Закона Божия в начальных школах.

В полном объеме было полонизировано все образование православного духовенства. Хотя с самого начала преподавание на Богословском отделении Варшавского университета велось по-польски, но власти смотрели сквозь пальцы на пользование русским и украинским языками. Теперь этому был положен предел, и выдающийся русский профессор Николай Арсеньев устранен. Научный журнал «Элпис» стал печататься только по-польски.

В связи с общей школьной реформой были назначены к закрытию духовные семинарии в Вильно и Кременце. В Варшаве приступили к организации богословского лицея с трехлетним курсом и с преподаванием на польском языке. Для поступления в него нужно было окончить 4 класса правительственной гимназии в Варшаве, пребывая в то же время в особом государственном интернате, где дополнительно преподавались славянский и греческий языки, церковный устав. Языком преподавания, администрации и сношений воспитателей с учениками был польский[15]. При открытии интерната митрополит Дионисий выразил удовлетворение по поводу того, что духовенство будет получать образование в Варшаве, в центре польской культуры.

Украинцы таким оборотом дела были ошеломлены, но все их попытки удержать учебные заведения на Волыни результата не дали.

Это новое направление требовало и новых людей, и, по указанию правительства, в ноябре 1938 г. военные священники Шретер и Семашко получили сан епископа, с наречением Тимофеем и Матвеем. О.Тимофей при своем наречении заявил, что «эпоха развития могущества Польской республики является одновременно эпохой развития Православия в Польше», которое является светочем для славян Востока и даже Запада, а о. Матвей вспомнил митрополита С.Косова, «энтузиаста православной польской культуры», и удостоверил, что между церковью и польской государственностью нет и не может быть коллизий и разделений.

Все это говорилось в центре Православия, в Почаевской лавре, по-польски. Епископ Тимофей направился в Варшаву и стал ректором интерната студентов-богословов, а епископ Матвей проследовал в Вильно. Там он прежде всего посетил католические святыни, а потом в Духовном монастыре обратился к собравшимся по-польски. Слушатели, не дождавшись конца речи, пожав плечами, разошлись.

О. Я.Урбан из всего этого сделал соответствующий вывод:

«70 лет после смерти Иосифа Семашко прибывает в Вильно иной Семашко, православный епископ Матвей, считающий себя поляком и приветствующий верных по-польски. Не является ли это искуплением грехов Семашко первого потомком той же династии? Если это так, то полагаем, что искупление неполное и начато не с лучшего конца. Православие в Польше должно пройти весь путь Иосифа Семашко, но в обратном порядке. Оно и прошло.

7 декабря 1938 года в Гродно под председательством епископа Саввы, при участие епископов Тимофея и Матвея был открыт Православный научный институт для «организации жизни православных поляков в церковных рамках». Директором оказался священник Я.Касперский. Институт связан с Обществом православных поляков. Такие же общества священник Я.Касперский организовал в Вильно и Новогородке. Таким образом, Православная Церковь давала возможность православным людям вернуться к польской культуре.

Юрисконсультом Синода был назначен поляк и католик Вацлав Сухенек-Сухецкий, брат члена Смешанной комиссии, чиновника Министерства внутренних дел. Юрисконсульт довольно быстро попался в желании подкупить какого-то чиновника и оказался в тюрьме. На этом окончилась карьера и его брата[17].

С 23 февраля 1936 года газета «Слово» завела польскую страницу.

На этом дело не окончилось. Митрополит Дионисий продолжал благословлять решительно все действия правительства.

Новая конституция встретила полное его одобрение. В восторженной статье, написанной по-польски, «Воскресное чтение» сравнивало ее с конституцией 3 мая 1791 года. «Сейчас еще не все дают себе отчет в благодетельности результатов, которые повлечет за собою в жизни новое устройство»[18].

Иерархия не знала, как выразить свою печаль по поводу смерти И.Пилсудского. Выходило так, что он был опорой Православия. 15 января 1936 года митрополит Дионисий посетил президента и министров и вручил им копии постановления Синода о включении имени Иосифа Пилсудского в диптихи церквей и монастырей и о заупокойных службах ежегодно 19 марта и 12 мая[19].

Католическая иерархия только руками разводила.

Казалось, все идет как нельзя лучше, но в это время раздается протестующий голос из Америки. 8 марта 1936 г. в Нью-Йорке на большом собрании русских церковных и общественных организаций, при участии епископов Виталия, Макария и Адама, была вынесена резолюция, протестующая против полонизации и украинизации и насилий над Православием в Польше. Архиепископ Виталий хорошо знал поляков и понимал, что это только начало. Протест 8 марта был оправдан всей последующей трагедией Православия[20].

Протест был опубликован, текст его сообщен митрополиту Дионисию, римскому папе, президенту республики и проч. Митрополит Дионисий сразу же назвал протест инсинуацией, довел об этом до сведения правительства и созвал экстренное заседание Синода на 20 июня. Синод заявил, что обвинения ни на чем не основаны, что Православная Церковь в Польше благоденствует и что американский протест не больше, как следствие зависти к успехам Православия в Польше. Это можно было понять как злой сарказм. Правительство приняло за чистую монету[21].

 

3

Униатская греко-католическая церковь в Галиции переживала тяжелые времена. Латинизация как будто побеждала. Станиславовский епископ Хомышин вел открытую борьбу с «византийством». Перемышльский епископ Коцыловский настойчиво проводил требование целибата от духовенства. Все униатство в целом было проводником и опорой украинского сепаратизма и было направлено и против Польши, и против России. На этой почве произошло расхождение между старорусинами-москвофилами и украинцами.

Вообще, униатство «раздирается внутренней борьбой между консервативным восточным направлением, возглавляемым митрополитом Шептицким, и реформатским западничеством во главе с епископами Хомишиным и Коциловским». Раскололись и украинские историки, и один из них — Андрюсяк, вопреки мнению Томашевского, Чубатого и других, «не признает вообще за унией ни в прошлом, ни в настоящем безусловной пользы для Украины, не считает унию ни национальной украинской религией, ни национальной ценностью», — замечает В.Заикин[22].

Правительство требовало от иерархии осудить саботаж в Галиции, иерархия уклонялась. В свое время Пилсудский не пожелал принять А.Шептицкого[23].

Старорусины старались сблизиться с Православием. 31 мая 1934 года во Львове во время ежегодных торжеств в память жертв австрийского террора в Телергофе, в нарушение запрещения communicationis in sacris, униатское и православное духовенство в общей процессии прошли на кладбище[24].

Латинизация и украинизация унии в Галиции являлись причиной того, что галицийское духовенство было устранено от работы в «восточном обряде» и послужило вместе с тем причиной успеха пропаганды Православия.


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 54; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!