Часть первая. Десять тысяч вещей 31 страница



– Это и есть Встреча Племен Радуги? – спросил мужчина, который был за рулем. Он был загорелый, тонкий в кости. Странно неприятная на вид белая головная повязка, закрывавшая бо́льшую часть его черепа, не давала длинным, волнистым волосам падать на лицо.

– Мы тоже его искали, но здесь только мы, как видите, – ответила я.

– Господи ты боже мой! – простонала бледная тень женщины с оголенным животом, неуловимо напоминавшая скелет, украшенный россыпью кельтских татуировок. – Мы что, проехали весь этот путь от гребаного Эшленда просто так ?! – Она пошла и улеглась на валун, с которого недавно встала я. – Я так жрать хочу, что вот‑вот помру.

– Я тоже есть хочу, – прохныкала другая женщина – черноволосая карлица. На талии у нее красовался бисерный пояс, в который были вплетены маленькие серебряные колокольчики. Она подошла к женщине‑призраку и стала гладить ее по голове.

– Драные организадницы ! – проревел мужчина с повязкой на голове.

– Вот, блин, ты прав, – промямлил мужчина с зеленым ирокезом и здоровенным серебряным кольцом в носу – очень похожим на те, которые красуются в ноздрях у быков.

 

Оборванные и грязные, с гордостью украшенные высшими хипповскими регалиями, эти люди несомненно были членами Радужного Племени. Даже собаки были обдуманно наряжены в банданы и бусы.

 

– Знаете, что я сделаю? – спросил мужчина с повязкой. – Я организую свое собственное гребаное сборище на Кратерном озере. Мне не нужны эти гребаные организадницы, которые будут распоряжаться, что мне делать и куда идти! У меня здесь есть кой‑какое влияние !

– Далеко отсюда до Кратерного озера? – спросила последняя из женщин с австралийским акцентом. Она была высокой, красивой, светловолосой, впечатляюще зрелищной: ее волосы представляли собой кучу дредов, связанных в пучок на затылке, в ушах вместо пирсинга – нечто, напоминавшее настоящие птичьи кости, а все до единого пальцы были унизаны экстравагантными кольцами.

– Не так уж и далеко, дорогуша, – сказал мужчина с повязкой.

– Не называй меня дорогушей! – отрезала она.

– А что, дорогуша – это бранное слово в Австралии? – поинтересовался он.

Она вздохнула, а потом издала тихое рычание.

– Ладно, крошка, не буду называть тебя дорогушей. – Он рассмеялся резким смешком, подняв лицо к небу. – Но я таки буду называть тебя крошкой, если мне, черт побери, так нравится. Как сказал Джимми Хендрикс, «я всех называю крошками».

Я встретилась взглядом со Стейси.

– Мы тоже пытались отыскать Встречу, – сказала я. – Мы слышали, что она должна быть здесь.

– Мы путешествуем по Маршруту Тихоокеанского хребта, – добавила Стейси.

– Мне. Нужна. Жратва! – провыла бродяжка, лежавшая на валуне.

– У меня есть немного, могу с тобой поделиться, – сказала я ей. – Но за ней придется идти к озеру.

Она лишь уставилась на меня в ответ без выражения, с затуманенными глазами. Я задумалась: интересно, сколько ей лет? С виду она была моего возраста, а по поведению могла сойти за двенадцатилетнюю.

– У вас в машине есть места? – спросила меня австралийка приглушенным тоном. – Если вы вдвоем направляетесь обратно в Эшленд, я бы поехала с вами.

– Мы идем пешком, – ответила я и встретила ее непонимающий взгляд. – У нас только рюкзаки. Мы просто оставили их у озера.

– На самом деле мы действительно идем в Эшленд, – добавила Стейси. – Но нам понадобится около двенадцати дней, чтобы туда добраться, – и мы вдвоем рассмеялись, хотя к нам никто не присоединился.

Спустя пару минут все они погрузились обратно в грузовик и были таковы, а мы со Стейси пошли назад по тропе к Тоуд‑лейк. К нашему возвращению обе парочки уже сидели рядом с Рексом, и мы вернулись на маршрут все вместе, хотя спустя совсем немного времени я уже стала замыкающей, прихромав в лагерь перед самыми сумерками, поскольку меня тормозило катастрофическое состояние ног.

– Мы даже не думали, что ты до нас доберешься, – сказала Сара. – Мы думали, ты уже где‑то разбила лагерь.

– Ну вот, а я здесь, – ответила я, чувствуя себя уязвленной, хотя понимала, что она хотела всего лишь посочувствовать моим больным ногам. Пока мы пили и рассказывали друг другу разные истории в Касл‑Крэгз, Сэм как‑то раз пошутила, что на тропе мне надо было дать кличку «Ходячая Невезуха», после того как я поведала им обо всех своих неприятностях на маршруте. В то время я над этим посмеялась: мне казалось, что Ходячая Невезуха – вполне подходящее прозвище; но быть ею мне отнюдь не хотелось. Мне хотелось быть несгибаемой – круче только яйца, выше только звезды – королевой амазонок.

 

Прохождение 27–30 километров в сутки, изо дня в день, стало для меня делом чести.

 

Утром я поднялась раньше остальных, потихоньку смешала в котелке заменитель молока с холодной водой, слегка заплесневевшей гранолой и изюмом. Меня разбудил еще один сон о снежном человеке, почти точь‑в‑точь такой же, как и два предыдущих. Завтракая, я поймала себя на том, что старательно прислушиваюсь к звукам, раздававшимся среди все еще темных деревьев. Я пошла вперед раньше, чем остальные успели хотя бы вылезти из своих палаток, довольная тем, что получила фору. Какой бы я ни была истощенной, медлительной и измученной больными ногами, какой бы я ни была невезучей, я держалась наравне с остальными – с людьми, которых считала настоящими дальноходами. Прохождение 27–30 километров в сутки, изо дня в день, стало для меня делом чести.

Час спустя я услышала чудовищный треск среди кустов и деревьев сбоку от тропы. Я застыла на месте, не зная, то ли завопить, то ли хранить молчание. И ничего не могла поделать: как ни глупо, тот мужчина в маске бигфута из снов снова и снова мелькал в моих мыслях.

– А‑а‑а! – завопила я, когда волосатое животное материализовалось прямо передо мной на тропе, настолько близко, что я почуяла его запах. Медведь, осознала я мгновением позже. Его взгляд равнодушно скользнул по мне, прежде чем он фыркнул, развернулся и потрусил на север по тропе. И почему это они всегда бегут именно в том направлении, куда иду я?!

Я выждала несколько минут, потом пошла дальше, осторожно выбирая путь, выкрикивая во всю мочь строчки из песен.

– «Я мог бы выпить всю тебя‑а‑а‑а и не свалиться с но‑о‑ог!» – тянула я громко.

– «Она – машина, что летит к своей мечте, и свой мотор всегда содержит в чистоте!..» – хрипела я.

– «Чашку чая в маленькой чайной молча выпьем пополам с тобой!» – щебетала я.

Сработало. Я больше не нарвалась на медведя. Или на бигфута.

Вместо этого я набрела на то, чего действительно следовало бояться: на широкий язык обледенелого сверху снега, накрывшего тропу под углом в сорок градусов. Несмотря на жару, еще не весь снег стаял с северных склонов. Я видела то место, где язык заканчивался. В сущности, я могла бы добросить туда камень. Но я не могла сделать то же самое с собой. Я должна была пройти через него. Я бросила взгляд вниз с горы, следя за очертаниями снега, пытаясь понять, что будет, если я поскользнусь и съеду по нему. Он заканчивался далеко внизу возле кучи острых валунов. А за ними была только пустота.

Я начала пробираться вперед, при каждом шаге вбивая в снег ботинки, опираясь на лыжную палку. Вместо того чтобы ощущать себя на снегу увереннее, учитывая опыт, полученный в Сьерре, я чувствовала себя более слабой, лучше осознавая, что может пойти наперекосяк. Один ботинок соскользнул, нога ушла из‑под меня, и я упала на руки; снова медленно поднялась, стоя на полусогнутых. Я упаду, мелькнула мысль в голове. Я застыла на месте и стала смотреть вниз, на валуны подо мной, представляя, как я мчусь по насту и врезаюсь в них. Обернулась к тому месту, с которого начала свой путь, потом к тому, куда я шла. До них обоих было примерно одинаково далеко. И я заставила себя идти вперед. Опустилась на четвереньки и проползла остаток пути по снегу, ноги мои неудержимо дрожали, палка, лязгая, волочилась позади, свисая с моего запястья на розовой нейлоновой петельке.

Добравшись до тропы на другой стороне, я чувствовала себя глупой, слабой и жалкой. Уязвимость, которую я ощущала, не могла сравниться ни с чем из того, что было со мной на маршруте прежде. Я завидовала парочкам, которые могли опереться друг на друга, Рексу и Стейси, которые с такой легкостью стали походной парой, – когда Рекс сойдет с маршрута в Сейед‑Вэлли, Стейси там же встретится со своей подругой Ди, чтобы пройти через весь Орегон вместе с ней. Но я всегда буду одна. И зачем? Какой смысл в этом одиночестве? «Я не боюсь», – сказала я, повторяя свою старую мантру, чтобы успокоить разум. Но произнесение ее вслух уже не оказывало такого действия. Может быть, потому, что теперь это было уже не совсем правдой.

 

Это было такое красивое место, что не хотелось уходить. Я сидела, болтая ногами в воде, пока не услышала приближающийся перезвон колокольчиков.

 

Может быть, теперь я уже зашла достаточно далеко, чтобы мне хватало смелости бояться.

Остановившись в тот день на обед, я медлила, пока остальные не нагнали меня. Они сказали, что повстречали местного егеря, который предупредил их о лесном пожаре к западу и северу, поблизости от Хэппи‑Вэлли. Пожар еще не добрался до МТХ, но он велел им не терять бдительности. Я дала им всем уйти вперед, сказав, что нагоню их к вечеру, и двинулась дальше одна в послеполуденной жаре. Пару часов спустя набрела на источник на совершенно идиллической лужайке и остановилась, чтобы набрать воды. Это было такое красивое место, что не хотелось уходить. Я сидела, болтая ногами в воде, пока не услышала приближающийся перезвон колокольчиков. Я едва успела вскочить на ноги, и тут из‑за поворота показалась белая лама, мчавшаяся ко мне во весь опор с зубастой ухмылкой на морде.

– А‑а‑а! – завопила я, точно так же, как когда увидела медведя, но все же протянула руку и ухватилась за поводья, свисавшие с недоуздка – старая привычка времен детства, проведенного в обществе лошадей. На ламе было седло, увешанное серебряными колокольчиками, очень похожее на тот пояс, который был на женщине, встреченной мною у Тоуд‑лейк. – Тихо, тихо, – говорила я ламе, стоя возле нее, босая и ошеломленная, не понимая, что делать дальше.

Лама, казалось, тоже была ошеломлена, на ее морде застыло одновременно комическое и мрачное выражение. У меня мелькнула мысль, что она может укусить меня, но так ли это, узнать не было никакой возможности. Я никогда не видела ламу так близко. Если уж на то пошло, я и издали ламу не видела. Мой опыт общения с ламами был настолько нулевым, что я даже не была на сто процентов уверена, что это действительно лама. От нее пахло мешковиной и кислым утренним дыханием. Я осторожно подвела ее к тому месту, где стояли мои ботинки, всунула в них ноги и стала поглаживать ее щетинистую шею энергичными движениями, которые, как я надеялась, будут восприняты как хозяйские. Спустя пару минут пожилая женщина с двумя седыми косицами, спускавшимися по обе стороны головы, вышла из‑за поворота.

– О, так вы ее поймали! Спасибо! – воскликнула она, широко улыбаясь, глаза ее сияли. Если не считать небольшого рюкзака на спине, она выглядела точь‑в‑точь как женщина из волшебной сказки, миниатюрная, пухленькая, розовощекая. Вслед за ней шел маленький мальчик, по пятам за которым бежала большая бурая собака. – Я выпустила ее на одно мгновение – и она тут же смылась, – сказала женщина, смеясь и принимая от меня поводья ламы. – Я так и думала, что вы ее поймаете: мы встретили наверху на тропе ваших друзей, и они сказали, что вы идете вслед за ними. Меня зовут Вера, а это мой друг, Кайл, – сказала она, указывая на мальчика. – Ему пять лет.

– Привет, – проговорила я, глядя на мальчика. – Я Шерил.

На плече у мальчика, оплетенная толстой веревкой, висела бутылка из‑под кленового сиропа, доверху наполненная водой, и стекло на тропе было видеть так же странно, как видеть его самого. Я уже сто лет не оказывалась рядом ни с одним ребенком.

– Привет, – ответил он, и его зеленовато‑серые глаза метнулись вверх, встретившись с моими.

– А с Падучей Звездой вы уже знакомы, – проговорила Вера, поглаживая ламу по шее.

– Ты забыла про Мириам, – упрекнул Кайл Веру. Он положил свою маленькую ручонку на голову собаки. – Это Мириам.

– Привет, Мириам, – послушно сказала я. – Как тебе, нравится поход? – спросила я Кайла.

– Мы замечательно проводим время, – отозвался он странно официальным тоном, потом отошел к источнику, опустил в него ладони и принялся плескаться.

Я разговаривала с Верой, а Кайл срывал травинки, пускал их по воде и наблюдал, как они уплывают вдаль. Вера рассказала мне, что живет в центральном Орегоне, в маленьком городке, и старается ходить в пешие походы при первой же возможности. Кайл и его мать попали в ужасную ситуацию, сказала она приглушенным голосом, они жили прямо на улицах в Портленде. Вера познакомилась с ними всего пару месяцев назад, через организацию, с которой они все были так или иначе связаны, под названием «Основные жизненные принципы». Мать Кайла попросила Веру взять ее сына в этот поход, пока она будет приводить свою жизнь в порядок.

– Ты обещала не рассказывать людям о моих проблемах! – со злостью завопил Кайл, надвигаясь на нас.

– Я и не рассказываю о твоих проблемах, – приветливо возразила Вера, хоть это была и неправда.

– Потому что у меня большие проблемы, и я не хочу рассказывать о них людям, которых не знаю, – продолжал Кайл, снова встречаясь со мной взглядом.

– У многих людей большие проблемы, – сказала я ему. – У меня тоже большие проблемы.

– И что это за проблемы? – поинтересовался он.

– Ну, например, проблемы с папой, – неуверенно проговорила я и тут же пожалела, что об этом сказала. Не так уж много времени я проводила с маленькими детьми, чтобы быть совершенно уверенной в том, насколько честно можно разговаривать с пятилетним малышом. – У меня, в сущности, и папы‑то не было, – сказала я делано беззаботным тоном.

– У меня тоже нет папы, – сказал мне Кайл. – Ну, вообще‑то папа есть у всех, но я своего больше не знаю. Я когда‑то знал его, когда был совсем маленьким, но я этого не помню. – Он разжал кулаки и уставился на собственные руки. Они были полны тоненьких стебельков травы. Некоторое время мы молча смотрели, как они трепещут на ветру. – А что твоя мама? – спросил он.

– Она умерла.

Он мгновенно поднял голову и уставился на меня, изумленное выражение на его лице постепенно сменялось безмятежным.

– Моя мама любит петь, – сказал он. – Хочешь послушать, какой песенке она меня научила?

– Хочу, – ответила я, и ни секунды не медля, он от начала до конца пропел Red River Valley голосом настолько чистым, что я почувствовала себя заживо выпотрошенной. – Спасибо, – пробормотала я, едва не разрыдавшись к тому моменту, как он закончил. – Кажется, это лучшее, что я когда‑либо слышала за всю свою жизнь.

– Мама научила меня многим песням, – сказал он серьезно. – Она певица.

Вера попросила разрешения меня сфотографировать, а потом я снова закинула Монстра на спину.

– До свидания, Кайл. До свидания, Вера. До свидания, Падучая Звезда, – сказала я им, отправляясь вверх по тропе.

– Шерил! – закричал Кайл, когда я уже почти скрылась из виду.

Я остановилась и обернулась.

– Нашу собаку зовут Мириам!

– Адиос, Мириам, – воскликнула я.

 

Позже в тот день я добрела до тенистого местечка, где стоял стол для пикника, – редкая роскошь на маршруте. Приблизившись, я увидела, что на столешнице лежит персик, а под ним – записка:

 

Шерил! 

Мы выпросили эту прелесть для тебя у ребят, которые вышли в однодневный поход. Наслаждайся!

Сэм и Хелен 

 

Конечно, я пришла в восторг от персика – свежие фрукты и овощи в моих гурманских фантазиях на равных соревновались с лимонадом. Но еще больше была тронута тем, что Сэм и Хелен оставили его для меня. Несомненно, их кулинарные фантазии были столь же всепоглощающими, что и мои собственные. Я взгромоздилась на стол и блаженно вгрызлась в персик; его изысканно вкусный сок, казалось, проникал в каждую мою клетку. Персик отодвинул на задний план даже то, что ноги мои представляли собой пульсирующую котлетную массу. Доброта, с какой он был подарен, победила и жару, и усталость этого дня. И пока я сидела, доедая его, до меня дошло, что мне не представится возможности поблагодарить Сэма и Хелен за то, что они оставили его мне. Я снова была готова быть одна; в ту ночь я собиралась ставить лагерь в одиночку.

Гоняя во рту персиковую косточку, я огляделась и увидела, что меня окружают сотни азалий с венчиками десятка оттенков розового и бледно‑оранжевого цвета, а ветерок срывает и уносит вдаль их лепестки. Казалось, это был подарок мне – как персик, как Кайл, поющий Red River Valley . Каким бы трудным и головоломным ни был этот маршрут, все же не проходило ни дня, который не дарил бы мне нечто такое, что на жаргоне походников МТХ называлось «магией тропы» – неожиданные и приятные происшествия, которые выделялись на мрачном фоне трудностей маршрута. Собираясь подняться и снова закинуть Монстра на плечи, я услышала шаги и обернулась. По тропе мне навстречу шла олениха, явно не осознававшая моего присутствия. Я вскрикнула, совсем тихо, чтобы не испугать ее, но вместо того чтобы метнуться прочь, она лишь остановилась и присмотрелась ко мне, принюхалась, а потом медленно продолжала идти мне навстречу. После каждого шага она останавливалась, чтобы понять, можно ли идти дальше, и всякий раз решала, что можно, все приближаясь и приближаясь, пока до нее не осталось каких‑нибудь три метра. Ее мордочка выражала спокойствие и любопытство, она вся вытянулась вперед, насколько осмелилась. Я сидела неподвижно, наблюдая за ней, ни капельки не боясь – как тогда, в снегах, когда ко мне подошел дикий лис и принялся меня изучать.

– Все хорошо, – прошептала я оленихе, сама не догадываясь, что скажу дальше, пока слова не сорвались с моих губ: – Тебе ничто не грозит в этом мире.

 

Я пришла в восторг от персика – свежие фрукты и овощи в моих гурманских фантазиях на равных соревновались с лимонадом. Но еще больше была тронута тем, что Сэм и Хелен оставили его для меня.

 

И когда я договорила, с нас словно спало заклятие. Олениха утратила ко мне всякий интерес, хотя все равно не убежала. Она лишь подняла головку и медленно пошла прочь, деликатно переставляя между азалиями свои копытца, пощипывая на ходу растения.

Я шла в одиночестве следующие несколько дней, поднимаясь, спускаясь, снова поднимаясь. Через Этну в Мраморные горы, по длинному жаркому спуску в долину Сейед. Мимо озер, где москиты заставили меня в первый раз на всем маршруте обрызгаться репеллентом. Встречая по дороге однодневных походников, которые рассказали мне о лесных пожарах, бушевавших к западу, хотя они все еще не доползли до МТХ.

Однажды вечером я разбила лагерь на покрытой травой полянке, откуда были видны свидетельства этих пожаров: туманная ширма дыма заволакивала панораму на западе. Я просидела на своем стульчике целый час, глядя, как закатное солнце тускнеет в дыму. За вечера, проведенные на МТХ, я не раз видела захватывающие дух закаты, но этот был более зрелищным, чем они все. Солнечный свет постепенно становился неразличимым, расплавляясь в тысячу оттенков желтого, розового, оранжевого и пурпурного над покатыми волнами зеленой земли. Я могла бы почитать «Дублинцев» или уснуть в коконе своего спального мешка, но в тот вечер вид неба был слишком гипнотическим, чтобы просто встать и уйти. Разглядывая его, я осознала, что миновала срединную точку своего похода. Я шла по маршруту уже пятьдесят с чем‑то дней. Если все пойдет как планировалось, еще через пятьдесят дней я закончу прохождение МТХ. И все, что происходит со мной здесь, уйдет в прошлое.


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 77; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!