Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 12 страница
– Ничего хорошего, сэр. Вы простите меня, если я опущу причины, по которым я здесь. Я не чувствую себя способным в настоящее время обсуждать их.
– В сущности, – тихо сказал сэр Генри, – если бы кто‑нибудь предложил вам принять команду над разведчиками, вы бы ответили иначе, чем сегодня утром.
Алекс засмеялся.
– Я бы принял любой пост, который вернул бы меня к полковым обязанностям!
– О, нет, не принял бы, – мирно сказал сэр Генри. – Если ты так думаешь, то ты знаешь себя хуже, чем я. Я уже несколько дней дожидаюсь возможности увидеться с тобой. Я бы написал тебе, если бы не был так занят. Колвин рассказывал мне кое‑какие новости о тебе, когда я остановился у него в Ангре на пути сюда. Кажется, ты видел его в октябре.
– Да, – мрачно сказал Алекс. – У меня было, что сказать ему, но он не поверил в это.
– Так я и понял, – сказал сэр Генри, устраиваясь поудобнее в просторном кресле. – Возможно, меня тебе будет проще убедить. Садись и расскажи мне об этом.
– Благодарю вас, сэр, но я лучше постою. Я много времени провел в седле, и завтра мне это предстоит снова.
– Разве ты не можешь остаться еще на один день? В Лакноу с визитом приезжает Нана из Битаура, и я принимаю его завтра. У меня есть кое‑какие подозрения насчет Нана‑сабига, и мне было бы интересно услышать твое мнение о нем. Ты когда‑нибудь встречался с ним?
– Нет, сэр. Я чуть было не встретился с ним в Дели как‑то раз, но помешали… непредвиденные обстоятельства. И, боюсь, мне снова не удастся встретиться с ним. Я не могу откладывать отъезд.
|
|
|
– Жаль. Расскажи мне то, что ты хотел сказать Колвину. Думаю, что твоя версия несколько отличается от его.
Алекс прислонился спиной к ближайшей колонне и снова повторил ту историю, которую уже рассказывал прошлой осенью мистеру Колвину, губернатору северо‑западных провинций. Он рассказал все полностью, начиная с лунной ночи в Мальте и кончая своим вторым визитом на руины Канвая с кавалерийским эскортом и тремя скептически настроенными британскими офицерами, и сэр Генри слушал спокойно, не перебивая и, когда он закончил, задал только один вопрос.
– Кто был тот человек с рубиновыми серьгами? Ты выяснил?
– Нет. Я узнаю его, если увижу снова, но это все, что я могу сказать.
– Жаль. Хорошо бы знать с уверенностью, кто твои враги. Похоже, что этот человек занимает какое‑то положение, а сейчас более чем необходимо знать, кому мы можем доверять, а кому нет. Я знаю Кишана Прасада. И Маулви тоже. Последний проповедовал в этом городе и имел много сторонников. Зачинщик и прирожденный лидер. Они говорят, что он еще и чудотворец. Полагаю, он выделывает такие же трюки с греческим огнем для легковерных, ты это видел. Этот человек шарлатан, но он патриот и фанатик и пользуется своей головой. То же самое можно сказать и о Кишане Прасаде, хотя с меньшей долей достоверности, так как он бы нашим надежным союзником, если бы мы не сделали все возможное, чтобы отпугнуть его, тогда как Маулви никогда бы не склонился перед нами. Но они оба настолько разные люди, что тревожно видеть их в одном и том же гнезде. Ты приехал из‑за того, что в твоем округе появились признаки серьезного недовольства?
|
|
|
– Один. Постройка дороги между Лунджором и Сутрагуни под видом обеспечения утиной охоты для гарнизона…
Алекс передал ему подробности, и сэр Генри слушал и кивал.
– Снова Кишан Прасад. Какие‑нибудь волнения в деревнях?
– Не слишком большие, сэр. По деревням распространялись чуппатти, и были кое‑какие волнения по поводу муки, в которую якобы подмешали измельченные кости, но в деревнях довольно спокойно. Конечно, им не по себе, со всеми этими чуппатти и слухами про муку, и разными разговорами о дурных знамениях и предсказаниях – вы знаете, что это такое, сэр. Знаки в небе, чудовищные птицы, двухголовые телята и тому подобное. Не говоря уже о столетнем пророчестве Пласси, о котором болтают повсюду. Но в полках – это другое дело. Тут я полагаюсь на информацию Нияза Мохаммеда. У него друзья среди сипаев.
|
|
|
– Значит, он все еще с тобой?
– Да, и в войсках он слышит такое, чего не услышал бы я. Немного, потому что они его подозревают. Но достаточно. Как вы думаете, что должно произойти?
– Худакемалум[8]! – сказал сэр Генри. – Давай‑ка лучше выслушаем твою точку зрения. Мне бы хотелось узнать, что ты думаешь.
Алекс рассеянно нахмурил брови, глядя на содержимое своего стакана, медленно поворачивая и разглядывая блики, попадавшие в него от луны, которая переместилась и осветила темную веранду.
– Так что? – осведомился сэр Генри спустя некоторое время.
Алекс посмотрел на лицо, неясно белевшее в лунных бликах, и ярко блестевшие глаза и решительно проговорил:
– Я думаю, нам следует бояться армии.
– Мятеж! – это слово прозвучало скорее как утверждение, а не вопрос.
– Да, сэр. Не спонтанный взрыв, а организованный. Он должен произойти одновременно во всех полках Индии в назначенную дату. Несколько месяцев назад я бы не поверил, что такое возможно, понадобился бы гораздо более серьезный повод для недовольства, который объединил бы и мусульман, и индуистов – достаточно сильный, чтобы поднять их вместе против нас. Мы же, однако, весьма предусмотрительно обеспечили их этим общим поводом посредством смазки для пыжей. Это все, что было нужно. Дав оружие им в руки, мы выполнили их требования.
|
|
|
Несколько мгновений сэр Генри молчал, поглаживая бороду, и потом тихо спросил:
– Доказательства, Алекс?
Алекс с силой выплеснул содержимое стакана на розы за верандой и с горечью сказал:
– Ни одного, которое было бы приемлемо для комиссара или этих ослепших, тупоголовых… прошу прощения, сэр!
Сэр Генри рассмеялся и, вставая с кресла, протянул тонкую руку и крепко сжал плечо молодого человека.
– Захандрил, Алекс?
– Чертовски, – признался Алекс, встречая его взгляд.
– Понимаю. Это все равно что биться головой о каменную стену. Какие доказательства?
Алекс рассказал ему, повторив слова Кишана Прасада, сказанные им в гостиной лунджорской резиденции.
– В жаркую погоду… – задумчиво проговори сэр Генри. Он опустился в кресло, пока говорил Алекс, и теперь он откинулся на спинку, в задумчивости потирая пальцем губу. – Почему ты так уверен, что он говорил тебе правду такими косвенными намеками?
– Однажды я спас его жизнь, – коротко сказал Алекс. – Возможно, это была моя самая большая ошибка, но он чувствует, что чем‑то обязан мне. Кроме того, мне кажется, что он испытывает некоторую симпатию по отношению к Винтер… миссис Бартон. Или…
Алекс замолчал, и тут его осенило: не могло ли быть так, что Кишан Прасад подозревал о чувствах Алекса к миссис Бартон и поэтому предупредил его, намекнув, что ее нужно увезти куда‑нибудь подальше? Он не закончил фразу, но вместо этого сказал:
– Ведь есть еще одно обстоятельство, которое подтверждает, что он мог сказать правду. Этой дорогой, если моя мысль верна, можно пользоваться лишь до наступления дождливого сезона, потом она станет бесполезной. А это значит, только до середины июня. Что‑то произойдет до этого времени.
Сэр Генри кивнул и наклонился вперед в своем кресле, руки сжаты на коленях, а голова серебрилась под лунным светом. Он медленно произнес.
– Я согласен с тобой. Хотя я все еще цепляюсь за слабую надежду, что нам удастся избежать потопа, который вызвала наша слепота.
– Тогда вы не считаете, что я надоел вам «своими причудами», как это именует мой начальник?
Сэр Генри рассмеялся.
– Едва ли. Если только у меня нет тех же причуд. На самом деле я настолько согласен с твоей точкой зрения, что скажу тебе кое‑что, о чем известно очень немногим. Я уже начал готовить резиденцию к осаде.
– Значит, вы думаете?..
– Я надеюсь! – перебил его сэр Генри. – И я буду продолжать надеяться, пока будет возможно. Но я также делаю все, что в моих силах, чтобы быть готовым к худшему, если моя надежда не оправдается. Может быть, приготовления окажутся бесполезными. Я очень верю в Пенджаб. Там Николсон и Эдвардс вместе с моим братом Джоном. Они удержат Пенджаб в мире. Я думаю, что Николсон справился бы с этим и один, и если бы было три Николсона, а не один, то я был бы спокоен за всю Индию. Но я не чувствую никакого оптимизма в том, что касается северо‑западных провинций, и если в Оуде произойдет переворот, это тяжело скажется на всех нас. Если бы у меня было время, я уверен, что смог бы удержать мир в Оуде, даже если восстанет вся остальная Индия; но нам нужно время – время в первую очередь, а этого как раз Бог и правительство могут мне не дать. Песчинки все сыплются, Алекс.
После краткой паузы Алекс спросил:
– Откуда, черт возьми, они получают свои сведения? Телеграфом это не объяснить, в Лунджоре нет телеграфного сообщения, и новости мы получаем с курьерами. У нас целую неделю не было известий об этом деле в Барракпуре, но в городе об этом говорили уже через два дня.
– То же самое повсюду, – сказал сэр Генри. – Я не возьмусь объяснить это, но если б я был суеверным человеком, я бы сказал, что в такие времена самый ветер передает плохие новости. Думаю, в Африке это происходит при помощи барабанов, здесь почти можно сказать, что они способны передавать мысли на расстоянии от одного зачинщика к другому.
– Кстати, о зачинщиках, – вспомнил Алекс, – Григория Спаркова ожидают в Дели. Это сказал мне Ходсон, по‑видимому, у него в Дели есть источник информации. А, кроме того, около месяца назад через Лунджор проезжала бродячая театральная труппа. Она провела несколько дней в Лакноу, а до этого побывала в Каунпуре и Ангре. У меня есть основания полагать, что один из них может быть приятелем Спаркова – или его агентом. Они продолжали путь в Дели, и я послал словечко мистеру Фрейзеру. Недавно я услышал, что этот человек исчез на следующий же день, после того как приехала труппа. Думаю, что он во Дворце, но так его нельзя обыскать, то он в относительной безопасности. Интригует с королем, я полагаю.
– Скорее с королевой, – сказал сэр Генри. – Старый падишах слишком слаб, чтобы представлять большую опасность, если только в качестве не самой значительной фигуры, которую поддерживают на троне. Но Зейнут Махал – это совсем другое дело. У нее есть и ум, и характер, и она горит ненавистью и честолюбием. Я думаю, она средоточие русско‑иранского заговора.
– Вы полагаете, это важно, сэр?
– В определенной степени. Россия всегда хотела завладеть Индией. А ей всегда был нужен весь мир! Особенно Восток. Она не может получить его, пока мы здесь, и знает это. Но если ей помогут выгнать нас отсюда, то она пролезет по тысяче щелей и сгноит все от верхушки до самого дна, пока она не упадет к ней в руки, словно перезрелая груша. Естественно, она делает все возможное, чтобы раздуть пламя. Этого только и надо ожидать.
Алекс инстинктивно обернулся, чтобы посмотреть на север, и неловко дернув плечами, спросил:
– Это правда, что местные газеты в Дели печатают русскую пропаганду?
– Правда, – спокойно ответил сэр Генри. – Кажется, что‑то о том, что царь отдал полумиллионную армию в распоряжение иранского шаха, чтобы избавить Индию от британцев. С другой стороны, была статья, в которой утверждалось, что русские были причиной нашей войны с Ираном и просто использовали иранцев, чтобы прикрыть свои собственные интересы в Индостане.
– Насколько я их знаю, это вполне вероятно, – мрачно сказал Алекс.
Сэр Генри пожал плечами.
– Возможно. Но индийцы в течение многих лет верили, что русские однажды начнут войну с нами за господство в Индии, и когда мы сделали ошибку, убрав войска из этой страны, чтобы воевать в Крыме, это было воспринято, как доказательство того, что русские ослабили нашу армию и у нас не осталось солдат, чтобы защищать себя здесь. Но Россия не играет роль злодея в теперешнем спектакле. Мы освободили ее от этой обязанности, сами взявшись за эту роль.
Он взглянул на Алекса и улыбнулся своей усталой, обаятельной улыбкой.
– Кажется, сегодня вечером я рисую весьма печальные перспективы на будущее, не правда ли? Но хотя я чувствую ветер и слышу громовые раскаты, я все еще не отчаялся избежать грозы. А если она разразится, я обращусь к тебе, чтобы ты удержал для меня западную дорогу, так что, если ты окажешься прав и полки в Сутрагуни взбунтуются и захватят арсенал, они не доберутся до Оуда по дороге Кишана Прасада.
– Я сделаю все возможное, сэр. Вам это известно.
– Даже если завтра тебе предложат принять под свое начало разведчиков?
Алекс вскинул руку жестом фехтовальщика, встречающего удар, и засмеялся, но уже без горечи.
– Вы не смогли бы предложить мне большего соблазна, сэр, но я удовольствуюсь тем, что попытаюсь удержать для вас западную дорогу.
– Будем надеяться, что до этого не дойдет, – сказал сэр Генри. – Ты только что упомянул Ходсона. Ты давно с ним виделся?
Какое‑то время они говорили на другие темы, пока наконец сэр Генри не поднялся и протянул свою руку.
– Если ты выезжаешь завтра рано утром, я больше не увижусь с тобой. Удачи тебе, Алекс. Благослови тебя Бог и… – мгновение он колебался и потом сказал задумчиво, и как будто ему было непросто выговорить это слово: – Прощай.
Он быстро пожал руку Алекса, повернулся и пошел прочь, и Алекс еще раз увидел его, бросив взгляд на его высокую фигуру в освещенном дверном проеме, когда он вошел через него в дом и пропал.
«Я больше не увижу его», – подумал Алекс с внезапной убежденностью, и эта мысль испугала его. Почему он подумал об этом? Не из‑за того ли, что он переутомлен и вообразил себе что‑то трагически неизбежное в последнем слове прощания? Он не сводил взгляда с дверного проема, как будто усилием воли мог бы вернуть эту высокую фигуру, и в горле застыл комок.
Последние месяцы были наполнены тревогами, напряжением и приводящими Алекса в бешенство сложностями, и недавний разговор с мистером Бартоном опасно приблизил его к точке срыва. Его заставили уехать вместо того, чтобы объясниться по поводу абсолютно оправданного действия, предпринятого против богатого и распутного аристократа, избежавшего справедливого возмездия благодаря только взяткам, которые он платил комиссару. И все же он сжал зубы и терпел это, и в результате приехал в резиденцию не в особенно дружелюбном настроении. На мгновение он действительно считал, что принял бы любой пост, позволивший ему вернуться к полковым обязанностям, как сказал сэру Генри Лоуренсу, и он серьезно обдумывал, не просить ли ему отставки у мистера Бартона. Но десяти минут в обществе Лоуренса оказалось достаточно, чтобы вернуть здравомыслие. Может быть, именно поэтому такие выдающиеся и разные люди, как Николсон и Ходсон, относились к сэру Генри с уважением и признательностью, и поэтому, когда он уезжал из Пенджаба, тысячи людей пришли попрощаться с ним и следовали за ним на протяжении многих миль, как будто они видят его в последний раз.
«Конечно, я увижу его снова! – подумал Алекс, – он еще не старик. Ему едва исполнилось пятьдесят…» Но несмотря на безветренную и теплую ночь, он поежился, как будто ему было холодно, и не мог избавиться от мрачного предчувствия.
Было уже поздно, и через несколько часов он отправится в обратный путь к Лунджору. Он знал, что ему нужно выспаться, но спать ему совсем не хотелось. В доме было жарко, и даже в тени веранды было слишком тепло, но сад казался прохладным и приветливым. Алекс прошел через веранду и спустился по ступенькам в спокойные лунные лучи.
Хотя стояла уже почти середина апреля, ночь действительно была свежа и прохладна, в этот год жара необычно долго задерживалась, и вполне можно было подумать, что еще первая половина марта, так зелены и красивы были трава и цветущие деревья. Розы в молочном свете казались бесцветными, но поздние цветы апельсиновых деревьев и похожего на пену жасмина выглядели, как белые звезды, и ночной воздух сладко пах цветами и влажной землей.
Алекс шел по широкой лужайке, его шаги были не слышны в траве, политой на закате садовниками, и случайно подошел к деревьям, отбрасывающим бархатные черные тени в лунном свете.
Кто‑то стоял у дальнего края этой тьмы, широкие, бледные юбки на женской фигуре светлым пятном выделялись на фоне теней, и несмотря на то, что ее очертания были почти неразличимы и она стояла спиной к нему, он узнал Винтер. Он остановился и хотел было повернуть назад, но что‑то в позе едва различимой фигуры задержало его внимание. Она смотрела на что‑то, и глубокие тени не могли скрыть настороженности в повороте ее головы. Любопытство взяло верх, он пошел вперед и остановился около нее.
Она услышала тихие шаги и повернула голову, но не сделала ни одного движения, выражавшего удивление или тревогу, и, казалось, была так же уверена в том, что это именно он, как и он в том, что это была именно она. Она, быть может, даже ждала его, хотя в данный момент могла и не думать о нем. Но ей казалось совершенно естественным то, что он появился. Прохладная тишина сада была как бы другим миром, никак не связанным с суетой и беспокойством, которые были частью дневных часов. Она приняла его присутствие как нечто само собой разумеющееся и вернулась к своему созерцанию, как будто ее совершенно поглотил интерес к тому, что находилось там, и она не обращала на него внимания.
Стоя рядом с ней, Алекс мог видеть бледные очертания ее профиля на фоне темной массы листьев и чувствовать чистый прохладный аромат лаванды, связанный именно с ней. Когда его глаза привыкли к темноте, он смог разглядеть изогнутые линии длинных ресниц, слабую, озадаченную морщинку между бровями и выбившуюся прядь черных волос, которая по‑детски завивалась над ее ухом.
Винтер как будто не чувствовала его взгляда, и через какое‑то время она шепотом просила:
– Что они делают?
Алекс посмотрел в сторону и впервые заметил то, что привлекло ее внимание. Что‑то двигалось на открытом пространстве между острыми краями теней, отбрасываемых зданиями, находившимися на территории резиденции: оно двигалось в полнейшем молчании, придерживаясь теней и бесшумно перелетая через освещенные луной места, как стайки троллей, сгорбленных и смехотворных силуэтов на фоне серебристых блесток травы или стен дома, и снова пропадая в тенях и возникая опять только для того, чтобы быть поглощенными землей.
Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать, что это были люди, переносящие тяжелые грузы, сгибающиеся под мешками на плечах или тяжелыми ящиками, и оставляли их в погребах, которые были под несколькими зданиями резиденции. Он сказал довольно непринужденно:
– Они просто переносят запасы на лето. Зерно и…
– И боеприпасы, – закончила Винтер. – Зачем? И почему они делают это ночью? Некоторое время назад там был Джордж Лоуренс. Я видела его. Он сказал, что идет спать, но сам пришел сюда, чтобы посмотреть, нет ли кого поблизости. Прошлой ночью они занимались тем же самым. И позапрошлой тоже. Кому нужно столько запасов, если только… если только они не думают, что дворец будет осажден. В этом дело?
Алекс не ответил на вопрос. Вместо этого он сказал:
– Почему вы приходите сюда наблюдать за ними каждую ночь?
– Я не прихожу. То есть, я хочу сказать, что я прихожу не наблюдать за ними. Я просто вышла погулять по саду.
– В это время? Уже очень поздно.
– Я не могла заснуть, а это дало мне новую тему для размышлений, – просто сказала Винтер. – Неужели действительно будет восстание? Амира говорит…
Она смолкла, и через мгновение Алекс спросил:
– Что говорит Амира? И кто она такая?
Винтер обернулась и с удивлением посмотрела на него. Ей показалось невероятным, что Алекс не знает про Амиру. Потом она вспомнила, что едва виделась с ним почти три месяца после своей свадьбы и что он даже не знал историю того, как она появилась в Лунджоре. Она рассказала ему что‑то из этого сейчас, о Хуаните и Азизе Бегам, и о Гулаб‑Махале, стоя среди благоухающих теней сада, из которого открывался вид на спящий город и дом, в котором она родилась.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 48; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!