Черные дни гитлеровской армии 12 страница
– Козлов! Сизов! Смирнов!
Все нормально. Подходят солдаты, берут свои письма.
Выкрикнут:
– Трусов!
Все:
– Ха‑ха!
Не вяжется с военным временем как‑то фамилия. Горе солдату с этой фамилией.
В составе своей 149‑й отдельной стрелковой бригады рядовой Трусов прибыл под Сталинград. Переправили бригаду через Волгу на правый берег. Вступила она в бой за тракторный завод.
– Ну, Трусов, посмотрим, какой из тебя солдат, – сказал командир отделения.
Не хочется Трусову оскандалиться. Старается. Идут солдаты в атаку. Вдруг слева застрочил вражеский пулемет. Развернулся Трусов. Из автомата дал очередь. Замолчал неприятельский пулемет.
– Молодец! – похвалил бойца командир отделения.
Пробежали солдаты еще несколько шагов. Снова бьет пулемет. Теперь уже справа. Повернулся Трусов. Подобрался к пулемету. Бросил гранату. И этот утих.
– Герой! – сказал командир отделения.
Залегли солдаты. Ведут перестрелку с фашистами. Кончился бой. Подсчитали солдаты убитых врагов. Двадцать человек оказалось у того места, откуда вел огонь рядовой Трусов.
– О‑о! – вырвалось у командира отделения. – Ну, брат, злая у тебя фамилия. Злая!
Улыбнулся Трусов.
За смелость и решительность в бою рядовой Трусов был награжден медалью.
Висит на груди у героя медаль «За отвагу». Кто ни встретит – глаза на награду скосит.
Первый к солдату теперь вопрос:
– За что награжден, герой?
Никто не переспросит теперь фамилию. Не хихикнет теперь никто. С ехидством словцо не бросит.
|
|
|
Ясно отныне бойцу: не в фамилии честь солдатская. Дела человека красят.
Сталинградская оборона
Защищают войска Сталинград. Отбивают атаки фашистов.
Армией, оборонявшей центральную и заводскую часть города, командовал генерал‑лейтенант Василий Иванович Чуйков.
Чуйков – боевой, решительный генерал.
Наступая в заводском районе, фашисты прорвались к командному пункту штаба армии. До противника триста метров. Вот‑вот ворвутся сюда фашисты.
Всполошились штабные офицеры и адъютанты.
– Товарищ командующий, противник рядом, – доложили Чуйкову.
– Вот и прекрасно, – сказал Чуйков. – Он как раз нам и нужен.
Узнали солдаты боевой ответ генерала. Бросились на фашистов, уничтожили неприятеля.
Рядом с командным пунктом Чуйкова находился нефтяной склад. На территории склада – открытый бассейн с мазутом. Разбомбили фашистские самолеты бассейн, подожгли мазут. Устремился огненный поток в сторону командного пункта. День не стихает пожарище. Два не стихает пожарище. Неделю над пунктом и пекло, и чад, и ад.
Вновь беспокоятся адъютанты:
– Опасно, товарищ командующий, – рядом огонь!
|
|
|
– Вот и отлично, – сказал Чуйков. Глянул на дым, на огонь. – Прекрасно, товарищи, маскировка.
Бои идут совсем рядом со штабом Чуйкова. Так близко, что даже, когда приносят сюда еду, в котелках и тарелках то и дело плавают осколки мин и снарядов.
Прибежал к Чуйкову штабной повар Глинка:
– Товарищ генерал, да где это видано – осколки в тарелках, мины в каше, снаряды в супе!
Усмехается командарм:
– Так это же прекрасно, Глинка. Это же боевая приправа. Фронтовой витамин на злость.
– Витамин, – пробурчал Глинка. Однако ответ понравился. Рассказал он другим солдатам.
Довольны солдаты – боевой у них генерал.
Командует Чуйков армией, защищающей, обороняющей Сталинград. Однако, считает, что лучшая оборона – это атака. Атакует все время Чуйков противника. Не дает фашистам покоя.
Прибыла в распоряжение Чуйкова новая дивизия. Явился командир дивизии к командующему, ждет указаний. Соображает, где, в каком месте прикажут ему оборону занять. Вспоминает уставы и наставления – как по науке лучше стоять в защите.
Склонился Чуйков над картой. Рассматривает, приговаривает: «Так, так, где же вам лучше занять оборону? И тут дыра. И тут нужны. И эти „спасибо“ скажут!» Взял наконец карандаш, поставил кружок, от кружка провел стрелку.
|
|
|
– Вот здесь, – сказал, – завтра вместе с соседями справа начнете атаку. Цель – уничтожить скопление врага и выйти вот к этой отметке.
Глянул командир дивизии на генерала:
– Так это, выходит, целое наступление, товарищ командующий. А не оборона.
– Нет, оборона, – сказал Чуйков. – Сталинградская оборона.
Чуйков – атакующий, наступательный генерал. Во многих сражениях Великой Отечественной войны участвовал генерал. В 1945 году возглавляемые им войска одними из первых вошли в Берлин.
Ныне Василий Иванович Чуйков Маршал Советского Союза.
«Очень даже заслужил»
Нелегкая жизнь у разведчиков. Со смертью в обнимку ходят.
Было это как раз накануне тех дней, когда наши войска под Сталинградом перешли в наступление. Младшего лейтенанта Волкова посылали в разведку. Задание важное, срочное. Стоят трое: командующий армией генерал Батов, командир дивизии полковник Меркулов, разведчик младший лейтенант Волков. Полковник Меркулов объясняет задание. Штабу армии нужен срочно немецкий «язык».
– Ясно, товарищ полковник, – ответил Волков.
Знает полковник Меркулов Волкова. Уверен, что точно и в срок выполнит тот задание.
Выполнил Волков задание. Привел пленного гитлеровца. Доложил Меркулову. Доложил генералу Батову.
|
|
|
– Благодарю, молодец, – сказал генерал.
– Служу Советскому Союзу, – отчеканил Волков. – Разрешите идти?
– Идите.
Повернулся младший лейтенант. Вышел.
– Молодец, ну и молодец, – повторил Батов.
Улыбнулся полковник Меркулов. Приятно ему похвалу о своем подчиненном слышать. Посмотрел на командующего, сказал не без гордости:
– Так точно – молодец, товарищ командующий. Он девять «языков» уже взял. Это десятый.
– Десятый?!
Доволен Меркулов. Знает, что взять десять «языков» – нелегкое это дело. Понимает, что произвел впечатление на командующего.
– Так точно, десять!
– Да‑а, – протянул задумчиво Батов и вдруг: – А что же наград у него не видно, товарищ полковник?
Не ожидал такого Меркулов, развел руками:
– Обстановка неподходящая, товарищ командующий. Какие же здесь награды, раз армия то отступала, то стояла, то вновь отступала, да вот и сейчас стоит. Вот пойдем вперед. Вот прорвем немцев…
– Значит, неподходящая обстановка?
– Так точно, товарищ генерал.
Нахмурился Батов, искоса посмотрел на Меркулова.
– Согласен, – сказал. – Для наград комдиву – неподходящая. Не заслужил еще комдив. И командарм, – Батов показал на себя, – не заслужил. А вот младший лейтенант Волков заслужил, – произнес генерал резко.
Поднялся Батов, прошелся по землянке и повторил, теперь уже тихо, не смотря на Меркулова, как бы для себя:
– Очень даже заслужил!
В тот же день отважный разведчик был награжден орденом.
В. Коротеев
В блиндаже командующего
Первые дни октября в Сталинграде сравнительно теплые. Дни золотой осени. Багрово‑красные купы кленов, оранжевые тополя и березы, еще зеленоватые, но уже начинающие желтеть молодые дубы сбрасывали листья на мягкую, влажную заволжскую землю.
К командному пункту штаба фронта надо было идти по берегу Ахтубы. Вдоль берега, заросшего у воды ивняком и красноталом, тянулись вишневые сады. Уже вечерело, солнце садилось в тучах, с запада надвигалась темная громада облаков, все предвещало близкий дождь. Заходящее солнце торопилось обласкать своими последними лучами листья деревьев. Мой спутник – подполковник, тоже военный корреспондент, остановился и, оглядываясь вокруг, сказал:
– Вот оно – Заволжье!
На огороде старуха рыла картошку. Услышав наши голоса, она подошла к нам и, поправляя на голове сбившийся платок, доверчиво, словно старым знакомым, сказала:
– Гриша, сынок мой, ушел с первого дня на фронт, все жду не дождусь письма. Неужто убит?!..
Ну, что можно было ответить ей в таком случае?
Штабные землянки с перекрытиями в два‑три наката бревен, со стенами, обшитыми досками, представляли собой довольно сносное жилище.
В них можно было входить, не сгибая головы. На обсыпках – крышах блиндажей – саперы насадили цветы. Густая роща маскировала весь укрытый в земле многолюдный поселок командного пункта штаба от авиации противника.
Блиндаж командующего находился на краю штабного поселка, у самого берега реки Ахтубы. Отсюда видна пыльная слобода Средняя Ахтуба и начинающаяся за ней унылая заволжская степь.
Это был, пожалуй, самый тихий КП штаба Сталинградского фронта за последние два месяца. В конце августа и в начале сентября штаб находился в глубоком овраге на реке Царице, и командующий фронтом генерал‑полковник Андрей Иванович Еременко перенес его к берегу Волги только тогда, когда авангардные отряды неприятелей вплотную подошли к штабу. Потом командующий фронтом вынужден был перебазировать свой штаб в Ямы, на левый берег Волги, а когда Ямы стали обстреливаться неприятелем из района сталинградского элеватора, штаб переместился в Красный Сад.
Андрей Иванович менял каждый раз месторасположение КП с видимой неохотой потому, что заботился не только о скрытности и безопасности его, но, прежде всего, об удобстве управления войсками, близости к ним. Штаб Сталинградского фронта делил с войсками все тяготы и лишения войны, своей близостью поддерживал их высокий моральный дух.
…В этом лесу, в этих укрытых в земле блиндажах, на которых заботливые саперы насадили даже цветы, день и ночь без перерыва велась внешне незаметная, скрытая, но кипучая напряженная деятельность. В блиндажах узла связи непрестанно стучали аппараты Бодо и Морзе, связывавшие штаб фронта с армиями и со ставкой Верховного Главнокомандования. Отсюда же день и ночь на самолетах и на машинах отправлялись офицеры связи, направленцы, прикрепленные к одной из армий. Здесь каждый день решалась судьба любой дивизии, судьба многих тысяч людей, которые могли быть либо‑выведены из боя для отдыха и пополнения, либо, наоборот, могли быть двинуты на самое опасное, смертное направление.
По пути к командному пункту мы заметили несколько зенитных батарей. Маленький худощавый лейтенант, командир батареи, с которым мы поздоровались и спросили, как обстоят дела, ответил:
– Эх, как дела? Никак. Пасем душу с вечера до утра. Ни налетов, ни тревог, только даром хлеб едим…
Горестно вздыхая, молодой артиллерист рассказывал, как скучно стоять здесь, в недалеком от фронта тылу…
И в самом деле, врытый в землю командный пункт штаба на первый взгляд производил впечатление сравнительно тихого уголка. Густой лес до самого берега Волги заслонял от него правый берег, на котором стоит сражающийся Сталинград.
Тяжкие разрывы бомб и снарядов, непрерывный грохот пушек и минометов доносились сюда лишь слабым отзвуком. И, хотя над лесом то и дело пролетали вражеские разведывательные самолеты, – на левом берегу, невдалеке от КП штаба фронта, зенитным батареям не разрешалось стрелять по ним, чтобы не демаскировать расположение штаба.
Предъявив часовому пропуск, проходим по тропинке через густую заросль молодого клена и оказываемся вновь у берега реки, в том месте, где она делает крутой поворот.
У берега Ахтубы произошла встреча с генералом Еременко. Он, видно, только что вышел из блиндажа и прохаживался около речки, используя тихий вечерний час полуотдыха – об отдыхе здесь нельзя было и мечтать.
Выше среднего роста, немного тучный, в кителе с расстегнутым воротом и в брюках навыпуск, он слегка прихрамывал, опираясь на костылик. С этим неизменным костыликом я встречал его почти год назад на Брянском фронте в те дни, когда гитлеровцы прорвались к Орлу.
Представляемся командующему. Андрей Иванович протянул руку, поздоровался и широким жестом приглашает в блиндаж. По маленькой лесенке спускаемся вниз. Блиндаж оказался неглубоким, но просторным и сравнительно благоустроенным, обитым внутри фанерой. В нем было светло и уютно. Деревянный пол застлан ковром, в углу небольшой письменный стол, на нем два полевых телефона, – а рядом – кровать, покрытая серым суконным одеялом. Слева у оконца сидел адъютант, молодой черноволосый, немного сутулый майор.
Приглашая нас садиться, Еременко рассказал, что когда блиндаж построили, в нем оказалось полным‑полно лесных клопов и их пришлось выкуривать дымовой шашкой.
Андрей Иванович уселся в кресло, снял фуражку и крайне осторожно положил правую ногу на стул.
– Кажется, будто вновь ранен, – по‑старчески ворчливо сказал он, как бы извиняясь за старую рану.
В октябре 1941 года он был ранен под Брянском. Позже, в дни нашего наступления южнее Сталинграда, рана стала мучить его еще больше, и он минутами лежал на кровати ничком, прислушиваясь то к утихающей, то внезапно возрастающей боли. Но и в это время Еременко не отрывался от управления войсками, ставил телефон на табуретку и полулежа отдавал приказания командующим армиями, начальникам штабных отделов…
Мы попросили командующего познакомить нас с обстановкой.
Он вызвал адъютанта, сутулого майора, и приказал ему принести «ту карту».
– Эта у меня более наглядная, – пояснил он и хитровато улыбнулся.
Мы знали: у командующего была, конечно, под рукой карта, но это была его, оперативная карта, которую он не хотел показывать нам, военным корреспондентам, как бы хорошо он ни знал нас.
На вид генералу было лет пятьдесят. Широкое безусое лицо, серые добрые глаза и открытый лоб, короткие русые, немного всклоченные волосы. Он старый конник, заслуженный командир гражданской войны, всю жизнь свою посвятивший защите Родины. Андрей Иванович один из плеяды советских полководцев, прошедших школу Академии, службы на Дальнем Востоке. С первых дней Великой Отечественной войны его имя стало широко известно по боям на Западном фронте. Знающие Андрея Ивановича всегда характеризовали его как настойчивого человека, с «характером».
– Ну, как вам нравится наша новая штаб‑квартира? – спросил он.
Мы ответили, что место – красивое и укромное.
– Красивое? Укромное? – усмехнулся он. – Ну, вот уж совсем не так. Знаете, дорогие мои офицеры, берег реки – слишком хороший ориентир для противника. Думаю, как бы он нас не разведал не сегодня‑завтра.
Мы попросили командующего‑ рассказать о противнике, его тактике. Андрей Иванович надел очки и сразу стал похож на сельского учителя, открыл несгораемый ящик, порылся в бумагах и, называя цифры действующих против войск Сталинградского фронта пехотных и танковых дивизий противника, рассказывал нам о характере боев, о тактике противника.
В блиндаж вошел начальник оперативного отдела. Он вполголоса доложил командующему о чем‑то, после чего Андрей Иванович снял трубку, несколько минут говорил с членом Военного Совета фронта и, сказав по телефону: «Хорошо. Да, на заседании Военсовета», положил трубку и, помолчав минуту, заговорил:
– Конечно, искусство управления войсками имеет немалое значение. Воюют уменьем. Но я хочу говорить о героизме и умении наших солдат, защитников Сталинграда.
Вы знаете, я старый солдат, видел всякое. Но диву даешься, наблюдая, как дерутся наши солдаты здесь, в Сталинграде. Противник бьет с воздуха так, что, кажется, живого места не осталось на земле; потом атакуют танки и пехота. А наши солдаты поднимаются как будто из‑под земли, останавливают танки и пехоту врага. У Родимцева в одной роте осталось девятнадцать бойцов, и рота в таком составе идет в контратаку и бьет неприятеля, да как еще бьет!..
Частыми контратаками мы изводим противника, изматываем его. Вот это и есть активная оборона.
Андрей Иванович встает из‑за стола.
– Солдат – вот кто главный герой обороны Сталинграда!
Генерал говорит, что в уличных боях велика роль снайперов. В 62‑й армии снайпер Василий Зайцев стреляет одинаково метко как с правой, так и с левой руки. Зайцев один вывел из строя 242 фашистских солдата и офицера, почти две роты!
Еременко с гордостью говорит о боевых действиях 62‑й армии. Узнав, что мы только что от Чуйкова, Еременко оживился:
– Да, да, Чуйкову нелегко! Очень трудно! Но, конечно, не одна шестьдесят вторая удерживает Сталинград, все армии фронта обороняют Сталинград. Армия Шумилова оттягивает на себя силы врага на юге, группа Горохова – на севере, армия Толбухина и Герасименко тоже помогают войскам шестьдесят второй. Войска Шумилова более пятидесяти раз производили контратаки во фланг немецкой группировки и оттягивали на себя ее силы. Часть сил противника сковывают и оттягивают на себя войска Донского фронта.
Зазвонил телефон. Еременко снял трубку.
– Чуйков? Слушаю. Как дела, Василий Иванович? В каком пункте атака? Ага, опять здесь, «Катеринку»? Хорошо. И авиацию? Да, да, немного могу. Но вот что: во все глаза смотрите, чтобы здесь к берегу он не прошел. Да, да, приказал переправить дивизию ночью. Позвони мне в случае малейшей перемены.
Он кладет трубку, звонит.
– Зубанов? Нет его? Уехал на огневые позиции? Соедините меня с Захаровым. Захаров?
Прикажите нацелить на мясокомбинат группу эрэсов. Там крупное скопление танков и пехоты. Да, надо дать несколько хороших залпов. И еще. Скажите Хрюкину, чтобы выручал Чуйкова. Надо немедля поднять в воздух полтора десятка штурмовиков. Да, да, на мясокомбинат. Немедленно.
Снова звонок по телефону.
– Анисимов? Мне сообщили, что в группе Горохова у командиров нет полевых книжек, а солдаты пишут письма на обрывках бумажных мешков из‑под сухарей, книжки все искурили. Надо сегодня же ночью забросить им бумагу.
Во время телефонных разговоров с лица командующего не сходит озабоченно‑сердитое выражение. И вдруг морщины на его лице разглаживаются:
– Поздравьте меня. Мне сегодня пятьдесят лег исполнилось, – сказал он, подвигая телефон к изголовью и улыбаясь. Но вслед за улыбкой на широком добром лице его появилась гримаса боли. – Все ничего, вот только нога, прах ее возьми…
– Сегодня получили интересное письмо от солдата, – помолчав сказал Андрей Иванович. – Вот послушайте: «Дорогой товарищ генерал‑полковник Еременко, командующий Сталинградским фронтом! Пишет вам боец Гнездилин, которому вы вручили 8 сентября орден Красной Звезды. Я пишу из госпиталя, жизнь оставалась на волоске, пуля сидела в височной кости. Фашисты отняли у меня два месяца, которые я лежу, бездельничаю. Товарищ генерал, раненые просят передать вам, что все мы рвемся в бой и как только нас подлечат, вновь вернемся защищать Сталинград. Передаю вам уже не боевой, а госпитальный привет от всех товарищей раненых».
Командующий замолк, потом сказал растроганно:
– Вот какие у нас солдаты. Вы подумайте, раненые хотят скорее возвратиться – куда? В Сталинград, где сейчас труднее всего…
– Майор Карев, – доложил адъютант.
По тому особенно живому интересу, с которым командующий встретил майора, мы поняли, что дело касается важного события. Командующий и майор отошли к окошку блиндажа и заговорили вполголоса.
По отрывкам их разговора можно было догадаться, что речь шла о помощи группе Горохова, которая была отрезана противником от 62‑й армии и, прижатая к Волге, находилась почти в окружении. Для того чтобы облегчить ее положение, командование фронтом решило атаковать противника на правом фланге, высадив там десантный отряд на катерах под командой старшего лейтенанта Сокова. Это была по масштабу своему не фронтовая и даже не армейская операция: в ней участвовало всего несколько десятков десантников, но осуществить и эту небольшую операцию армии и дивизии, обороняющие Сталинград, не могли, это мог сделать только штаб фронта. Майор Карев только что вернулся с берега Волги и докладывал командующему подробности операции.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 70; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!