Часть первая. Десять тысяч вещей 30 страница



– Шерил! – басом заорал Рекс, когда я вошла в ресторан. С ним рядом сидела Стейси, а дальше – Сэм, Хелен, Джон и Сара, и они вшестером практически полностью заняли крохотный ресторанчик.

– Добро пожаловать в рай, – проговорил Джон, салютуя мне бутылкой пива.

Мы ели чизбургеры и картошку фри, потом в состоянии послепиршественного экстаза гуляли по магазину, набрав полные охапки чипсов, печенья, пива и больших бутылок дешевого красного вина. Заплатили за все это в складчину. Потом всемером, пошатываясь от усталости, поднялись вверх по холму к официальному бесплатному палаточному городку, где сдвинули свои палатки, поставив их в кружок, и провели остаток вечера вокруг стола для пикников, смеясь и рассказывая историю за историей. Пока мы болтали, из леса, окружавшего кольцом наш палаточный городок, появились два черных медведя – эти выглядели по‑настоящему черными – и почти не испугались нас, когда мы принялись кричать, чтобы спугнуть их и заставить уйти прочь.

Весь вечер я то и дело наполняла маленький бумажный стаканчик, который прихватила из магазина, большими глотками пила из него красное вино, как будто оно было водой – пока оно и на вкус не перестало отличаться от воды. Мне вовсе не казалось, что я в этот день прошла 27 километров по 32‑градусной жаре, с рюкзаком на спине и клейкой лентой, обернутой вокруг ног. Мне казалось, что я сюда прилетела. Что этот стол для пикников – лучшее место, где я когда‑либо была или когда‑либо буду. Я не сознавала, что опьянела, пока мы все не решили укладываться спать. Тогда я поднялась из‑за стола, и меня поразило то, насколько сложное это, оказывается, искусство – ходить прямо. Через мгновение я уже стояла на четвереньках, и меня рвало на землю прямо посередине нашего лагеря. Несмотря на всю жалостную смехотворность моей жизни в последние годы, прежде меня ни разу не тошнило от алкоголя. Когда это закончилось, Стейси поставила рядом со мной бутылку с водой, пробормотав, что мне необходимо попить. Истинная я внутри той дымки, в которую я превратилась, осознавала, что она права, что я не только пьяна, но и сильно обезвожена. Я не выпила ни глотка воды с тех пор, как шла по жаркой тропе в этот день. Я заставила себя сесть прямо и попить. Стоило мне сделать глоток, и меня снова стошнило.

 

Мне вовсе не казалось, что я в этот день прошла 27 километров по 32‑градусной жаре, с рюкзаком на спине и клейкой лентой, обернутой вокруг ног. Мне казалось, что я сюда прилетела.

 

Утром я встала раньше остальных и, насколько могла, постаралась смести следы рвоты еловой веткой. Потом пошла в душевую, сняла свою грязную одежду и долго стояла под горячим душем среди голых бетонных стен, чувствуя себя так, будто накануне ночью меня сильно избили. Но у меня не было времени на похмелье. Я планировала снова вернуться на маршрут к середине дня. Оделась, вернулась в лагерь и уселась за стол, стараясь выпить как можно больше воды, одновременно читая все девять своих писем, одно за другим, пока остальные спали. Пол философски писал о нашем разводе, любовь сквозила в каждой строчке его письма. Письмо Джо было романтическим и лихорадочным, и в нем ничего не говорилось о том, обратился ли он в реабилитационный центр. Карен писала кратко и деловито, рассказывая о новостях своей жизни. Письма от остальных людей были сплошным потоком любви и сплетен, новостей и забавных историй. К тому времени как я закончила их читать, остальные стали понемногу выползать из своих палаток. Прихрамывая, они вступали в новый день – так же, как я каждое утро, пока мышцы не разогрелись. Я втайне порадовалась тому, что, по крайней мере, у половины из них был такой же похмельный вид, как и у меня. Все улыбались друг другу, несчастные, но довольные. Хелен, Сэм и Сара отправились в душевую, Рекс и Стейси решили еще раз пройтись по магазину.

– У них есть булочки с корицей, – проговорил Рекс, пытаясь соблазнить меня присоединиться к ним, но я лишь помахала им вслед, и не только потому, что мысль о еде заставила мой желудок сжаться. После бургера, вина и всех закусок, которые я купила вчера, у меня опять осталось чуть меньше пяти баксов.

Когда они ушли, я принялась сортировать содержимое своей коробки, складывая продукты в стопку, чтобы упаковать их в Монстра. На этом следующем отрезке мне предстояло нести с собой тяжелый груз; это был один из самых длинных участков МТХ – до Сейед‑Вэлли было 250 километров.

– Вам с Сарой нужны готовые ужины? – спросила я Джона, который сидел за столом. Мы ненадолго остались в лагере вдвоем. – У меня есть лишние, – я указала на упаковку лапши Fiesta , которую я с удовольствием ела в начале похода, но теперь возненавидела.

– Не‑а. Спасибо, – отказался он.

Я вынула из коробки книгу Джеймса Джойса «Дублинцы» и поднесла ее к носу, вдыхая запах обшарпанной зеленой обложки. Она приятно пахла старыми, чуть плесневелыми книгами, точно так же, как весь букинистический магазинчик в Миннеаполисе, где я купила ее несколько месяцев назад. Я раскрыла томик и увидела, что мой экземпляр был отпечатан за несколько десятилетий до того, как я родилась.

– Что это? – спросил Джон, потянувшись за открыткой, которую я купила в магазине вчера вечером. Это была фотография вырезанного из дерева сасквоча, верх открытки украшали слова «Страна бигфутов». – Ты веришь, что они существуют? – спросил он, кладя открытку на место.

– Нет. Но те люди, которые верят, утверждают, что здесь столица бигфутов всего мира.

– Люди много чего говорят, – заметил он.

– Ну, если они вообще где‑то есть, то здесь им самое место, – ответила я, и мы огляделись по сторонам. За деревьями, которые окружали нас, возвышались древние серые скалы, которые носили название Касл‑Крэгз, их зубчатые вершины нависали над нами, как своды кафедральных соборов. Вскоре нам предстояло пройти мимо них по маршруту, на протяжении многих километров двигаясь вдоль кромки гранитных и ультраосновных скал, которые мой путеводитель описывал как «вулканические по происхождению и интрузивные по природе», что бы это ни значило. Я никогда особенно не интересовалась геологией, но мне не нужно было знать значение слова «ультраосновный», чтобы понять, что я вступаю в совершенно иную страну. Переход в Каскадный хребет был подобен тому, который я совершила, пересекая Сьерра‑Неваду: мне не один день приходилось идти по каждой из этих горных цепей, прежде чем у меня действительно начинало складываться определенное представление о них.

– Осталась только одна остановка, – проговорил Джон, словно читая мои мысли. – Вот доберемся до Сейед‑Вэлли, а потом наш путь – в Орегон. Осталось всего лишь каких‑то триста двадцать километров до границы.

Я кивнула и улыбнулась. Мне не казалось, что слова «только» и «триста двадцать километров» хорошо сочетаются в одном предложении. Я не позволяла себе загадывать дальше следующей остановки.

– Орегон! – воскликнул он, и радость в его голосе была такой заразительной, что мне почти показалось, что эти 320 километров будут преодолены одним прыжком, но я была уже научена горьким опытом. Не было ни единой недели на маршруте, которая не стала бы для меня тяжелым испытанием.

– Орегон, – подтвердила я, и лицо мое посерьезнело. – Но сначала – Калифорния.

 

В глуши

 

Порой мне казалось, что Маршрут Тихоокеанского хребта – это одна длиннющая гора, на которую я взбираюсь. Что в конце своего путешествия, возле реки Колумбия, я достигну вершины этой тропы, а не ее нижней точки. И это чувство восхождения было не только метафорическим. Мне буквально казалось, что я постоянно – хотя это и невозможно – поднимаюсь вверх. Порой я была готова зарыдать от безжалостности этого подъема, мышцы и легкие пронизывала острая боль от усилий. И только когда я думала, что у меня больше нет сил подниматься, тропа вдруг вновь становилась ровной или начинала спускаться.

Какой роскошью был спуск в эти первые минуты! Я шла вниз, вниз, вниз – пока и спуск не становился настолько невозможным, мучительным и безжалостным, что я молилась, чтобы тропа вновь поднялась в гору. Спускаться с горы, как я осознала, было все равно что цеплять свободный конец пряжи, из которой ты только что несколько часов подряд вязала свитер, и тянуть за этот конец, пока весь свитер не превратится в кучку распущенной нити. Прохождение МТХ было одним сплошным сводящим с ума усилием по вязанию и распусканию этого свитера, снова и снова. Словно все, что удавалось обрести, неизбежно терялось.

Когда я в два часа вышла из Касл‑Крэгз – на час отставая от Стейси и Рэкса и на несколько часов впереди обеих парочек, – на мне красовались ботинки, которые были на целый блаженный размер больше, чем предыдущая пара. «Теперь здесь я – бигфут!» – пошутила я, прощаясь с попутчиками. Я шла все вверх и вверх в обжигающем зное дня, в эйфории от того, что снова стою на маршруте, и последние воспоминания о похмелье вскоре выпарились из меня по́том. Я забиралась все выше и выше, весь этот день и весь следующий, хотя вскоре мой энтузиазм по поводу новых башмаков потускнел, сменившись мрачным пониманием того, что ступням от этого нисколько не легче. Новые ботинки лишь заново изжевали их. Я шла по прекрасной местности, которую уже научилась принимать как нечто само собой разумеющееся, мое тело наконец освоилось с задачей прохождения по многу километров в день, но из‑за проблем с ногами я погрузилась в мрачнейшее отчаяние. Я вспомнила, как загадывала то желание на звезду, когда была вместе с Брентом в Белден‑Тауне. Казалось, будто я действительно навлекла на себя проклятие, произнеся его вслух. Может быть, мои ноги больше никогда не станут прежними.

 

Порой мне казалось, что Маршрут Тихоокеанского хребта – это одна длиннющая гора, на которую я взбираюсь. Что в конце своего путешествия, возле реки Колумбия, я достигну вершины этой тропы, а не ее нижней точки.

 

Уйдя в круговорот горьких мыслей в свой второй день после выхода из Касл‑Крэгз, я едва не наступила – последовательно – на двух гремучих змей, которые лежали, свернувшись кольцами, на тропе на расстоянии нескольких километров друг от друга. Каждая из них грохотом своей погремушки едва ли не буквально отбрасывала меня назад, предупредив в последнюю минуту. Пристыженная, я попыталась отвлечься от своих мыслей. И пошла дальше, воображая себе невообразимые вещи – к примеру, что мои ступни больше мне не принадлежат или что то ощущение, которое я испытываю, – это вовсе не боль, а просто некое ощущение .

Запыхавшаяся, сердитая, преисполненная отвращения к самой себе, я остановилась на обеденный привал в тени дерева, разложила брезент и растянулась на нем. Накануне ночью я разбила лагерь вместе с Рексом и Стейси и планировала снова встретиться с ними этим вечером – две парочки по‑прежнему шли где‑то позади нас, – но провела весь день в полном одиночестве, не увидев вокруг ни души. Лежа, я наблюдала за парением хищных птиц далеко над каменистыми пиками, за заблудившимся белым туманным облачком, неторопливо путешествовавшим по небу, – пока, сама того не желая, не заснула. Проснулась полчаса спустя, ошеломленно хватая ртом воздух, перепуганная сном – тем же сном, который снился мне накануне ночью. В этом сне меня похитил снежный человек. Сделал он это в достаточно галантной манере, приблизившись и уведя меня за руку в чащу леса, где обитала целая деревня других бигфутов. Это зрелище во сне меня и поразило, и испугало. «Как вы сумели так долго прятаться от людей?» – спросила я бигфута, который меня поймал, но он только зарычал в ответ. Пока я вглядывалась в него, мне стало ясно, что он вовсе не снежный человек, а просто мужчина, одетый в маску и волосатый костюм. Над краем маски я разглядела его бледную человеческую плоть, и это привело меня в ужас.

В то утро, проснувшись, я стряхнула с себя сон, свалив вину за него на ту открытку, которую купила в Касл‑Крэгз. Но теперь, когда этот сон явился мне уже дважды, он как бы обрел больший вес, словно был уже не сном, а чем‑то вроде предчувствия, предсказания – о чем, я не могла понять. Я встала, закинула Монстра на плечи и внимательно оглядела изборожденные трещинами утесы, скалистые пики и высокие серые и ржавые обрывы, которые окружали меня со всех сторон, вблизи и вдали, проглядывая сквозь пятна зелени, создавая чувство холодной неуверенности. Когда в этот вечер я нагнала Стейси и Рекса, при виде их меня охватило нечто большее, чем облегчение. Я слишком изнервничалась за эти часы, дергаясь на каждый тихий шорох из кустов и пугаясь долгих периодов тишины.

– Как твои ноги? – спросила Стейси, пока я ставила свою палатку рядом с ее палаткой. В ответ я просто уселась на землю, стянула ботинки и носки и показала ей.

– Черт побери, – прошептала она. – Даже на вид больно!

– А знаете, что я слышал вчера утром в магазине? – спросил Рекс. Он что‑то помешивал в котелке над пламенем своей плитки, лицо его было все еще раскрасневшимся после дневного перехода. – Судя по всему, впереди, на Тоуд‑лейк происходит эта штука, которая называется Встречей Племен Радуги.

– На Тоуд‑лейк? – переспросила я, внезапно припоминая ту женщину, с которой познакомилась в женском туалете на автобусной станции в Рино. Она как раз туда собиралась.

– Ага, – подтвердил Рекс. – Это всего в километре в сторону от маршрута, около пятнадцати километров вперед. Думаю, нам стоит тоже зайти.

Я даже в ладоши захлопала от радости.

– А что это за радужное сборище такое? – спросила Стейси.

Я объяснила им, пока мы ужинали; я уже пару раз ездила туда раньше, летом. Встречи Племен Радуги организует «Радужная семья живого света» – вольное племя так называемых свободных мыслителей, которое ставит перед собой общую цель – мир и любовь на земле. Каждое лето они разбивают лагерь в одном из национальных лесных парков, и туда съезжаются тысячи людей на празднество, чья кульминация приходится на неделю Четвертого июля, но и потом оно не затухает до конца лета.

– Там бывают барабанные джем‑сейшны, ночные костры и вечеринки, – объясняла я Рэксу и Стейси. – Но лучше всего – восхитительная кухня на свежем воздухе, куда люди просто приходят, пекут хлеб, готовят овощи, рагу и рис. Всевозможные вкусные вещи, и каждый может просто подойти и поесть.

– Каждый? – тоскливым голосом переспросил Рекс.

– Именно, – подтвердила я. – Только надо принести с собой собственную чашку и ложку.

Пока мы разговаривали, я решила, что останусь в лагере Племен Радуги на несколько дней, и к черту мое походное расписание! Мне необходимо было дать зажить ногам и сбросить с себя то жутковатое чувство, которое расцвело во мне из‑за фантазии, что меня может похитить мифическое двуногое гуманоидное животное.

А может быть – только может быть, – мне еще и удастся переспать с каким‑нибудь сексуальным хиппи.

Позже, забравшись в палатку, я рылась в рюкзаке и обнаружила в нем презерватив, который несла с собой весь этот путь, – тот самый, который прикарманила в Кеннеди‑Медоуз, когда Альберт выбросил все остальные из моего рюкзака. Он лежал по‑прежнему нетронутый в своей маленькой белой упаковке. Казалось, настало самое время найти ему применение. За шесть недель на маршруте я даже ни разу не мастурбировала, слишком утомленная к концу дня для любых занятий, кроме чтения, и испытывающая слишком сильное отвращение к убойному запаху своего собственного пота, чтобы думать о чем‑нибудь еще, кроме сна.

На следующий день я шла быстрее, чем обычно, морщась при каждом шаге. Тропа извивалась на высоте от 1980 до 2225 метров над уровнем моря, время от времени открывая виды на высокогорные прозрачные озера внизу, под тропой, и бесконечные горы во всех направлениях. Был полдень, когда мы начали спускаться по маленькой тропке, ведущей от МТХ к Тоуд‑лейк.

– Кажется, там не больно‑то много народа, – заметил Рекс, глядя на озеро, лежавшее в ста с лишним метрах под нами.

– Кажется, там вообще нет народа, – отозвалась я. Внизу было только одно озеро, окруженное толпой кривоватых сосен, к востоку от которого возвышалась гора Шаста – постоянно видя ее к северу от себя с момента выхода из Хэт‑Крик‑Рим, теперь я наконец шла мимо этого снежного пика высотой в 4267 метров.

– Может быть, в этом году встречу решили провести под водой, – пошутила Стейси, поскольку, как только мы достигли берега озера, стало совершенно ясно, что здесь не было никакого беззаботного лагеря, никакой бурлящей массы людей, устраивающих джем‑сейшны, покуривающих травку и готовящих сытное рагу. Здесь не было ни темных хлебов, ни сексуальных хиппи.

Встреча Племен Радуги оказалась блефом.

Мы втроем уныло пообедали возле озера все теми же жалкими припасами, которые ели всегда. Потом Рекс пошел искупаться, а мы со Стейси, оставив рюкзаки, спустились по крутой тропе к проселочной дороге, которая, судя по указаниям путеводителя, должна была пролегать там. Несмотря на то что говорили нам наши глаза, мы не полностью потеряли надежду, что где‑нибудь обнаружим Радужное сборище, но когда спустя десять минут добрались до грубой проселочной дороги, там не было ничего. И никого. Сплошные деревья, земля, скалы и сорняки, как и всегда.

 

Я решила, что останусь в лагере Племен Радуги на несколько дней, и к черту мое походное расписание! А может быть – только может быть, – мне еще и удастся переспать с каким‑нибудь сексуальным хиппи.

 

– Думаю, мы что‑то не так поняли, – проговорила Стейси, оглядывая округу, и голос ее был тонким от той же злости и сожаления, которые кипели во мне. Разочарование мое было огромным и ребяческим, словно вот‑вот у меня случится истерика, какой я не закатывала лет с трех. Я добрела до большого плоского валуна рядом с дорогой, улеглась на него и закрыла глаза, отключая этот дурацкий мир, чтобы он не стал, наконец, той единственной вещью, которая доведет меня до слез на этом маршруте. Камень был теплым и гладким, широким, как стол. Спине было необыкновенно приятно лежать на нем.

– Погоди‑ка, – через некоторое время сказала Стейси. – Кажется, я что‑то слышала.

Я открыла глаза и прислушалась.

– Наверное, просто ветер, – сказала я, ничего не услышав.

– Может быть, – Она посмотрела на меня, и мы печально улыбнулись друг другу. На ней была шляпа от солнца, подвязанная под подбородком, и короткие шорты с длинными подтяжками, свисавшими до колен, – в моих глазах они всегда делали ее похожей на девочку‑скаута. Когда я с ней только познакомилась, меня немножко разочаровало то, что она не так похожа на моих друзей и меня саму. Она была тихой, эмоционально прохладной, в ней было меньше феминизма, интереса к искусству и политике, больше традиционности. Не уверена, что мы могли подружиться, если бы встретились не на маршруте, но теперь она стала мне дорога.

– Я снова что‑то слышу! – внезапно воскликнула она, глядя вдоль дороги.

Я поднялась с камня как раз в ту минуту, когда небольшой потрепанный грузовичок, битком набитый людьми, завернул за поворот. У него были орегонские номера. Он помчался прямо на нас и с визгом затормозил в каком‑нибудь метре от наших ног. Не успел еще водитель заглушить мотор, как семеро людей и две собаки, помещавшиеся в грузовичке, начали из него выпрыгивать. Оборванные и грязные, с гордостью украшенные высшими хипповскими регалиями, эти люди несомненно были членами Радужного Племени. Даже собаки были обдуманно наряжены в банданы и бусы. Я протянула руку, чтобы погладить их курчавые спины, когда они пробежали мимо меня в заросли травы.

– Привет, – в унисон сказали мы со Стейси четырем мужчинам и трем женщинам, которые стояли перед нами, хотя вместо ответа они просто уставились на нас, прищурив глаза, с обиженным выражением, словно только что вынырнули из пещеры, а не из постелей и не из кабины грузовика. Казалось, что у них у всех выдалась то ли бессонная ночь, то ли отходняк после галлюциногенов, а может, то и другое разом.


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 97; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!