Ноября 2005 года Продолжение семинара 10 страница

Из зала: Нет.

A . M . Вилькин: А чего же мы ее судим, что Фирса оставили в заби­том доме? Мы же не судим этих людей за то, что они оставили Фирса, потому что если на секунду представить, что это лично ты оставил Фир­са в забитом доме - возникает другая мера ответственности. Тогда о чем пьеса, если никого «судить нельзя»? Я Раневскую не могу судить, но почему она не пошла в каморку к больному Фирсу и не проверила, как °н там?

Из зала: Она спрашивала.

 

77

 

A.M. Вилькин: Спрашивала? Вот так мы все и живем. А кто-нибуд_ь проверил? Никто - ни Аня не проверила, ни Петя не проверил, ни Гаев не проверил, ни Раневская. И никто не виноват?

Из зала:

- Ну, Яша сказал, что отправил его.

- Нужно учитывать предлагаемое обстоятельство, что людям оста-лось двадцать минут до поезда. Мне кажется, что вас привлекает вот этот эмоциональный факт, что оставили человека, забили его в доме. Но, извините, у него был выбор, у Фирса, - пойти вместе с ними туда. Он просто...

A . M . Вилькин: Куда? Какой выбор? Он больной лежит. Из зала:

- Он сам не хотел этот дом покидать.

- А почему он не встал чуть раньше?

A . M . Вилькин: Замечательно. Потому что очнулся, встал - а дом забит. А вы сейчас говорите: «Ходить тебе надо было, старик. Ты чего не ходишь, старый?»

(Смех в зале.)

Из зала: Им не до него, у них свои проблемы - осталось двадцать минут.

A . M . Вилькин: У всех свои проблемы. Надо, конечно, уезжать. И что?

Из зала: Если бы на месте Фирса был кто-то другой, допустим, Гаев - забыли бы они про него или не забыли? Вот и все.

A . M . Вилькин: О! Ответ замечательный. Вот если так вы отвечаете актеру - он запоминает и начинает вас уважать.

Из зала: И при случае, может быть, вспомнит.

Вилькин A . M .: Забыли человека, который действительно всех лю­бил.

Из зала: Но они как должное принимали его любовь.

A . M . Вилькин: Да. Так я спрашиваю: мы их все-таки за это обвиня­ем или нет? -

Из зала: Да.

A . M . Вилькин: Обвиняем. Интересно. Мы их обвиняем, а при этом сами говорим: «Мы такие же, в чем мы виноваты... У меня там любов­ник. .. А у меня там дела... А у меня с Петей новая жизнь начинается...»

Из зала: Вы сказали о страстной любви Раневской. Почему она не стремится сразу уехать после продажи имения?

A . M . Вилькин: Как только продали имение - она уезжает.

Из зала: Три месяца они еще там живут. В августе продали, а в ок­тябре уезжают.

A . M . Вилькин: В августе торги. Деньги же надо получить. Получи­ли и разъехались.

Из зала: В августе получили.

A . M . Вилькин: Так это бабушка прислала пятнадцать тысяч - надо же оформить дела.

Из зала: Она не должна сама ходить и оформлять, для этого есть

приказчик.

A . M . Вилькин: Это еще хорошо, если Лопахин оформит, а не Епи-ходов. А вы это ведете к тому, что ей не очень важен этот человек в Па­риже?

Из зала: Она скрывает ото всех и от себя самой, что движет ею, по­этому борется сама с собой.

A . M . Вилькин: Да. Но едет туда, в Париж. А потом, это не так про­сто - взять деньги, которые даны на приданое Ане, и забрать их себе.

Из зала: Может быть, она приезжать сюда не очень хотела, и поэто­му послали Аню, чтобы ее из Парижа вытащить?

A . M . Вилькин: Понимаю. Ты уже можешь вместо меня эти лекции читать, ты совершенно верно анализируешь. Я ведь к чему хотел привес­ти? Зачем послали Аню и Шарлотту в Париж? Раневская собиралась во­обще приезжать сюда, в Россию?

Из зала: Нет. Кому она тут нужна?

A . M . Вилькин: Вам не кажется, что все хорошо кончилось? Ранев­ская получила деньги на Париж (правда, они скоро кончатся); Гаев в банк устроился; ну вот только не очень понятно, что будет с Лопахиным; Петя с Аней объединились; Варя, к сожалению, не очень устроена - пой­дет к Рагулиным, а это вряд ли будет хорошо; Рагулин - фамилия тяже­лая. Единственное, правда, что Фирса забыли, ну так что делать?

Из зала: Отличный финал у пьесы.

A . M . Вилькин: Отличный финал.

Из зала: Может, Фирс сам не хотел с ними ехать туда?

A . M . Вилькин: Куда «туда»? Куда он может поехать? В город, что ли? Где его будут держать, содержать? И, главное, кто?

Из зала: Одно наблюдение, можно? Пьеса называется «Вишневый ^сад», все время идет разговор о вишневом саде, но ни одного действия в ^саду не происходит. Если они так любят этот сад, если они так им озабо­чены, почему они ни разу в этом саду не находились? Они где-то около

78

79

кладбища сидят, пошли гулять за пределы... Я хочу это связать с тем что все время говорим о духовности, о России... A.M. Вилькин: Браво!

Из зала: ...О том, что надо правильно жить, что надо совестливо жить, что надо хорошие спектакли делать, а мы делаем спектакли, где больше гонорары. Говорим, говорим про вишневый сад, а в результате... A . M . Вилькин: Да. Из зала: ...Вырубаем.

A . M . Вилькин: Для вас - да, в этом проблематика «Вишневого са­да». Возьмите последний номер «Чеховианы», издание Академии наук, и там Алевтина Кузичева - известный исследователь творчества Чехова -пишет о том периоде, когда была эта «дачная лихорадка» в России, когда начали продавать и делить все имения, и сколько людей пыталось за­няться этим сельским хозяйством, но ничего не получалось. Хотя она называет две-три фамилии людей, которые вдруг наладили хозяйства, и эти имения стали приносить доход; но остальные все... Вы не помните, как всем давали садовые участки? И вот новая правительственная про­грамма: «Садовые участки всем - и сами восстановим сельское хозяйст­во!» Ну и где он, этот наш коммунизм с этими садовыми участками? Из зала: Попробуйте, отнимите эти шесть соток у их хозяев. A . M . Вилькин: А «новые русские» закупают гектары, ставят там дворцы с кортами и бассейнами. Вы там видели где-нибудь крыжовник или вишни?

Из зала: Они сейчас покупают землю в России. Строят заборы.

A . M . Вилькин: Заборы. А что происходит на этой земле, за забора­ми?

Из зала:

-  А ничего не происходит. Собак выгуливают, елки красивые канад­
ские сажают.

- Они строят мясокомбинаты, коровники, например.
A . M . Вилькин: Я не спорю - они строят коровники. Но это все на

той самой земле, где у них участок свой?

Из зала: Вот вчера мы с Вами разговаривали, я Вам сказала, что вы здесь живете, представляете нашу жизнь как фарс, а мы из глубинки ви­дим всю трагедию сегодняшней России.

A . M . Вилькин: Я-то ее как трагедию и представляю. Вообще в Рос­сии что происходит? А по Подмосковью что происходит? Эти земли ку­да идут? А леса эти куда идут? А охранные зоны эти около рек - и так

далее, и так далее - во что превращаются? А все мужики, которые там живут в деревне, они что делают? Из зала:

- Пьют.

- А у нас выращивают картошку и ездят в Париж - вы представляе­те?

A . M . Вилькин: Да, по телевизору видел. И вы считаете, что так жи­вет вся Россия?

Из зала: Нет.

A . M . Вилькин: Ну, так что вы тогда мне об этом говорите? Я видел это по телевизору. Объясняю вам (поэтому и говорю - возьмите «Чехо-виану») - и тогда были несколько хозяйств, но они вкалывали, работали, понимали что, чего. А остальная часть этой территории? На ней просто ничего не делалось. Вы говорите - дворяне ничего не делали? А кресть­яне что делали?

Из зала: Ничего.

A . M . Вилькин: Как ничего? Жгли и грабили поместья.

Из зала: А Столыпин потом пришел... Мы гордимся 1913 годом...

A . M . Вилькин: И что он сделал? А что такое «столыпинские гал­стуки» вы не знаете? Вешал он очень много людей. Так Вы говорите, он поднял Россию? Это все относительно. Он поднял каким образом? Вот я - Ваш актер - спрашиваю Вас: каким образом он поднял Россию?

Из зала: Силой.

A . M . Вилькин: Вешал. И как поднимал сельское хозяйство? Кре­стьян ссылал в Сибирь, и там - либо сдохнешь, либо работаешь - они начали работать. А если волнения были - вешал. Вы хотите такое? Вам такое сделают, не волнуйтесь, поднимут вам экономику. Но только надо будет выбирать... Все, перешли в политику - давайте перерыв устроим. Оказывается «Вишневый сад» - пьеса про политику. А по телевизору через час хоккей начнется.

(Смех в зале. Аплодисменты.)

Из зала: А Вы у кого учились на режиссерском факультете?

A . M . Вилькин: Я учился у Бориса Евгеньевича Захавы, я учился у Марьяны Рубеновны Тер-Захаровой, я учился у Александра Михайлови­ча Поламишева, а непосредственный мой педагог был замечательный профессор Владимир Александрович Эуфер. В свое время он поставил Мне два балла по теоретической режиссуре и выгнал со своего курса. Я написал работу, которая называлась «Чехов - основоположник русского театра абсурда». Он поставил два балла и выгнал меня. Прошло два года,

80

81

я принес ему журнал «Иностранная литература», где было написано, что такой-то профессор написала статью, ставшую сенсацией, в которой до­казывалось, что Чехов является родоначальником театра абсурда. Вла­димир Александрович посмотрел: «Ну, что я могу тебе сказать, Саша. Я был не прав, возвращайся». У педагогов цель-то одна, очень простая -помочь вам освоить эту профессию, передать какие-то профессиональ­ные навыки, и когда вы поступаете на режиссуру, мы отбираем людей определенного типа мышления. Прежде всего, это склонность к анализу, эмоциональное ощущение действительности и желание исследовать как действительность, так и прошлое, желание накопить достаточно серьез­ный объем культуры.

У актеров это не так. Они гораздо более эмоциональны, у них своя профессия. Они анализируют пьесу поступательно: «я читаю, и проиг­рываю, что происходит». Такой тип мышления. И замечательно, что он такой. А режиссерское мышление: «Я прочитал пьесу, нахожу финаль­ное событие, которое раскрывает тему - о чем вообще вся эта история, и начинаю анализировать от главного события в исходному». Это другой тип мышления. Сейчас образ вам хороший дам. Знаете, в чем разница между актером и режиссером?

Актер, если ему дать кубик Рубика - всю жизнь будет его склады­вать. Режиссер, через два дня поняв, что он не может сложить кубик Ру­бика, но что когда-то же он был сложен, скажет: «Надо выяснять, что там за фокус, иначе всю жизнь можно его крутить».

Со мной так бывало. Я когда-то своему другу Володе Горелику - за­мечательному инженеру, математику, педагогу - привез из Венгрии -кубик Рубика. Он говорит: «Что это за игрушка?» Я говорю: «Смотри, я его разломал, теперь его надо собрать». И он полчаса на моих глазах, пока я спокойно выпивал водочку с пельменями, это крутил. Крутил, крутил, крутил, потом сказал: «Саш, ты сделал большую ошибку, я тебе как математик говорю - это ловушка». - «В каком смысле?» - «Теперь это собрать нельзя». Через неделю-полторы он мне звонит, говорит: «Саша, приезжай ко мне». - «Ну что, ты собрал?» - «Приезжай». Я приехал, он говорит: «Смотри и запоминай», - и собрал. Я говорю: «Как ты это догадался?» - «Я? Да никогда в жизни! Я просто в журнале «Тех­ника - молодежи» прочитал эту схему - и все. Теперь я не знаю, зачем мне этот кубик Рубика, если я могу его собирать».

Другой тип мышления - не лучше, не хуже. Вы должны в процессе обучения научиться через актеров, да и всех участников спектакля, за­нимательно рассказывать поучительные истории.

Из зала: А как Вы относитесь к пьесам абсурда?

A . M . Вилькин: Ну, тогда маленький такой факт - ладно? - сначала. $ сделал проект очень серьезный, солидный. Назывался этот проект «Театр остановившегося времени» - так Ануй назвал это направление. Театр абсурда. Спектакль состоял из двух вечеров. В первый вечер шел Ионеско - ранняя его пьеса «Урок» и классика этого жанра, «Стулья» -великая пьеса. А во второй вечер был Беккет «В ожидании Годо». Моло­дежь, например, очень высоко оценивала Ионеско. Говорили: «Вообще, это памятник для вас, для тех, кто уходит. А вот Беккет - это «супер», это наш спектакль». Я сначала думал, что они воспринимают Беккета на уровне стеба. Нет. Они, в отличие от старшего поколения, очень тонко чувствуют там религиозную основу. В «В ожидании Годо» - в клоунской форме философские игры с переходами из дзена в иудаизм, из иудаизма в христианство. Там очень хитро все это проработано, желательно это знать... Как я могу относиться? Не обидитесь? «Александр Михайлович, Вы как относитесь к горе Эверест?» - «Хорошо».

(Смех в зале.) Понимаете, когда это великая драматургия, сделанная мастером, ничего кроме восхищения и какого-то трепета она не вызывает. Я только разво­жу руками, говорю как это гениально. Когда это имитация абсурда и го­лая форма - мне это не очень интересно. Ведь внутри этого направления главное - человек: его проблемы, его боль, его радость, его восхищение, его трагедия, его падение. Я люблю название книги Брука «Пустое про­странство», но я так же и люблю название книги Стреллера «Театр для людей». Понимаете? Для людей.

Хотя, когда будучи молодым, я разговаривал с Георгием Александ­ровичем Товстоноговым, он меня спросил: «Саша, Вы для кого ставите спектакль?» - «Как для кого? Для себя». - «Что за фрондерство?» -«Нет, конечно, для зрителя, но просто я в зрительном зале вижу четыре­ста Вилькиных, вне пола, женщины, или мужчины. Я ставлю это так, чтобы лично мне в зале было бы интересно это смотреть. Я не знаю, все-^гДа это получается или не всегда». - «Ну, ты так и говори. А то, что зна­чит «для себя»? Я ответил?

Из зала: Как для себя Вы определяете специфику американской Драматургии?

A . M . Вилькин: Я не очень хорошо ее знаю.

Из зала: Я имею в виду Миллера, Уильямса.

A . M . Вилькин: Нет, я не определяю специфику, потому что это за­мечательная драматургия. Я ставил и Уильямса, и Олби. Гениальный

82

83

 

драматург, Олби. «Кто боится Вирджинии Вульф» - это одна из вершин мировой драматургии. И Уильяме... Я не очень хорошо знаю современ­ных их драматургов, а вот Артур Миллер - о чем тут говорить? «Смерть коммивояжера» - более русской пьесы я не знаю, хотя она может быть и азербайджанская, и грузинская, и еврейская - какая угодно. Это то, когда пьеса становится национальной по форме и общечеловеческой по содер. жанию. Она потому и великая, что она - общечеловеческая.

В новой драматургии я не очень хорошо разбираюсь; но это вам от­крывать надо, вы же - молодые. Каждому овощу - свое овощехранили­ще. Какие-нибудь вопросы есть еще?

Из зала: Сейчас существует очень много фестивалей, где говорят о новых веяниях в современном театре, но большая часть - это эпатаж. Меня просто удивляет, что на уровне государства огромные инвестиции вкладываются во все это. Как это прекратить?

A . M . Вилькин: Прекратить? С ружьем выйти, что ли? (Смех в зале.)

Из зала: Полное ощущение, что театр прогибается. A . M . Вилькин: А как же вы хотели? Вам говорят: «Ребята, вы сво­бодны, делайте что хотите, живите по принципу «пришел, украл и убе­жал», и тогда вы - наши, вы с нами. И никаких этих «идеологических рамок», ломайте все!» Потому что, если ломаешь все, и никаких опор нет, и никаких авторитетов нет, то очень просто вложить определенную идеологию. «У меня четыре голых девочки, два «голубых» и один гер­мафродит на сцене, - знаете, лом какой?!» Ну, лом, наверное, да. Когда все дозволено...

А театр всегда, как ни странно, хорош, когда он идет в противовес авторитарному режиму. А когда вот такая «воля и беспредел», то он и становится на панель. И они ставят: «Проблема в голубятне» - ну, про «голубых», афиши вон по всему Арбату. Хорошо, пожалуйста, ради Бо­га.. .У вас с этим проблемы? Но кроме этого что-то у вас есть?

«Мы все с вами живем в другой стране». В какой это «другой»? Я как в России жил, так и живу.

Вот, дождался - наше руководство мне показало: «Кончай трепать­ся».

Декан режиссерского факультета Терещенко В.В.: Да Вы что, мастер! Я просто пантомимически Вам показывал, что им есть пора, в буфете все готово.

(Смех в зале. Аплодисменты)

|5 ноября 2006 года

д.М. Вилькин: Добрый день. На нашей конференции впервые присут­ствуют наши итальянские коллеги. Значит, до того момента, пока придет переводчик...

Из зала: Я могу попробовать переводить. У меня был роман с одной итальянкой.

A . M . Вилькин: Я могу себе представить, что это будет за лекция. Лучше дождемся переводчика.

А вот и он. В смысле - она.

Вот уже несколько лет мы проводим эти конференции. Я всегда их начинаю с того, что «конференция конференцией, но вы отдыхайте, по­лучайте удовольствие». Особенно итальянцы. Получайте удовольствие -что вы в Москве, что вы можете что-то посмотреть, какие-то спектакли, познакомиться с красивыми актрисами, с красивыми актерами, пооб­щаться друг с другом, может быть даже о чем-то договориться.

(Смех в зале.) В общем, превращайте эту учебу в отдых - это мой вам совет, потому что, если вы будете тупо и напряженно по двенадцать часов слушать наши лекции, то ничего страшнее и тяжелее в жизни вы уже не испытае­те.

(Смех в зале.) Так что, попробуем шутливо, так же, как я делал раньше, поговорить немножко о наших режиссерских делах. Хотя, еще раз повторяю, здесь есть режиссеры, и есть актеры - тип мышления у них совершенно раз­ный, поэтому, если часть присутствующих будет реагировать на какие-то вещи, я думаю, это будут режиссеры, а актеры будут с удивлением на все на это взирать - не смущайтесь.

Это преамбула, теперь главное. В отличие от лекций, которые я чи­тал раньше, я решил пойти на небольшой эксперимент. Эксперимент -^это такая вещь, когда конечного результата мы не знаем, он может быть положительный, может быть и отрицательный. Но этот эксперимент бу­дет заключаться в следующем: раньше я читал лекции по поводу того пли иного материала, той или иной пьесы, того или другого автора, и был достаточно серьезно подготовлен. Чаще всего я все-таки говорил о ^тех пьесах, которые я ставил, и, естественно, знал много об этом мате-Риале, чтобы поделиться этим и вас заинтересовать. Так что, это был не ^Столько урок-лекция, сколько концертный номер.

Знаете старый анекдот? «В заключение юбиляр попросил дать ему ^в°зможность сказать несколько теплых слов о себе». (Смех в зале.)

1

84

---

Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 166; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!