НОВЫЙ ГОД В ЭКВАТОРИАЛЬНОЙ ГВИНЕЕ 43 страница



Он достаёт из холодильника обрезки колбасы, ветчины, буженины на тарелочке и уже початую бутылку «черноголовки».

– Рюмок нет, – развёл руками Юрка.

– И не надо, чашечки имеются. – Лёнчик лезет в шкафчик. – Вот! Доставай, хозяин, а то я бутылкой занят. Доставай, пока женщин нет. Устаю я от женского общества. Не знаю, как вы, а я ну очень устаю. Очень! Я устал от женщин, кажется, навсегда. За тебя, Вовчик! И всё такое.

Лёнчик опрокидывает в себя чашку с водкой и роняет кусок колбасы на пол. Володя силится поднять кусок, но Лёнчик его останавливает:

– Оставь, пусть себе лежит. Целее будет. Потом как-нибудь доедим.

Володя всё же нагибается за куском колбасы:

– Ты, старик, не прав. Лучше, чем в таз.

Юра говорит приятелям, беря пальцами щепотку капусты:

– Что значит не прав? Он в корне не прав. Женщинами никогда нельзя пресытиться. Они, понимаешь, как воздух, как вода, как хлеб, как водка, если хочешь. То, без чего не проживёшь! А ласка? А секс? Я об этом уж и не говорю! Как без секса? Без секса – это уж вовсе не жизнь. Ты, Лёня, знаешь, что такое эротика? А секс? Знаешь, что это такое?

– Уже почти и не помню. Где-то читал, что-то видел в кино. Секс, кажется, это то, что относится к половой жизни.

– Если ты не помнишь, когда у тебя была женщина, – это уже не склероз. Есть такие мужчины, которые долгом считают женщин любить. Чем больших осчастливит – тем лучше. Я – один из них. Чем и горжусь. Ладно, поехали! За наше совместное детство! За дружбу!

Мужчины чокаются и выпивают, уже пошатываясь.

– Ещё когда мы там за столом сидели, у меня мысль возникла, – еле выговаривает Саня.

– Какая у тебя мысль могла там возникнуть, когда ты только и делал, что жрал самым наглым образом. У тебя что, дома и хлеба нет, что ты так набросился? Давай валяй, ты наш главный безмозглый центр, – Володя хлопает приятеля по плечу и обнимает его.

– Я вам как психиатр скажу: вы все – психи и неврастеники. Один я вокруг вас нормальный. Дай же нормальному психиатру слово сказать! А в гостях и хлеб вкуснее.  Вкусно, поэтому и ем.  Когда я ем, я глух и продол-

 

200

Лёнчик – Саше:

– Ну-ка, посторонись. По-моему, у нас здесь кое-что в холодильнике было. Вот и бутылочка, и закусон!

Он достаёт из холодильника обрезки колбасы, ветчины, буженины на тарелочке и уже початую бутылку «черноголовки».

– Рюмок нет, – развёл руками Юрка.

– И не надо, чашечки имеются. – Лёнчик лезет в шкафчик. – Вот! Доставай, хозяин, а то я бутылкой занят. Доставай, пока женщин нет. Устаю я от женского общества. Не знаю, как вы, а я ну очень устаю. Очень! Я устал от женщин, кажется, навсегда. За тебя, Вовчик! И всё такое.

Лёнчик опрокидывает в себя чашку с водкой и роняет кусок колбасы на пол. Володя силится поднять кусок, но Лёнчик его останавливает:

– Оставь, пусть себе лежит. Целее будет. Потом как-нибудь доедим.

Володя всё же нагибается за куском колбасы:

– Ты, старик, не прав. Лучше, чем в таз.

Юра говорит приятелям, беря пальцами щепотку капусты:

– Что значит не прав? Он в корне не прав. Женщинами никогда нельзя пресытиться. Они, понимаешь, как воздух, как вода, как хлеб, как водка, если хочешь. То, без чего не проживёшь! А ласка? А секс? Я об этом уж и не говорю! Как без секса? Без секса – это уж вовсе не жизнь. Ты, Лёня, знаешь, что такое эротика? А секс? Знаешь, что это такое?

– Уже почти и не помню. Где-то читал, что-то видел в кино. Секс, кажется, это то, что относится к половой жизни.

– Если ты не помнишь, когда у тебя была женщина, – это уже не склероз. Есть такие мужчины, которые долгом считают женщин любить. Чем больших осчастливит – тем лучше. Я – один из них. Чем и горжусь. Ладно, поехали! За наше совместное детство! За дружбу!

Мужчины чокаются и выпивают, уже пошатываясь.

– Ещё когда мы там за столом сидели, у меня мысль возникла, – еле выговаривает Саня.

– Какая у тебя мысль могла там возникнуть, когда ты только и делал, что жрал самым наглым образом. У тебя что, дома и хлеба нет, что ты так набросился? Давай валяй, ты наш главный безмозглый центр, – Володя хлопает приятеля по плечу и обнимает его.

– Я вам как психиатр скажу: вы все – психи и неврастеники. Один я вокруг вас нормальный. Дай же нормальному психиатру слово сказать! А в гостях и хлеб вкуснее.  Вкусно, поэтому и ем.  Когда я ем, я глух и продол-

 

200

жаю есть. Но ещё я и думал. И вот что я придумал, психи и неврастеники мои родные! Когда нам с вами было по 10–12 лет, а кое-кому даже и 13, как хорошо мы, бывало, проводили время вместе на даче. Без политики, без женщин, без работы. Одни сплошные развлечения. Вытворяли всё, что хотели. Но сначала тост.

Володя говорит Саше:

– Ну-ну, давай развивай мысль. Может, ты и в самом деле не зря меня объедал.

– Сейчас увидишь, что не зря. Вот бы нам снова всем собраться и оттянуться. Вспомнить, так сказать.

– Отцы, – взбодрился Володя, – а ведь это отличная идея! Санёк, можешь идти к столу. Ещё полопать. Заслужил. Ребята, нам надо всем эффективно оттянуться. Весело, как в детстве. Давайте вспомним вместе то время. Проживём его ещё разочек!

– Это как? – широко вылупил Юрка свои и так широко вылупленные глаза.

– А очень просто. Мы отправляем своих жён с детьми куда-нибудь подальше.

Лёнчик просто в восторге:

– Да-да, именно подальше! И как можно дальше! Их всех! Сложимся, кому денег на отдых не хватит. Поможем друг другу, – он достаёт из одного кармана мятые 10 рублей и снова прячет их в карман. Достаёт из другого кармана мелочь и трясёт её перед ухом, зажав в пригоршню. – Пусть женщины от нас отдохнут, а мы – от них. Меньше видишь, больше любишь!

Володя спрашивает Лёнчика:

– Откуда ты это знаешь, философ?.. Ну тогда в июле–августе.

Володя достаёт из нагрудного кармана календарик:

– Так вот, с 1 августа. В понедельник.

– Понедельник – день веселья, – поёт Лёнчик, – песни слышатся кругом.

Володя Лёнчику показывает кулак:

– Тихо ты! Значит, так. Отправляем своих жён, а сами… едем на дачу.

Юра горестно хнычет:

– А меня моя жена не отпустит. Ни за что. И сама никуда не поедет. Я это твёрдо знаю.

Володя тоже уже довольно пьяненький:

 

201

жаю есть. Но ещё я и думал. И вот что я придумал, психи и неврастеники мои родные! Когда нам с вами было по 10–12 лет, а кое-кому даже и 13, как хорошо мы, бывало, проводили время вместе на даче. Без политики, без женщин, без работы. Одни сплошные развлечения. Вытворяли всё, что хотели. Но сначала тост.

Володя говорит Саше:

– Ну-ну, давай развивай мысль. Может, ты и в самом деле не зря меня объедал.

– Сейчас увидишь, что не зря. Вот бы нам снова всем собраться и оттянуться. Вспомнить, так сказать.

– Отцы, – взбодрился Володя, – а ведь это отличная идея! Санёк, можешь идти к столу. Ещё полопать. Заслужил. Ребята, нам надо всем эффективно оттянуться. Весело, как в детстве. Давайте вспомним вместе то время. Проживём его ещё разочек!

– Это как? – широко вылупил Юрка свои и так широко вылупленные глаза.

– А очень просто. Мы отправляем своих жён с детьми куда-нибудь подальше.

Лёнчик просто в восторге:

– Да-да, именно подальше! И как можно дальше! Их всех! Сложимся, кому денег на отдых не хватит. Поможем друг другу, – он достаёт из одного кармана мятые 10 рублей и снова прячет их в карман. Достаёт из другого кармана мелочь и трясёт её перед ухом, зажав в пригоршню. – Пусть женщины от нас отдохнут, а мы – от них. Меньше видишь, больше любишь!

Володя спрашивает Лёнчика:

– Откуда ты это знаешь, философ?.. Ну тогда в июле–августе.

Володя достаёт из нагрудного кармана календарик:

– Так вот, с 1 августа. В понедельник.

– Понедельник – день веселья, – поёт Лёнчик, – песни слышатся кругом.

Володя Лёнчику показывает кулак:

– Тихо ты! Значит, так. Отправляем своих жён, а сами… едем на дачу.

Юра горестно хнычет:

– А меня моя жена не отпустит. Ни за что. И сама никуда не поедет. Я это твёрдо знаю.

Володя тоже уже довольно пьяненький:

 

201

– А ты езжай в командировку. Якобы. И вообще. Что-нибудь придумаем. Ещё времени впереди много. Решим. Соберёмся у кого-нибудь на даче. Хотя бы у меня. На недельку.

Лёнчик садится за стол, обхватывая голову руками, готовый заснуть:

– Мешай дело с бездельем, переживёшь век с весельем.

– Хотите, берите отпуск. Хотите – бюллетень там какой, отгулы за прогулы. Но чтоб часиков в 10–11 1 августа были у меня на даче! Все! Как штык! Как миленькие!

– Шалаш построим. И будем в нём жить-поживать и добра наживать, – закрыв глаза, мечтает Юрка. – Смотреть на звёзды. Лепота! И дышать только озоном. Как мне надоело ползать мокрой мокрицей под железным каблуком моей супруги. Ох как надоело!

– А у меня мама будет жить на даче. Всё лето. Она никуда не уедет. Это точно.

– Ну и бог с ней, Саня! Ты ей говоришь, что едешь в Москву, к своей толпе пациентов. Берёшь кейс – и к нам. Ко мне. Как на работу. А потом от нас – к ней. Как с работы. И всё!

– Замётано! По рукам. В июле созваниваемся. Уточняем детали. Договорились?

Володя, Саша, Юра и Лёнчик хлопают друг друга по рукам.

– Договориться-то договорились, – рассуждает Юра, – но один философ, Пифагор или Пиркофен, не помню, сказал: «Нельзя дважды войти в одну и ту же реку». Вова, кто это сказал?

– Я уже не так молод, чтобы всё знать.

Лёнчик пробуждается, еле ворочает языком:

– Это не я, это Гераклит сказал. А мы попробуем это опровергнуть. Мало ли что какой-то там Гераклит ляпнул. Почему надо принимать всё ап-ап-априори, как аксиому? Как домну? Как догму? Наливаю за претворение наших корыстных планов.

Володя отбирает у него бутылку:

– Он много пил, но пьяницей не был.

– А помнишь, – говорит Лёнчик, пьяно раскачиваясь, – Черчилль говорил: «Я всегда помню, что взял от алкоголя больше, чем он забрал у меня»? Тогда и живётся веселее, когда выпьешь. А доброе веселье лучше недоброго невеселья. А Черчилль в день бутылочку армянского коньячка уговаривал. Правда за 15 лет до смерти бросил и пить, и курить. Зато прожил, кажется, до 92 лет. Значит, пить не только вредно, но и полезно!.. Я раньше вообще не пил. Но вот когда ушла жена…

 

202

– А ты езжай в командировку. Якобы. И вообще. Что-нибудь придумаем. Ещё времени впереди много. Решим. Соберёмся у кого-нибудь на даче. Хотя бы у меня. На недельку.

Лёнчик садится за стол, обхватывая голову руками, готовый заснуть:

– Мешай дело с бездельем, переживёшь век с весельем.

– Хотите, берите отпуск. Хотите – бюллетень там какой, отгулы за прогулы. Но чтоб часиков в 10–11 1 августа были у меня на даче! Все! Как штык! Как миленькие!

– Шалаш построим. И будем в нём жить-поживать и добра наживать, – закрыв глаза, мечтает Юрка. – Смотреть на звёзды. Лепота! И дышать только озоном. Как мне надоело ползать мокрой мокрицей под железным каблуком моей супруги. Ох как надоело!

– А у меня мама будет жить на даче. Всё лето. Она никуда не уедет. Это точно.

– Ну и бог с ней, Саня! Ты ей говоришь, что едешь в Москву, к своей толпе пациентов. Берёшь кейс – и к нам. Ко мне. Как на работу. А потом от нас – к ней. Как с работы. И всё!

– Замётано! По рукам. В июле созваниваемся. Уточняем детали. Договорились?

Володя, Саша, Юра и Лёнчик хлопают друг друга по рукам.

– Договориться-то договорились, – рассуждает Юра, – но один философ, Пифагор или Пиркофен, не помню, сказал: «Нельзя дважды войти в одну и ту же реку». Вова, кто это сказал?

– Я уже не так молод, чтобы всё знать.

Лёнчик пробуждается, еле ворочает языком:

– Это не я, это Гераклит сказал. А мы попробуем это опровергнуть. Мало ли что какой-то там Гераклит ляпнул. Почему надо принимать всё ап-ап-априори, как аксиому? Как домну? Как догму? Наливаю за претворение наших корыстных планов.

Володя отбирает у него бутылку:

– Он много пил, но пьяницей не был.

– А помнишь, – говорит Лёнчик, пьяно раскачиваясь, – Черчилль говорил: «Я всегда помню, что взял от алкоголя больше, чем он забрал у меня»? Тогда и живётся веселее, когда выпьешь. А доброе веселье лучше недоброго невеселья. А Черчилль в день бутылочку армянского коньячка уговаривал. Правда за 15 лет до смерти бросил и пить, и курить. Зато прожил, кажется, до 92 лет. Значит, пить не только вредно, но и полезно!.. Я раньше вообще не пил. Но вот когда ушла жена…

 

202

Лёнчик начинает рыдать. Володя успокаивает его:

– Ну, ну, успокойся, с кем не бывает…

Слышится голос Гали:

– Мальчики, вы совсем забыли своих девочек. Мы танцевать хотим.

– Ну и хотите себе! – Лёнчик вытирает кулаком слёзы, платком сопли.

– Идём попляшем. Сейчас ещё горячее блюдо будет.

Мужчины поднимают под руки Лёнчика и идут с ним из кухни в гостиную. Володя по пути прячет бутылку водки в холодильник…

Лёнчик лежит на диване в гостиной у Володи.

Володя накрывает его одеялом. Кладёт поудобнее ему подушку под голову. Подаёт стакан воды и лекарство от головной боли:

– На, Лёнь, выпей от головы и спи.

– Спасибо, дорогой. Спасибо. Извини. Перебрал.

Володя выходит из комнаты. Слышит, как Лёня бормочет:

– Скорее бы в детство. В Кирсановку. Как хочется в детство! Будем в расшибалку играть, в ножички, с качелей в длину прыгать, оловянных солдатиков камнями в крепости из песка бомбить, на «Школьнике» и «Орлёнке» гонять, окурки сигарет «Спорт» и «Дымок» будем на станции искать и докуривать их, самокрутки из дуба делать, одетыми на велосипедах с плотины с разгона в водоём нырять, «плодово-выгодный» «Солнцедар» пить, в шалаше сидеть, всякие смешные и страшные истории рассказывать. Побыстрее бы в детство. Побыстрее бы.

Володя гасит в комнате свет.

 

ШПИЦБЕРГЕН

(Сюрреалистичная сказка)

Архипелаг Шпицберген находится от Москвы ой как далеко. Живут на нём в основном норвежцы, но есть и несколько русских поселений.

И вот, рассказывают, случилась на этом архипелаге такая катавасия. Хотите верьте, хотите нет. Дело было в самом начале весны, а она там начинается в мае-июне. А с октября по февраль – одна сплошная ночь. Да такая ночь, что даже днём непроглядная темень.

 

203

Лёнчик начинает рыдать. Володя успокаивает его:

– Ну, ну, успокойся, с кем не бывает…

Слышится голос Гали:

– Мальчики, вы совсем забыли своих девочек. Мы танцевать хотим.

– Ну и хотите себе! – Лёнчик вытирает кулаком слёзы, платком сопли.

– Идём попляшем. Сейчас ещё горячее блюдо будет.

Мужчины поднимают под руки Лёнчика и идут с ним из кухни в гостиную. Володя по пути прячет бутылку водки в холодильник…

Лёнчик лежит на диване в гостиной у Володи.

Володя накрывает его одеялом. Кладёт поудобнее ему подушку под голову. Подаёт стакан воды и лекарство от головной боли:

– На, Лёнь, выпей от головы и спи.

– Спасибо, дорогой. Спасибо. Извини. Перебрал.

Володя выходит из комнаты. Слышит, как Лёня бормочет:

– Скорее бы в детство. В Кирсановку. Как хочется в детство! Будем в расшибалку играть, в ножички, с качелей в длину прыгать, оловянных солдатиков камнями в крепости из песка бомбить, на «Школьнике» и «Орлёнке» гонять, окурки сигарет «Спорт» и «Дымок» будем на станции искать и докуривать их, самокрутки из дуба делать, одетыми на велосипедах с плотины с разгона в водоём нырять, «плодово-выгодный» «Солнцедар» пить, в шалаше сидеть, всякие смешные и страшные истории рассказывать. Побыстрее бы в детство. Побыстрее бы.

Володя гасит в комнате свет.

 

ШПИЦБЕРГЕН

(Сюрреалистичная сказка)

Архипелаг Шпицберген находится от Москвы ой как далеко. Живут на нём в основном норвежцы, но есть и несколько русских поселений.

И вот, рассказывают, случилась на этом архипелаге такая катавасия. Хотите верьте, хотите нет. Дело было в самом начале весны, а она там начинается в мае-июне. А с октября по февраль – одна сплошная ночь. Да такая ночь, что даже днём непроглядная темень.

 

203

Задрав головы, глотая мелкую морозь, удивлённо смотрели строители жилого дома, как три камуфлированных вертолёта пролетели низко над их головами, раздирая на куски туман, в сторону аэропорта Свальбард города Лонгйир. Но никто не видел, как на поле из вертолётов повыскакивали один за другим десантники в полной боевой выкладке и пошли цепочкой к зданию аэровокзала.

На следующий день к аэропорту города Лонгйир стали съезжаться представительские машины. Немного. Так, несколько машин. Из них выходили солидные и важные из себя люди и, солидно кутаясь в шубы, шли ко входу в здание аэропорта, где норвежские пограничники и непонятно чьи люди в штатском проверяли у них документы и пропускали через рамки-детекторы. Затем отсканированные во всех интимных местах встречающие шли свои ходом к взлётно-посадочной полосе.

Вскоре на этом центральном столичном аэродроме приземлились два сияющих на солнце пассажирских самолёта. Четыре истребителя, сопровождающие их, пошли на дополнительный круг и приземлились на другой посадочной полосе.

Никто не знал, когда и где замаскировались в окрестностях аэропорта, во мхах и лишайниках, а также непременно на крышах административных и служебных зданий аэропорта незаметные наши и норвежские снайперы. Несколько часов спустя остров облетела молва что, мол, на Шпицберген прилетел с неофициальным визитом сам президент всея Руси вместе с норвежскими правительственными коллегами из Осло.

На стройке жилого дома эта новость подверглась живому и бурному обсуждению.

– С чего бы это? – почесал затылок арматурщик Олег Разин.

– Наверное, популяцию белых медведей, тюленей и овцебыков увеличивать или котиков кольцевать, – предложил его напарник Пётр Коростылёв.

– Да ладно тебе. Здесь что-то посерьёзнее будет. Может, какие проекты совместные новые обсудят или норвежцам кусок нашего моря подарить, – внёс своё предположение всегда серьёзный Евгений Карюк.

– Да ты что? – не поверил Олег.

– Вон Ельцин и Шеварднадзе подарили же американцам, народ наш российский не спросив, здоровый отрезок Берингова моря, полного рыбой, да ещё и землицы несколько тысяч квадратных километров в придачу.

 

204

Задрав головы, глотая мелкую морозь, удивлённо смотрели строители жилого дома, как три камуфлированных вертолёта пролетели низко над их головами, раздирая на куски туман, в сторону аэропорта Свальбард города Лонгйир. Но никто не видел, как на поле из вертолётов повыскакивали один за другим десантники в полной боевой выкладке и пошли цепочкой к зданию аэровокзала.

На следующий день к аэропорту города Лонгйир стали съезжаться представительские машины. Немного. Так, несколько машин. Из них выходили солидные и важные из себя люди и, солидно кутаясь в шубы, шли ко входу в здание аэропорта, где норвежские пограничники и непонятно чьи люди в штатском проверяли у них документы и пропускали через рамки-детекторы. Затем отсканированные во всех интимных местах встречающие шли свои ходом к взлётно-посадочной полосе.

Вскоре на этом центральном столичном аэродроме приземлились два сияющих на солнце пассажирских самолёта. Четыре истребителя, сопровождающие их, пошли на дополнительный круг и приземлились на другой посадочной полосе.


Дата добавления: 2019-09-08; просмотров: 45; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!