Эмма: Только что поссорилась со своей лучшей подругой.



Итан: L

Эмма: Неделя выдалась не лучшая.

Итан: Прозвучит банально, если я скажу, что со временем все наладится?

Эмма: Да.

Итан: Тебе станет лучше, если я скажу, что ты чертовски хороша, даже без OtherLANDS ?

Я улыбаюсь, но улыбка кажется неискренней.

 

Эмма: Да, станет.

Я действительно лгу.

Я вовсе не чувствую себя лучше.

 

Глава 24

Рев

 

Погода соответствует моему настроению. Дождь льет как из ведра, бьет по окнам кафетерия, удерживая всех внутри. От флуоресцентного света у меня болит голова. Кристин, как обычно, запаковала мне кучу еды на обед, куда входят лаваши, начиненные толстым слоем мяса и сыра, пакет с виноградом и контейнер салата из фасоли.

Мне ничего не хочется есть. Я пододвигаю пакет к Деклану.

Он начинает откупоривать крышки.

– Я был уверен, что ты не вернешься.

Я пожимаю плечами. Я не хочу говорить об Эмме.

Ее слова причиняют больше боли, чем следовало бы.

А может быть, они причиняют именно столько боли, сколько она пыталась в них вложить.

Кафетерий переполнен. В нашей школе отведен только один час на обед для всех, что является чистым безумием. Джульетта работает в фотолаборатории во время ланча, но кафетерий настолько переполнен, что нам приходится делить стол с другими. Я не знаю парней за другим концом стола. Они, кажется, предпочитают нас игнорировать, так что и мы платим им тем же.

Деклан пододвигает лаваши в мою сторону.

 – Больше не могу.

Уверен, что может.

 – Как скажешь.

Не тот ответ, который я обычно использую. Он приподнимает брови.

– Я не так себе представлял Эмму.

 – Ладно.

 – Кажется, ты не очень хочешь говорить о ней.

– Угадал.

 – Почему она плакала?

Я бросаю на него хмурый взгляд через стол.

– Что? – Он смотрит на меня в ответ и съедает ложку фасолевого салата. – Хочешь вместо этого поговорить о Мэтью?

 – Дек.

– Хочешь просто сидеть в тишине?

 – Да.

Он замолкает. И ест.

Я разглядываю крышку стола. Мои чувства похожи на бильярдный шар, катящийся по всему бильярдному столу, и случайно сталкивающийся с разными мыслями. Об Эмме, и о том, как она цеплялась за меня в коридоре, рыдая, а затем грубо надерзила мне. Об отце, и о его обещании, что он не будет ждать вечно, заставляющем меня гадать, что это значит. О Мэтью, который все еще со мной не разговаривает, и который болтается где-то в школе и бог знает чем занимается.

Разочарование, страх и вина пробивают брешь в моих мыслях.

А еще, небольшая тень удовлетворения. Немного агрессии. Я промотал занятия. И мне это сошло с рук.

Я никогда ничего подобного не делал. Незнакомая воинственность обосновалась у меня в голове.

 – Думаешь, у Мэтью неприятности? – спрашивает Деклан.

Это выбивает меня из моих мыслей.

– Что?

Деклан кивает на стол в примерно тридцати футах от нас, где сидит Мэтью. Перед ним на столе ничего нет, хотя Кристин совершенно точно и ему что-нибудь запаковала на обед. Рядом с ним нет рюкзака. У него красное лицо, челюсти стиснуты. Рядом с ним стоят два парня, и я не могу слышать, что они говорят, но ничего в этой ситуации не выглядит дружелюбно. Другие ребята за столом предпочитают не вмешиваться. Просто наблюдают.

Один из парней отвешивает Мэтью подзатыльник.

Я срываюсь со скамьи, не раздумывая. Должно быть, я выгляжу устрашающе, потому что другие ученики расступаются в стороны, освобождая мне путь, и таращатся на меня.

Я встаю прямо перед парнями, закрывая собой Мэтью. Это первогодки. Я их совершенно не знаю.

– Что происходит?

Более крупный, тот что отвесил подзатыльник, бросает на меня презрительный взгляд.

 – Не твое дело, страшила. Ты что, его новый парень? – Он тянется мимо меня, чтобы снова ударить Мэтью по голове. – Я же сказал – проваливай.

Я даже не заметил, как стиснул кулак, пока Деклан не стискивает мою руку, и чуть закрывает меня собой.

– Что ты делаешь? – говорит он полушепотом.

Я не знаю, что я делаю.

Серьезно, я понятия не имею, что я делаю. Мысли путаются.

Мои мышцы напряжены, но я не хочу драться с Декланом.

 – Отпусти меня, – рычу я.

 – Рев. – Его голос звучит неуверенно. И я его не виню. Раньше всегда все было наоборот. – Чувак. Если начнешь драку, тебя отстранят.

Я смущен и зол и чувствую себя, словно загнанное животное. Мой голос звучит словно рык.

– Я сказал отпусти меня.

Он медлит. Я выдергиваю руку.

– Что здесь происходит?

Голос учителя. Миссис Джеимс, которая ведет уроки здоровья у первогодок, а так же следит за кафетерием в обед. Она высокая и статная, и не выносит никаких потасовок.

 – Ничего, – рявкаю я.

 – Мы просто собирались обедать. А он подошел и начал нас задирать, – говорит другой парень.

Миссис Джеимс смотрит на меня.

– Это правда?

 – Они задирали его. – Я киваю головой на Мэтью.

Она смотрит на него.

– Это правда?

Он ничего не отвечает. Его глаза прикованы к поверхности стола. Щеки все еще горят.

Сейчас мы стали центром внимания всего кафетерия.

 – Возможно, вам всем лучше разойтись, – говорит миссис Джеимс.

Это решит проблему ровно на тридцать секунд.

– Я не оставлю его одного, – говорю я.

Подзатыльник фыркает.

– Ха. Так и знал. А Нил знает?

Нил?

 – Кто такой Нил? – спрашиваю я.

Мэтью вздрагивает. Он срывается с места, вырывая рюкзак из-под скамьи. Он буквально бегом бежит от стола.

– Хватит! – рявкает миссис Джеимс. – Парни. Идите. Сейчас же.

Парни уходят, направляясь в сторону очереди за едой, смеясь по дороге.

Я собираюсь последовать за Мэтью.

Миссис Джеимс встает передо мной.

 – Нет. Ты пойдешь в другую сторону.

В другом конце помещения, Мэтью проталкивается через распашные двери, выходя из кафетерия. Я сдвигаюсь, чтобы протолкнуться мимо учительницы.

– Эй. – Она снова меня блокирует. – Я сказала тебе пройтись. Остуди голову.

 – Рев. – Деклан тянет меня за плечо. – Идем. Забудь об этом.

Я не хочу забывать. Я взведен, словно пружина, только и ожидая, что кто-то повернет рычаг, чтобы я мог взорваться. Слова кажутся наполненными электричеством.

Она крупная, но я крупнее. Я мог бы проложить себе путь мимо нее без всяких проблем. Я делаю шаг вперед.

Миссис Джеимс делает шаг назад, выставляя руку.

 – Или ты уходишь, или я вызываю охрану.

Ни один учитель еще ни разу не грозил мне вызвать охрану.

Это пугающе захватывающе. Я переступил границу, о которой не подозревал. Отчасти мне хочется знать, как далеко я смогу зайти.

 – Деклан. – Голос другого учителя. Миссис Хиллард. Учительница Деклана по литературе. У нее в руках поднос, и она за соседним столом от нас. – Что происходит?

 – Рев теряет рассудок.

Его голос звучит сухо, но он не шутит.

Миссис Хиллард опускает поднос и встает из-за стола.

 – Идемте, мальчики. Почему бы вам не пообедать у меня в классе? Мы можем это обсудить.

Деклан не двигается. Его взгляд прикован ко мне.

 – Рев?

 – Ладно. – Я поворачиваюсь, и так как никто ничего не говорит, чтобы остановить меня, я возвращаюсь к нашему столу и забираю свой рюкзак. Мой капюшон опускается ниже на лоб, скрадывая еще больше света в помещении. Плевать. Мне не нужно видеть глаза других учеников, чтобы знать, что все они сконцентрированы на мне. Все помещение, кажется, наполнено перешептываниями. В моем сознании шепчущие голоса судачат не только о данном моменте. Но так же и о моем отце.

«Я сказал тебе, ответить мне».

«Я не стану ждать вечно».

Угроза. Обещание. Наказания за неповиновение.

Напряжение сковывает мертвой хваткой мою грудь. Горло.

Голова вот – вот взорвется.

Рука хватает мое запястье. Перед глазами все вспыхивает красным. Я разворачиваюсь. Выбрасываю кулак. И бью.

Деклан падает.

Я отшатываюсь назад.

Сердце стучит у меня в ушах. Я не могу говорить. Не могу думать.

Я ударил лучшего друга. Ударил лучшего друга. Лучшего друга.

Вызывают охрану.

 

* * *

 

Меня должен забрать родитель.

Это значит, мне нужно ждать.

Наверное, это будет Кристин, так как она работает на дому, но я сижу в переднем офисе уже целый час. Дождь барабанит по оконным стеклам. Люди приходили и уходили, в зависимости от их дел, но моя голова опущена, капюшон низко надвинут. Рука болит, но я не хочу просить лед.

С Декланом все в порядке.

Не уверен, что и наша дружба тоже.

Когда я был младше и проваливал задание, мой отец заставлял меня ждать, примерно как и сейчас, чтобы посмотреть, как я буду выпрашивать его прощение. Можно подумать, что жестокость была хуже всего, но это не так.

Хуже всего было это. Ожидание.

Мистер Дивиглио, завуч, сказал, что поскольку это первое мое нарушение, я буду отстранен от занятий не дольше, чем остаток дня. Письмо будет отправлено Джеффу и Кристин. Я смогу посещать занятия, когда конфликт будет улажен.

Что за чушь! Я ударил не тех ребят, которые этого заслужили. Я ударил своего лучшего друга.

Я вспоминаю моменты до того, как врезал ему. Мои мысли были почти что чужие. Я не могу оценить свое душевное состояние. Я даже не знаю из-за чего сорвался.

Отчасти я хочу, чтобы они вызвали копов, чтобы меня заперли в камере, подальше от телефона и моего отца, и всего этого конфликта, от которого у меня едут мозги.

Мой мобильник гудит. Сообщение.

Желудок сжимается. Я не могу заставить себя вытащить его из рюкзака. Сейчас ни одно сообщение не может быть хорошим.

 – Рев?

Я поднимаю взгляд. У стола стоит Джефф. Я ожидал, что он будет рассержен. Но это не так. Он выглядит растерянным.

Это еще хуже.

Я понятия не имею, что ему сказать. Извиниться? Объяснить? Мои ноги, кажется, вросли в пол.

– Я расписался за тебя, – говорит он. – Идем.

Я никогда не был дерзким, но пока встаю и закидываю рюкзак на плечо, я размышляю о том, что бы случилось, если бы я просто прошел мимо него, вышел бы из здания, и просто продолжал идти дальше.

Но я этого не делаю.

Джефф молчит, когда мы садимся в машину. Дождь цепляется за все вокруг. Двери закрываются, превращая машину в клетку, ремень щелкает в замке.

Мой телефон снова гудит. Мое дыхание учащается и становится прерывистым. Я оставляю его лежать в рюкзаке.

 – Вы с Декланом подрались? – спрашивает Джефф.

 – Нет.

 – Не хочешь рассказать мне, почему ты его ударил?

Я сглатываю и смотрю на линию обшивки на ручке двери. Мои глаза прикованы к серебряной линии вдоль окна.

– Это была случайность.

 – Случайность?

Я киваю. Я не хочу уточнять.

 – Мистер Дивиглио сказал, что ты был замешан в какой-то конфликт с другими учениками. Не хочешь рассказать мне, что там произошло?

В его голосе все еще звучит растерянность. Кажется, он пытается решить, быть ли ему чутким или строгим.
Я его понимаю. Это не тот тип разговора, который у нас когда – Либо был. Я никогда не участвовал в «конфликте». У меня даже ни разу не было отстранения.

Я слегка пожимаю плечами.

 – Какие– То парни дразнили Мэтью. Я пытался их остановить.

Пауза.

 – Как дразнили?

 – Не знаю. Просто дразнили.

Джефф крепче сжимает руль.

 – Мне стоит вернуться в школу?

– Что?

 – Если тебя отстраняют потому, что ты пытался защитить его, мне придется переговорить об этом с завучем...

 – Меня отстранили, потому что я ударил Дека. С Мэтью все в порядке.

Как только я произношу эти слова, я осознаю, что понятия не имею, так ли это.

«Ты что, его новый парень?»

«А Нил знает?»

 – Деклан тоже его дразнил? – спрашивает Джефф.

 – Конечно нет.

Он вздыхает.

 – Ладно, тогда почему ты ударил Деклана?

Потому что насилие у меня в генах. Потому что у меня мозги набекрень. Потому что я угроза для всех окружающих. Тикающая часовая бомба.

Деклан испытал первую детонацию.

Мои пальцы вот – вот сорвут обивку.

– Что-то с тобой происходит, – говорит Джефф. – Думаю, пора тебе начать говорить об этом.

Мы делаем последний поворот в сторону дома. Я молчу.

 – Рев. – Все же он выбрал строгость. – Ответь мне.

Я съеживаюсь. Слова моего отца. Ответь мне.

Я не отвечаю ему.

 – Рев. – Джефф отводит взгляд от дороги, но я отказываюсь смотреть на него. Он редко повышает голос, но если делает это, значит, он не шутит. – Отвечай мне. Сейчас же.

Я молчу. Опять же, неповиновение заразно. Не в лучшем смысле.

Он сворачивает на нашу подъездную дорожку, и я выскакиваю из машины раньше, чем он успевает поставить машину на парковку. Машины Кристин нет. Дождь бьет меня по спине, так же, как и в субботу вечером.

Я врываюсь через переднюю дверь, шарахая ею позади меня.

Джефф ловит ее, следуя за мной по пятам. Он в хорошей форме, так же как и я.

 – Рев. Стой. Нам придется поговорить об этом.

Нет, если я смогу этому помешать. Я пытаюсь захлопнуть дверь в свою комнату у него перед носом.

Он опять успевает ее поймать. Открывает ее. Следует за мной.

Я поворачиваюсь к нему.

 – Оставь меня в покое.

 – Нет.

Я смотрю прямо ему в лицо.

 – Оставь. Меня. В Покое.

Он не отступает.

 – Нет.

Мои руки сжимаются в кулаки.

 – Оставь меня в покое! – Теперь я ору.

Голос Джеффа становится тише.

 – Нет.

 – Оставь меня в покое! – Я толкаю его, и я достаточно силен, чтобы оттолкнуть его на шаг, но он не двигается дальше этого.

 – Нет. – Его голос такой тихий. – Нет, Рев.

– Уходи. – Я снова толкаю его, в этот раз сильнее. – Уходи. – Мой голос ломается. Я дышу так, будто бежал целую милю. – Ты мне не нужен. Я не хочу, чтобы ты был рядом.

– Я не уйду.

– Убирайся! – Я снова толкаю его. Теперь он прижат к стене. – Я не хочу быть рядом с тобой. Убирайся!

 – Нет.

Я упираюсь ладонями ему в грудь. Хватаю его за грудки. Страх и злость, дремавшие во мне, начинают пробуждаться, и я не могу мыслить ясно. Я даже не уверен, что собираюсь делать. Каждый мускул моего тела напряжен в ожидании борьбы.

Джефф обхватывает мои руки. Не в оборонительном движении. Просто кладет свои ладони поверх моих.

 – Все в порядке, – говорит он мягко. Его голос тихий, спокойный и уверенный. – Рев. Все в порядке.

Я дышу так часто, что боюсь задохнуться. Я заставляю свои пальцы разжаться. Мои руки дрожат.

 – Прости. – У меня срывается голос. Я плачу. – Прости.

Джефф не отпускает меня.

 – Все хорошо.

А затем я падаю, прижимаясь к нему.

Он ловит меня. Удерживает меня.

Потому что он мне не отец. Он мой папа.

 

Глава 25

Рев

 

Джефф делает гренки с сыром.

Нет, Папа делает гренки с сыром. Он намазывает обе стороны хлеба маслом, и он шипит на сковороде. На каждый сэндвич приходятся четыре куска сыра. Шипение и запах масла на сковороде смешивается с ударами дождевых капель по стеклянной двери. Это единственный звук в доме, но это приятный звук.

Мама, очевидно, встречается с клиентом на другом конце страны, иначе бы уже была здесь и отчитывала его по поводу его уровня холестерина.

Или же она сидела бы рядом со мной, держа меня за руку.

Я сгорбился на стуле, глаза на мокром месте. Джефф больше не выпытывал у меня ответов, но что-то между нами изменилось. Я больше не чувствую себя одиноким. Мне больше не нужно прятаться.

Он просит меня достать лимонад и тарелки, и его голос мягкий и спокойный. Как и в любой другой день.

Я так и делаю. И затем он садится рядом со мной.

Внезапно, у меня такое чувство, будто он набросил мне на плечи одеяло из ожиданий. Я обхватываю себя руками.

– Эй. – Джефф слегка пожимает мое плечо. – Мы с этим справимся. Ладно? Что бы это ни было.

Я задерживаю дыхание и киваю, пока мои легкие не кричат о глотке воздуха. Даже тогда я делаю небольшой вдох.

Папа не прикоснулся к своим гренкам.

 – Дело ведь вовсе не в Мэтью, не так ли?

Я медленно качаю головой.

 – Ешь свой сэндвич, Рев.

Я откашливаюсь. Мой голос низкий и хриплый, но не сломленный.

– Я должен тебе кое-что показать.

 – Ладно.

Письмо моего отца хранилось у меня под матрасом с прошлого четверга. Это не самое оригинальное укрытие, но я сам стелю свою постель, и никогда не давал маме и папе повода обыскивать мою комнату.

Теперь я не боюсь отдавать его Джеффу. Что бы ни произошло в моей спальне, это разорвало те путы напряжения, что сковывали меня последние несколько дней.

Конверт кажется смятым и хрупким, обрывки отлетают от сожженного края. Я бесцеремонно бросаю его перед папой, а сам опускаюсь обратно на стул.

И снова обхватываю себя руками. Я не могу наблюдать за его выражением лица, пока он читает письмо.

Нет. Вру. Мне нужно посмотреть. Мои глаза прикованы к его лицу. Я снова перестаю дышать.

Джефф надевает свои очки для чтения, затем осторожно вынимает письмо из конверта.

Его выражение лица почти тут же замирает. Он бросает взгляд поверх края очков.

 – Где ты это взял?

 – В почтовом ящике.

 – Когда?

 – В четверг.

Его брови взлетают.

– Четверг!

Я чуть вздрагиваю. Он снова смотрит на письмо. Снова читает.

Затем снова встречается со мной взглядом.

 – Когда я застал тебя на заднем дворе. Когда ты был огорчен.

Мое дыхание снова становится прерывистым. Колено дрожит под столом. Я киваю, едва заметно.

Джефф снимает очки и кладет их на стол.

 – Рев, – спрашивает он серьезным тоном. – Я сказал что-то такое, что заставило тебя подумать, что ты не можешь рассказать мне об этом?

Это не тот вопрос, который я ожидал услышать.

 – Нет. – У меня во рту пересыхает, и мне снова приходится откашляться. – Я не... я не знал, что делать.

– Это единственное письмо?
Я киваю.

 – Единственное написанное. Да.

 – Единственное написанное? – Он снова надевает очки и изучает письмо. – Что еще он прислал?

Я тру ладони о колени.

– Я послал ему сообщение. И он писал в ответ.

Джефф потрясен.

– Ты переписывался с ним?

Я отвожу взгляд.

 – Прости. – У меня снова горят глаза. Я тру лицо. – Прости. Я не хотел тебя огорчать. Я знаю, что облажался.

 – Рев. – Папа пододвигает свой стул ближе ко мне. Он кладет руку поверх моей. – Ты не облажался. Я просто... Я просто хотел бы знать...

Я вздрагиваю.

– Я знаю. Прости.

 – Нет. Это не то, что я имею в виду. Я хотел бы знать, чтобы суметь помочь тебе.

Он так спокоен по поводу всего этого. Я ожидал бурю активности. Что он позвонит адвокату или в полицию, по какой-то причине. Я так боялся, что мой отец появится у входной двери, вооруженный распятием и дробовиком, что присутствие кого-то рядом, с кем можно поговорить об этом, позволяет мне сделать первый глубокий вздох за несколько дней.

– Я просто... чувствовал... – Мне приходится успокоить дыхание, чтобы говорить, как нормальный человек. – Будто я предаю вас. Общаясь с ним.

– Ты не предаешь нас, Рев. Я не хочу видеть, как тебе причиняют боль, но общение с твоим отцом – это не предательство против меня. Или мамы. Что бы ни случилось, мы любим тебя. Все в тебе.

Его слова согревают меня изнутри, но я фыркаю и убираю волосы с лица.

 – Даже когда я ору тебе убираться из моей комнаты?

 – Даже тогда. Мы все иногда перегибаем палку, только чтобы убедиться, что кто-то на другом конце готов дать отпор.

Это заставляет меня подумать об Эмме, о ее агрессивных словах в машине. Мне приходится выбросить эти мысли из головы.

– Что, если я надавлю слишком сильно?

– Это невозможно.

Эти слова должны быть убедительными, но страх все еще клубится у меня в груди.

 – Мне кажется, я почти это сделал.

 – Ох, Рев. – Он притягивает меня к себе, обнимает и целует в лоб. – Ни даже близко.

 

* * *

 

Мы едим наши сэндвичи. Я убираю, а Джефф читает сообщения на моем телефоне. Он делает пометки в своем планшете.

 – Кроме первого сообщения, – спрашивает он, и его голос звучит рассудительно, – ты посылал ему еще что-нибудь?

 – Нет.

Он снова смотрит на меня поверх края очков.

 – А ты хочешь?

Ответь мне.

Я пожимаю плечами и отвожу взгляд.

– Ты хочешь, чтобы он перестал? – спрашивает папа.

Да. Нет. Не знаю.

Я застыл у края раковины. Не могу пошевелиться.

– Это важный вопрос, – говорит папа. – Я спрашиваю, хочешь ли ты, чтобы я подал заявление о запрете на приближение.

 – Если ты это сделаешь, ему запретят вообще со мной контактировать, верно?

 – Верно.

 – Раньше тоже действовало это постановление? Поэтому он так долго ждал? – Такое облегчение, что можно с кем-то это обсудить. С кем-то, кто может дать мне ответы. С кем-то, кто может сказать мне, что делать. Я не сознавал, как сильно нуждаюсь в этой поддержке, пока не получил ее. Мне хочется рухнуть на пол.

 – Вроде того. Его родительские права были аннулированы. И ему было запрещено контактировать с тобой, пока ты был несовершеннолетним.

 – Как думаешь, как он меня нашел?

 – Не знаю, но собираюсь спросить об этом нашего адвоката. – Папа делает паузу. – Ты хочешь, чтобы я подал заявление о запрете на приближение?

 – Думаю... думаю, так будет хуже. Зная, что он где-то рядом, но не зная... – Я прерываюсь и сглатываю.

Папа снимает свои очки для чтения.

 – Могу я поделиться своими мыслями?

 – Да. – Я стискиваю пальцами стойку позади себя.

– Тебе восемнадцать. Ты сам можешь принимать решения по этому поводу. Мы с мамой поддержим тебя, что бы ты ни решил. – Он делает паузу. – Но в этих сообщениях нет ничего обнадеживающего, Рев. Это не восстановившийся человек, который ищет прощения. Это неуравновешенный человек, который мучил тебя годами.

Эти слова заставляют меня сжаться, лишь немного.

 – Иногда... – Мой голос очень осторожный, и я не могу произнести больше. – Я гадаю, не является ли это каким-то тестом. Испытанием.

 – Испытанием от Бога? – Папа всегда был очень открыт к обсуждениям религии. Ему нравится обсуждать теологию. Они с мамой не религиозны, но он считает всю концепцию увлекательной. Когда я был ребенком, мама отвела меня в местную церковь, потому что думала, что это будет чем – То утешительным и знакомым, но пребывание в церкви слишком напомнило мне об отце. Я сидел рядом с мамой на скамье и дрожал.

Я пытался вернуться, но из этого ничего не вышло.

 – Да, – говорю я. – Испытанием от Бога.

 – Мы все свободны в своих решениях, Рев. Если это испытание для тебя, это так же испытание и для меня, и для мамы, и даже для твоего отца. Он принял решение посылать тебе эти сообщения. Всю жизнь можно воспринять, как испытание. Никто из нас не живет в вакууме. Наши действия оказывают влияние на всех, кто нас окружает. Иногда мы этого даже не сознаем.

Это снова заставляет меня подумать об Эмме. Этим утром ей действительно было плохо.

И Мэтью. Что-то случилось за ланчем. Не знаю, разрешил ли я конфликт, или сделал все только хуже.

И Деклан. Когда я достал телефон, чтобы показать папе сообщения моего отца, я мог видеть ожидающее ответа сообщение.

Я не стал его открывать. Я такой трус.

 – Испытание предполагает, что ты должен справиться с ним в одиночку, – продолжает папа. – Но это невозможно, если ты окружен людьми, чьи действия влияют на твои решения. И ты в самом деле веришь в Бога, который выбирает исключительных людей и дает им испытания? На основании чего?

Я не уверен, как на это ответить.

Он отклоняется назад на стуле.

 – Иногда события берут свое начало настолько издалека, что становится практически невозможно связать их вместе, пока не случается главное событие – и тогда, в чем заключалось испытание? В самом начале? В ходе событий? Или по их завершению? И вот мы снова возвращаемся к той мысли, что вся жизнь и есть испытание. И, возможно, так оно и есть. Но если кто-то вырос с другими убеждениями и верой, можно ли их судить по нашим убеждениям? Разве это может быть справедливым испытанием? Мы лишь можем делать все возможное с тем, что нам было дано.

 – Знаю.

 – В самом деле? Потому что я задаюсь вопросом, не пытаешься ли ты до сих пор получить одобрение своего отца, даже спустя столько лет. Я задаюсь вопросом, не искал ли ты его одобрения все это время, потому, как ты выучил Библию практически наизусть. Я гадаю, вызвано ли обычным любопытством твое решение ответить на его сообщение, или же повиновением. Я гадаю, легче ли тебе думать, что это Бог дал тебе это испытание, чем признать, что твой отец на самом деле причинял тебе боль, Рев. Если тут и есть какое-то испытание, то ты сам его себе придумал.

Его голос такой мягкий, такой добрый. Мои пальцы так сильно сжимают стойку, что я боюсь, что треснет гранит.

 – Какое испытание?

Но я знаю какое.

– Хочешь ли ты, чтобы твой отец занимал место в твоей жизни?

Мой голос – едва слышный шепот.

– Я не знаю.

 – Думаю, ты знаешь, Рев.

На ступенях заднего крыльца раздаются шаги, и я смотрю на часы над микроволновкой. С того места, где я сижу, шкафчики блокируют вид на раздвижную дверь, но сейчас вторая половина дня. Должно быть, Мэтью вернулся из школы.

Он мог бы сбежать. Но не стал.

Папа встает, чтобы открыть ему дверь. Мэтью буквально проталкивается мимо него без единого слова. И не удостаивает меня ни единым взглядом. Всего лишь проскальзывает мимо кухни и направляется в свою комнату.

Так что, подозреваю, остаток дня прошел не очень хорошо.

Затем еще одна пара ног топает на крыльце.

Это Деклан. Я знаю, что это Деклан.

Внутри меня вспыхивает стыд. Хотел бы я тоже спрятаться у себя в комнате.

Он врывается в кухню, словно ураган. Я двигаюсь ближе к краю раковины, пока до меня не доходит, что я делаю, и я заставляю себя оставаться на месте.

 – Привет, Деклан, – говорит папа, как ни в чем не бывало.

 – Привет. – Деклан также проталкивается мимо него, и прокладывает дорогу мимо шкафчиков по направлению ко мне. Лицо яростное. Челюсть опухла и покрыта синяками. Я хорошо ему врезал.

Я морщусь. Понятия не имею, что сказать.

– Хочешь врезать мне в ответ? Я не против.

 – Нет, я не хочу тебя бить, придурок. Я послал тебе около тридцати сообщений. Ты в порядке?

Мои брови взлетают.

– Ты спрашиваешь, в порядке ли я?

 – Да.

Это похоже на тот момент, когда папа дал мне понять, что не позволит мне прогнать его из моей комнаты. Мне хочется рухнуть на пол.

 – Нет, – говорю я. – Не в порядке.

– Тогда пошли.

Я не двигаюсь. У меня кружится голова.

 – Куда пошли?

 – Вниз. За перчатками. Если уж тебе нужно помахать кулаками, давай найдем что-нибудь получше моего лица.

 

Глава 26

Эмма

 

Мои родители торгуются над соглашением по разделу имущества на кухне.

Я сижу на диване, уставившись в старый фильм на Netflix и слушая их препирательства на тему того, у кого большие затраты на содержание машины и кто сколько должен платить за продукты. Никто из них не сказал мне и слова с тех пор, как я вернулась из школы. Они заперты в коконе своих собственных проблем.

Мне бы хотелось запереться в коконе своей спальни, но я не могу вынести мысль о том, чтобы не узнать, о чем они, в конце концов, договориться.

Когда они закончат, я буду лишь еще одной вещью в длинном списке.

Я не могу это выносить. Я не могу здесь находиться.

Я свищу и хватаю поводок.

Дождь замедлился. Это уже вошло в привычку идти в сторону церкви, и Текси автоматически делает поворот в конце моей улицы.

Я тайно надеюсь, что там меня будет ждать Рев.

Да, как же. Мы не собирались встретиться, и после того, как я нагрубила ему в машине, не могу представить, чтобы он только и ждал получить еще одну порцию грубости.

И все же я надеюсь.

Я съела ланч в библиотеке, сгорбившись над компьютером. Избегая Кейт. Избегая Рева. Избегая жизни. Я хотела промотать еще одну пару, но без машины не знала, как еще можно было быстро и незаметно покинуть территорию школы, и была совершенно не в настроении брести под дождем.

Вместо этого я зашла в Гильдию Воинов и играла с Итаном. Над каждым монитором висит предельно ясный стикер «НИКАКИХ ИГР ВО ВРЕМЯ ЗАНЯТИЙ», но большей части моего сознания было на это плевать.

Церковные скамейки пусты. Полоска травы рядом со зданием тоже.

Конечно. Сегодня никаких романтических свиданий.

Я отпускаю Текси по своим делам, затем свищу. Она подбегает прямо ко мне, стирая любую оставшуюся надежду на то, что Рев сидит где-нибудь с наггетсами, просто вне поле зрения.

Я такая жалкая.

«У тебя есть какая-нибудь хорошая, обнадеживающая цитата из Библии о разводе?»

Мне не стоило так на него набрасываться. Я гадаю, обрадовалась бы мама, скажи я ей, что унаследовала ее тенденцию делать едкие замечания, вместо того, чтобы унаследовать ее пристрастие к медицине.

Может быть, мне стоит пойти к нему и извиниться.

И прежде, чем я могу об этом подумать, я именно это и делаю. Достаточно просто снова найти его дом. Свет горит в каждом окне, пробиваясь сквозь туманную морось. Его родители показались мне добрыми.

Как только эта мысль возникает в голове, я знаю, что не постучусь к нему в дверь. Я не могу находиться среди нормальной семьи. Не сейчас. Не тогда, когда дома у меня полный хаос. По той же причине я не могу пойти к Кейт.

Мой мобильник вибрирует.

Итан.

 


Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 127; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!