С.А. и Л.Н. Толстые в Ясной Поляне. 55 страница
Киреевский происходил из родовитой и высокообразованной дворянской семьи, чрезвычайно религиозной. Получив блестящее домашнее образование, в восемнадцать лет поступил в Московский главный архив Иностранной коллегии. Пробовал себя в беллетристике и поэзии, но серьёзное внимание читающей публики привлекли его литературно-критические статьи «Нечто о характере поэзии Пушкина» и «Обозрение русской словесности 1829 г.». «Обозрение» заслужило одобрительный отзыв Пушкина. Уже в этих статьях критик провозглашал свой главный тезис: движение русской литературы (в лице её ведущих представителей Н.М. Карамзина, В.А. Жуковского и А.С. Пушкина) в направлении западноевропейской оказывается движением к себе, к национально-самобытным истокам.
С Киреевским Толстой познакомился в Петербурге в конце 1855 г., с интересом читал его статьи о Пушкине (с подробным анализом «Бориса Годунова»), но позднее критиковал его взгляды на христианство и православную церковь. Ко времени их знакомства Киреевский пользовался большим уважением у многих мыслящих людей России, его мнение ценилось и в среде писателей. Князь С.С. Урусов, близкий друг Киреевского, желая познакомить с ним Толстого, вручил ему рекомендательное письмо, когда тот 6 ноября 1855 г. отправлялся из Севастополя в Петербург: «Рекомендую вам прекрасного литератора и вместе шахматиста, моего ученика, графа Льва Николаевича Толстого» (Русский архив. 1903. Т. 11. С. 480).
|
|
|
Киреевский высоко оценивал раннее творчество Толстого, подчёркивал его самобытность, но опасался, что посторонние влияния могут сбить молодого писателя с выбранного им пути. В письме своей тётке, детской писательнице А.П. Зонтаг (февраль-март 1856 г.), он делился впечат -
249
лением о севастопольских рассказах: «Как Вам нравится “Севастополь” Толстого (Л.H.T.)? Я от этого Толстого жду чего- нибудь необыкновенного. Ему, кажется, Бог дал самородного таланту больше всех наших писателей. Если только он не собьётся школой Краевского и Никитенки, то будет выше всех Тургеневых и Писемских».
Совпадая с Киреевским в оценке времени Пушкина, когда «стремление к Жизни и к Поэзии сошлись», Толстой всё же не разделял некоторых взглядов критика: уже в этот период Толстой был противником всяких «теорий» и «убеждений» и не мог сойтись ни с одним направлением: в каждом течении он видел предвзятость и односторонность.
От «своих» Киреевскому доставалось за увлечение Западом, от «чужих», напротив, за возвеличивание Древней Руси. По разным поводам он вступал в споры с западниками и славянофилами. Толстой высказывал собственное, по сравнению с Киреевским нередко противоположное, отношение к православию и церкви и, естественно, к славянофилам. Много лет спустя, 4 июля 1896 г., в письме к С.И. Кобелеву он так выразил своё мнение о видном лидере славянофилов: «Киреевский был человек хороший, но заблуждался, полагая, что христианство проявилось в православии».
|
|
|
Л.Ф. Подсвирова
КЛЮЧЕВСКИЙ Василий Осипович (1841—1911) – русский историк. С 1880-х гг. – член Московского археологического общества и Общества любителей российской словесности, истории и древностей при Московском университете (председатель в 1893-1905). В 1893-1895 гг. по поручению императора Александра III Ключевский читал курс русской истории великому князю Георгию Александровичу. С 1889 г. член-корреспондент Петербургской академии наук, с 1900 – академик истории. В 1899 г. издал «Краткое пособие по Русской истории» как частное издание для слушателей автора, а в 1904 г. приступил к изданию полного курса. Всего вышло 4 тома, доведённых до времени Екатерины II. В 1905 г. Ключевский входил в состав Комиссии по выработке проекта нового цензурного устава и участвовал в разработке проекта закона о Гос. думе. К нему обращались за консультациями писатели, композиторы, художники, артисты; в частности Ключевский помогал в работе над ролью Бориса Годунова Ф.И. Шаляпину.
|
|
|
Толстой был знаком с сочинениями Ключевского, однако считал, что их содержание не вполне соответствует той задаче, которую историк ставил перед собой, поскольку язык, манера изложения и подачи материала не только не открывали перед читателем тайн истории, но затемняли смысл события, заставляя сфокусировать внимание на форме, а не на содержании. Так, в письме И.М. Трегубову 25 ноября 1899 г. Толстой, ознакомившийся со «Значением преподобного Сергия Радонежского для русского народа и государства», заметил: «Ключевского хорошо риторически написано, искусно скрыто то, что нечего сказать. Брошюра всё-таки вредная, как всякая неправда» (66: 279). «Неправду» Толстой усмотрел в том, что Ключевский представил народ в виде пассивной массы, лишённой какой бы то ни было потенциальной возможности самостоятельного выбора и слепо подчинившейся Сергию Радонежскому, без вмешательства которого он оставался бы непросвещённым.
В декабре 1894 г. Ключевский читал в университете лекцию об умершем Александре III. Лекция вызвала негодование студентов своим откровенно монархическим духом. Узнав о студенческих выступлениях, Толстой оценил деятельность Ключевского как провокационную, о чём писал А.Ф. Кони 11 декабря 1894 г., прося за студентов, приговорённых к административной высылке на 3 года без права проживания в столицах и университетских городах: «Всё это нарочно <...> делается для того, чтобы раздражить студентов <...> и вызвать в них и в лицах, связанных с ними, нехорошие чувства к молодому царствованию...» В дальнейшем у Толстого было мало желания обращаться к сочинениям Ключевского.
|
|
|
М.Ю. Белянин
КНОРРИНГ Ф.Г. («Кноринг»; имя и даты жизни не установлены) – офицер, сослуживец Толстого на Кавказе, командир взвода лёгкой № 5 батареи 20-й артиллерийской бригады. «Неприятный офицер», как охарактеризовал его Толстой в дневнике в первые же дни своего пребывания на Кавказе. Через день после этой записи Толстой проиграл Кноррингу в карты огромные деньги – «своих 200, Николенькиных 150 и в долг 500, итого 850» рублей. Вернувшись из первого своего похода и возобновив работу над начатой ещё в июне ранней рукописью будущей трилогии, Толстой 4 июля 1851 г. пробует в дневнике «набросать портрет Кноринга» (своеобразная «проба пера»): «Я знал, что брат жил с ним где-то, что вместе с ним приехал на Кавказ и что был с ним хорош. Я знал, что он дорогой вёл расходы общие:
250
стало быть, был человек аккуратный, и что был должен брату, стало быть, был человек неосновательный. Потому что он был дружен с братом, я заключал, что он был человек несветский, и потому что брат про него мало рассказывал, я заключал, что он не отличался умом». Когда Кнорринг появился и Толстой «за палаткой» «услыхал радостные восклицания свидания брата и голос, который отвечал на них столь же радостно: “здравствуй, морда”», начинающий писатель сделал вывод, что «это человек непорядочный» и «не понимающий вещей». Далее в дневнике дан портрет офицера: «Кноринг – человек высокий, хорошо сложённый, но без прелести», «лицо широкое, с выдавшимися скулами, имеющее на себе какую-то мягкость, то, что в лошадях называется “мясистая голова”. Глаза карие, большие, имеющие только два изменения: смех и нормальное положение. При смехе они останавливаются и имеют выражение тупой бессмысленности. Остальное в лице по паспорту». В первые же минуты общения Толстой сделал вывод, что Кнорринг – из тех людей, «которые любят иметь влияние на других». Негативное восприятие Кнорринга усугублялось тягостным сознанием карточного долга, что не давало покоя. В декабре приятель Толстого чеченец Садо отыграл у Кнорринга векселя Толстого и передал их Н.Н. Толстому. Но едва ли отношения с Кноррингом в дальнейшем могли улучшиться: «Удивительно, как неприятен мне этот человек, несмотря на то, что мы друг друга обманываем, представляя друг перед другом, что мы хорошие знакомые. В нём вполне отражаются все низкие свойства офицера — порождения праздности и холостой жизни», — эта запись в дневнике сделана 15 ноября 1853 г., за два месяца до отъезда с Кавказа. Даты жизни Кнорринга неизвестны; известие об его смерти в январе 1854 г., отмеченное в дневнике Толстого, оказалось неверным: в 1858 г. Кнорринг (согласно сведениям М.А. Янжула) всё еще командовал той же батареей в чине штабс- капитана.
Н.И. Бурнашёва
КОБЕРВЕЙН Жозефина («Копервейн Юзенька», Youzia; 1825-1893) – дочь Марианны Кобервейн (Рютенскьольд), гувернантки в семье Исленьевых—Иславиных. Внебрачная дочь императора Николая I. Фамилию «Кобервейн» дал Юзе муж её матери. Детство и юность девочки прошли в Петергофе и в имении Иславиных Красном, недалеко от Ясной Поляны, куда не раз вместе с детьми Иславиными приезжала маленькая Юзенька. В Петергофе она могла общаться с членами царской фамилии, с тремя дочерьми царя, своими сводными сёстрами: вместе девочки изучали иностранные языки, фортепиано, рисунок, живопись и всё то, что должна знать принцесса. Для занятий рисованием из Франции был приглашён художник Йозеф Фрисеро. Жозефина, чрезвычайно одарённая в искусстве рисования, занималась усердно. В фондах ГМТ в Москве хранятся два портрета мальчиков Толстых, Сергея и Дмитрия, выполненных Юзенькой Кобервейн (подпись: Youza).
Ежедневная жизнь на ферме в Петергофе, где жила Юзенька с матерью, была простая. Сводных сестёр Юза называла не полными, официальными именами (Мария, Ольга, Александра), а простыми домашними: Мари, Олли, Адини; сёстры друг другу говорили «ты». Императора и императрицу Юза называла papá и m а m а n (что засвидетельствовано в её записках и письмах). Покровительство и связь семьи Николая I с Жозефиной в её детстве и юности, да и потом, с её детьми, объяснялись обычаями времени.
В 23 года Жозефина всё ещё продолжала брать уроки у Й. Фрисеро. И вскоре мать с дочерью, приняв предложение художника, приехали в Марсель, где 3 января 1849 г. состоялась церемония бракосочетания. В дальнейшем мать вернулась в Россию, а Жозефина остальную жизнь прожила во Франции, продолжала рисовать, стала матерью четверых детей. Двоих старших сыновей крестили великий князь, цесаревич Александр, будущий российский император Александр 11, и сам российский император Николай I. Даже некоторых внуков и правнуков Жозефины на протяжении ста лет крестили царствующие особы — это дополнительное доказательство близких и самых непосредственных связей Жозефины с российской царствующей семьёй. Умерла Жозефина Фрисеро (Кобервейн) в Ницце.
Юзенька Кобервейн («Копервейн», как произносили эту фамилию у Иславиных и Толстых) стала прототипом Катеньки в трилогии Толстого, с этим персонажем были связаны очень светлые и сладостные минуты жизни главного героя повестей: «что-то вроде первой любви» испытывает Николенька Иртеньев к Катеньке, чувство, которое, вероятно, пережил сам мальчик Толстой по отношению к Юзеньке. Через десятилетия в повести «Хаджи-Мурат» (гл. 15) появится небольшой сюжет о мимолётном романе Николая 1 с некой «девицей Копервейн», «белокурой шведкой», дочерью гувернантки; в этом сюжете узнаваема история, происшедшая в 1820-е гг. с
251
Марианной Рютенскьольд, а сама «девица» напомнит реальную Жозефину Кобервейн, ставшую прототипом этого персонажа в «Хаджи-Мурате».
Лит.: Бурнашёва Н.И. Семейная тайна Иславиных, или К истории одного эпизода в повести «Хаджи-Мурат» // Друзья и гости Ясной Поляны: Сб статей. - Тула, 2006.
Н.И. Бурнашёва
КОБЕРВЕЙН Марианна («Копервейн Мими»; наст, имя Анна-Мария-Шарлотта де Рютенскьольд, или как произносят шведы: Рютенхольд; 1791-1856) – гувернантка в семье Исленьевых—Иславиных. Дочь офицера шведской королевской гвардии, родилась в Стокгольме, служила в свите супруги короля Швеции Фридерики. В годы Наполеоновских войн (после 1809 г.) оказалась в России, где по просьбе Фридерики ей покровительствовала жена Александра I Елизавета Алексеевна, сестра шведской королевы. Марианна была пристроена компаньонкой к княгине С.П. Козловской, будущей бабушке С.А. Берс, и вместе с её семьёй поселилась в имении Красное Крапивенского уезда под Тулой сначала в качестве компаньонки, потом — гувернантки. Порой она наведывалась в Петербург к своей покровительнице; там однажды на придворном балу в 1824 г. великий князь Николай Павлович, будущий император Николай I, заметил хорошенькую шведку. Результатом их тайной связи стала дочь Жозефина. Чтобы соблюсти приличие, Марианну Рютенскьольд выдали замуж за И.В. Кобервейна (1789-1854), 35-летнего чиновника Третьего отделения личной канцелярии его величества, но брак был недолгим, супруги развелись.
Умная и образованная Марианна на некоторое время стала воспитательницей детского отделения одного из кадетских корпусов, основанного в С.-Петербурге Николаем I. Поселили Марианну с дочерью в Петергофе, в маленьком здании фермы, в парке Летнего дворца; здесь же рядом находилось стойло для коров и быков, охраняемых пастухами-швейцарцами. В 1831 г. деревянное здание фермы расширили и привели в порядок для пребывания там великого князя Александра, будущего императора Александра II; архитектором А.И. Штакеншнейдером был построен двухэтажный кирпичный дворец в готическом стиле, разбит небольшой сад, сооружён фонтан. Здесь недолго, по официальной необходимости, жила и императорская семья.
Марианна с дочерью жили в этом здании, видимо, около 20 лет. Как могли они совмещать пребывание в Петергофе и в имении Иславиных? По всей вероятности, эта проблема каким-то образом была решена: допустим, зимой — у Иславиных, летом — в Петергофе. Выдав в 1849 г. дочь замуж за французского художника, надворная советница Марианна (Густавовна) Кобервейн до старости оставалась в России: о том, что «старая Мими» продолжала жить во второй семье деда Исленьева, вспоминала Т.А. Кузминская. Умерла «Мими» и похоронена в Царском Селе.
Марианна Кобервейн послужила прототипом гувернантки Мими в трилогии Толстого «Детство. Отрочество. Юность». Много позднее она упомянута в повести «Хаджи-Мурат». Прямых сведений о том, что Толстой был посвящён в тайну семейства Кобервейн, нет; работая над трилогией, он, скорее всего, ещё не знал этой ситуации. Однако со временем, став близким родственником семьи Иславиных, он мог услышать эту таинственную историю от кого-то из Иславиных. Ко времени создания «Хаджи-Мурата» Толстой, видимо, уже знал об этих загадочных обстоятельствах, о чём свидетельствуют некоторые детали в 15-й главе повести, где сюжет из реальной жизни «шведки-гувернантки» Марианны Рютенскьольд перенесён в художественную судьбу её дочери.
Лит.: Бурнашёва Н.И. Семейная тайна Иславиных, или К истории одного эпизода в повести «Хаджи-Мурат» // Друзья и гости Ясной Поляны: Сб. статей. – Тула, 2006.
Н.И. Бурнашёва
КОВАЛЕВСКИЙ Егор Петрович (1809 или 1811-1868) – один из «литературных приятелей» Толстого; писатель, географ, путешественник. Окончил Харьковский университет; служил в Горном департаменте; был горным инженером на алтайских и уральских заводах; искал золотоносный песок в Черногории, производил геологические изыскания в Египте. В 1849 г., участвуя в духовной миссии в Пекин, помог пропустить русские торговые караваны по удобному «купеческому тракту», тем самым спас их от непроходимых аргалинских песков. В 1851 г. при его содействии были заложены основы справедливой торговли России с Китаем. Во время Крымской кампании состоял при штабе М.Д. Горчакова, оставался там до октября 1855 г., собирая материалы по истории осады Севастополя. С 1856 г. по поручению князя А.М. Горчакова управлял азиатским департаментом. В 1861 г. в чине генерал-лейтенанта был назначен сенатором и членом Совета министра иностранных дел. В 1856—1862 гг. –
252
помощник председателя Императорского географического общества.
Толстой познакомился с Ковалевским в штабе Горчакова в Дунайской армии, намеревался привлечь его к задуманному офицерами-артиллеристами журналу «Военный листок». Особенно близко сошёлся с ним в Севастополе: ему первому прочитал только что законченный рассказ «Весенняя ночь 1855 года в Севастополе» («Севастополь в мае»), которым тот «остался очень доволен» и «очень хвалил» (47: 170). От Ковалевского узнал Толстой, что приглашён сотрудничать в брюссельском журнале «Le Nord».
После войны Толстой и Ковалевский не раз встречались в Петербурге, переписывались: сохранилось несколько писем к Ковалевскому, где Толстой делился своими планами «об обязанных крестьянах», рассуждал «об освобождении» крестьян, рассказывал о своих педагогических занятиях, о намерении организовать Общество народного образования. Толстой читал сочинения Ковалевского: ещё в Севастополе –книгу «Четыре месяца в Черногории» (СПб., 1843), позднее – книгу «Граф Блудов и его время (Царствование императора Александра I -го)». СПб., 1866, которая послужила одним из источников «Войны и мира» (сохранилась в библиотеке Толстого в Ясной Поляне).
Н.И. Бурнашёва
КОЗЛОВЫ
Давид Фокович (1824-1881) – из потомственных яснополянских крестьян. Перешёл к Толстым от Волконских. В «Дневнике яснополянской школы за 1862 г.» Толстой писал, что Давид Фокович был волторнистом в оркестре у Волконского. Под именем Данилы упоминается в «Романе русского помещика». Известен как отец одного из наиболее способных и любимых учеников Толстого – Данилки Козлова. Жизнь семьи Козловых подробно описана в дневнике крестьянина, который вёл Данилка Козлов в 1877 г. по просьбе Толстого (рукопись хранится в ОР ГМТ).
Данила Давидович (1848-1918) – яснополянский крестьянин. Учился в школе Толстого 60-х гг. Учился хорошо, особенно по математике, сообразительный и добродушный мальчик. Толстой назвал его однажды ласково «мурзик». Данилка был музыкален (отец его был волторнистом в крепостном оркестре у деда Толстого); на празднике у Толстых на Пасху в 1860 г. он выбрал себе в подарок гармонь. В статье «Яснополянская школа за ноябрь и декабрь месяцы» Толстой запечатлел его под именем Проньки. Это кроткий и даровитый мальчик, в котором олицетворялись высокие нравственные качества. По воспоминаниям яснополянцев, Данилка послужил «моделью» для картины художника Н.В. Орлова «Порка».
Козлов всегда вспоминал школу с тёплым чувством. В 1911 г. он рассказывал, как Толстой возил своих учеников в Тулу в цирк: занимали галёрку, было весело, стоял хохот. Громче всех смеялся сам Толстой.
Он считал Данилку одним из самых способных учеников. Мальчик был его большим любимцем, о чём писатель часто напоминал и в старости. Школа навсегда осталась в жизни Данилы Давидовича лучшим воспоминанием. Неразрывной была его связь с учителем. Это была взаимная любовь, глубокая преданность учителю. Связи с одноклассниками Данила Козлов также неизменно поддерживал. Бывшие ученики объединялись вокруг Толстого, который притягивал их к себе, как магнит; одноклассники часто встречались именно у него. Сохранилась фотография этих встреч. Так, в 1903 г., спустя 60 лет после школы, учеников Толстого сфотографировал П.А. Сергеенко. Данила Козлов сидит в центре группы.
Жизнь Данилы Козлова сложилась небогатая, но светлая, наполненная трудом и заботами о семье, где было восемь детей. Все жили в Ясной Поляне. Крёстным отцом последнего сына был Лев Львович Толстой, а крёстной матерью – одна из дочерей Т.А. Кузминской. Происходил Данила из бедной семьи и своё хозяйство поднимал тоже трудно. На первых порах помог Толстой. Затем Данила укрепил хозяйство, но полностью выбиться из нужды так и не удалось. В 60-е гг. в Крапивенском уезде Тульской губ. Толстой организовал много народных школ по типу яснополянской. По его рекомендации Козлов был одно время учителем такой школы в селе Житове.
Дата добавления: 2020-01-07; просмотров: 146; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!