Эмма: Я в порядке. Все так запутано.
Я медлю, не уверенный по поводу того, как мы расстались. Медленно я обхватываю пальцами экран.
Рев: Я здесь, если хочешь поговорить.
Эмма: Я не должна была говорить того, что сказала. Прости.
Некоторое напряжение, сковавшее мою грудь, спадает.
Рев: Я не должен был давить на тебя.
Эмма: Я просто хочу разобраться с этим сама. Для меня это важно.
Рев: Знаю. Но тебе не обязательно быть одной, Эмма.
Эмма: Спасибо, Рев.
Рев: Думаешь, сможешь исправить свою игру? Хотел бы я тебе помочь.
Эмма: Хотела бы я, чтобы ты мог показать пару приемчиков из джиу-джитсу этому кошмарному типу.
Рев: Хочешь, чтобы я и ему назначил свидание?
Как только я печатаю эти слова, я краснею. Затем вспоминаю, что я в комнате не один.
Я бросаю взгляд на кушетку. Голова Мэтью покоится на подушке. Глаза закрыты.
Если он не спит, то очень хорошо притворяется. Не думаю, что он когда – Либо сомкнул глаза в моем присутствии.
Приходит еще одно сообщение.
Эмма: Нет, можешь сохранить эти уроки джиу-джитсу для меня.
Мое сердце начинает подпрыгивать и кружиться, пока я не начинаю чувствовать себя, как в свободном полете.
Затем приходит еще одно сообщение.
Эмма: Мне нужно перезагрузить сервер и переписать пару кодов. Мы можем поговорить утром?
Рев: Конечно.
Эмма: ♡
Мое сердце пропускает удар. Я краснею, прежде чем осознаю это.
|
|
|
У меня уходит целая вечность, прежде чем я засыпаю.
Но впервые за долгое время я вовсе не против.
Глава 35
Эмма
Итан: Я его нашел.
Сообщение будит меня в 5:30 утра. Я сажусь в кровати, протирая глаза.
Я ничего не хочу помнить, но помню.
То, что сделал Nightmare.
То, что сделал Рев.
То, что сделала я.
У меня уходит три попытки, чтобы понять, о чем говорит Итан.
Эмма: Ты его нашел???
Итан: У меня вся ночь на это ушла.
Эмма: Ты всю ночь над этим работал?
Итан: Ну, после того, как ты закрыла игру, мне больше нечем было заняться...
Мне пришлось закрыть игру. Это первое, что я сделала. Ущерб был огромным. Везде. Должно быть, Nightmare потратил целый день, продираясь через мой код.
У меня есть резервные файлы, так что будет достаточно просто вернуть все так, как было, но я не смогу так же легко стряхнуть чувство насилия.
Слава Богу, что я так и не рассказала отцу об игре. Представляю его комментарии.
«Отличная игра, милая. Особенно понравился тот порно – снимок из таверны. Вот что значит безопасность».
Я морщусь и возвращаюсь к переписке.
Эмма: КАК?
Итан: Я тебе говорил, что знаю нужных людей.
Эмма: Кто он?
На моем телефоне появляется изображение. Это удостоверение студента. Его имя Уильям Ролл. Я совсем его не знаю. Я смотрю на год выпуска.
|
|
|
Эмма: Он второкурсник? В Южном Арунделе?
Итан: Да. Я послал его маме все снимки.
Я кашляю, подавившись воздухом, и перечитываю эту строчку.
Эмма: Ты сделал ЧТО?
Итан: И его директору тоже. Этот псих совершенно свихнулся.
Я таращусь на его сообщения, разрываясь между облегчением и разочарованием.
Единственная по – настоящему важная проблема в моей жизни, а я даже не смогла решить ее сама.
Итан: Не волнуйся. Я отсортировал всю информацию о тебе.
Эмма: Спасибо.
Итан: НП. (нет проблем)
Я не знаю, что еще сказать.
Итан: Прости. Я должен был с тобой посоветоваться. Но я ненавижу, когда эти придурки достают хороших людей. Ты хорошо поработала над этой игрой.
Эмма: Нет. Спасибо ТЕБЕ. Я бы никогда не смогла его найти.
Итан: Пожалуйста. А теперь мне нужно придумать, как убедить свою маму, что я был болен всю ночь, так что могу сегодня пропустить занятия.
Эмма: Иди, поспи немного. Ты мой герой.
Итан: ☺ ♡
Я таращусь на сердечко целую минуту. Это просто смайлик. Это ничего не значит.
|
|
|
Мне стоит написать Реву. Мое сердечко, посланное ему, кое-что да значило.
Теперь я краснею. Может быть, лучше сперва позавтракать.
Мама на кухне, когда я спускаюсь вниз по лестнице, что оказывается большой неожиданностью. Ни тебе йоги, ни музыки кантри. Вместо этого по всей кухне разбросаны бумаги, и они похожи на счета или финансовые отчеты. В ее руке зажата ручка, зависшая над блокнотом. Рядом с ней дымится кружка, но, должно быть, она уже выпила целую колбу, потому что кофеварка сухо щелкает на стойке.
Мой мать? Выпила целый кофейник кофе?
Она поднимает взгляд, когда я вхожу. У нее мешки под глазами, но не похоже, чтобы она плакала. Она выглядит усталой.
– Привет, – говорю я осторожно.
– Привет, Эмма.
Я не могу понять тон ее голоса. Кажется, она подавлена, а моя мама никогда не бывает подавлена.
В любое другое утро я бы ее проигнорировала, схватила бы самую большую кружку кофе, и направилась бы обратно в свою комнату. Но я продолжаю думать о папе за завтраком, о том, что его внимание было сосредоточено исключительно на его смартфоне и выпуске новой игры.
Впервые я задумываюсь над тем, одинока ли моя мама.
Я сажусь за стол.
– Чем ты занимаешься?
Она снова смотрит в блокнот.
|
|
|
– Пытаюсь собрать общую картину нашего финансового положения для адвоката. Не хочу ничего упускать.
– О.
Мама бросает взгляд на часы над плитой.
– Ты сегодня рано встала.
– Мне нужно в школу.
– Я знаю это, Эмма. Но до автобуса еще сорок пять минут.
Оттенок ее привычного поведения проскочил в ее голосе, и мне приходится заставить себя не реагировать на это. Впервые я задумываюсь над тем, является ли ее раздражение реакцией на мое.
– Я подумала, что могла бы приготовить завтрак. – Я делаю паузу. – Для нас обеих. Ты что-нибудь хочешь?
На короткое мгновение в кухне повисает тишина, которая кажется бесконечной.
– Да. Спасибо.
Так что я делаю яичницу. В этот час обычно тихо, но дребезжание венчика в миске никогда не казалось мне таким громким. Я стою к ней спиной, пока выливаю взбитые яйца на сковородку, но больше не чувствую себя неуютно. У меня больше нет чувства, что мама наблюдает за мной. Мне кажется, будто она плывет по течению, будто ее стул – это лодка без весел, а я стою на дальнем от нее берегу.
Я выкладываю яичницу на тарелки, выливаю сверху немного сальсы и ставлю тарелки на стол.
– Еще кофе? – спрашиваю я.
– Нет, ты приготовила завтрак. Я сделаю кофе.
Как только мы садимся за стол, звон вилок становится еще громче, чем до того казался звук венчика.
Осилив половину, мама опускает вилку и смотрит на меня.
– Я знаю, что ты ненавидишь меня за это, Эмма. Прости. Но я не могла больше это выносить.
Я замираю с вилкой на полпути ко рту.
– Я не... – Мой голос срывается и мне приходится откашляться. – Я тебя не ненавижу.
– Я тоже заслуживаю счастья.
– Я не знала, что ты несчастна.
Но нет, знала. Как только слова срываются у меня с языка, я чувствую, насколько неискренне они звучат. Мама тоже это знает, потому что ее взгляд задерживается на мне.
– Я знала, – говорю я. Эмоции поднимаются у меня в груди. – Прости.
– Нет, – говорит она. – Ты не должна извиняться. Это не твоя обязанность делать меня счастливой.
– Это была обязанность папы.
Мама качает головой.
– Нет, и не его тоже. Это была моя обязанность. – Она оглядывается вокруг. – Ты знаешь поговорку, что счастье за деньги не купишь? Я уж точно пыталась.
Я не знаю, что на это сказать, так что проглатываю еще кусок яичницы. Так же, как и она. Мы снова погружаемся в молчание.
Наконец она снова опускает вилку.
– Уверена, завтрак с твоим отцом прошел более весело. В данный момент я не самая лучшая компания, Эмма.
– С ним было хуже, – говорю я.
Она приподнимает брови.
– Что?
– С ним было хуже. – Я делаю паузу. Я не могу на нее смотреть. – Он ни разу не оторвал глаз от телефона. Мне пришлось позвонить маме Кейт, чтобы она приехала и забрала меня, чтобы не опоздать в школу.
– Эмма. – Мама кладет руку поверх моей. – Ты могла позвонить мне.
Я смотрю на ее руку, на идеально ровные ногти, и осознаю, что не помню, когда в последний раз мама прикасалась ко мне.
– Я не... ты уже и так на него злилась. Я думала, ты и на меня злишься.
– Я не злюсь на тебя, Эмма. – Она делает паузу. – И мне жаль, что завтрак стал таким разочарованием. Ты всегда идеализировала своего отца.
Мне приходится протереть глаза, и мечтаю о том, чтобы они оставались сухими.
– Я никогда не думала, что он такой.
Потому что всегда была поглощена собственной техникой и собственными проектами. Я просто хотела быть на него похожей. Я никогда не отводила взгляд от экрана, чтобы посмотреть, что творится вокруг меня.
– Прости, – говорю я.
– Нет, – говорит мама. – Ты меня прости. Я не должна была позволять этому тянуться так долго. – Она снова осматривается в кухне. – Я даже не знаю, что мы будем делать с этим домом. Мне не нужно столько места. Нам не нужны все эти вещи. Я помню, когда мы осматривали окрестности, твой отец сказал: «Какое-то время придется туго. Я не хочу иметь большой дом и несчастную семью». И вот чем все закончилось.
– Я не несчастна, – шепчу я.
– В самом деле? – фыркает она. – А я – да.
Я вздрагиваю.
Мама снова осматривается вокруг.
– Я всегда хотела только лучшего для нашей семьи, Эмма. Меня воспитали, чтобы усердно работать. Я усердно работала в медицинской школе, и на своей работе. Я думала, что твой отец – так называемая свободная душа, что он будет поддерживать меня. Я не осознавала, что это будет значить, что я одна буду тяжело работать.
Я напрягаюсь.
– Папа тоже усердно работает.
Мама смотрит на меня.
– Ты правда так думаешь, Эмма?
– Я... я это знаю, мам. Он всегда работает...
– Он все время играет. – Ее голос звучит очень тихо. – Это большая разница.
– Я знаю, что разница огромная. – Я отодвигаю стул.
– Эмма. – Ее голос очень тихий. – Позволь мне кое-что тебе сказать.
Я не хочу ждать, но и не хочу убегать. Я глубоко вздыхаю.
– Ладно. Что?
Она встречается со мной взглядом.
– Твоего отца уволили. Снова.
Слова бьют меня, словно две отдельные пули, и я не могу решить, которая ранит больнее.
– Снова? – шепчу я.
– У него всегда были проблемы с тем, чтобы продержаться на работе долгий срок. Но как только он завершит выпуск своей игры на следующей неделе, его компания с ним распрощается.
– Но... у папы всегда была работа.
– Нет. Эмма. Не всегда. У него всегда были игры, но не всегда была работа. – Мама делает паузу. – Отчасти такова специфика его работы. Он много работает по контракту. Но большей частью все зависит от него. Вот почему я иногда пытаюсь тебя одергивать. – Еще одна пауза. – Поэтому я хочу, чтобы ты построила карьеру, которая даст тебе стабильность.
Я сглатываю.
Она снова кладет ладонь поверх моей.
– Мы справимся. Мы всегда справлялись.
Я не знаю, что сказать. Мы так сильно отдалились друг от друга, что я не уверена, что существует карта, которая смогла бы снова свести нас вместе.
Она указывает на тарелки.
– Я имею в виду, только посмотри. Ты приготовила нам завтрак.
– Это всего лишь яичница.
– Это завтрак. – Она делает паузу. Ее глаза прикованы к моим, и я ошеломлена тем фактом, что едва ли помню, когда в последний раз мама уделяла мне внимание – или когда я уделяла внимание ей. – Мне жаль, Эмма. Мне жаль, что нам приходится проходить через это.
Я снова смотрю на нее.
– Мне жаль, что я не была хорошей дочерью.
– Ох, Эмма. – Ее голос срывается, и впервые мне кажется, что это искренне. – Мне жаль, что я заставила тебя так думать. Я так сильно тебя люблю.
Эмоции в ее голосе поднимают мои собственные на поверхность. Мне приходится приложить руку к глазам.
– Я тоже тебя люблю.
– Я просто желаю тебе самого лучшего.
– Я могу быть лучше, мам.
Она улыбается.
– Я тоже.
* * *
Я веду наблюдение за шкафчиком Рева. Сегодня утром я подвела глаза и нанесла немного румян. Когда Кейт увидела меня в автобусе, у нее чуть глаза на лоб не вылезли.
А затем она одолжила мне свой блеск для губ.
Рева не трудно вычислить. На нем снова темная толстовка с капюшоном. Он снова прячется. Я думаю о том, как прогнала его и гадаю, имею ли я к этому какое-то отношение.
Но опять же, он отправил мне сегодня утром сообщение, в котором спрашивал, хочу ли я все еще встретиться с ним до начала уроков.
Нервное напряжение взрывается у меня в желудке.
Он останавливается передо мной и улыбается, хотя и чуть натянуто.
– Эмма.
Я краснею. Я могла бы сделать сальто от того, как он произносит мое имя.
– Привет.
Рев протягивает руку, чтобы убрать прядь волос с моих глаз. Его пальцы касаются моей щеки, и я вздрагиваю.
Я хочу запрыгнуть на него прямо здесь, посреди школьного коридора.
– Все в порядке с твоей игрой? – спрашивает он.
– Ох! Ага. Да. – Я не могу перестать думать о наших поцелуях, и выпаливаю: – Итан нашел парня, который это делал. Он послал снимки его директору.
Рев замирает.
– Он это сделал?
– Да. Он сказал, что знает людей, которые могут зайти на 5Core и...
– Я думал, ты сказала, что хочешь сама с этим разобраться.
– Я пыталась. Но я не знаю, как взломать систему, чтобы узнать чьи – либо данные. Я не настолько продвинутый хакер.
– О. – Рев молчит короткое мгновение, но, кажется, что оно длится час. – Эй, мне нужно поменять учебники.
Я отодвигаюсь в сторону и наблюдаю, как он вынимает то, что ему нужно. Его движения быстрые и четкие, и он совсем на меня не смотрит. С его капюшоном, скрывающим почти все его лицо, трудно угадать его настроение – хотя, кажется, мы немного отдалились от взаимных ласк.
Он плавно закрывает шкафчик, затем закидывает рюкзак на плечо.
– У меня матанализ. Мы можем пойти в ту сторону?
Его голос стал холодным. Я быстро киваю.
– Ага. Конечно.
Кажется странным идти рядом с ним по коридору. Люди никогда не уступали мне дорогу, но они уступают дорогу ему. И он прав – они действительно на него пялятся. А может быть, они пялятся на нас. Я вижу, как по мне скользит множество взглядов. И гадаю, о чем они думают.
Я бросаю взгляд на Рева, чтобы посмотреть, как он воспринимает всеобщее внимание, но все еще не могу увидеть его лица.
– Ты можешь опустить капюшон? – спрашиваю я его. – Или ты не хочешь..?
– Все нормально. – Он откидывает его назад и смотрит на меня. – Так лучше?
Он выглядит иначе при ярком свете ламп. Это первый раз, когда я вижу его с опущенным капюшоном при дневном свете. Его волосы немного светлее, чем я думала, а кожа не такая бледная, как я представляла.
– Да. – Я сглатываю. – Спасибо.
В данный момент я настолько выбита из колеи.
– Ты злишься из-за Итана? – предполагаю я.
– Я не злюсь, Эмма.
– Но ты и не рад, – говорю я быстро. – Я же сказала, что не могла сама решить...
– Я понял. – Его подбородок напряжен. – А вчера вечером я сказал тебе, что тебе не обязательно решать все в одиночку. А ты кричала мне в лицо, что не нуждаешься в моей помощи.
– Я и не хотела помощи! – говорю я. – И я не хотела помощи и от него.
– Значит, ты сказала ему не вмешиваться, а он все равно это сделал.
– Нет... он помогал... – Я теряю нить разговора. Это заявление. Я чувствую, что один из нас ошибается, и отчасти беспокоюсь, что это я. – Итан просто решил проблему, потому что мог. Он думал, что помогает.
– Звучит здорово. Ты знаешь многих виртуальных людей, которые стали бы просто так помогать незнакомому человеку?
– Да что с тобой такое? Я даже не знаю Итана! Как ты можешь ревновать меня к парню, которого я даже не знаю?
Рев вздрагивает, затем хмурится.
– Ты думаешь, я ревную? Ты хоть представляешь, как это звучит, когда ты говоришь «Я просила его не вмешиваться, но он все равно помог»?
Теперь я чувствую себя так, будто меня ударили.
Звенит первый звонок, и Рев делает шаг назад.
– Мне нужно в класс.
– Подожди. – Я не понимаю, как нити моей жизни так быстро рвутся. – Пожалуйста, не уходи просто так. Мы можем сегодня встретиться у церкви. Поговорить. Ладно?
Он медлит, и время останавливается на этом моменте, когда я затаила дыхание и жду, что судьба снова даст мне по зубам.
Но затем он кивает.
– Ладно.
Глава 36
Рев
Это не должно быть так сложно.
Может быть, это знак. Я все время пытаюсь поладить с Эммой, но, может быть, мы оба слишком сломлены.
Я все рассказываю Деклану. Мэтью тоже, потому что он сидит с нами за одним столом за ланчем, будто всю жизнь это делал.
Прошлой ночью он заснул на кушетке. И еще спал, когда я проснулся, так что там я его и оставил. Он не сказал ни слова по этому поводу, так что я тоже промолчал.
Сегодня в кафетерии не так много людей. Погода снаружи превосходная, так что большинство людей взяли свои подносы и вышли во двор.
Я бы хотел, чтобы Джульетта тоже была здесь и могла дать свой женский взгляд на происходящее, но она работает над чем-то для ежегодника.
– Как думаешь, что мне делать? – спрашиваю я.
Деклан разводит руками.
– А что ты хочешь? Ты сказал, что встречаешься с ней сегодня.
– Я хочу, чтобы ты сказал мне, что я должен делать.
– Нет. – Деклан качает головой. – Ты потратил слишком много времени, беспокоясь о том, что ты должен делать. Речь о том, что ты хочешь делать.
– Я не знаю, что я хочу делать. – Так же, как и все остальное в моей жизни, с Эммой все не просто. С ней все сложно.
Не могу поверить, что она думает, будто я ревную.
Хотя нет, могу. Судя по ее описанию, любой другой человек в ее жизни – эгоист, который ее контролирует; почему и мне не быть таким?
– Эй. – Деклан протягивает руку и стучит меня по макушке. – Выбирайся из своей головы. И ешь свой ланч.
– Это так сложно.
– Ничего сложного, – отвечает Деклан. – Есть девушка, которая хочет поговорить. И ты знаешь, как это делается. Девушка, которая принимает тебя за двух разных людей – вот что сложно.
– Что? – спрашивает Мэтью.
– Долгая история.
Я отодвигаю от себя пакет с ланчем. Отстой.
– Я не голоден.
Впрочем, слова Деклана крутятся у меня в голове. «Ты потратил слишком много времени, беспокоясь о том, что ты должен делать. Речь о том, что ты хочешь делать.»
Это похоже на разговор, который у меня был с папой.
«Ты хочешь, чтобы твой отец был частью твоей жизни?
Я не знаю.
Думаю, ты знаешь, Рев».
Деклан хотел увидеть своего отца, и увидел.
Даже Мэтью хотел действовать. Он схватил нож и готов был выскочить через входную дверь.
Не очень умный ход действий, но он хоть что-то делал.
Эмма хочет поговорить.
А я сижу, застыв в нерешительности.
За столом напротив меня Мэтью тоже замер. Он переглядывается с кем-то тем самым способом, которым глядел на меня первые несколько ночей, пока жил у нас.
– В чем дело? – спрашиваю я.
– Ни в чем.
– Так же, как и Нил был «никем»?
Он переводит на меня быстрый взгляд, но тут же уходит в себя.
– Не говори об этом.
Я сканирую людей в кафетерии, но потом замечаю их – парней, которые издевались над ним тогда.
– Они все еще достают тебя?
– Отстань.
– Чувак. Они не могут...
– Отстань.
Деклан поворачивается, чтобы проследить за моим взглядом, затем снова смотрит на меня.
– Дружеский совет: если соберешься сцепиться с ними, бей их. Не меня.
– Я ни с кем не собираюсь драться.
Мэтью полностью перестал есть. Его плечи сжаты, пальцы теребят крышку контейнера.
– Ты должен рассказать маме и папе, – говорю я ему.
Он фыркает.
– Конечно.
– Думаешь, не сможешь?
– Неужели ты не понимаешь, что я пытаюсь не доставлять проблем? – Его голос звучит низко и насмешливо, но он смотрит в направлении парней.
Парни платят на кассе. Один из них замечает нас и толкает своего друга, чтобы показать, где мы сидим.
Мэтью запихивает свою еду обратно в обеденный мешок. Его движения предельно скованные.
– Куда ты идешь? – спрашиваю я.
– Никуда. – Он закидывает рюкзак на плечо, и бредет от стола.
Я хочу позволить ему уйти. Я не люблю разборки. Но, может быть, в этом вся проблема.
– Присмотри за моими вещами, – говорю я Деклану.
Мэтью успевает раньше меня протолкнуться через распашную дверь и выйти в коридор, но я легко его нагоняю. Он направляется в южную часть школы, что меня удивляет. Все, что находится в этом крыле – это художественная студия. Должно быть, Джульетта где-то здесь в фотолаборатории.
Мэтью не останавливается. Он на меня даже не смотрит.
Без предупреждения, он исчезает в классе.
Это так неожиданно, что я чуть не прохожу мимо. Это художественная студия – помещение, в котором у меня никогда не было занятий. Занятия искусством не являются обязательными и предлагаются выпускникам в качестве альтернативного предмета, но я выбрал класс музыкальной оценки для начинающих, только чтобы держаться от всего этого подальше.
Художественная студия – огромный зал, но кажется какой-то замкнутой. Повсюду цвета, начиная от рисунков и картин, висящих вдоль длинными полотнами бумаги и заканчивая баночками темперной краски и рулонами газетной бумаги, выстроенными в ряд в задней части помещения. На одной половине зала стоят шесть длинных столов, с задвинутыми под них табуретками. На другой стороне стоят десятки мольбертов. Освещение здесь идет от светлых трековых светильников, а не от флуоресцентных ламп. Это тихая комната. Мирная комната.
Я гадаю, берет ли он здесь уроки, или это просто его любимое место для пряток.
– Ты занимаешься рисованием?
Мэтью медлит, потом кивает.
– Да. Это просто дополнительный предмет.
Он бросает рюкзак под доской впереди класса, затем идет к узким полкам под окнами. Достает темное полотно и несет его к мольберту.
Как только полотно оказывается на свету, я осознаю, что оно не темное. Это картина. Большая часть полотна была покрыта широкими полосами красных оттенков, разбавленных черными полосами и зигзагообразными кривыми. Самая верхняя часть холста осталась нетронутой. Все очень абстрактно, но картина так и сочится гневом.
Мэтью ставит картину на мольберт. Он не посмотрел на меня ни разу с того момента, как мы вошли сюда. Внезапно в воздухе ощущается смущение, как будто я проник в очень личное пространство.
– Это не просто дополнительный предмет, не так ли? – спрашиваю я.
Мэтью не отвечает на вопрос, но ему и не нужно.
– Я начал заниматься пару месяцев назад. Мистер Прейтер все еще сохранил набросок. Сперва я обрадовался, потому что терпеть не могу оставлять что-то недоделанным. Но я продолжаю биться над ним и никак не могу привести в порядок. Наверное, я просто выброшу его и начну заново.
Чем дольше я смотрю на картину, тем меньше мне хочется отвести от нее взгляд. Мои глаза начинают различать мелкие детали. Небольшие мазки пурпурного и оранжевого, почти скрытые за сочетанием красного и черного.
– Как ты этому научился? – спрашиваю я.
– Не знаю. – Он пожимает плечами. – В одном доме, где я жил, женщина была иллюстратором – типа для детских книжек. Она позволяла мне рисовать. – Он делает паузу. – И это то, чем можно заниматься в практически любой школе.
В его голосе звучит нотка задумчивости, и я гадаю, что стало с этим иллюстратором. Впервые он упомянул приемную семью без отвращения в голосе.
Мэтью смотрит на меня, будто прочитав мои мысли.
– Ее муж получил новое место работы, а они не были заинтересованы в усыновлении. С приемным ребенком нельзя покидать страну, так что... – Он снова пожимает плечами.
– У тебя действительно хорошо получается.
Мэтью цинично ухмыляется.
– Ты даже не знаешь, на что смотришь.
Но он выглядит довольным.
– У тебя здесь есть еще что-нибудь? – спрашиваю я.
Он кивает и поднимает глаза к потолку.
– Вон там. Лес?
Я нахожу рисунок, на который он указывает. Он преимущественно в черных и серых тонах, темные деревья на фоне ночного неба. Звезды выглядывают из-за голых ветвей. Ничто не указывает на то, что это зима, но каким-то образом рисунок заставляет меня подумать о холодной погоде. У подножия одного дерева находится маленькая темная фигурка, будто кто-то присел на корточки, и взрыв ярких цветов, желтого и оранжевого, будто бы огонь.
Я задумываюсь над тем, что он сказал. «Терпеть не могу оставлять что-то недоделанным». Интересно, сколько его работ спрятано в художественных классах по всей стране, картин, которые он начал и так и не закончил.
Это кажется еще большей тайной, чем то, что он рассказал мне о своих прошлых приемных семьях. Ничто среди его вещей не указывает на привязанность к искусству. Это как-то смягчает его.
– Тебе стоит рассказать об этом маме и папе, – говорю я. – Сорвать тот дурацкий алфавит в твоей комнате и нарисовать что-то свое.
Мэтью улыбается.
– Было бы здорово. – Но его улыбка тут же исчезает. – Они мне не позволят.
– Почему нет? Это всего лишь краска.
– Потому что это не мой дом.
Я не знаю, что на это сказать. Но знаю, что не могу этого отрицать. Я пожимаю плечами.
– Ну, ты мог бы рассказать им о своих работах. Они бы нашли для тебя варианты. Краски и все такое.
На короткий момент кажется, что он над этим раздумывает, но затем его лицо становится непроницаемым.
– Они и так уже потратились на кровать и все остальное.
Уже во второй раз он упомянул о деньгах. Что он тогда сказал в столовой? «Неужели ты не понимаешь, что я пытаюсь не доставлять проблем?». Я думал о всех тех вещах, которые он сделал с тех пор, как поселился с нами. Побег. Нож. Прятки в темноте. Но ни разу не задумывался над тем, чего он не сделал. Он ни разу не доставил маме с папой никаких проблем. Ни разу не попал в неприятности в школе. Ни разу не прогулял уроки и не ввязался в драку и даже ни разу не повысил голос.
И не стал драться с теми парнями, которые на протяжении долгого времени издевались над ним.
Это напоминает мне о замечании папы о том, как мы вынуждены задавать вопросы, чтобы услышать молчаливых людей.
За всей той бравадой Мэтью по поводу того, что он только и прыгает из одного приюта в другой, и за всей его уверенностью в том, что его время с нами ограничено, я не осознавал как сильно, должно быть, это давит на него. Это напоминает мне о том времени, когда я жил со своим отцом, промежуток времени между действием и наказанием, когда я знал, что надвигается что-то ужасное, но не знал, когда и как.
Неуверенность, ожидание, должно быть, ужасно.
Мой телефон гудит, и я достаю его из кармана.
Среда, 21 марта 12:05:34 дня
От: Роберт Эллис <robert.ellis@speedmail.com>
Кому: Рев Флетчер <rev.fletcher@freemail.com>
Тема: Ответь мне
«Мои дни более скоротечны, чем веретено ткача, и подходят к концу без всякой надежды».
Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 147; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!