Если сын твой упрям и мятежен, который не слушает голоса своего отца и который, если отец его карает его, не прислушивается к нему:



То пусть отец его приведет его к старейшинам его города и к воротам своего дома, и скажет старейшинам города «Этот мой сын упрям и мятежен, кто не внимает моему голосу. Он обжора и пьяница».

И все люди в городе изобьют его камнями, пока он не умрет, и избавишься ты ото зла.

 

 – Рев. Эй. Рев.

Голос Деклана.

Я моргаю. Поднимаю взгляд. Столовая наполовину опустела. Рован и Брендон ушли, но Деклан и Джульетта наблюдают за мной.

Как долго я таращился на телефон?

Слишком долго, если ланч уже закончился.

Я хорошо знаю этот стих. Слишком хорошо. Лучше, чем любые другие псалмы из Библии.

Эти строки из Второзакония. Ветхий Завет, полный жестоких историй вроде этой. Стих на самом деле включал и мать тоже, но мой отец совершенно очевидно переделал его под свои нужды. Он и раньше это делал. Не удивлен, что он помнит стих слово в слово.

 – Рев? – снова зовет Деклан.

Этого сообщения достаточно, чтобы сломить меня. Думаю, оно подавляло меня, пока Дек не освободил меня.

Звенит звонок. У нас три минуты, чтобы быть в классах. Деклан смотрит на Джульет.

 – Иди, – говорит он. – Тебе незачем попадать в неприятности.

Она не двигается.

– Тебе тоже.

– Я в порядке, – говорю я. – Идите.

Но сам не двигаюсь с места.

Деклан смотрит на Джульет. Что-то невысказанное проносится между ними. Она уходит.

– Твой отец? – спрашивает он тихо.

Я передаю ему свой телефон. Он читает.

 – Мальчики! – Миссис Джеимс, моя новая любимая учительница, спешно приближается к столу. – Первый звонок прозвенел.

 – Идем, – говорит Деклан. Он забирает мой мобильник.

Я следую за ним.

– Хочешь, чтобы я ему ответил? – спрашивает Деклан. – Потому что у меня прямо руки чешутся сказать ему пару ласковых.

 – Нет. – Я выхватываю у него телефон.

«Люди в городе изобьют его камнями, пока он не умрет».

Я не могу позволить этому снова подавить меня.

Я продолжаю думать о записке Эммы. «Ибо я знаю свои грехи, и грех мой предо Мною».

Она извинилась. Значит ли это, что я должен попросить прощения у своего отца?

Мобильник звякает. На экране появляется сообщение.

Это от папы.

 

Папа: Просто хочу знать, как у тебя дела.

 

Мне хочется зарыдать прямо здесь, в коридоре. Я не одинок. Не одинок.

И, может быть, это тот знак, к которому мне следует прислушаться.

Я делаю снимок сообщения отца. И посылаю его папе.

 – Идем, – говорю я Деклану. Мне приходится подавить слезы. Он подумает, что у меня аллергия. Что, по – любому, лучше.

Мобильник звякает снова. Снова папа.

 

Папа: Ты не упрям и не мятежен.

Ты добрый.

И заботливый.

Ты самый лучший сын, о котором мы только могли подумать.

Мы любим тебя. И мы гордимся тобой.

 

Мобильник все звенит и звенит, пока поступают сообщения, и его слова должны быть банальными, но прямо сейчас каждое из них откладывается заверением в моем сердце.

Мы подходим к пересечению коридоров, где Деклану нужно идти налево, а мне – направо. Коридоры почти пусты, и у нас меньше минуты до последнего звонка, когда мы уже должны находиться в классе.

– Хочешь свалить? – спрашивает Деклан.

 – Нет. – Я тру лицо. Голос звучит хрипло. – Нет. Я в порядке. Я переслал его текст папе.

– Хорошо.

Мы расходимся, и каким-то образом я вовремя успеваю добраться до своего места в классе аналитической алгебры. Ученики снуют вокруг меня, рассаживаясь по местам и игнорируя меня. Впервые я рад этому.

Мой мобильник звенит в последний раз.

 

Папа: Дай знать, если хочешь, чтобы Кристин забрала тебя. Все нормально, если тебе нужна передышка.

Я улыбаюсь и пишу ответ.

 

Рев: Нет. Я в порядке.

Спустя мгновение я снова достаю телефон из рюкзака и добавляю еще одну строчку.

Рев: Спасибо, пап.

Затем блокирую экран, засовываю мобильник в рюкзак и сосредотачиваюсь на уроке.

 

Глава 30

Эмма

 

«Как сталь закаляет сталь, так и один человек закаляет другого».

Стих 27:17

Собираюсь кое – куда после школы с Деком, но могу встретиться с тобой в 8 у церкви, если захочешь поговорить.

Рев.»

Кейт приносит мне записку в конце дня.

Мне нравится, что он написал мне записку в ответ. Мне нравится его почерк, аккуратный и ровный, каждое нажатие и наклон четкие. Это очень на него похоже. Мне хочется прижать записку к груди и кружиться с ней. Хочется провести пальцами по его имени.

Я практически прыгаю в припрыжку к автобусной остановке рядом с Кейт.

 – Значит, он тебе действительно нравится, – говорит она.

У нее мягкий голос. Мы провели ланч в библиотеке, и я вывалила на нее все мои жизненные неудачи. Она знает обо всем, начиная с ссор мамы и папы и их развода, и заканчивая Nightmare и его троллингом. Она знает о Реве и о наших тайных встречах за церковью.

Она знает, насколько я съехавшая с тормозов истеричка.

Я перестаю скакать на месте.

– Я веду себя глупо? Так и есть. Можешь сказать.

– Ты не ведешь себя глупо. – Она делает паузу и легкая, загадочная улыбка трогает ее губы. – У него сексуальный голос. Я как-то не замечала раньше.

– Ты с ним разговаривала? – Я резко оборачиваюсь к ней. – Что он сказал?

 – Он же не просто бросил в меня записку и прошел мимо. Естественно, он говорил со мной.

Мне хочется ее встряхнуть.

– Что он сказал?

 – Дай-ка вспомнить... он сказал что-то вроде... – Она прикладывает палец к своим перламутровым губам и смотрит вверх. – Ах да. Он сказал: «Не передашь это Эмме?»

Она произносит это тем самым низким баритоном, которым, в ее представлении, говорят все парни, который не имеет ничего общего с Ревом, но как только я слышу эти слова, то представляю, как он их произносит.

Мне снова хочется кружиться на одном месте.

Я вспоминаю, как мы сидели в тот день под дождем, прижавшись спина к спине. Наши переплетенные пальцы. Длинную линию его челюсти, его темные глаза под капюшоном толстовки. Его губы.

Очевидно, я слишком долго думала о его губах.

Автобус останавливается перед школой, и мы с Кейт садимся на оливково – зеленые сидения.

– Хочешь зайти ко мне? – спрашивает она.

Слова произнесены обычным тоном, но в них заложен скрытый смысл.

Особенно, когда она быстро добавляет:

 – Если хочешь пойти домой и поработать над своей игрой, то ладно. Я просто спросила.

 – Нет, – говорю я, и ее лицо омрачается, совсем чуть – чуть. Я быстро качаю головой. – В смысле, нет, мне не нужно работать над игрой. Я хочу зайти.

 – Правда? – Ее глаза радостно светятся.

 – Ага. – Я засовываю телефон в передний карман рюкзака и застегиваю молнию. – Мне нужен перерыв от всякой электроники. – Я делаю паузу, собираясь предложить что-нибудь за ее терпение со мной. – И, поскольку у меня сегодня свидание, может быть, ты могла бы показать мне, как сделать такой макияж.

Ее лицо смягчается.

 – Ага, Эм. Могу.

Я думаю о записке Рева, о том, что один человек закаляет другого. Очевидно, это может работать в обоих направлениях – так же, как ты можешь быстро разрушить устоявшиеся отношения, ты так же быстро можешь и создать новую дружбу.

Или спасти старую, я так думаю.

Двери автобуса захлопываются и мы катимся со школьной остановки.

 – Прости за все, что я сказала, – говорю я тихо. – Я не соображала, что делала.

 – Все в порядке, – быстро говорит Кейт.

 – Не в порядке. – Я пристально смотрю на нее, впервые замечая, что она приклеила крохотные зеленые стразы вдоль линии волос за ухом, которые сочетаются с несколькими зелеными прядями в волосах, что делает ее немного похожей на панка. – Ты действительно хороша в своем деле.

Она краснеет.

 – Спасибо, Эм.

 – Нет, я имею в виду, действительно хороша. – Я протягиваю руку и дотрагиваюсь до стразов на ее шее. – В смысле, кто бы до такого додумался?

Она закатывает глаза.

– Я уже тебя простила. Не нужно ко мне подлизываться.

– Я просто... – Я медлю. – Я никогда не считала это пустой тратой времени. Я думаю... думаю, я просто завидовала.

 – Завидовала?

Я сглатываю.

 – Из-за того, что твоя мама тебя поддерживает.

Кейт пристально смотрит на меня.

– Эм...

– Что?

Она вздыхает.

 – Может быть, твоя мама тоже поддержала бы тебя, если бы ты дала ей шанс.

Моя спина напрягается, но затем я думаю о завтраке со своим отцом. О том, насколько он был отвлечен и рассеян.

И так же, как мое суждение о Кейт напоминает мне о моей матери, так же и мой игнор напоминает мне об отце.

Я отвожу взгляд.

– Ты права.

 – Погоди. Что ты только что сказала?

Я краснею и по – дружески толкаю ее в плечо.

– Я сказала, что ты права.

– Я права и мне можно сделать тебе макияж? Кто-нибудь, ущипните меня. – Она притворно охает. – Может, ты и на ужин останешься?

 – Конечно.

Она прикладывает ладони к моим щекам и пристально смотрит мне в глаза.

 – Кто ты такая? И что ты сделала с Эммой?

Я смеюсь.

– Я твоя лучшая подруга. – Мой голос прерывается. – Думаю, я просто в какой-то момент забыла об этом.

 – Ох, Эм. – Она обхватывает руками мои плечи и прижимается ко мне. – Ты доведешь меня до слез.

Я обнимаю ее в ответ.

Затем она говорит:

 – Значит ли это, что я могу сделать тебе макияж как у Харли Куинн?

Я фыркаю.

 – Не испытываю удачу.

– Черная вдова?

Это заставляет меня улыбнуться.

 – Договорились.

 

Глава 31

Рев

 

Попасть в тюрьму гораздо труднее, чем я думал.

Может быть, это хорошая шутка. Может быть, мне стоит сказать об этом Деклану.

А может быть, и нет. Он сидит рядом со мной в комнате ожидания, дрыгая коленом. Комната более приветливая, чем я ожидал, с зеленым ковролином и желтыми стенами. Единственное, что указывает на то, что мы находимся в тюрьме – это толстая плексигласовая стена между нами и охранником. И тяжелые металлические двери. Плакаты предупреждают о запрете проноса контрабанды, указывая на то, что посетителей могут попросить пройти досмотр вещей, прежде чем их пропустят дальше.

Ладно, совершенно очевидно, что мы находимся в тюрьме.

Мы просидели уже полчаса, и это после часовой поездки сюда. Нам обоим пришлось заполнить бланк и дать согласие на то, чтобы у нас взяли отпечатки пальцев. У охранника за стеклом все еще находятся наши водительские права, и мы не получим их обратно, пока не уйдем. В данный момент мы ждем, когда досмотрят наши вещи. Затем нам придется пройти личным досмотр, и только тогда нам позволят пройти туда, где мы встретимся с отцом Деклана.

Если его отец согласится на встречу.

Не думаю, что Деклан был готов к этой пытке. Думаю, он полагал что это будет как в кино: мы сможем приехать, попросим увидеть его, и будем сидеть по ту сторону стеклянной стены, в то время как его отец выйдет и будет удивлен, пытаясь разгадать, кто мы такие.

Нет, отцу Деклана сообщат, что мы здесь. И он должен будет дать согласие на встречу с нами.

Так что так мы и сидим. И ждем.

Другие люди тоже ждут, но никто так же долго, как мы. Полагаю, они все уже прошли проверку. Хотя, с другой стороны, комната ожидания не переполнена. Должно быть, вторник во второй половине дня – не самый пик активности в Исправительной Колонии штата Мэрилэнд.

С громким гудением металлическая дверь открывается. Деклан вскакивает, будто его ткнули раскаленным копьем. Он делает это каждый раз, как открывается дверь.

В этот раз охранник действительно вызывает нас. В голосе мужчины звучит скука, когда он произносит:

 – Деклан Мерфи и Рев Флетчер.

Деклан вскакивает. Я следую за ним.

– Уверен, что хочешь, чтобы я пошел с тобой? – спрашиваю я, понизив голос.

 – Ага. – Его голос звучит напряженно. Никаких эмоций. Он боится.

Деклан никогда ничего не боялся.

Нам приходится пройти через три запертые двери и вниз по небольшому коридору, пока нас не пропускают в белую комнату без мебели. Лицо Деклана побледнело на два оттенка, отчего веснушки на его носу становятся более заметными.

 – Мы здесь с ним встретимся? – Его голос хриплый и тихий, но спокойный.

 – Нет, – отвечает охранник. На его бейдже стоит «Маршалл», и в его голос все еще звучит скука. – Разведите руки в стороны. У вас есть при себе оружие?

Деклан качает головой.

Охранник смотрит на него.

 – Мне нужен устный ответ.

 – Нет.

Охранник начинает ощупывать его. Несмотря на скуку в голосе, он действует тщательно, прощупывая Деклана до самых лодыжек, и даже проводя рукой по волосам.

 – Какие-нибудь наркотики или медицинские препараты?

Деклан снова качает головой, затем откашливается.

 – Нет.

– Ты чист. – Он поворачивается ко мне и его выражение лица бесстрастно. – Этот свитер слишком широкий. Они должны были сказать тебе, чтобы ты оставил его на входе.

Я замираю. И конечно же именно в этот день я надел футболку с короткими рукавами под толстовку.

Я стоял тут, мысленно психуя из-за того, что меня будут прощупывать, что уже будет ужасно. Но это уже совершенно новый уровень. То, к чему я совершенно не готов.

Охранник машет рукой. Он думает, что я колеблюсь потому, что не знаю, что делать.

– Я могу передать твой свитер на пульт за тебя.

Деклан смотрит на меня.

 – Все нормально, – говорит он. – Я могу пойти один.

Но я уже стягиваю толстовку через голову и расставляю руки. Воздух кажется холодным и незнакомым на голой коже. Не помню, когда последний раз я носил футболку с короткими рукавами, не надев что-нибудь сверху.

Деклан знает каждую отметину на моем теле, у нас нет секретов, но я готовлюсь к замечанию охранника.

Но он ничего не говорит. Он даже не смотрит. Он прощупывает меня, что на удивление напоминает медицинский осмотр, несмотря на то, как это выглядело со стороны, и задает мне те же вопросы, что и Деклану.

Затем говорит «Ты чист» и с этими словами идет к двери на противоположной стороне комнаты.

Деклан смотрит на меня.

 – Спасибо, – шепчет он.

Я пожимаю плечами, будто в этом нет ничего особенного.

Но внутри меня все трепещет.

Хотя, может быть, и не так сильно, как мне казалось. Отстраненная манера охранника помогла мне. Может быть, он видел так много людей, проходящих через эту процедуру, что его уже ничем не удивить.

Дверь открывается с громким гудением, и нас проводят в помещение, которое очень напоминает нашу школьную столовую. Люминесцентные лампы светятся над головой, но маленькие зарешеченные окна находятся на равном расстоянии вдоль потолка. Дюжина круглых столов расставлена вдоль всего помещения. Большинство из них заняты. Заключенных легко опознать – они носят выцветшие оранжевые комбинезоны. Низкий гул разговора наполняет зал. Очень беременная женщина плачет за одним из столов. Пятеро охранников стоят вдоль стены.

Я ожидал увидеть пластмассовые перегородки и телефоны.

Кажется, Деклан тоже, потому что его дыхание учащается.

Затем я осознаю, что он смотрит на стол в двух третях пути через зал. Одинокий мужчина заметил нас, и встает. Он выглядит знакомым, но не может быть, чтобы это был отец Деклана, потому что этот человек кажется меньше ростом, чем я помню. Джим Мерфи всегда казался великаном, его личность больше, чем его жизнь.

Этот мужчина высок, но не намного выше нас. У него рыжевато – коричневые волосы с проблеском седины и густая борода. Но его серые, как сталь, глаза такие же, как и у Деклана. Его потрясенное выражение идентично тому, которое застыло на лице Деклана.

Конечно же, он больше не кажется таким высоким. Мы не видели его с тех пор, как нам было тринадцать лет.

Мы все замираем на месте. Никто не двигается.

Охранник Маршалл произносит позади нас:

 – Ваш заключенный не имеет права отходить от стола. Любой физический контакт – не более трех секунд. Держите руки над столом. Можете сесть, когда будете готовы.

Ваш заключенный. Это звучит так близко, и так отчужденно.

Но слова приводят Деклана в движение. Он скользит вперед и я следую за ним. Мы проскальзываем мимо других посетителей, и останавливаемся у стола, напротив отца Деклана.

Я держусь чуть позади, потому что не знаю, что будет делать Деклан. Обнимет его? Пожмет руку? Накричит на него?

Очевидно, Деклан тоже не знает, что делать. Он так и сказал об этом в машине.

Пока что они просто стоят так, сморят друг на друга.

 – Мерфи! – рявкает охранник у стены.

Оба, Деклан и его отец, подскакивают и оборачиваются. В любое другое время это было бы забавно.

– Тебе и твоим сопровождающим нужно сесть, – говорит охранник.

Мы все занимаем места за столом. Стол холодный и металлический, привинченный к полу.

Отец Деклана, кажется, не может перестать таращиться на нас. У них с Декланом это общее. Но если честно, я тоже не могу перестать смотреть.

Весь этот момент такой... нереальный. Я думал, что почувствую что-то знакомое, но этот человек – чужой. Он худее, чем я помню, его взгляд более настороженный. Мы с Декланом стали лучшими друзьями с семи лет, и мои воспоминания о его отце очень четкие. Кэмпинг на заднем дворе, страшилки при свете фонарей и поджаренный на костре зефир. Поедание хлопьев на диване и игры на приставке до полуночи, пока мама Деклана не спускалась вниз и не начинала качать головой, отчитывая нас. Пикники на заднем дворе в кругу семей, и наши отцы, суетящиеся вокруг гриля с парой бутылок пива.

Я помню, когда отец Деклана выпивал больше, чем пару – тройку.

Воспоминания Деклана об этом, должно быть, еще более яркие, переплетенные с менее радостными. Он отчасти винит себя в смерти своей сестры. Всегда винил. Хотел бы я знать, чего он добивался – конца или начала.

 – Привет, – наконец говорит он. Его голос хриплый и тихий, как будто он не уверен, что готов говорить. – Папа.

Его отец прикладывает кулак ко рту, затем опускает руку, чтобы вытереть ладони о брюки, прежде чем вернуть их обратно на поверхность стола. До этого момента я не замечал, что его руки дрожат.

 – Привет. Деклан. – Его голос слегка дрожит. – Я не был готов... – Он откашливается. – Ты стал настоящим мужчиной.

Деклан, кажется, удивлен.

 – Мне восемнадцать.

 – Знаю. Я знаю. – Он переводит взгляд на меня. – И... Рев?

Я киваю.

Дыхание мистера Мерфи дрожит.

– Я так... я так рад, что вы, парни, все еще дружите.

 – Конечно, – говорит Деклан неуверенно.

Они замолкают, просто смотря друг на друга. Воздух с обеих сторон наполнен нервной энергией. Я хочу отойти от стола, чтобы оставить их наедине, но не хочу оставлять Дека, когда все это до сих пор кажется непредсказуемым.

Его отец делает глубокий, дрожащий вдох.

 – Когда мне... когда мне сказали, что ты здесь... – Он прижимает ладонь к глазам. – Я думал, это шутка.

У Деклана в глазах тоже стоят слезы, но он фыркает.

– Это была бы дерьмовая шутка.

Его отец усмехается сквозь слезы.

– Ты прав. Была бы. – Он протягивает руку и кладет ее поверх руки сына. – Я так рад, что ты здесь. Я скучал по тебе... – Его голос срывается. – Так сильно по тебе скучал.

У Деклана перехватывает дыхание, но он переворачивает ладонь, чтобы сжать ладонь отца.

– Я тоже по тебе скучал.

 – Мерфи! – орет охранник. – Три секунды.

Они отпускают друг друга. Убирают руки. Напоминание того, что это не обычное воссоединение отца с сыном.

Но эта заминка, кажется, помогает им побороть слезы.

– Твоя мама знает, что ты здесь?

Деклан качает головой.

– Я думал... – Он медлит, будто не был готов к этому вопросу. – Я думал, это ее расстроит.

Его отец кивает и волна эмоций проскальзывает на его лице.

– У нее все хорошо?

 – Она... – Деклан делает глубокий вдох, и его заминка полна тех вещей, о которых он не хотел бы говорить. Ее замужество с Аланом. Ее беременность. Я знаю это, потому что он говорил обо всем этом в машине. – Да. У нее все в порядке.

Его плечи напряжены. Он беспокоится, что его отец станет расспрашивать, и весь визит пойдет прахом.

Но его отец не настаивает. Он снова тянется, чтобы взять Деклана за руку, как будто не может пересилить себя.

– Я должен... должен сказать тебе, как сильно я сожалею. Как сильно я сожалею о том, через что заставил тебя пройти. Как сильно я сожалею о бедняжке Керри. – По его лицу скатывается слеза.

Деклан кивает.

 – Мне тоже жаль. – Он убирает руку, затем смотрит на охранника. – Не хочу, чтобы они снова на меня орали.

Его отец улыбается сквозь слезы и снова трет лицо.

 – Они орут на меня.

 – Ох. – Деклан выглядит смущенным.

 – Расскажи мне о себе. Расскажи, что я пропустил.

Деклан снова делает глубокий вдох и шумно выдыхает.

 – Не знаю как вместить пять лет в тридцать минут.

Глаза его отца снова затуманиваются и он едва заметно смахивает слезы.

 – Попытайся. Пожалуйста.

Лицо Деклана меняется, пока он просеивает воспоминания. Я гадаю, что он ищет. Его мама – небезопасная тема. Возможно, ему так же некомфортно говорить и о Джульет, учитывая те обстоятельства, при которых они познакомились, и то, насколько тесно их отношения переплетены с горем и исцелением.

Так странно сидеть здесь и знать, что я так долго был частью жизни Деклана, а его отец ничего об этом не знает.

Внезапно я осознаю, что-то же самое можно сказать и о Деклане.

Наконец Деклан произносит:

– Я все еще езжу на Charger.

 – Вот как! – Лицо его отца светлеет.

Деклан кивает. Некоторое напряжение уходит из его позы. Он может говорить о машинах с кем угодно, где угодно, и сколько угодно. Так же, как и его отец.

– Я закончил ремонтировать его, после... – говорит Деклан и прерывается. – После. Я бы показал тебе фото, но нам не разрешили проносить телефоны.

 – Все в порядке. Все нормально. Я бы убил за право снова перебрать мотор.

На мгновение его слова повисают в воздухе. Как будто они оба осознают, что он только что сказал.

Деклан первым нарушает молчание.

– Я выполняю кое – какую работу в той автомастерской. Всякие заказы. Это интересно. Я откладываю деньги для школы.

– Школа! Верно, ты же выпускаешься в этом году. Куда ты собираешься поступать?

– Эй, – говорю я, и они будто бы забыли о моем присутствии. Что и неплохо. Вообще– То, это даже хорошо. – Я подожду у двери, чтобы вам не мешать. – Я смотрю на Дека. – Ладно?

 – Ага, – отвечает он. – Спасибо, Рев.

Я беспокоюсь, что охранники наорут на меня за то, что я не сижу рядом со «своим сопровождающим», но я подхожу к двери, и охранник, стоящий ближе всего ко мне, спрашивает, готов ли я покинуть помещение. Я отвечаю, что лучше подожду здесь, если это возможно, и он указывает на свободный стол.

 – Правила все еще те же, – говорит он.

Сидя там, я не могу ни к кому прикоснуться, но, полагаю, он имеет в виду, что мне нужно держать руки на виду. Это я могу сделать.

Хотя это и кажется странным – сидеть за столом, вытянув на нем свои голые руки. Совершенно очевидно, что я снимаю одежду, когда иду в душ и переодеваюсь, но я никогда себя не рассматриваю. Шрамов много и они все разные. Ожоги от плиты. Толстая белая линия от пореза ножом, который, вероятно, нужно было зашивать, но что так и не было сделано. Маленькие розовые пятна там, где меня жгли спичкой или зажигалкой. Введенные под кожу чернила там, где мой отец хотел убедиться, что его послание действительно останется со мной навечно.

Так же, как и вид Джима Мерфи, эти отметины мне знакомы, но в то же время и нет. Я смотрю на них так долго, что начинает казаться, что я смотрю на кого-то другого.

 – Рев. Мы закончили.

Я поднимаю взгляд на Деклана и он выглядит... помятым. Мой взгляд падает на стол, где они сидели, но его отца уже нет.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

 – Ага.

И он просто направляется к двери.

Он больше ничего не говорит, пока мы не выписываемся, не получаем назад наши вещи и не покидаем здание. Солнце начало садиться, принося с собой прохладу. Когда воздух касается моих рук, я не хочу надевать свитер. Я хочу вытянуть руки и чувствовать его.

Я чувствую себя дураком, идущим рядом со своим другом, который так очевидно «переживает Что-то Из Ряда Вон». Когда мы подходим к парковке, он вытаскивает ключи из кармана и протягивает мне.

 – Можешь сесть за руль?

Я не задаю лишних вопросов; просто обхватываю пальцами металл.

 – Конечно.

Он избегает смотреть на меня, пока мы, наконец, не садимся в машину.

– Ты не надел снова свой свитер.

 – Знаю. – Я завожу мотор и переключаю скорость. – Ты голоден? Я сказал маме, что мы, возможно, не приедем к ужину.

Она знает, где мы. Я больше не могу им врать, и я знаю, что она не скажет маме Деклана.

 – Нет. – Он смотрит на заходящее солнце. Затем переводит взгляд на меня. – Если хочешь остановиться, я не против.

– Я в порядке.

Когда мы выезжаем на шоссе, он, наконец, произносит:

 – Не знаю, чего я ожидал. Думаю, я превратил его в какого-то монстра в своем сознании. Если в этом есть какой-то смысл. – Он смотрит на меня и не ждет ответа. – Конечно же, есть. Но я так волновался, что он не захочет меня видеть, что все это время он винил меня. Но он не винил. Он винит себя. И он так несчастен. Я не ожидал, что он будет так несчастен. – Деклан трет ладонями лицо. – Он просто человек, который облажался, Рев. Он просто... просто человек. Не думаю, что я когда – Либо осознавал это. Это глупо?

 – Нет, – говорю я.

Деклан больше ничего не говорит. В машине постепенно становится темнее, по мере того, как заходит солнце, и мы заперты в безопасности этого небольшого кокона. Он так непривычно долго молчит, что я бросаю взгляд в его сторону.

Кажется, он уснул.

Вау. По крайней мере, он попросил меня сесть за руль.

Я смотрю на часы на приборной панели. Мы почти дома, но сейчас только половина седьмого. Еще девяносто минут до встречи с Эммой.

Так что я пропускаю наш выезд. И еду дальше. А Деклан спит.

 

Глава 32

Эмма

 

Сегодня в церкви состоится собрание, поэтому везде горит свет и парковка переполнена. Несколько человек мелькают у входа. Я не была уверена, захочет ли Рев снова встретиться у скамеек, но у нас и так нет этой возможности, если только мы не хотим делить скамью с мужчиной, нянчащим двух малышей.

Я обхожу церковь с другой стороны, Текси покорно плетется рядом со мной. Я не могу спустить ее с поводка, когда здесь собралось так много людей, потому что не хочу, чтобы кто – либо из них орал на меня по поводу того «как я могу позволять своей собаке гадить на газоне».

Так что я падаю в траву, достаю телефон и жду.

«У меня для тебя есть сюрприз».

Больше пока никаких сообщений от Nightmare. И с каждой минутой мои мышцы наполняются все большим напряжением. Вне игры его сообщения полны подтекста, но не содержат ничего явно угрожающего. У меня даже нет способа доказать, что они посланы одним и тем же человеком.

Хотела бы я выключить свои мысли.

Должно быть, Рев взял машину Деклана, потому что я узнаю машину, которая подъезжает и встает на парковочное место вдоль бордюра.

Когда он выбирается с водительского сидения, я вижу, как он натягивает свитер, затем взъерошивает волосы, чтобы выбить из них статическое свойство.

Он был без свитера. Интересно.

Текси рада его видеть, и я отпускаю поводок, чтобы она могла как следует его поприветствовать. Она практически сбивает его с ног.

Он чешет ей морду и шею, и слегка ее обнимает. Я отсюда вижу его широкую улыбку. Она озаряет все его лицо. Не думаю, что видела раньше, чтобы он так улыбался. Он выглядит более... расслабленным, чем раньше. Я гадаю, что изменилось.

А еще я ревную.

 – Привет, – говорит Рев. – Я не знал, что здесь будет столько народу.

– Я тоже.

– Хочешь пойти куда-нибудь?

Позволь мне просто упасть в твои объятия. Я смотрю на машину позади него.

– Твой друг не будет против собачьей шерсти в машине? И куда мы могли бы пойти с Текси?

Он пожимает плечами.

– Я имел в виду, что мы могли бы просто прогуляться. Дек спит на пассажирском сидении.

 – Правда? Сейчас только восемь часов.

– У него был... трудный день.

 – Можем прогуляться. Ничего, если мы оставим его одного?

 – Ну, мы не совсем его оставляем. – Он указывает. – Мы можем дойти до конца дороги.

– Хорошо.

И мы идем. Траву, окружающую церковь, недавно покосили, и воздух наполнен запахом скошенной травы и пыльцы. Несколько дней, пока шел дождь, принесли с собой прохладу, и мороз кусает меня за щеки.

Я не знаю, что сказать.

Должно быть, он тоже, потому что идет молча. Бирки Текси звякают, когда она бежит рядом.

 – Прости, – говорит Рев. – Я не должен был срываться на тебе тогда в машине, когда ты спросила про моих родителей.

– Ты не должен извиняться.

 – Нет. Должен. Это нормально, что ты спросила. Ты знаешь поговорку о том, что нет плохих вопросов, а только плохие ответы? Папа постоянно ее повторяет. Ему нравится, что люди задают вопросы. Он обожает, когда его расспрашивают, особенно о национальностях, политике или религии. Он говорит, что Интернет заставляет многих людей делать громкие заявления, а многих – молчать, но мы слышим только громкие заявления. И нам приходится задавать вопросы, чтобы услышать молчаливых людей.

 – Думаю, мне бы понравился твой папа, – говорю я.

Рев улыбается, и в этой улыбке чувствуется искреннее тепло.

– Я не хотел становиться слишком серьезным. Но ты извинилась, и я чувствовал, что тоже должен извиниться.

Он не должен был. Или, может быть, должен был, потому что так легко, всего несколькими словами, устранил этот груз, повисший между нами.

 – Мне понравилась цитата в твоей записке. О том, как один человек закаляет другого.

Он кивает.

– Это одна из моих любимых.

Машина проносится вниз по дороге, и Рев оборачивается назад, чтобы убедиться, что его друг не проснулся, затем снова устремляет взгляд вперед.

 – Вообще– То, сперва я просмотрела кучу цитат о разводе, – говорю я. Я хмурюсь и убираю прядь волос с лица. – И все они были... ужасные.

 – Иногда мне приходится напоминать себе, что мир был другим, когда эти слова были написаны. И хотя предполагалось, что они продиктованы Богом, все же они были интерпретированы людьми – а люди могут ошибаться. Когда ты смотришь на что-то слишком внимательно, любая система веры может показаться немного безумной. Особенно, если посмотреть, что делают люди во имя религии.

– Ты говоришь о войнах?

 – Мог бы, но нет. Я говорю о людях.

 – Каких людях?

Мы достигли конца дороги, где ограда окружена лесом. Дорожная пыль и щебень толстым слоем покрывает дорогу, потому что мы в полуквартале от перекрестка, и единственный стоящий здесь дом имеет вывеску «Продается», и выглядит заброшенным. Фонарь у нас над головами перегорел.

Рев поворачивается и садится на ограду. Отсюда видно церковь, машина Деклана мирно стоит рядом на обочине. Витражи церкви ошеломляют светом изнутри, изображения распятия размыты в красках, которые не изображают страданий с этого расстояния, а несут только красоту.

 – Всякие люди, – тихо произносит Рев.

И тогда я осознаю, что он говорит о своем отце.

Я сажусь на ограду рядом с ним, затем бросаю поводок Текси у ее лап.

 – На тебе не было свитера там, в машине, – говорю я.

Какое-то мгновение Рев молчит.

 – Мы ездили навестить отца Деклана. Мне не позволили носить его внутри.

Мои брови взлетают.

 – Боже. Где же его отец? В тюрьме?

Я шучу, но Рев кивает.

 – Дек не видел его пять лет. Как я и сказал. Трудный день. Думаю, он выжат.

Пять лет. Я пытаюсь представить, что не вижу своего отца пять лет.

В данный момент я была бы не против.

Я бросаю взгляд на Рева. Каждый раз, находясь рядом с ним, мне хочется пялиться на него. Отчасти потому, что он так многое скрывает. Все, что я когда – Либо видела, – это край его челюсти, точный изгиб его губ, линию носа. Его глаза, всегда в тени.

Я думаю об играх, где я все держу под контролем и никто не видит меня настоящую. Я гадаю, является ли компьютер моей версией капюшона.

Наши ладони покоятся рядом на перилах ограды, но сегодня все по-другому, чем в субботу. У меня не хватает смелости взять его за руку.

 – Почему ты снова его надел? – спрашиваю я.

 – Не знаю.

 – Лжец. Ты знаешь.

Он замолкает, но потом качает головой и усмехается.

– Ты бесстрашная.

Должно быть, мне снится этот разговор.

– Я – что? Нет, вовсе нет.

 – Да. Бесстрашная. Ты никогда не медлишь. – Он поворачивает голову, чтобы смотреть прямо на меня. – Думаю, это то, что мне нравится в тебе больше всего. Вот почему я подумал о цитате о том, что сталь закаляет сталь. Каждый раз находясь рядом с тобой, мне хочется быть храбрее.

У меня кружится голова. А я– То думала, что то, что Итан назвал меня потрясной, уже не побить.

Рев поворачивается и снова смотрит на дорогу. Ногой он скребет щебень.

– Я снова надел свитер, потому что не хотел, чтобы ты разочаровалась во мне.

 – Рев. – Я качаю головой. – Я бы никогда...

Он снимает свитер.

Весь воздух мгновенно покидает мои легкие. Я ошибалась раньше. Вот теперь я сплю.

Он бросает свитер рядом с собой. И не смотрит на меня.

 – Если у меня будет приступ, позвони моим родителям, – говорит он.

Я не могу перестать пялиться. Черная футболка прилипла к его фигуре, и мы сидим на темной стороне улицы, но шрамы на бледной коже все же заметны. Так же, как и черные, корявые надписи, тянущиеся по обеим рукам от запястий к рукавам, наподобие необычных татуировок.

Хотя, если честно, я не могу отвести взгляда от его бицепсов.

 – Ладно, а я если приступ будет у меня, позвони моим.

Он смеется, мягко, и смотрит на меня.

– Уже второй раз за день я это делаю. Каждый раз, как я ожидаю, что это будет ужасно, – каждый раз все проходит спокойно.

 – Насколько ужасно?

 – Не знаю. Не знаю, что, по моему мнению, должно произойти. Это странно?

 – Нет.

 – До этого дня я бы сказал, что существует всего горстка людей, которые видели меня с короткими рукавами.

 – Не могу поверить, что ты сидишь здесь вот так и называешь меня бесстрашной. – Я делаю паузу. – И ты никогда не ходил так в школу?

 – Нет. – Он делает паузу. – Разве не знаешь? Меня называют Мрачным Потрошителем.

– Я знаю. Я не знала, что ты знаешь.

Он бросает на меня красноречивый взгляд.

 – Да ладно. Я странный, но не тупой.

Забавно, что он называет себя странным. Он самый уверенный в себе подросток, которого я знаю.

– Тебя это беспокоит?

 – В средней школе меня это очень беспокоило.

 – И что случилось?

 – Ничего не случилось. Я сидел в самом конце класса и игнорировал их, и в конце концов им это надоело и они нашли себе новую жертву. – Он пожимает плечами, как ни в чем не бывало. – Так странно, – говорит Рев. – Я забыл ощущение воздуха на коже. – Он вытягивает руки над головой, затем складывает их у себя на коленях. – Чувствую себя ребенком.

Если он не перестанет потягиваться, я упаду в обморок. Я придвигаюсь ближе.

– Что означает твоя татуировка?

– Это не татуировка. – Он делает паузу. – В смысле, да, но мой отец сам ее сделал. Она тянется вдоль всей моей спины. От одной руки к другой.

Каждый раз, когда он рассказывает что-то о своем отце, и я думаю, что хуже быть уже не может, – оказывается, что может. Я сглатываю.

 – Он сделал это сам? – Я прерываюсь, чтобы не спросить, было ли это больно. Конечно же, это больно.

 – Да.

Я начинаю различать слова.

-... «так и он избавит тебя ото зла внутри тебя...»

Рев шлепает ладонью поверх предплечья.

 – Не читай вслух.

Я отшатываюсь назад и выпрямляюсь, шокированная.

 – Прости.

 – Нет. – Его голос напряжен. Спустя мгновение он очень неохотно убирает ладонь, затем кладет обе руки на перила. – Ты меня прости. Этот стих о том, как непослушный сын должен быть убит. – Рев делает паузу. – Он прислал мне его по эмэйлу сегодня днем.

Вау. Я не знаю, что сказать.

 – Ненавижу это, – говорит Рев, и я впервые слышу яд в его голосе.

– Хочешь снова надеть свитер? – шепчу я.

 – Да. И нет. – Рев не делает попытки поднять его.

– Хочешь подержать меня за руку? – Я протягиваю ему руку.

Рев изумленно смотрит на меня.

Затем делает глубокий вдох и переплетает свои пальцы с моими.

Его ладонь теплая рядом с моей, пальцы надежные и сильные. Это то, чего не хватает моей виртуальной дружбе. Тепла человеческого тела. Звука его дыхания и ощущения его кожи. На мгновение мне хочется закрыть глаза и раствориться в этом чувстве.

– Ты придешь завтра в школу без свитера? – спрашиваю я неожиданно.

 – Не знаю. Не думаю. Я не хочу... я еще не готов.

Я смотрю в его сторону и мой взгляд снова блуждает по его рукам, по мышцам его груди. Мои щеки горят огнем, но я так же польщена, что он настолько мне доверяет.

– Уверяю тебя, никто не станет смотреть на твои шрамы.

Теперь краснеет он. Он отводит взгляд.

– Ты забавная.

– Я даже не шучу. Если я тебя ударю, ты вообще почувствуешь это?

Он приподнимает брови.

 – Думаешь, что смогла бы меня ударить?

Эта самая близкая к флирту вещь, которую он когда-либо делал. От этого мне хочется его ударить, только чтобы посмотреть, что он будет делать. Я смотрю в его глаза и вижу в них звезды.

– Хочешь узнать?

Он смеется.

 – Видишь? Бесстрашная. – Затем он фыркает. – Вперед. Врежь мне как следует.

– Что, если я свалю тебя с перил?

– Я попрошу тебя показать мне, как ты это сделала.

Мне нравится, что в его голосе нет высокомерия. Тем более, если учесть, что он, вероятно, мог бы сбить меня с перил всего одним пальцем.

Может быть, это то, что предает мне мужества сжать кулак, отвести руку и замахнуться.

Он двигается, словно молния. Я ожидаю, что он отобьет мою руку, но он этого не делает. Не совсем. Он двигается внутри круга моего движения, и внезапно я оказываюсь охвачена его руками, его лицо у моего плеча.

Он такой теплый рядом со мной. У меня перехватывает дыхание и кружится голова.

 – Мне уже давно стоило попытаться ударить тебя.

 – На самом деле, ты вовсе не пыталась меня ударить.

Он отпускает меня и, по правде говоря, очень напрасно.

Теперь он стоит, а я пялюсь на него.

– Ты останавливаешь удар объятиями? Я совершенно точно неправильно понимала джиу-джитсу.

Он смеется, громко.

– Цель в том, чтобы оставаться близко. – Он делает паузу. – Дистанция дает противнику возможность ударить тебя.

 – Можешь повторить?

 – Конечно.

Я снова замахиваюсь. Он снова меня ловит.

 – Думаю, мне понадобится еще около сотни демонстраций, – говорю я.

Он снова смеется, и я чувствую это по его телу. В субботу вечером я была потрясена чувством его спины, прижатой к моей спине. Это в миллион раз лучше.

В этот раз он отпускает меня гораздо медленнее.

 – Значит, вот так по настоящему нужно останавливать удар? – говорю я. – Кажется, по телевизору мне врали.

– Технически, я должен был уложить тебя на землю, но...

 – Звучит многообещающе.

Совершенно точно мой мозг утратил связь с моим языком. Мое лицо вспыхивает.

Его брови взлетают. Рев сдавленно усмехается.

-... но не думаю, что тебе бы понравилось упасть на асфальт.

Я беру его за руку.

 – Ладно. Тогда пошли.

Он с готовностью следует за мной, и я веду его в сад заброшенного дома. Мое сердце подпрыгивает в моей груди. Трава густая, а земля мягкая от недавнего дождя. Текси оббегает двор, таща за собой поводок.

 – Покажи мне по – настоящему, – говорю я.

Рев медлит. Кажется, он обдумывает это.

 – Боишься? – дразню я, но мой голос звучит прерывисто.

 – Нет. – Он делает паузу и его щеки снова краснеют. – Возможно. А ты?

– Я же бесстрашная, помнишь? – Я сжимаю кулак и замахиваюсь.

Он обхватывает меня руками, но я оказываюсь не готова к подножке. Я уже лежу на спине в траве, прежде чем успеваю понять, что падаю.

Его тяжелое тело придавливает меня, его лицо совсем близко к моему. Я чувствую его дыхание у моей шеи.

Я бы согласилась остаться в таком положении целый следующий час.

Текси использует именно этот момент, чтобы начать лизать мой лоб. Я хихикаю.

– Текси... уйди. Уйди, собака!

Она снова облизывает мой лоб и убегает.

Рев отклонился назад. Он смотрит на меня сверху вниз, оперевшись руками о землю рядом с моими плечами. Такая поза оказывает потрясающее действие на его бицепсы.

– Это именно то, что ты себе представляла?

Я смеюсь.

 – Даже больше этого. – Я делаю паузу. – Что дальше?

Его глаза светятся в темноте.

 – Сама мне скажи.

– Ты же у нас эксперт в джиу-джитсу.

 – Ну. – Его голос звучит строго. – В джиу-джитсу ты не позволила бы мне уйти так далеко.

 – Дистанция – это плохо?

Рев кивает.

 – Дистанция – это плохо.

Мои руки находят его плечи, лишь легкое касание кончиков пальцев, следуя вниз по швам его рукавов, пока не находят голую кожу.

Рев замирает. Улыбка исчезла.

Мои пальцы тоже замирают.

– Так нормально? – шепчу я.

Он кивает – движение быстрое и едва уловимое, как будто он не доверяет своему голосу.

Я провожу пальцами еще на пару дюймов вниз по голой коже, и Рев дрожит.

 – Все еще нормально? – шепчу я.

Он снова кивает. Одна рука спускается к локтю, и теперь он оказывается ближе, отчасти касаясь меня своим телом. Его грудь вздымается рядом с моей при дыхании.

– Так нормально? – шепчет он.

Теперь моя очередь кивать.

Его пальцы следуют линии моего лица, задерживаясь, словно он хочет запомнить это чувство. Изгиб моей брови, мягкость щеки, линию челюсти.

Мои ладони замерли на его предплечьях. Каждое касание его пальцев наполняет меня теплым медом. Я тянусь к его лицу, его челюсть немного жесткая под моими ладонями. Я хочу, чтобы он был еще ближе, весь целиком.

И в самом деле, дистанция – это плохо.

Его глаза закрываются, и он поворачивает лицо, чтобы поцеловать внутреннюю сторону моего запястья. Я охаю.

 – Все нормально? – мягко спрашивает Рев.

Я энергично киваю, и он улыбается.

Затем его губы касаются моих губ, и я снова охаю. Мои волосы переплетаются у него в волосах.

Еще одно касание его губ, но в этот раз оно задерживается дольше. Его губы двигаются у моих губ, и мои губы раскрываются в ответ. На вкус они, как корица, и пахнут ванилью, и я утопаю в этом моменте.

Его руки находят мою талию, полоску кожи там, где кувыркание в траве задрало мою футболку, оголив спину. Мои собственные пальцы забрались ему под рукав, и я стискиваю его плечо, прижимая его ко себе.

Затем его язык касается моего, и у меня из горла вырывается низкий хрип. Его руки скользят за край моей футболки, его пальцы теплые на моей голой талии. Весь мой мир сосредотачивается на этом моменте, на тепле и сладком запахе и ощущении его тела рядом с моим.

Затем Рев отклоняется. Его дыхание немного учащенное, глаза темные и выразительные.

 – Понятия не имею, что я делаю, но, кажется, мне нужно немного притормозить.

Я почти задыхаюсь.

– Я тоже понятия не имею, что ты делаешь, но, кажется, ты в этом действительно хорош.

 Он улыбается и отодвигается еще дальше.

 – Нет, – говорю я. – Дистанция – это плохо.

Его улыбка становится усмешкой, но он откатывается в сторону, чтобы лечь рядом со мной.

 – Погоди. У меня момент переосмысления.

Он переплетает свои пальцы с моими.

– Это что, какой-то эвфемизм?

Рев улыбается.

 – Без комментариев.

Не могу поверить, что срывается у меня с языка.

Боже, я находилась в виртуальной реальности слишком долго. Вот это похоже на эвфемизм. Слава Богу, я не сказала это вслух.

Я переворачиваюсь на бок и смотрю на Рева. Тени почти скрывают его шрамы, а лунный свет отражается в его глазах. Его лицо спокойное, расслабленное. Таким беззащитным я его еще никогда не видела.

 – Где бы ты ни занимался джиу-джитсу, – говорю я, – им следует добавить эту технику в брошюры. Думаю, тогда гораздо больше людей захотели бы им заниматься.

Рев поднимает наши переплетенные руки и подносит мои костяшки к губам, целуя их.

– Я опущу твое предложение в ящик с предложениями.

Я придвигаюсь ближе к нему, упираясь рукой ему в грудь, чтобы удержать вес.

– Чему еще ты можешь меня научить?

Рев усмехается. Мне нравится, как его широкая улыбка озаряет все его лицо. Это тот Рев, которого никто не видит.

 – Думаю, что могу что-нибудь придумать.

 

Глава 33

Эмма

 

Мои воображаемые сценарии свидания с парнем никогда не включали в себя джиу-джитсу.

Не то, чтобы мои воображаемые сценарии когда – Либо заходили слишком далеко.

Но теперь, да. В том смысле, что теперь они заходят так далеко. В некотором роде. У меня нет никакого опыта, чтобы судить об этом. Но я смотрела «Игру Престолов».

Отлично. Теперь я краснею в траве. Я хочу спрятать лицо. Слава Богу, взгляд Рева устремлен вверх, на звезды.

Наши пальцы снова переплетены, его теплая ладонь прижата к моей. Текси бегает по двору где-то рядом. Мои губы опухли, волосы растрепались, а трава щекочет руку, но мне плевать. Я думаю об ощущении его рук, обхватывающих меня, о том коротком мгновении, когда он замер совершенно неподвижно, и мой мир съежился до прикосновения и дыхания, и мое сердце так бешено колотилось в груди.

Я никогда не перестану краснеть.

Рев перекатывается на локоть, устраняя половину расстояния между нами. Смотря на меня сверху вниз, он заслоняет собой лунный свет, и его лицо оказывается в тени, его глаза освещены только мерцанием звезд. Наши лица разделяет всего каких– То шесть дюймов.

 – О чем ты думаешь?

Я кусаю губу. Я думаю, что мои щеки сгорят с моего лица.

 – Ну же, Бесстрашная, – шепчет Рев. Его глаза такие выразительные, темные и сияющие. Его рука поднимается, пальцы убирают прядь волос с моего лица. Его прикосновение легкое, словно перышко, но бьет меня, словно удар молнии. Каждый раз, как мы прерываемся, чтобы перевести дыхание, я думаю, что это хорошо, но затем он прикасается ко мне, и мне хочется всего и сразу.

Его большой палец ласкает мою щеку. Все мое тело снова теплеет, всего от одного этого прикосновения. Мои губы раскрываются, будто по собственной воле.

Техас лает.

Я подскакиваю на целую милю. И резко сажусь. Наши головы врезаются друг в друга.

Оу. Привет, психушка.

Кое – как мне удается схватить поводок Текси, но она тянет меня через траву, прежде чем я могу ее контролировать. Она готова была сорваться вдогонку за пожилым мужчиной, выгуливающим маленького йорка. Мужчина таращится на нас, но продолжает путь.

Я тру лоб и смотрю на Рева. Он делает то же самое.

– Ты веришь в то, что все происходит по определенной причине? – спрашиваю я.

Он улыбается.

-«Вера – это уверенность в том, на что мы уповаем, и убеждение в том, чего не видим».

 – Кажется, мне нужен перевод.

Рев придвигается ближе и склоняется ко мне, будто хочет нашептать мне на ухо. Я дрожу от его близости.

– Это значит, – говорит он мягко, – что события происходят, если им суждено произойти.

Его мобильник гудит. Дважды.

Он выпрямляется и вздыхает.

 – Например, так.

Когда он смотрит на свой телефон, он смеется.

 – Дек хочет знать, специально ли я оставил его в машине перед входом в церковь. – Рев обхватывает пальцами телефон, чтобы напечатать ответ. – Мне стоило бы ответить ему, что я понятия не имею, о чем он говорит.

Я улыбаюсь, затем достаю свой собственный мобильник и тоже проверяю сообщения. Звонок был отключен, но я не ожидаю многого. Мама, вероятно, даже не заметила, что меня нет, а даже если бы и заметила, она никогда не беспокоится, если со мной собака.

К моему удивлению, я пропустила двенадцать сообщений. Все от Итана.

Он начал писать в 8:30 вечера.

 


Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 158; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!