Из интервью Д. Ризову, журнал «Мисъл» (Болгария), 1900 г.
...Я кинул мостик, заговорив о диспуте г. Туган-Барановского, и воспользовался этим диспутом, чтобы спросить Толстого, как он смотрит на марксистское течение в России.
— Как я смотрю на это течение? — вопросительно глянул на меня Толстой.— Я считаю его просто ОБЩЕСТВЕННОЙ ЭПИДЕМИЕЙ. Именно эпидемией. И мыслю, что, как любая эпидемия, оно обречено на верное и скорое исчезновение. Потому и не борюсь против него. Было бы прискорбно допустить,— взволнованно продолжал Толстой,— чтобы даже часть нашей интеллигенции могла длительное время быть введена в заблуждение столь очевидной нелепостью, каковой является марксистское течение у нас. Только самый большой враг русского селянина может желать его обезземеливания и превращения его в заводского рабочего. Человеческое достоинство у простого народа базируется главным образом на чувстве собственности; лишаясь своей земли, народ превращается в беспомощного раба. И действительно, рабство процветает свободно там, где народ лишён собственности. Долговременному лишению собственности обязан более всего и рабский дух у нашей народной массы, которая ещё не может прийти в себя. Если марксизм пустил у нас известные корни, то причину тому следует искать в той сектантской общественной атмосфере, которую наш государственный строй создал и поддерживает. Эта сектантская атмосфера и есть наше слабое место... Один неглупый немец по имени Карл Маркс написал одну неглупую книгу под названием «Капитал». Следует ли из того, что эту книгу нужно провозглашать Евангелием и что мы должны носиться с ней, как с писаной торбой?..
|
|
|
— О чём Толстой охотнее всего рассуждал в своих интервью?
— Он поддерживал свободную беседу, отвечал на любые вопросы, иной раз даже на те, которые ему казались пустяковыми. Но любил, когда ему задавали вопросы о самых главных для него вещах, связанных с его миросозерцанием, с представлением о людях, о вере, о цели жизни, о душе. И такие вот религиозно-философские монологи Толстого запечатлены во многих интервью. Когда читаешь эти материалы подряд, возникает ощущение, что ты наблюдаешь живого Толстого, видишь, как он одет, как двигается, как разговаривает, кто рядом < ним в данный момент, даже что лежит на столе... Ты слышишь его голос, узнаёшь, что он думает по тому или иному поводу. Тех, кто мало знаком с полным противоречий, парадоксальным и ярким способом мысли Толстого, многое способно ошеломить, и, может быть, более всего — отсутствие почтения к авторитетам.
Из интервью Уго Арлотта, газета «Джорнале д'Италиа» (Италия), 1907 г.
— Какие писатели нравятся вам среди французских и итальянских авторов?
|
|
|
— Среди французов — Анатоль Франс и Мопассан.
От Мопассана он буквально в восторге, и когда я спрашиваю, как же он, столь строгий моралист, отказавшийся во имя нравственности от прошлых своих творений, может восхищаться Мопассаном, он отвечает мне буквально следующее:
— Un vrais talent est toujours moral malgré lui*.
Я думаю про себя, что, к счастью, моралист не окончательно убил в Толстом художника. Из итальянцев он с воодушевлением отзывается о Мадзини. Это всё. Я называю имя Кардуччи, но остаётся впечатление, что он знает его лишь понаслышке.
— Что вы думаете, граф Толстой, о Данте, этом Поэте Человечества?
Он смотрит на меня, как будто колеблясь, затем, набравшись решимости, говорит:
— Итальянцы, наверное, станут мне врагами, но я должен сказать то, что думаю и чувствую. Я не понял этого произведения Данте. Более того, читая «Божественную комедию», я не мог преодолеть страшную скуку. Скажите мне откровенно, вы в ней понимаете что-нибудь? Что вы находите в ней прекрасного?
Эти слова, оскорбившие во мне самые высокие и святые чувства, звучат в моих ушах богохульством, и я не могу скрыть от Толстого впечатления, которое они произвели на меня.
|
|
|
— Сколько на сегодня разыскано зарубежных интервью?
— Около сорока. Двадцать шесть из них подготовлены основательно. Остальные ждут своего часа. Это сложная работа.
— Есть ли у вас ощущение, что они чем-то отличаются от интервью, данных отечественным журналистам?
— Просто зарубежные журналисты были более профессиональны, |тот жанр сложился на Западе ещё в середине прошлого века, а у нас, повторюсь, только к 80-м годам. Именно в это время начинается настоящее паломничество к Толстому из-за рубежа. Особенно часто приезжали американцы. Толстой, кстати, очень интересовался американской философией освободительного периода, он говорил, что есть нечто общее в процессах, происходящих в Америке и в России. Затем хлынули французы, англичане, японцы, норвежцы, чехи, словаки, болгары... На Востоке Толстой был также очень известен. Но до сих пор мне не удалось найти ни одного индийского материала, хотя я не сомневаюсь, что визитёры-журналисты из Индии у него были. Но зацепок нет.
— Судя по всему, из сорока зарубежных интервью вы пока не отбраковали ни одного, как это случилось, скажем, с некоторыми одесскими газетами. Принцип возможной недостоверности здесь не актуален?
|
|
|
— Кое-что будет отбраковано. В любом случае, если возникнет сомнение, лучше воздержаться от публикации.
— Говорил ли Толстой для наших журналистов одно, для иностранных — другое? Отличал ли как-нибудь своих и чужих?
— Он не делал различия даже с точки зрения того, пришёл ли к нему представитель солидной газеты или это случайный паломник с Востока. С итальянцем он говорил на интересующие того темы — и об итальянской культуре, и об итальянской политике. Англичанину отвечал на вопросы, связанные с злободневными британскими проблемами, и здесь тоже можно найти много неожиданного материала. Но свою позицию, свою точку зрения по проблемам общечеловеческим он высказывал в равной мере убеждённо и русскому, и иностранному журналисту.
Дата добавления: 2020-04-08; просмотров: 118; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!