Часть первая. Десять тысяч вещей 24 страница
– Ты могла бы переночевать у меня, – ответил он. – Я отдам тебе свою кровать. Я‑то могу поспать и на диване, если хочешь. Спорим, постель – это классно, после всех тех ночей, которые тебе пришлось провести на земле?
– Все мои пожитки вон там, – махнула я рукой в сторону лужайки.
Я шла обратно в лагерь, взволнованная, в равной мере обеспокоенная и польщенная его интересом, временами меня пронзала стрела отчаянного желания. К тому времени как я вернулась, женщины уже закрылись на ночь в своих палатках, но Брент еще не спал, он стоял в темноте и глядел на звезды.
– Красиво, правда? – шепнула я, тоже поднимая взгляд к небу. И в этот миг мне пришло в голову, что с тех пор как встала на маршрут, я ни разу не заплакала. Как такое может быть? После всех моих слез это казалось невозможным, но так и было. Осознав это, я едва не разрыдалась, но вместо этого засмеялась.
– Что ты увидела смешного? – спросил Брент.
– Ничего, – пожала я плечами и взглянула на часы. Четверть одиннадцатого. – Обычно к этому моменту я уже сплю без задних ног.
– Я тоже, – сказал Брент.
– Но сегодня спать совершенно не хочется.
– Это потому, что мы переволновались, попав в город, – сказал он.
Мы оба рассмеялись. Весь день я наслаждалась компанией женщин, благодарная за такие разговоры, какие мне ни разу не случалось вести с тех пор, как я начала свой поход. Но, как ни странно, Брент казался мне ближе всех, пусть даже только потому, что был как‑то привычнее, что ли. Стоя рядом с ним, я осознала, что он напоминает мне брата, которого, несмотря на разделявшее нас расстояние, я любила больше всех на свете.
|
|
|
– Нам надо загадать желание, – сказала я Бренту.
– А разве не нужно дождаться падающей звезды? – удивился он.
– Традиционно – да. Но мы можем придумать новые правила, – возразила я. – Например, я хочу, чтобы у меня были ботинки, от которых не болят ноги.
– Но ведь произносить желание вслух нельзя! – воскликнул он расстроенно. – Это все равно что не вовремя задуть деньрожденные свечки! Нельзя говорить никому, какое у тебя желание. Теперь оно не исполнится. У тебя же на ногах живого места нет!
– Вовсе не обязательно, – повторила я нетерпеливо, хотя у меня было неприятное чувство, что он прав.
– Ладно, я свое загадал. Теперь твоя очередь, – сказал он.
Я уставилась на звезду, но разум мой лишь прыгал от одной мысли к другой.
– Ты во сколько завтра снимаешься с места? – спросила я.
– С первыми лучами.
– Я тоже, – сказала я. Я не хотела прощаться с ним завтра утром. Мы с Триной и Стейси решили идти и ночевать вместе в течение следующей пары дней, но Брент двигался быстрее нас, и это означало, что он пойдет один.
|
|
|
– Ну что, ты загадала свое желание? – спросил он.
– Все еще думаю.
– Сейчас для желаний самое время, – заметил он. – Это ведь наша последняя ночь в Сьерра‑Неваде.
– Прощай, Хребет Света, – сказала я небу.
– Ты могла бы пожелать себе лошадь, – предположил Брент. – Тогда тебе не пришлось бы беспокоиться о своих ногах.
Я взглянула на него в темноте. Это было верно – МТХ был открыт и для пеших туристов, и для вьючных животных, хотя я еще не встречалась ни с одним всадником на маршруте. – У меня когда‑то была лошадь, – сказала я, снова обращая взгляд к небу. – На самом деле даже две.
– Ну, тогда тебе повезло, – сказал он. – Не у каждого есть лошадь.
Несколько минут мы молчали.
Я загадала свое желание.
Часть четвертая. В глуши
Когда не имел я крова,
Сделал я кровом своим Отвагу.
Роберт Пински «Песнь самурая»
Никогда, никогда, никогда не сдавайтесь.
Уинстон Черчилль
Вырваться из клетки
Я стояла на обочине шоссе сразу на выезде из городка Честер, пытаясь поймать попутку, когда мужчина, сидевший за рулем серебристого «Крайслера», притормозил и вышел из машины. За истекшие пятьдесят с чем‑то часов я прошла около 80 километров со Стейси, Триной и ее псом от Белден‑Тауна до местечка под названием Стовер‑Кемп. Но мы расстались минут десять назад, когда рядом с нами остановилась пара в маленькой «Хонде», объявив, что у них в машине есть место только для двух из нас. «Поезжай ты, – говорили мы друг другу. – Нет, поезжайте вы», – пока я не настояла на том, чтобы Стейси и Трина забрались в машину, и не запихнула вслед за ними Одина, которому предстояло сидеть, где получится. Я уверила их, что со мной все будет в порядке.
|
|
|
«И все будет в порядке», – думала я, пока водитель «Крайслера» шел ко мне по покрытой гравием обочине дороги, хотя и ощутила тошнотворный трепет в желудке, пытаясь определить за доли секунды, каковы его намерения. Он вроде бы выглядел довольно приличным парнем, на пару лет старше меня. Да нет, он и вправду отличный парень , решила я, бросив взгляд на бампер его автомобиля. На бампере была зеленая наклейка, которая гласила «Представь себе мир во всем мире».
Существовал ли в истории хотя бы один серийный убийца, который пытался представить себе мир во всем мире?
– Привет, – сказала я дружелюбно. Я сжимала в ладони свой «самый громкий в мире свисток», моя рука бессознательно потянулась к нему, пропутешествовав вверх по раме Монстра и охватив нейлоновый шнурок, свисавший с рюкзака. Я не пользовалась свистком с тех пор, как на меня бросился бык. Но с того самого раза у меня присутствовало постоянное и инстинктивное знание, где он находится, словно он был привязан шнурком не только к моему рюкзаку, но и другим, невидимым шнурком – прямо ко мне.
|
|
|
– Доброе утро, – проговорил мужчина, протягивая мне руку для рукопожатия, каштановые волосы бились на ветру и лезли ему в глаза. Он назвался Джимми Картером, подчеркнул, что не родственник бывшего президента, и посетовал, что не может подвезти меня, поскольку в его машине нет места. Я взглянула на нее и увидела, что это правда. Каждый дюйм внутреннего пространства, за исключением водительского сиденья, был забит газетами, книгами, одеждой, банками с лимонадом и кучей других вещей, толща которых доходила до самых окон. Он поинтересовался, нельзя ли просто поговорить со мной. Сказал, что он репортер, пишущий статью для издания Hobo Times . Он ездил по всей стране, интервьюируя «народ», который жил жизнью хобо[30].
– Но я не хобо, – возразила я, улыбнувшись. – Я походница, дальноходка. – Я выпустила свисток и вытянула руку в сторону дороги, подняв вверх большой палец, когда завидела подъезжающий мини‑вэн. – Я иду по Маршруту Тихоокеанского хребта, – объяснила я, бросая взгляд на него искоса, от души желая, чтобы он забрался в свою машину и убрался к чертям.
Мне нужно было поймать две попутки в двух разных направлениях, чтобы добраться до Олд‑Стейшен, и его присутствие мне ужасно мешало. Да, я была грязной, а моя одежда – еще грязнее, но я все равно была одинокая женщина. Присутствие Джимми Картера все усложняло, изменяло картинку с точки зрения водителей, проезжавших мимо. Я вспомнила, как долго мне пришлось стоять на обочине дороги, когда я пыталась добраться до Сьерра‑Сити вместе с Грэгом. Если Джимми Картер будет продолжать стоять рядом со мной, то никто не остановится.
– И как давно вы бродяжничаете? – спросил он, вытаскивая ручку и длинный, узкий репортерский блокнот из заднего кармана своих вельветовых брюк. Волосы его были свалявшимися и давно не мытыми. Они висели сосульками, то скрывая, то вновь открывая его темные глаза, в зависимости от того, как сильно и в какую сторону дул ветер. Он показался мне ученым, имеющим докторскую степень по какому‑то неземному и неописуемому предмету. К примеру, по истории сознания или сравнительным исследованиям в области дискурса и общества.
Интересно, чует ли он мой запах, подумалось мне. Для меня тот момент, когда я могла почувствовать собственный запах, уже миновал.
– Я же уже сказала . Я не бродяжничаю, – сказала я и рассмеялась. Хоть мне и ужасно хотелось поймать машину, общество Джимми Картера меня все же немного развлекало. – Я иду по Маршруту Тихоокеанского хребта, – повторила я, в знак подтверждения собственных слов указывая ему на леса, граничившие с дорогой, хотя в действительности МТХ располагался примерно в 15 километрах от места, где мы стояли.
Он уставился на меня ничего не выражающим, непонимающим взглядом. Была середина утра, уже стало жарко; такой день, когда к полудню можно заживо изжариться. Интересно, чует ли он мой запах, подумалось мне. Для меня тот момент, когда я могла почувствовать собственный запах, уже миновал. Я отступила на шаг и, сдавшись, опустила руку. Пока он не уедет, поймать попутку у меня нет ни малейших шансов.
– Это Национальная пейзажная тропа, – продолжала я, но он лишь продолжал смотреть на меня с выражением бесконечного терпения на лице, держа в руке блокнот, в котором еще не появилось ни одной заметки. Пока я объясняла ему, что такое МТХ и что я на нем делаю, я заметила, что Джимми Картер не так уж плох собой. Интересно, не найдется ли у него в машине какой‑нибудь еды, мелькнула у меня мысль.
– Так если вы идете по маршруту в заповеднике, что вы тогда делаете здесь ? – не понял он.
Я рассказала ему, как мы делаем крюк в обход глубоких снегов в национальном парке Лассен.
– Ну, так давно вы бродяжничаете?
– На маршрут , – подчеркнуто сказала я, – я вышла около месяца назад, – и увидела, как он это записал. Тут мне подумалось, что, возможно, я все‑таки на какую‑то крохотную долю хобо, учитывая все то время, которое я провела, ловя попутки и пропуская участки тропы. Но сочла, что упоминать об этом было бы неумно.
– Сколько ночей в этом месяце вы спали под крышей? – спросил он.
– Три, – ответила я, обдумав ответ: одну ночь у Фрэнка и Аннет и по одной ночи в мотелях в Риджкресте и Сьерра‑Сити.
– Это все вещи, что у вас есть? – спросил он, кивая в сторону моего рюкзака и альпенштока.
– Да. Я имею в виду, остальные мои вещи на хранении, но на данный момент это все. – Я опустила руку на раму Монстра. Он всегда казался мне другом, но в компании Джимми Картера это чувство стало еще острее.
– Ну, в таком случае, я бы сказал, что вы – хобо! – воскликнул он довольно и попросил меня назвать по буквам мои имя и фамилию.
Я выполнила его просьбу – и тут же пожалела об этом.
– Да этого быть не может! – воскликнул он, когда записал их в своем блокноте. – Это что, взаправду ваше имя?
– Ну да, – сказала я и отвернулась, делая вид, что ищу машину на дороге, чтоб он не увидел замешательства на моем лице. Дорога была пугающе безмолвна, потом медлительный грузовик вырулил за поворот и, взревев, проехал мимо, не обращая внимания на мою поднятую руку.
– Итак, – сказал Джимми Картер, когда грузовик проехал, – мы могли бы сказать, что вы – настоящая бродяга.
– Я бы так не сказала, – запинаясь, проговорила я. – Быть хобо и быть любительницей пеших походов – это две совершенно разные вещи. – Я продела руку в розовую петлю своей лыжной палки и принялась царапать землю ее кончиком, рисуя линию, ведущую в никуда. – Я не в том смысле туристка, в каком вы обычно представляете себе туристов, – объяснила я. – Я, скорее, теперь уже эксперт. Я прохожу от двадцати четырех до тридцати двух километров в день, день за днем, часто иду по нескольку дней подряд, не встречая ни одного другого человека. Может быть, вам стоит сделать статью из этого?
Он сказал, чтобы я поискала его статью обо мне в осеннем номере журнала Hobo Times, как будто я была его регулярной читательницей.
Он бросил на меня взгляд поверх своего блокнота, волосы экстравагантно перечеркнули его бледное лицо. Он казался очень похожим на многих людей, которых я знала. Интересно, подумал ли он то же самое обо мне.
– Я почти не встречаю женщин‑хобо, – почти прошептал он, словно поверяя мне какой‑то секрет, – так что это просто чертовски круто!
– Я не хобо! – еще раз, довольно раздраженно, возразила я.
– Женщин‑хобо так трудно найти! – настаивал он.
Тогда я заявила ему, что это потому, что женщины слишком угнетены, чтобы быть хобо. Скорее всего, все женщины, которые хотели бы быть хобо, оказываются, как в ловушке, дома с целым выводком детишек, которых надо воспитывать. Детишек, чьими отцами стали мужчины‑хобо, выбравшие для себя дорогу.
– Ага, понимаю, – проговорил он. – Значит, вы – феминистка.
– Да, – подтвердила я. Было так приятно хоть с чем‑нибудь согласиться!
– Мой любимый тип женщин, – сказал он и сделал пометку в своем блокноте.
– Но все это не имеет никакого значения! – воскликнула я. – Потому что я – не хобо. Это совершенно законно, понимаете? То, что я делаю. Я же не единственная иду по МТХ. Люди это делают . Вы когда‑нибудь слышали об Аппалачском маршруте? Вот и это то же самое. Только на западе – я стояла и смотрела, как он царапает что‑то в блокноте – возможно, то, что я ему говорила.
– Я хотел бы сфотографировать вас, – сказал Джимми Картер. Он просунулся в окошко машины и вытащил из салона фотоаппарат. – Кстати, у вас клевая футболка. Я люблю Боба Марли. И ваш браслет мне тоже нравится. Знаете, многие хобо – бывшие ветераны Вьетнама.
Я бросила взгляд на имя Уильяма Дж. Крокета на моем запястье.
– Улыбнитесь, – попросил он и сделал снимок. Сказал, чтобы я поискала его статью обо мне в осеннем номере журнала Hobo Times , как будто я была его регулярной читательницей. – Выдержки из этих статей печатаются в журнале «Харперс», – добавил он.
– «Харперс»? – спросила я, словно громом пораженная.
– Да, это такой журнал, который…
– Я знаю, что такое «Харперс», – резко оборвала его я. – И я не хочу оказаться на страницах «Харперс». Точнее, я очень хотела бы оказаться в «Харперс», но только не потому , что я хобо.
– Так вы же вроде говорили, что вы не хобо, – заметил он и отвернулся, чтобы открыть багажник своей машины.
– Ну, я действительно не хобо, так что это было бы очень глупо – появиться в таком виде в «Харперс», и это означает, что вам, вероятно, вообще не следовало бы писать эту статью, потому что…
– Стандартная упаковка гуманитарной помощи для хобо, – перебил он меня, повернувшись и протягивая банку холодного «Будвайзера» и пластиковый пакет, который оттягивал вниз вес продуктов, лежавших внутри.
– Но я же не хобо, – слабо запротестовала я в последний раз, уже с меньшим пылом, чем прежде, боясь, что он наконец поверит мне и уберет свой пакет с гуманитарной помощью.
– Спасибо за интервью, – проговорил он и захлопнул крышку багажника. – Безопасного вам пути.
– Да, спасибо, вам тоже, – ответила я.
– Полагаю, у вас есть оружие. По крайней мере, надеюсь , что это так.
Я пожала плечами, не желая ни признаваться в том, что его у меня нет, ни подтверждать его догадку.
– Я понимаю, что вы уже прошли довольно большое расстояние к югу отсюда, но теперь направляетесь на север, а это значит, что вскоре вы войдете в страну бигфутов[31].
– Бигфутов?
– Ну да. Ну, знаете, эти – сасквочи? Я вас не обманываю. Отсюда до самой границы и дальше, в Орегоне, вы вступаете на территорию, где зафиксировано наибольшее в мире количество сообщений о встречах с бигфутами. – Он повернулся к деревьям и уставился на них, словно снежный человек мог вывалиться оттуда и наброситься на нас. – Многие люди в них верят. Многие хобо – хобо, которые странствуют здесь. Люди, которые знают. Я постоянно слышу в этих краях истории о бигфутах.
– Ну, думаю, со мной все будет в порядке. По крайней мере, пока все было в порядке, – пробормотала я и рассмеялась, хотя желудок мой проделал небольшое сальто. В те недели, когда я готовилась выйти на МТХ, когда решила ничего не бояться, я думала о медведях, змеях, горных львах и незнакомых людях, которых буду встречать по дороге. У меня и мысли не возникало о волосатых гуманоидных двуногих тварях.
– Но, вероятно, с вами действительно все в порядке. А мне не следовало беспокоиться. Велика вероятность, что они не станут вас трогать. Особенно – если у вас есть пистолет.
– Точно, – кивнула я.
– Удачи вам в походе, – сказал он, залезая в машину.
– Удачи и вам… в поиске хобо, – ответила я и помахала ему вслед.
Я некоторое время постояла на дороге, даже не пытаясь остановить проезжавшие мимо машины. Я чувствовала себя более одинокой, чем любой живой человек на всем белом свете. Солнце палило как оглашенное, даже сквозь панаму. Я гадала, где сейчас Стейси и Трина. Мужчина, который подобрал их на дороге, собирался отвезти их только на 20 километров к востоку, к пересечению со следующим шоссе. Там нам надо было поймать еще одну попутку, которая отвезла бы нас на север, а потом снова повернула на запад, к Олд‑Стейшен, где нам предстояло вновь выйти на МТХ. Мы договорились встретиться у этого перекрестка. Я отстраненно пожалела о том, что уговорила их оставить меня, когда рядом остановилась та машина. Машинально вытянула руку с поднятым большим пальцем в сторону очередной машины, и только когда она проехала мимо, до меня дошло, что я не так уж хорошо выгляжу с зажатой в руке банкой пива. Я прижала ее холодный алюминиевый бочок к горячему лбу – и внезапно ощутила острое желание выпить. А почему бы и нет? Пиво только зря нагреется, если я положу его в рюкзак.
Я взгромоздила Монстра на спину, спустилась сквозь высокую траву в кювет, поднялась на другой его стороне и вошла в лес, который теперь казался мне чем‑то вроде дома. Миром, который стал моим после того, как мир дорог, городов и машин перестал мне принадлежать. Я шла, пока не набрела на хорошее местечко в тени дерева. Там я уселась на землю и вскрыла банку. Я не люблю пиво – на самом деле эта банка «Будвайзера» была единственной полной банкой пива, которую я выпила за свою жизнь.
Но его вкус показался мне приятным, таким, каким он, наверное, кажется людям, которые его любят: холодным, острым, резким и «правильным».
Попивая пиво, я исследовала содержимое пластикового пакета, который подарил мне Джимми. Я вытряхнула из него все, что в нем было, и разложила перед собой на земле: упаковку мятной жвачки; три влажные салфетки в индивидуальных упаковках; бумажный пакетик, в котором лежали две таблетки аспирина; шесть ирисок в прозрачной золотистой обертке; книжечку спичек; тонкую сырокопченую колбаску, запечатанную в своем собственном пластиковом вакуумном мире; одну‑единственную сигарету в прозрачном цилиндрике «под стекло»; одноразовую бритву и широкую, почти плоскую банку запеченной фасоли.
В те недели, когда я готовилась выйти на МТХ, я думала о медведях, змеях, горных львах и незнакомых людях, которых буду встречать по дороге. У меня и мысли не возникало о волосатых гуманоидных двуногих тварях.
Я начала с колбаски, запивая ее остатками пива. Потом настала очередь ирисок, всех шести, я съела их одну за другой. А потом – все еще голодная, всегда голодная – я обратила свое внимание на банку с запеченной фасолью. Вскрыла ее с помощью крошечного приспособления, входившего в комплект моего швейцарского армейского ножа, и, будучи слишком разморенной, чтобы рыться в рюкзаке в поисках ложки, стала вылавливать фасолинки ножом и поедать – как хобо – прямо с ножа.
Я вернулась на дорогу в легком тумане пивного опьянения, жуя сразу две пластинки жвачки, чтобы протрезветь, и принялась с энтузиазмом размахивать большим пальцем перед каждой машиной, проезжавшей мимо. Через несколько минут рядом со мной притормозил старый белый «маверик». На водительском сиденье сидела женщина, рядом с ней – мужчина, еще один мужчина и собака – на заднем сиденье.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 164; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!