Девиантное развитие на измененной почве 7 страница
Увлекающийся чересчур посвящает служению идее слишком много сил, но это работа над собой. В чем-то продуктивная. Как заметил З. Фрейд, творческая натура не нуждается в поощрении. Ее успех всегда случаен. Если на идею приходится спрос – чудак становится пророком, но чаще всего ему приходится утешать себя тем, что потомки окажутся более проницательными, нежели современники. В тех случаях, когда чувства, порождаемые мыслью, объединяются с волей, стремление воплотить идею в реальность делает человека одержимым. И чем энергичнее его усилия, тем больше у окружающих сомнений относительно источника такой спонтанности. Время от времени фанатичных нонконформистов, ярых реформаторов, убежденных ниспровергателей основ причисляли к выразителям неличностной воли. Предки склонялись к нечистой силе и изгоняли ее как умели. Современники предпочитали объяснять такие формы дезадаптации патогенезом и применяли методы коррекции поведения, основанные на фармакологическом (а то и психохирургическом) вмешательстве. Но с течением времени общество все-таки склонилось к мнению, что пока человек осознает мотивы своих поступков, его не следует считать ненормальным.
О помешательстве речь идет лишь в тех случаях, когда мышление отрывается от реальности и существует как наитие, откровение, игнорирующее жизненный опыт, но это тема отдельного изложения, которое увело бы нас слишком далеко в сторону.
|
|
|
В-третьих, и это главное для нас, иным может быть сам способ мыслить, что делает человека чужим в обыденной жизни, когда нет нужды привлекать дефектологов и психиатров, а достаточно сопоставить способ мироощущения в рамках обыденного здравого смысла и житейского опыта. Л. Леви-Брюль называл такое мышление «пралогическим».
«Деятельность людей с такой организацией мышления определяется сознанием, слишком малодифференцированным для того, чтобы можно было в нем самостоятельно рассматривать идеи или образы объектов независимо от чувств, эмоций и страстей, которые вызывают эти идеи и образы. То, что считается у нас собственно представлением, смешано у них с другими элементами эмоционального или волевого порядка, окрашено, пропитано ими, предполагая, таким образом, иную установку сознания в отношении представляемых объектов. Коллективные представления этих людей совершенно иные, нежели наши понятия. Они не являются продуктом интеллектуальной обработки в собственном значении этого слова... Сила коллективных представлений и существующих между ними ассоциаций столь велика, что самая впечатляющая очевидность совершенно бессильна против нее в то время, как взаимозависимость необычайных явлений служит объектом непоколебимой веры. В обществах, где преобладает первобытное мышление, оно непоколебимо для опыта».
|
|
|
Зона умственной отсталости, пространство которой располагается между олигофренией и более или менее условными отклонениями от общепринятых стандартов, представляет собой своеобразную форму отставания в развитии, феномен которой определяется культурой и цивилизацией. Например, архаичный способ мышления в природосообразно устроенном обществе вполне адекватен, тогда как в наших условиях он если и приемлем, то в довольно узких рамках бытия, а в школе может обеспечить разве что посредственные оценки на невысоком уровне образования. Недаром социальные проблемы сосуществования народов с разным укладом жизни часто возникают именно в сфере обучения и воспитания подрастающего поколения.
По данным Всемирной организации здравоохранения ООН, 3 % детей рождаются умственно отсталыми, а 10 % должны быть отнесены к пограничной умственной отсталости, не препятствующей социальной адаптации, но создающей серьезные затруднения в учебе и овладении профессией.
Естественно, чем больше общество и государство озабочено умственным развитием населения, тем глубже его феноменология изучается научно, но не следует забывать, что мотивы политического, социального и административного свойства влияют на соответствующие оценки и классификации. В частности, в нашей стране роль и значение психологии, педагогики и клиники в оценке умственной слабости сильно зависели от позиции властей и политических режимов. Так, констатируя, что «торжество демократического принципа выдвигает вопрос образования на первый план среди принципов государственного устройства», реформаторы XIX века в России отмечали, что «у нас, где дело народного просвещения находилось в руках церкви, к нему относились подозрительно, как причине шатания веры. По выражению регламента духовной коллегии, "свободная мысль воню безбожия издает из себя"». Во всяком случае, к концу XIX века число неграмотных призывников на военную службу в России составляло 69 %, а во Франции – 4 %, несмотря на то что после отмены крепостного права среди принципов народного образования (бесплатность, доступность, обязательность) третьему отдавали явное предпочтение и даже устанавливали своеобразную «школьную повинность» для крестьянских детей, которых родители отвлекали для домашних работ.
|
|
|
При советской власти в оценке отклонений умственного развития был сделан крен в сторону олигофрении, чему тоже были причины непсихологического свойства. Поначалу заботы об «умственно отсталых и морально дефективных» (по терминологии 20-х годов XX века) были возложены на Наркомат социального обеспечения в сотрудничестве с наркоматами просвещения и здравоохранения, но вскоре обнаружилось, что в столь сложном деле молодое государство еще не разбирается. Сферу социального обеспечения пришлось отдать политическому управлению, включившемуся в решение вопроса о государственном попечении подрастающего поколения, а от просвещения отобрать педологию в связи с разгулом педагогической дискриминации в отношении малоодаренных и плохо воспитанных детей. Медицина с ее традициями, неподвластными конъюнктуре текущей истории, казалась более надежной. Врача и сделали ответственным за «медико-педагогическую» диагностику в комплектовании учреждений дефектологической ориентации. Естественно, процент олигофрении начал расти в статистике вариантов умственной отсталости, чему способствовал фактор административной зависимости врача от системы здравоохранения. Дело в том, что участковый врач обязан был иметь на учете определенное количество пациентов (норматив в те годы составлял около 600–700 человек). Для врача, обслуживающего взрослое население, ничего не стоило увеличить число вдвое, так как наркологией тоже занималась психиатрия. Но детский психоневролог попал в сложное положение. Дети психически болеют редко и набрать их в соответствии с нормативом на своем участке невозможно. Нужно было либо увеличивать территорию обслуживания до неимоверных размеров, либо искать пациентов на стороне. В поисках рационального выхода из положения врачи взяли на диспансерный учет воспитанников вспомогательных школ. А дальше начал работать принцип любой формализованной системы – количество объектов стали подгонять под контрольные цифры. Постепенно общество и государство перестали принимать медико-педагогическую диагностику всерьез. Вечерние школы доучивали выпускников вспомогательных школ без особых проблем. Олигофренов стали даже призывать на военную службу. Потребовалось более полувека, пока ситуация не исчерпала себя социально, морально, политически и административно. Преодолев отчаянное сопротивление врачей, ни за что не желающих упускать диагностику умственной отсталости из своих рук, государство передало ответственность психологам (комиссия нынче называется психолого-медико-педагогической), понимая, что клинический подход не обеспечивает успеха социальной реабилитации в целом и должен занять свое скромное место в проблеме, решение которой гораздо больше зависит от правильной организации реабилитационного дела. Но и сегодня процесс размежевания сфер компетенции между смежниками и партнерами еще не завершен. Привычка мыслить и оперировать симптомами, а не критериями адаптации, сформировала ментальность, нацеленную на дефект, а не на сильные стороны психики, опираясь на которые можно преодолеть имеющиеся недостатки. С этим приходится считаться.
|
|
|
Страх – постоянный спутник умственно отсталого человека. Как сформулировал В. Рожнов в главе «Психическая травма» своего руководства, «стресс от неопределенности и стресс от неупорядоченности», когда тягостная неуверенность, создаваемая «этим новым», которое «не вписывается в рамки знакомых форм поведения, может выступать как своеобразный травмирующий психологический фактор... У некоторых в быту, в повседневном режиме, в конкретной окружающей обстановке, а у других – в области идеологии, мировоззрения, этических норм, личностных индивидуальных отношений». С учетом советской лексики сказанное можно интерпретировать как установку на страхи, порождаемые необычной ситуацией (внешние, информационные) и опасением когнитивного диссонанса, когда новое противоречит ценностно-ролевому в личности, к тому, что человек не верит среде, присоединяется неуверенность в самом себе.
На необходимость учитывать психическое состояние военнослужащих из числа умственно отсталых указывает наставление вермахта от 1944 г., когда дефицит пополнения вынуждал немецкое командование призывать на службу не совсем годных людей. «Надо знать, что требования военной службы, которые для здорового не дают никакой нагрузки, чрезвычайно легко вводят слабоумного в такое состояние, в котором он способен на решительные внезапные действия. Нередко слабоумный в легкой степени, сталкиваясь с кажущимися ему непреодолимыми препятствиями, вступает на путь самоубийства. Все воинские чины, являющиеся руководителями рабочих команд и рабочих мест, где находятся такие лица, должны понять и знать, что обращение с ними должно быть строгим, но терпеливым и полным понимания, что они не могут самостоятельно справляться даже со своими малыми заботами».
Приведенные случаи рисуют картины, знакомые каждому человеку по воспоминаниям детства, когда мир казался очень сложным и оторваться от среды, с которой себя отождествлял (главным образом – семьи), казалось очень страшно, ибо человек спокоен только тогда (по Л. Фестингеру), когда воспринимает себя участником событий, смысл, содержание и цели которых доступны его пониманию, что позволяет: а) анализировать информацию (дифференцировать); б) оценивать значение фактов в сравнении с принятой шкалой ценностей (дискриминировать); в) связывать факты в обобщающую структуру цели (интегрировать).
Типичным способом ухода от реальности людей с примитивным складом ума Э. Кречмер считал аутистическое исполнение желаний обязано своим существованием способности к отчуждению в мир воображения незаметно для окружающих, когда стремление удовлетворить потребность эмоционального контакта реализуется, как это бывает у детей, без реального воплощения.
В жизни каждого человека наверняка были моменты, когда воображение помогало ему смириться с обстоятельствами подобным образом. И можно было бы привести разные примеры, особенно из области психопатологии, но мы посчитали правильным процитировать работу автора этого термина Э. Кречмера, с тем чтобы, уловив основную мысль, в дальнейшем проводить аналогии с современной практикой при необходимости.
«Тихая, трудолюбивая, внутренне всегда довольная девушка, не обращавшая внимания на жизнь окружающих, увидела на фабрике надзирателя, который ей очень понравился. Каждый его взгляд она считала знаком любви. Когда он на долгое время покидал те места, она оставалась с твердой надеждой, что впоследствии он женится на ней. Этим представлением она жила долгие годы, внутренне счастливая, как невеста. Она не нуждалась ни в чем для полноты своей уверенности и никакое внешнее обстоятельство не разрушало в ней этой уверенности»[15].
Тихие отщепенцы, берегущие свой маленький внутренний мир, полный мистики и условных ценностей, нередко относятся именно к этому типу, что сразу обнаруживается, когда отсидеться в скорлупе по тем или иным обстоятельствам не представляется возможным. О. Бумке как-то заметил, что «первые часы военной службы обнаруживают дурака яснее, чем вся предшествующая жизнь». В ХIХ в. растерянность примитивно мыслящих деревенских девушек, взятых в няньки и выплескивающих свое напряжение в агрессию против детей, блестяще описана многими писателями и публицистами от психиатрии и юриспруденцию. Например, Н. В. Краинский в своей брошюре «Девочка Маша, собака Джильда и беспокойный психиатр» описал случай, очень похожий на тот, что в Германии описал Э. Кречмер.
«Молодая девушка из деревни, слабая, кроткая и застенчивая, поступает на городскую службу в прислуги. Первые недели она выглядит больной и усталой, но не жалуется. Вдруг однажды дом объят пламенем, а дети хозяев убиты. На суде открывается, что тоска по родине стала аффективным побуждением, отколотым от остальной личности, имеющим самодовлеющее значение... У обыкновенной прислуги мысль о возможном преступлении должна была бы пройти длинный и запутанный путь через все интерполяции, которые создались бы дальше из запаса чувств и представлений целостной личности: сострадание к хозяевам и детям, мысль о родителях, страх перед наказанием, внушенные в школе религиозные и моральные принципы и т. д. И по прохождении этих интерполяций импульс тоски по дому не привел бы к действию в форме поджога и убийства. Он был бы заторможен, видоизменен дюжиной противоположных энергетических импульсов и побуждений, так что в конце концов моторная реакция явилась бы чем-то совершенно безобидным. Нашу преступную девушку отличает то обстоятельство, что импульс тоски по родине не прошел через фильтр целостной личности, а непосредственно воздействовал на психомоторную сферу и вызвал действие, наиболее бессмысленное для личности в целом».
Иначе чувствующие
Личностно незрелые (ретардации личностного развития) в течение многих веков считались просто «негодящими», и с ними общество управлялось вполне рационально при помощи несложных, хотя и достаточно затратных методов. «Тихие» мужчины оставались в общине, где с ними обращались снисходительно, но строго (не давая воли, так как это грозило коллективной ответственностью за сумасбродное поведение), «дерзких» (по выражению Н. Лескова – «пьянь негодящую») отдавали в рекруты на четверть века муштры и казармы, после чего «инвалиды» продолжали служить на вспомогательных должностях при администрации («иль мне в лоб шлагбаум влепит \ непроворный инвалид»). Своеобразным примером такого подхода является, по мнению некоторых историков Великая китайская стена, которую строили много веков «молодые негодяи». В степях врага встретишь не часто, а солдат нужно занимать каждый день. Как заметил В. Суворов, «оборона должна совершенствоваться постоянно – это требование устава. Каждый солдат знает, что это означает: независимо от того, насколько мощной является оборона, каждый солдат минимум десять часов в сутки продолжает упорно рыть землю. Если солдат находится в обороне один день или один год, это не меняет ситуации: он будет рыть и рыть землю, дополняя первую траншею второй, третьей, пятой. Ситуации «достаточно» не существует и не может существовать… взглянем на любой замок: в центре башня десятого века, вокруг нее стены тринадцатого, опоясанные кольцом бастионов семнадцатого, которые в свою очередь окружены фортами девятнадцатого, усиленными дотами двадцатого». Негодящие женщины находились в крепких оковах семейного закона, где власть принадлежала главе семейства и его наследнику. Должно быть, предки шли на такие расходы недаром и умели взвешивать, сколько стоит социальная стабильность.
Когда личная свобода стала доступна каждому, «негодящие» вышли «из узды» (по образному выражению Ф. М. Достоевского). Их социальная ненадежность вызвала сильное раздражение общества, оставшегося с ними один на один, и эпитеты, которыми стали описывать этот человеческий тип, говорят сами за себя.
«Личность, поведение которой преимущественно аморально и антисоциально, характеризуется импульсивными и безответственными действиями, направленными на немедленное удовлетворение эгоистических интересов без учета возможных последствий и без последующего чувства вины и тревоги» (Американская ассоциация психиатров).
«Психопат характеризуется как бессовестный и бесстыжий человек, которому незнакомо чувство вины, который не испытывает любви к окружающим, привык ни в чем себя не ограничивать и не контролировать себя, который в любом случае поступит так, как ему хочется. Среди них много мошенников, аферистов, проституток, многоженцев – словом, им сподручнее зарабатывать себе на жизнь хитростью и смекалкой, а не тяжелым трудом… Не ведая, что есть стыд и вина, они, как правило, не могут сочувствовать угрызениям совести, мукам раскаяния, вины и сожаления, не в состоянии понять безответной любви, сострадания, чужого стыда и смущения… При этом они глубоко прозорливы в отношении психопатического в других людях» (А. Маслоу)[16].
Поначалу (в середине ХIХ в.), когда психологами считали себя философы, педагогика занималась исключительно публицистикой, а медицина не выходила за рамки лечения умалишенных, за дело взялись антропологи, благо Ч. Дарвин к тому времени сформулировал теорию эволюции видов очень убедительно. Концепция вырождения как появления атавизмов, нежизнеспособных в современных условиях, пришлась как нельзя кстати. Люди вообще склонны вспоминать о природе, когда политика заходит в тупик, однако это срабатывает на уровне более или менее отвлеченной теории, но чем ближе к жизни, тем труднее привязать к практике ложно истолкованные закономерности. Как заметил А. Ф. Кони, «в большинстве так называемых сенсационных процессов перед судом разворачивается картина эгоистического бездушия, нравственной грязи и беспощадной жестокости, которые в поисках не нуждающегося в труде и жадного к наслаждениям существования привели обвиняемого на скамью подсудимых. Задача присяжных при созерцании такой картины должна им представляться хоть и тяжелой «по человечеству», но все-таки несложной. Но, однако, когда фактическая сторона судебного следствия была окончена, на сцену выступали служители науки во всеоружии страшных для присяжных слов: нравственное помешательство, вырождение, наследственность и т. п. В душе присяжных поселялось смущение... чему способствовали благоговейное преклонение защиты перед авторитетом науки и почти обычная слабость знаний у обвинителей в области психологии и учения о душевных болезнях»[17]. Ближе антропологии к феномену поведения, девиантного без внешних оснований, стояла психиатрия, ей и передали эстафету. Она взялась за дело привычными для себя методами, формируя семиологию (учение о симптомах), совершенствуя диагностическую технику, осмысляя патогенез и испытывая возможности терапии. В мироощущении психопатов (этот термин пришел на смену «морально дефективным») обнаружились черты сходства с переживаниями душевно больных людей, и перед врачами встала проблема уточнить, в какой мере внешнее соответствует внутреннему. Намерения уточнить патогенетические связи были вполне серьезными.
Какое-то время «центры коррекции поведения» пытались лечебными средствами повлиять на личность такого склада людей, но безуспешно. К середине ХХ века стало ясно, что психиатры могут лишь обозначить ту или иную форму психопатии, не более того. Врачебный пессимизм пришел на смену антропологическому. Основания для оптимизма появились лишь тогда, когда за дело взялась педагогическая психология. Не по своей воле продолжая развитие некой воспитательной идеи, под давлением вполне конкретных исторических обстоятельств. Если бы не они, вся педагогика спокойно работала бы в привычных рамках традиционных идеологий, прививая детям хорошие манеры. Но во второй половине ХХ века унификация информационного, культурного, экономического пространства заставила человека долго работать над собой, пока он созреет для жизни, выйдя из детства. Стать человеком мира, наверно много труднее, чем лавочником как отец. Подростковo-молодежный период начал стремительно увеличиваться, и внутренний мир подростка (его раньше не исследовали просто потому, что учителям уже не было дела до выпускника, а политиков он еще не интересовал) стали пристально и всесторонне исследовать.
Дата добавления: 2020-11-23; просмотров: 55; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!