Роль судов общей юрисдикции и арбитражных судов в социально-политической сфере
1. Говоря о политическом аспекте судебной власти, отечественные и зарубежные авторы традиционно акцентируют внимание на политико-правовом характере деятельности конституционного суда. Если же он отсутствует в государственном механизме какой-либо страны, - на соответствующей деятельности высших судебных инстанций, выполняющих наряду с функциями судов общей юрисдикции также функции конституционного суда*(139).
Однако в послевоенный период, начиная с 50-х годов XX в., когда суды широко использовались в США, Австралии, Германии и других "демократических" странах для "охоты на ведьм" и преследования политических оппонентов властей предержащих - коммунистов, ситуация, а вместе с тем и определение характера деятельности не только конституционных, но и других судебных органов претерпели значительные изменения.
Придерживаясь прежних "заклинаний" о том, что в цивилизованных странах суды не выходят за пределы правовой сферы и имеют дело только с правом и что "в своей деятельности судебные органы в целом не зависят от других ветвей власти (кроме того, что условия его функционирования зависят через бюджет от другой властной ветви)"*(140) и от политической коньюктуры, многие авторы вместе с тем все чаще констатируют, что в повседневной жизнедеятельности суды не ограничиваются лишь правовой сферой, а активно вторгаются и в политическую сферу. Правда, при этом оговаривается, что политизация судебной власти и судебной деятельности носит относительный характер и что "в подавляющем большинстве политических сообществ (political communities), в управлении ими суды играют второстепенную роль"*(141). Подобного рода оговорки не меняют сути дела: общепризнанным считается факт активного и все более широкого вовлечения судов общей юрисдикции, равно как и всей системы судебных органов, в политическую жизнь.
|
|
|
Следует заметить, что идеи политизации судебной деятельности, несмотря на то, что они весьма активно стали развиваться и внедряться в общественное сознание после Второй мировой войны, отнюдь не были новыми или оригинальными в послевоенный период. Отражая в значительной мере реальную действительность, в качестве каковой была и остается не только сугубо правовая, но и определенная политико-правовая деятельность судебных органов различных зарубежных стран, особенно США, эти идеи широко развивались в западной литературе еще в конце XIX - начале XX в.*(142)
2. По мере углубления исследований, касающихся политического аспекта судебной власти, и развития соответствующих идей, в западном научном мире, как известно, была разработана и внедрена в научный оборот и учебный процесс целая "субдисциплина" под названием "политическая юриспруденция"*(143).
|
|
|
Отражая, по словам некоторых западных исследователей, "желание части политологов, изучающих право, развеять миф об исключительной легитимности", в пределах которой якобы "действуют официальные лица, занимающиеся правоприменительной деятельностью, и в рамках которой совершается правоприменительный процесс"*(144), политическая юриспруденция органически сочетает в себе, "хотя и не синтезирует в полном объеме", с одной стороны, такое направление западной политической науки, как "позитивный политический анализ", а с другой - "нормативную юриспруденцию"*(145).
Основные положения и краеугольные постулаты политической юриспруденции, как они воспринимаются исследователями, сводятся, в конечном счете, к тому, что право рассматривается не иначе как "продукт политических взаимосвязей и взаимодействий" соответствующих государственных органов и организаций или же просто "как продукт различных политических сил"*(146), а суды и судьи соответственно как "политические институты и политические актеры"*(147).
Политическая юриспруденция, по мнению разработчиков и последователей этой концепции, представляя собой новый подход и "новый взгляд на право, суд и другие правовые институты"*(148), фокусирует "основное внимание исключительно на политическом характере судебных органов и стремится доказать, что традиционное представление о судах как о сугубо правовых институтах является в корне неверным и как минимум вводящим в заблуждение"*(149).
|
|
|
Политический характер судебной власти, а соответственно и судебной системы, составной частью которой являются суды, с точки зрения авторов - сторонников концепции политической юриспруденции, видится уже в самой природе судебных учреждений как политико-правовых явлений, а также в их неразрывной связи с правом, выступающем, по их мнению, прежде всего в качестве политического феномена.
Из этого следует, что любые решения судебных органов являются решениями не только и даже не столько правового, сколько политического характера. В особенности это касается судебных актов, связанных с защитой гражданских прав и свобод. Как писал американский исследователь Г. Притчетт в начале 50-х годов XX в., судебные решения, касающиеся гражданских прав и свобод, всегда выступают как результат взаимосвязи и взаимодействия двух составляющих: политического фактора, в качестве которого выступает судебная позиция по социально-политическим вопросам, возникающим в данном политическом сообществе, и правового фактора, каковым является "представление ("концепция") судей об их роли и обязанностях, непосредственно связанных с выполняемыми ими судейскими функциями"*(150).
|
|
|
В настоящее время в политической юриспруденции, которая нередко именуется в силу своего первоначального возникновения и развития в США "американской юриспруденцией"*(151), выделяются две основные тенденции развития и две различные академические школы.
В числе тенденций современного развития политической юриспруденции западными авторами называются "весьма неблагоприятные" для ее будущего направления развития, которые: а) фокусируют внимание в основном на политическом аспекте деятельности высших судебных инстанций и, в частности, Верховного суда США, упуская при этом из поля зрения соответствующую деятельность всех других судебных инстанций; б) по-прежнему "слишком серьезно рассматривают юридический процесс", зачастую абсолютизируя его, и вместе с тем недооценивают политический процесс, участниками которого являются не только законодательные и исполнительно-распорядительные органы, но и суды*(152).
Для глубокого и всестороннего познания судебной власти и характера деятельности судебных органов (вполне оправданно, как представляется, рассуждают авторы - сторонники политической юриспруденции) далеко не достаточно "фокусировать внимание только на внутренней динамике процесса принятия тех или иных, включая судебные, решений". Необходимо обращать больше внимания также и на "социально-политичеcкий контекст, в рамках которого совершается юридический процесс"*(153).
Ведь в конце концов, суды, будучи государственными органами, не могут существовать и функционировать, так же как другие государственные - законодательные и исполнительно-распорядительные органы, в социально-политическом и идеологическом вакууме, вне связи и взаимодействия с различными социально-политическими силами, движениями, институтами. Исходя из этого, заключают авторы, было бы логичным рассматривать юридический процесс не в традиционно узком, а в более широком контексте, включая в него помимо сугубо правовых составляющих различные социальные и политические факторы, которые оказывают определенное влияние на "конечный результат судебной деятельности"*(154).
В числе новых, появившихся во второй половине XX в. и непосредственно связанных с политической юриспруденцией, академических школ в западной юридической литературе выделяется, во-первых, так называемая школа рационализации роли судов и права в рамках теории демократического политического процесса, фокусирующая внимание на том, что в процессе осуществления правосудия суды должны учитывать не только "юридические ценности" (jurisprudence of values), но и все иные "базовые публичные ценности", не исключая, разумеется, политических*(155).
Во-вторых, среди современных школ политической юриспруденции развивается школа так называемой языковой оценки права и всей юридической практики.
Заявляя об уходе "от современной академической правовой ортодоксии", сторонники данного подхода к изучению права сосредоточивают все усилия и внимание не только и даже не столько на самом праве и непосредственно связанных с ним судебных и иных институтах, сколько на их "языковом оформлении". Настоящее изучение права - выдвигается при этом основной постулат - "есть изучение правовых доктрин" и "изучение юридического языка", который должен быть "грамматически точным и юридически выверенным"*(156).
Разумеется, стремление к изучению права, а вместе с ним - правотворческой и правоприменительной деятельности сквозь призму тех или иных правовых доктрин и под углом зрения их более выверенного "языкового оформления", равно как и в целом "философско-филологический" подход к изучению правовой материи и судебной практики, не могут не вызвать всяческой поддержки и одобрения, ибо позволяют более глубоко и всесторонне исследовать как само право, так и практику его применения различными судами.
Однако это возможно лишь при условии, что: а) "языковой" подход к изучению права и юридических институтов, включая судебные органы, является одним из неглавных, дополнительных подходов; б) в рамках политической юриспруденции не будет допускаться искусственного преувеличения политической роли и значимости судов общей юрисдикции и арбитражных судов; в) не будет допускаться смешения и подмены правовой сферы деятельности судебных органов политической; г) в правоприменительной и иной деятельности судов общей юрисдикции и арбитражных судов главенствующим будет признаваться не политический, а правовой, точнее - политико-правовой аспект.
В противном случае будем иметь дело с довольно искаженным, весьма политизированным представлением о судебных органах, полностью заменяющих собой в этом отношении и правотворческие, и правоприменительные, и иные, политические по своей природе и характеру, государственные органы.
Помимо всего прочего сама логика событий и размышлений с неизбежностью приведет к тому, что будет утрачен всякий смысл в конституционно закрепленных в ряде стран положениях, касающихся как теории разделения властей в целом, так и ее отдельных постулатов - таких, в частности, как положение о самостоятельности места и роли каждой ветви государственной власти.
3. В отличие от сторонников политической юриспруденции, чрезмерно политизирующих суды общей юрисдикции и арбитражные суды и усматривающих их политический характер исключительно в политической природе данных институтов и применяемого ими права, другие авторы, исследующие судебную власть и ее носитель - судебную систему, политический аспект в деятельности судов общей юрисдикции и арбитражных судов связывают с полномочиями высших судебных инстанций многих государств оценивать законы и другие нормативные акты с точки зрения их конституционности или неконституционности и в зависимости от этого определять их дальнейшую судьбу.
"Судебный контроль за конституционностью правовых актов, - подчеркивается в зарубежной юридической литературе, - иногда рассматривается как прямое проявление политической власти судов, их способности и возможности формировать и проводить в жизнь политическую линию в стране"*(157). Решение суда, подтверждающее или, наоборот, отрицающее конституционность какого-либо нормативного правового акта, носит политический характер уже в силу того, что оно имеет не частный, а публичный характер, затрагивает значительную часть общества и обязывает всех, кого оно касается, "действовать определенным образом или же воздержаться от тех или иных действий вообще"*(158).
Применительно к судебной системе США и ряда других зарубежных стран прерогативами правового нормоконтроля, а следовательно, и соответствующими связанными с ними политическими функциями, наделяются преимущественно высшие судебные инстанции в лице верховных и конституционных судов, которые, по словам американского автора Дж. Чапера, хотя и участвуют вместе с другими государственными органами в формировании "публичной политики", но не являются и не могут выступать в политическом процессе, наряду с выборными и другими по природе своей, изначально политизированными государственными органами*(159).
Что же касается судебной системы России, то здесь, как справедливо отмечает Г. Гаджиев, "конституционная функция оценки закона предусматривает взаимодействие Конституционного Суда РФ со всеми иными судами (здесь и далее выделено мной. - М.Н.), поскольку из нее вытекает, что субъектами конституционно-судебного нормоконтроля являются все суды Российской Федерации, а не только один Конституционный Суд"*(160).
В настоящее время, по мере все более активного проявления судебной власти в различных сферах жизни российского общества суды отнюдь не ограничиваются, как это практиковалось раньше, лишь правоприменительной деятельностью*(161). "Теперь этого, - справедливо констатируется в научной литературе, - оказывается явно недостаточно. Суд вправе применить закон в целях осуществления правосудия (т.е. в поисках права), только оценив закон на предмет его соответствия Конституции РФ, общим принципам права и международным договорам"*(162). Данное положение закреплено как в конституционном порядке, так и в текущем законодательстве.
Согласно Конституции России (п. 4 ст. 125) прежде чем применить тот или иной закон, суды общей юрисдикции и арбитражные суды должны убедиться в его соответствии Основному закону. В случае возникновения сомнений суды в соответствии с действующим законодательством*(163) обращаются в Конституционный Суд с запросом о проверке конституционности данного закона.
Суды общей юрисдикции и арбитражные суды России не вправе решать вопрос о конституционности или неконституционности какого-либо закона. Рассмотрение и решение такого рода вопросов относится к исключительной компетенции Конституционного Суда.
Однако согласно Конституции РФ (ст. 120), текущему законодательству и соответствующим решениям Конституционного Суда, установившего критерии разграничения собственной компетенции и полномочий всех иных судов в области судебного нормоконтроля*(164), суды общей юрисдикции и арбитражные суды: а) обладают правом признания законов субъектов Федерации недействующими, т.е. не подлежащими применению в силу их расхождения с федеральным законом; б) в случае установления судами при рассмотрении конкретных дел несоответствия каких-либо нормативных актов закону (преимущественно с формальных позиций) суды принимают решения только в соответствии с законом; в) в случае отсутствия позитивного закона или его неконституционности с точки зрения суда, применяющего данный закон, суд принимает решение, исходя из положений, непосредственно содержащихся в Конституции*(165).
Не вдаваясь в подробности, касающиеся разграничения полномочий Конституционного Суда и других судов в области нормоконтроля, равно как и судебного нормоконтроля в целом, следует обратить внимание лишь на то, что данный вид судебной деятельности, будучи по своей природе и характеру публично-правовым, одновременно проявляется и как социальный, и как политический вид деятельности. Это обусловлено тем, что деятельность судов общей юрисдикции и арбитражных судов в области нормоконтроля имеет в качестве своего объекта акты, исходящие от наиболее политизированных ветвей государственной власти (законодательной и исполнительной) и затрагивает интересы если не всего, то по крайней мере весьма значительной части общества.
4. Аналогичным образом обстоит дело с определением политического аспекта и других видов судебной деятельности, в частности нормотворческой, исходящей от высших судебных органов (в России - от Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ), и воспитательной функции судебных органов.
Следует заметить, что оба данных вида судебной деятельности признаются не всеми авторами, занимающимися проблемами судебной власти, и неодинаково оцениваются.
В частности, в современной отечественной литературе полностью отрицается, вопреки реальной судебной практике и ее широкому признанию со стороны дореволюционных и послереволюционных авторов - специалистов в данной области юридической науки и практики*(166), воспитательная роль и соответствующая функция суда.
Противопоставляя процесс осуществления правосудия процессу воспитания как составной части процесса формирования общественного сознания, и заявляя (без должной аргументации, к сожалению) о "несвойственности" воспитательной функции судебным органам, некоторые отечественные авторы развивают идеи о том, что в современных российских условиях начинает и, по-видимому, должно, "формироваться нейтральное отношение к суду"*(167), который воспринимается как довольно упрощенно понимаемое технико-юридическое средство "для разрешения споров о праве и устранения юридических неопределенностей"*(168).
Общеизвестно, что судебная власть, судебная система и формирующие ее отдельные суды не существуют и не функционируют вне общественной, политической и иной среды. Подвергаясь постоянному прямому и косвенному воздействию со стороны общества через систему социально-политических, экономических и множества других факторов, судебная власть в лице различных судебных органов, в свою очередь, оказывает обратное воздействие на общество, включая то, которое именуют "воспитательным".
Разумеется, речь идет о воспитании в самом широком смысле - о воспитании законопослушного гражданина; о воспитании уважения к суду, нуждающемуся вместе с другими ветвями государственной власти современной России, по справедливому замечанию ученых, "не только в разумном разделении и четком взаимодействии, но в первую очередь - в неотложном укреплении силы и авторитета"*(169); воспитании уважения к конституции, которая в любой стране, по образному выражению американских авторов, представляет собой "не свод моральных положений и рекомендаций, а выступает как важнейшее выражение силы закона"*(170); о воспитании уважения к праву и т.д.
Понимаемая в подобном смысле воспитательная деятельность отдельных судебных органов и всей судебной системы в целом, осуществляемая в разных формах в каждой стране (ибо только в виртуальном обществе существуют социально "нейтральные" суды, как свидетельствует история развития человечества), она имеет самые различные социально-политические, идеологические, психологические и многие другие оттенки. И было бы весьма рискованным и опрометчивым с точки зрения глубокого познания судебной власти и механизма ее реализации не только отрицать воспитательную роль судебных органов, но и сводить ее лишь к сугубо юридическому аспекту или характеру.
То же самое можно сказать и о нормотворческой деятельности, точнее - функции судебной власти, осуществляемой через высшие инстанции в системе судов общей юрисдикции и арбитражных судов. Выполняя эту своего рода прикладную функцию и проявляя себя, по выражению западных авторов, "скорее в правоприменительном, нежели законодательном стиле"*(171), суды при этом действуют не только как сугубо юридические, но и как социально-политические институты. Помимо всего прочего это обусловлено тем, что нормотворческая деятельность охватывает своим воздействием не только и даже не столько отдельные лица и институты, сколько значительные слои населения, а также многочисленные государственные и общественные организации и учреждения.
5. Кроме отмеченных форм и путей проявления социально-политического аспекта в деятельности судов общей юрисдикции и арбитражных судов существуют и другие средства его выражения. В зарубежной юридической литературе в связи с этим неоднократно обращалось особое внимание на то, что сам факт существования в политической системе общества данных институтов "наряду с другими политическими институтами", а также наделение их соответствующими прерогативами в области нормоконтроля в отношении актов исходящих от органов законодательной и исполнительной власти, придают деятельности судов политический характер и "с неизбежностью обрекают их на то, чтобы быть вовлеченными в деликатное политическое маневрирование далеко не последнего порядка"*(172).
Под "деликатностью политического маневрирования" при этом имеется в виду стремление судебных органов, в силу объективных причин и обстоятельств являющихся участниками социально-политической жизни, по возможности избегать под разными предлогами рассмотрения политически острых и весьма уязвимых для престижа судебной системы той или иной страны вопросов, которые могли бы решаться в рамках прерогатив законодательной или исполнительной власти.
В качестве примера такого рода политически деликатных вопросов можно сослаться на рассмотрение судебными органами США в 2000 г. спорных вопросов, касающихся подсчета голосов избирателей на выборах президента. Как известно, спор был решен в пользу республиканцев, и фактически в результате этого судебного решения, вызвавшего далеко не однозначную реакцию и оценку со стороны широких слоев международного и американского сообщества, главный государственный пост занял представитель республиканской партии Дж. Буш-младший.
В России одним из примеров "деликатного политического маневрирования" может служить отказ Верховного Суда РФ в августе 2004 г. от рассмотрения дела о восстановлении памятника Ф. Дзержинскому на Лубянской площади г. Москвы под предлогом того, что данный вопрос является политическим, а не юридическим*(173).
Примеры подобного рода "политического маневрирования" судов имеют место практически во всех современных государствах, где судебные органы, являясь "составными частями политической системы общества"*(174) и будучи вовлеченными в общественно-политическую жизнь, по вполне понятным причинам стремятся избегать политически деликатных вопросов и споров, решение которых остается для органов законодательной и исполнительной власти.
Одной из таких весьма серьезных причин, вынуждающих суды в процессе политического маневрирования избегать рассмотрения деликатных политических вопросов, является вполне вероятная для американских и других зарубежных судей перспектива политической ответственности за "неправильно" принятое решение.
Ведь если в обычной ситуации, пишет по этому поводу Стивен Васби, при рассмотрении уголовных или гражданских дел, в случае судебных ошибок или нарушений "судьи несут ответственность", предусмотренную действующим законодательством, т.е. "ответственность в пределах существующей правовой системы", то при решении политически значимых вопросов они добровольно возлагают на себя наряду с юридической также и политическую ответственность, т.е. "ответственность, предусмотренную существующей политичеcкой системой"*(175).
Вопрос о юридической и политической ответственности судей особенно остро стоит, по свидетельству исследователей, в тех странах, где судьи не назначаются, а избираются. В условиях действия данной модели формирования судейского корпуса предполагается, что судьи должны отвечать как минимум двум "заведомо противоречащим друг другу требованиям - идеалам"*(176).
Во-первых, "они должны строго следовать всем правовым предписаниям и решать все споры только на правовой основе, независимо от своих личных симпатий или предпочтений". А во-вторых, "они должны принять такое решение, которое бы полностью удовлетворяло или было хотя бы частично приемлемо для избравшего этого судью сообщества (community)"*(177).
Понятно, что в реальной жизни и повседневной судебной практике одновременное удовлетворение двух данных "требований - идеалов" далеко не всегда возможно в силу частого не совпадения требований права, с одной стороны, и разнообразных экономических, социальных, политических и иных интересов сообщества, порождающих иного плана требования - с другой.
Несмотря на то что высшие судебные инстанции ряда стран, по примеру Верховного суда США, "исключают" судей из числа "представителей" народа или "уполномоченных" лиц, представляющих чьи-либо интересы, и исходят из того, что "судья представляет только право, которое, однако, зачастую вынуждает его действовать вопреки воле и желаниям людей"*(178), суды тем не менее довольно часто попадают, как свидетельствуют исследователи*(179), в ситуацию, когда они вынуждены выбирать между выполнением одних требований за счет других и соответственно в случае ошибок и нарушений - между одним видом ответственности - юридической и другим - политической. При этом если первый вид ответственности ограничивается в практическом плане соответствующими мерами "правового воздействия", то второй вид - политической ответственности включает в себя помимо "публичного осуждения" целый ряд мер, направленных в конечном счете на отстранение судей, "не оправдавших доверия", от должности*(180).
6. Во избежание подобного рода двойственных ситуаций, когда суды вынуждены рассматривать наряду с "вопросами права" политические споры, судебные сообщества ряда стран на протяжении последних "демократических" столетий пытались выработать "заградительные" меры и контрмеры.
В частности, в США они выразились, как было отмечено, в разработке теории "политического вопроса", используемой судами, в качестве "весьма удобного средства для того, чтобы избежать рассмотрения спорных политических вопросов и принятия соответствующих решений, которые не всегда согласуются со сложившимися представлениями о юридической основательности и определенности"*(181).
Еще в 60-е годы прошлого столетия Верховным судом Америки был выработан примерный список вопросов, отнесенных к разряду политических, а следовательно, не подпадающих под юрисдикцию судебной власти и, соответственно, относящихся к компетенции двух других государственных властей*(182).
Среди них вопросы, касающиеся формы правления и формы государственного устройства США; внесения на рассмотрение Конгресса и принятия поправок к Конституции; внесения изменений в процедуру рассмотрения и принятия законов; вопросы, касающиеся отстранения от должности (импичмента) Президента и других высших должностных лиц США; подтверждения или, наоборот, неподтверждения полномочий делегатов на национальной партийный конвент; определения "срока военной оккупации вооруженными силами США территории иностранного государства"; установления или изменения государственной границы США; признания легитимности зарубежных государств и правительств и установления с ними дипломатических отношений и др.*(183).
Разумеется, круг вопросов, относящихся к разряду политических и выводящихся за пределы юрисдикции судебных органов не является и не может быть исчерпывающим в силу вполне объективных причин. Больше того, он "при любых специфических условиях" (как это имело место, например, во время Вьетнамской войны, когда было заявлено, что вопросы, касающиеся законности или незаконности военных действий США, не входят в юрисдикции судов*(184)) может быть изменен Верховным судом*(185).
Однако несмотря на расплывчатость и доктринальное несовершенство теории "политического вопроса", она, несомненно, сыграла роль в недопущении чрезмерной политизации судебной власти и судебной системы страны, а также полной подмены вопросов политики вопросами права и наоборот.
Определенную роль сыграли аналогичные теории "политического вопроса" как средство ограждения судов от чрезмерной политизации и использования их в качестве политических инструментов и в других странах.
Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 219; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!