ОСНОВНЫЕ ФОРМЫ ПОВСЕДНЕВНОЙ КУЛЬТУРЫ
Исследование повседневности – нелегкая задача. Но не видеть в ней порядка значит быть слепым или представлять порядок только как субординацию понятий. Изучение и описание повседневных дисциплинарных пространств помогает понять реальные функции теоретических моделей и классификаций и контролировать последствия, казалось бы, формальных определений. Так, различение понятий «этнос», «нация», «народ», «класс», «граждане» и т. п. хотя и имеет историческое происхождение, однако, возведенное в ранг «всеобщей классификации», возвещенное как сама истина, делает нас заложниками и приводит в ходе попыток установления идентичности на основе того или иного понятия к очень ответственным политическим и даже военным действиям.
Изучение дисциплинарных пространств повседневности раскрывает «место», в котором та или иная истина становится «убедительной». «Светящаяся самоочевидность» сущности, «суть дела», возникающая в ходе разговора по «путеводной нити языка» – все эти ссылки герменевтики и феноменологии так же недостаточны, как и ссылки на бытие, природу, Бога или разум свободной общественности. Ее нельзя объяснить и демоническими способностями говорящего субъекта. На самом деле, может быть, самым главным как раз и является «место», занимаемое говорящим в социальной иерархии, «институт», который он представляет.
В реконструкции дисциплинарных пространств повседневности раскрывается тот факт, что ни Бог, ни человек, ни субъект, ни автор, несмотря на объявления об их смерти, никуда не исчезли, потому что их место продолжает существовать и может быть только названо другим именем. Это не означает их вечности и неизменности. Наоборот, благодаря исследованию их генезиса мы лучше представляем и собственную эволюцию этих теоретических сущностей. Поэтому философская антропология «после смерти человека» должна осуществить анализ пространств производства и функционирования человеческого. Изучение и реконструкция ее структур необходимы, но дело не может и не должно ограничиться понятийным описанием ее феноменов и институтов, составлением категориальных схем и классификационных таблиц. Это было бы «диспозитивом» повседневности, еще одним ее обоснованием. Теперь уже недостаточно «традиции», и такой анализ дал бы структурам повседневности теоретическую легитимацию. Поэтому важно определить специфику предмета или, точнее, феномена повседневности. Прежде всего, важно отличать ее от феномена познания, исследования, где нас интересует истина и новая информация. Важным отличием порядка повседневности от знания является повторяемость. Дело не столько в различии дисциплинарных и вербальных актов, как думал Фуко, сколько именно в повторении и привычке. Вербальные практики становятся важнейшей частью процессов повседневности также благодаря повторению, излишнему с точки зрения истины, которая вовсе не нуждается в том, чтобы ее знали все, многие и даже один. Истина – всегда истина, даже если ее никто не знает. Но даже единожды изреченная истина становится частью повседневного порядка благодаря повторяемости, которая создает привычку.
|
|
|
|
|
|
Для достижения единства людей недостаточно разговоров и идеологии. Необходимо создание таких культурных пространств, в которых бы происходила сборка общественного тела. Это относится ко всем группам и слоям общества. Уже средневековые гильдии и корпорации – это такие группы, которые были скреплены далеко не одними профессиональными узами. Они жили на одной улице, носили «форменную» одежду, были переплетены семейно‑родственными отношениями. Естественно, все эти прежние способы достижения единства сегодня невозможны. На Западе люди объединены по‑иному и все‑таки достаточно крепко. Многонациональная Америка и особенно Нью‑Йорк по всем предсказаниям скептиков уже давно должны были развалиться. Однако уже не одно столетие американцы представляют собой сильную единую нацию и уживаются как с афро‑американцами, так и с евреями. Более того, поселяя вновь прибывающих в своеобразные гетто, они ассимилируют их, превращая в граждан своей страны.
|
|
|
Сегодня в развитых странах перепроизводство вещей, и это привело к изменению стратегий управления желаниями. Общество не ограничивает, а наоборот, стимулирует потребление. Речь идет не о «вещизме» в советском понимании этого слова. Запад объединяет людей системой вещей – комфортом, здоровьем, отдыхом. Реклама любой отдельной вещи уже вписана в эти бесспорные ценности и поэтому поддерживает ощущение того, что общество заботится о человеке, предлагая ему возможные постепенные улучшения мира вещей. Различные варианты жилья и мебели, увлекательные поездки, приятное времяпрепровождение, легкие истории, которые можно рассказать друзьям за столом… Так создается плотный, без зазоров, мир повседневности, который заботливо поддерживается обществом и формирует основу взаимодействия людей. Если учесть, что помимо полиции, разного рода налоговых и кредитных льгот и ограничений существует развитая структура общественного мнения, осуждающая и подвергающая бойкоту людей, не соблюдающих общепринятые правила поведения в обществе, то обнаружится впечатляющая картина разграниченного дисциплинарного пространства, которое организует жизнь не менее эффективно, чем дорожные знаки регулируют автомобильное движение.
|
|
|
К эффективным культурным техникам формирования человека относятся такие символические институты, как язык, брак, логика родственности, техники воспитания, возрастные, половые нормы и роли, а также война, труд и все ритуалы, порядки и обычаи формирования и самосохранения группы. Эти порядки и образуют богатейший арсенал антропотехники. Они обрабатывают пластичное, не завершенное природой человекообразное существо и формируют у него необходимые для социума качества. Речь идет о буквальном моделировании человека цивилизационными механизмами, которое осуществляется традиционно дисциплиной, воспитанием и образованием. Конечно, этих практик недостаточно для производства человека. Они скорее манифестируют, чем реализуют существо человека, в формировании которого важную роль играют первичные антропотехники одомашнивания. Среди важных факторов окультуривания человека кроме жилища и инструментов большое значение имеет формирование языка. Он выступает не как средство передачи информации, а прежде всего как эффективная иммунная система, образующая символическую оболочку культуры. Если современная биотехника дошла до того, что вводит в индивида генетический «текст», то в этом случае действует новая антропотехника. Она оправданна в том случае, если служит укреплению культурной оболочки. Только с позиций этого императива допустимо право ученых определять сущность человека и для ее реализации манипулировать генетической информацией.
Если новое угрожает жизни, то оно блокируется старым, традиционным. Сильным защитным механизмом от вторжения чужого становится привычка – квазинатуралистическая форма ритуала и мифа, используемая обществом для регулирования соотношения старого и нового. Одно из интуитивных прозрений М. Хайдеггера проявилось в понимании охранительного характера греческой метафизики. Сводя множество отклонений к сущности, она, как и миф, стремилась уменьшить риск столкновения с открытостью мира. Смысл мышления состоял в том, чтобы сделать контролируемым процесс жизни на основе повторяющихся первичных образцов. Сегодня наша философия имеет скорее деструктивный, чем иммунный характер. С культурно‑антропологической точки зрения ее задача состоит в том, чтобы не только критиковать, но и прославлять мир, в котором живет человек.
Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 404; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!