НОВЫЙ ГОД В ЭКВАТОРИАЛЬНОЙ ГВИНЕЕ 38 страница



 

175

Володя покачивает, трясёт головой: «Бывает же! Кому расскажешь, что я это видел, – не поверят. Такого, скажут, не бывает. А раз видения видишь, значит, скажут, в психушку пора. Или у меня действительно котелок сварился? Надо пойти выпить, нервы подлечить. Поправить здоровье. Хотя, помню, сидел я как-то на кухне и глушил рижский бальзам. Вдруг всё перед глазами поплыло, зашаталось. Я испугался. Всё, думаю, допился, пора бросать. И ведь впрямь чуть было не бросил! А оказалось, землетрясение в Москве произошло, вот всё и зашаталось. А ведь я тоже тогда подумал: видение. Вот и разберись теперь, что считать видением, а что – явлением природы. Но всё равно пойду рюмочку приму. Ведь видел же я сейчас всё это! Видел, как здорово всё тогда было! Мы с Инкой! Молодые, влюблённые, счастливые!»

Володя идёт к хельге. Выпивает стаканчик водочки. Крякает. Закусывает огурчиком. Берёт гитару и идёт к жене на кухню.

Входит на кухню, становится на одно колено и поёт жене в порыве ностальгических чувств:

 

– Жёнушка, ты, жёнушка, только не ворчи.

Обними воробышка своего в ночи.

Жёнушка, ты, жёнушка, боль, печаль – долой!

Я танцую, жёнушка, лишь с тобой одной!

 

Инна машет Володе рукой, мол, хватит, хватит, не понимая порыв мужа:

– Хватит, хватит! Распелся! Дел, что ли, нет? Лучше бы занялся чем-нибудь полезным. Иди-иди отсюда! Опух от безделья!

– Не ценишь ты меня с моими талантами.

– Иди-иди уже. Тоже мне, Страдивари выискался!

Володя, обиженный, уходит:

– Страдивари не Страдивари…

Володя идёт по коридору в гостиную, бормоча себе по нос:

– Что же такое сделать плохое?

Инна смотрит на кухне в окно. Видит двор. И вдруг картинка за окном меняется. Всё исчезает в дымке. Дымка рассеивается, и Инна видит себя как бы со стороны… Она в Африке. Молодая, лет 27. В полосатом брючном костюме с белыми, красными и синими полосками, в босоножках на высоких деревянных каблуках – по моде 1970-х годов. Стоит у окна двухэтажного дома, которое выходит на узкую улицу. На улице играют двое

 

175

негритят. Идёт негритянка в расписном платье. На голове несёт огромную корзину с фруктами. На спине у неё висит грудной ребёнок, подвязанный платком. В правой руке она тащит какой-то узелок, в левой – в плетёной окантовке бутыль с водой. За ней идёт её муж, худой негритос. В одной рукой он держит над собой зонтик, в другой – приёмник «Сигулда» советского производства. На нём рубаха с большим портретом президента страны… Дети убегают. Негритянка с мужем уходят. К дому подъезжает бронетранспортёр БТР-60 ПБ. Из переднего люка торчит голова водителя-негра в шлемофоне. Он приветственно машет Инне. Инна видит, как из подъезда дома быстро выходит её молодой муж Володя. В летних лёгких светло-серых брюках, в белой кепке на голове и в белой рубашке с короткими рукавами. В одной руке у него пакет с бутербродами, в другой – термос с чаем. Володя кладёт пакет на борт бронетранспортёра и ставит туда же термос. Залезает на БТР, берёт свои вещи, машет рукой Инне и исчезает с пакетом и термосом в люке. Инна машет Володе в ответ, потом прижимает руки, сжатые в кулачки, к груди. Грустно смотрит на уезжающий бронетранспортёр и говорит себе, как уже привыкла разговаривать сама с собой, оставаясь на долгое время одна дома: «Хоть бы мой Вовик живым вернулся домой с этого проклятого стрельбища! Не подстрелили бы его эти ротозеи, шурики-африканцы! Змея какая не укусила бы его! Противоядий-то от них у наших нет. Не снабжают из центра наших военных специалистов антидотами»…

Всё затуманивается. Видение исчезает. Инна стоит у окна. Руки её непроизвольно прижимаются к груди, и она говорит сама себе растроганно:

– Господи, что за чудеса?! Неужели это с нами когда-то было? Брошенные в Африке на произвол судьбы! Без врачей, без еды, одни, безоружные, перед наёмниками. На нервном истощении вернулись тогда. И что я всё время своего Вовика дёргаю? Надо с ним, именинничком, поласковее.

И тут же Инна кричит Володе:

– Ты чем там занят, именинник?! Возьми-ка мусор и выброси его на лестницу!

Володя входит на кухню, достаёт из мусорного ведра мусор в пакете и вздыхает:

– Так оно же неполное.

– Неси! Чтобы рыбой не пахло.

– А оно и не пахнет.

 

176

негритят. Идёт негритянка в расписном платье. На голове несёт огромную корзину с фруктами. На спине у неё висит грудной ребёнок, подвязанный платком. В правой руке она тащит какой-то узелок, в левой – в плетёной окантовке бутыль с водой. За ней идёт её муж, худой негритос. В одной рукой он держит над собой зонтик, в другой – приёмник «Сигулда» советского производства. На нём рубаха с большим портретом президента страны… Дети убегают. Негритянка с мужем уходят. К дому подъезжает бронетранспортёр БТР-60 ПБ. Из переднего люка торчит голова водителя-негра в шлемофоне. Он приветственно машет Инне. Инна видит, как из подъезда дома быстро выходит её молодой муж Володя. В летних лёгких светло-серых брюках, в белой кепке на голове и в белой рубашке с короткими рукавами. В одной руке у него пакет с бутербродами, в другой – термос с чаем. Володя кладёт пакет на борт бронетранспортёра и ставит туда же термос. Залезает на БТР, берёт свои вещи, машет рукой Инне и исчезает с пакетом и термосом в люке. Инна машет Володе в ответ, потом прижимает руки, сжатые в кулачки, к груди. Грустно смотрит на уезжающий бронетранспортёр и говорит себе, как уже привыкла разговаривать сама с собой, оставаясь на долгое время одна дома: «Хоть бы мой Вовик живым вернулся домой с этого проклятого стрельбища! Не подстрелили бы его эти ротозеи, шурики-африканцы! Змея какая не укусила бы его! Противоядий-то от них у наших нет. Не снабжают из центра наших военных специалистов антидотами»…

Всё затуманивается. Видение исчезает. Инна стоит у окна. Руки её непроизвольно прижимаются к груди, и она говорит сама себе растроганно:

– Господи, что за чудеса?! Неужели это с нами когда-то было? Брошенные в Африке на произвол судьбы! Без врачей, без еды, одни, безоружные, перед наёмниками. На нервном истощении вернулись тогда. И что я всё время своего Вовика дёргаю? Надо с ним, именинничком, поласковее.

И тут же Инна кричит Володе:

– Ты чем там занят, именинник?! Возьми-ка мусор и выброси его на лестницу!

Володя входит на кухню, достаёт из мусорного ведра мусор в пакете и вздыхает:

– Так оно же неполное.

– Неси! Чтобы рыбой не пахло.

– А оно и не пахнет.

 

176

– Это только пока не пахнет. А гости придут, оно и запахнет. Тебе что, лень? Так и скажи. Тогда я сама сейчас вынесу. Боишься переломиться?

– Хорошо. Вынесу, вынесу.

Володя берёт пластиковый мешочек с отходами кухонного производства и выходит из квартиры. Площадка заставлена стремянками, овощными ящиками, лыжами, газетами в стопках, старой «Ригондой», тележками для продуктов и более громоздкими вещами. Хлам, одним словом. А выбросить жалко. Над одной дверью висит с Нового года новогоднее украшение – гирлянда из колокольчиков. Над другой – прибита подкова. На счастье, так сказать. На площадке – сосед Евгений Степанович, мужчина лет 70, с большой лысиной. В голубой майке, в серых спортивных штанах, похожих на кальсоны, или в кальсонах, похожих на спортивные штаны. Сразу и не разберёшь. Сосед усердно подметает пол и коврик у дверей. Причём не только у своей квартиры, но и у соседей. Здорово пылит, так как пребывает в злом, раздражённом, нервном состоянии.

Евгений Степанович замечает Володю:

– А, Володя! Все коммунисты сволочи! Конечно, не все. Такой Союз, такой Союз развалили! Учились бы лучше у китайцев, как целостность государства блюсти. Проходи, проходи, ты мне не мешаешь.

Сосед гневно потрясает ковриком.

– Здравствуйте, Евгений Степанович. Спасибо вам за заботу обо всех нас.

Евгений Степанович кивает головой.

Зажимая нос двумя пальцами, так, чтобы этого не заметил Евгений Степанович, зажмуривая глаза и задерживая дыхание, Володя бочком, вполоборота от соседа, идёт на лестничную площадку. Там распрямляется и выбрасывает пакет в мусоропровод. Мешочек с банками летит вниз. Володя глядит в окно. Потом возвращается в свою квартиру...

Смотрит на старинные деревянные часы, висящие над дверью в гостиную:

– Завести, что ли? Пусть громыхают. Да ну их, возиться ещё! Потом их останавливать надо.

Володя ополаскивает руки в ванной, направляется к столу в гостиной. Берёт кусочек ветчины, съедает его, а остальные ломтики сдвигает на блюде так, чтобы не было «дырок». Затем принимает на грудь очередной стаканчик водочки, граммов 30 – не больше.

Инна кричит из кухни:

– Володя! Что ты там делаешь? Что-то не идут твои гости.

 

177

– Это только пока не пахнет. А гости придут, оно и запахнет. Тебе что, лень? Так и скажи. Тогда я сама сейчас вынесу. Боишься переломиться?

– Хорошо. Вынесу, вынесу.

Володя берёт пластиковый мешочек с отходами кухонного производства и выходит из квартиры. Площадка заставлена стремянками, овощными ящиками, лыжами, газетами в стопках, старой «Ригондой», тележками для продуктов и более громоздкими вещами. Хлам, одним словом. А выбросить жалко. Над одной дверью висит с Нового года новогоднее украшение – гирлянда из колокольчиков. Над другой – прибита подкова. На счастье, так сказать. На площадке – сосед Евгений Степанович, мужчина лет 70, с большой лысиной. В голубой майке, в серых спортивных штанах, похожих на кальсоны, или в кальсонах, похожих на спортивные штаны. Сразу и не разберёшь. Сосед усердно подметает пол и коврик у дверей. Причём не только у своей квартиры, но и у соседей. Здорово пылит, так как пребывает в злом, раздражённом, нервном состоянии.

Евгений Степанович замечает Володю:

– А, Володя! Все коммунисты сволочи! Конечно, не все. Такой Союз, такой Союз развалили! Учились бы лучше у китайцев, как целостность государства блюсти. Проходи, проходи, ты мне не мешаешь.

Сосед гневно потрясает ковриком.

– Здравствуйте, Евгений Степанович. Спасибо вам за заботу обо всех нас.

Евгений Степанович кивает головой.

Зажимая нос двумя пальцами, так, чтобы этого не заметил Евгений Степанович, зажмуривая глаза и задерживая дыхание, Володя бочком, вполоборота от соседа, идёт на лестничную площадку. Там распрямляется и выбрасывает пакет в мусоропровод. Мешочек с банками летит вниз. Володя глядит в окно. Потом возвращается в свою квартиру...

Смотрит на старинные деревянные часы, висящие над дверью в гостиную:

– Завести, что ли? Пусть громыхают. Да ну их, возиться ещё! Потом их останавливать надо.

Володя ополаскивает руки в ванной, направляется к столу в гостиной. Берёт кусочек ветчины, съедает его, а остальные ломтики сдвигает на блюде так, чтобы не было «дырок». Затем принимает на грудь очередной стаканчик водочки, граммов 30 – не больше.

Инна кричит из кухни:

– Володя! Что ты там делаешь? Что-то не идут твои гости.

 

177

Володя, испуганно вздрагивая, прикрывает дверцу хельги, идёт в ванную подушить себе усы, чтобы не пахло водкой:

– Не боись, придут как миленькие. Кто ходит в гости по вечерам, тот поступает мудро. Как говорится, на то он и вечер.

– Не заблудятся? Ведь первый раз к нам едут.

– Не маленькие, телефон наш у них есть. Позвонят в крайнем случае. Язык до Киева доведёт...

В прихожей раздаётся долгий звонок. Звонит птичьим голосом. Кажется, что какой-то жар-птице наступили на хвост, ошпарили её кипятком или отворачивают ей шею. Вот она и голосит так. Орёт как недорезанная.

Володя тревожно прислушивается, настораживается. Теребит на себе галстук. Выходит из квартиры на площадку и снова видит там Евгения Степановича, одинокого соседа, стоящего на табуретке и вкручивающего в патрон электрическую лампочку, висящую на потолке.

– Тебе уже второй раз снизу звонят!

– Мне?

Володя показывает левой рукой на потолок:

– Что, перегорела?

– Эта? Да, эта перегорела. А вон перед лифтом две лампы дневного света ворюги вырвали вместе с проводами. Видел?

– Видел.

– Под напряжением вырвали. Ничего не боятся! Распустилась молодёжь! Наркоманы одни! Конечно, не все. Вот мы. Пионерами были. С галстуками ходили. Металлолом собирали, макулатуру. На целину потом ездили. А эти – тьфу! Конечно, не все...

В лифт входят Юра с Милой. И видят объявление на стене: «Внимание! Запрещается розжиг костров, выгулка собак, выпас и выгон скота, выполз змей, выпорос свиней, выжереб коней, выкобыл лошадей, вымет икры, вылуп птиц из яиц, выхохол выхухолей, выкур курей и выпрыг кенгурей, выкур кур, обдир ягод, выруб леса, выпуг тетерева, выдох вдоха, выхлоп газов, выкидыш мусора, выродок людей, выплав стали, выпендр фраеров, выстрел «Авроры», выклянч денег, вымуштр солдат, вытрус половиков, выпор детей, высморк насморка, вытреп и разбрех государственных тайн»... Юрка ржёт без передыха до самой остановки лифта.

Понимающе кивая соседу, Володя приникает к дверному глазку. Он с искажением, как в комнате смеха, видит удлинённого толстопузого мужчину среднего роста в плаще и в чёрной маске с прорезями для носа, глаз и рта. И с автоматом Калашникова в руке. Мужчина жмёт на кнопку звонка.

 

178

Володя, испуганно вздрагивая, прикрывает дверцу хельги, идёт в ванную подушить себе усы, чтобы не пахло водкой:

– Не боись, придут как миленькие. Кто ходит в гости по вечерам, тот поступает мудро. Как говорится, на то он и вечер.

– Не заблудятся? Ведь первый раз к нам едут.

– Не маленькие, телефон наш у них есть. Позвонят в крайнем случае. Язык до Киева доведёт...

В прихожей раздаётся долгий звонок. Звонит птичьим голосом. Кажется, что какой-то жар-птице наступили на хвост, ошпарили её кипятком или отворачивают ей шею. Вот она и голосит так. Орёт как недорезанная.

Володя тревожно прислушивается, настораживается. Теребит на себе галстук. Выходит из квартиры на площадку и снова видит там Евгения Степановича, одинокого соседа, стоящего на табуретке и вкручивающего в патрон электрическую лампочку, висящую на потолке.

– Тебе уже второй раз снизу звонят!

– Мне?

Володя показывает левой рукой на потолок:

– Что, перегорела?

– Эта? Да, эта перегорела. А вон перед лифтом две лампы дневного света ворюги вырвали вместе с проводами. Видел?

– Видел.

– Под напряжением вырвали. Ничего не боятся! Распустилась молодёжь! Наркоманы одни! Конечно, не все. Вот мы. Пионерами были. С галстуками ходили. Металлолом собирали, макулатуру. На целину потом ездили. А эти – тьфу! Конечно, не все...

В лифт входят Юра с Милой. И видят объявление на стене: «Внимание! Запрещается розжиг костров, выгулка собак, выпас и выгон скота, выполз змей, выпорос свиней, выжереб коней, выкобыл лошадей, вымет икры, вылуп птиц из яиц, выхохол выхухолей, выкур курей и выпрыг кенгурей, выкур кур, обдир ягод, выруб леса, выпуг тетерева, выдох вдоха, выхлоп газов, выкидыш мусора, выродок людей, выплав стали, выпендр фраеров, выстрел «Авроры», выклянч денег, вымуштр солдат, вытрус половиков, выпор детей, высморк насморка, вытреп и разбрех государственных тайн»... Юрка ржёт без передыха до самой остановки лифта.

Понимающе кивая соседу, Володя приникает к дверному глазку. Он с искажением, как в комнате смеха, видит удлинённого толстопузого мужчину среднего роста в плаще и в чёрной маске с прорезями для носа, глаз и рта. И с автоматом Калашникова в руке. Мужчина жмёт на кнопку звонка.

 

178

– Кто там?

– Что так долго не открываете? Почтальон Печкин! Да не бойся ты, не гости!

Мужчина гогочет из-под чёрной маски хохотом Юры. Володя, узнав приятеля, открывает дверь:

– Напу-га-ал! Я думал, бандит какой поздравить меня идёт с контрольным выстрелом в голову из автомата.

Володя высвобождает потную руку от баллончика в кармане и обнимает Юру.

– Галя, выходи. Я его уже напугал.

Из-за угла появляется Юрина жена с букетиком гвоздик в руке:

– С днём рождения, именинник!

Юра снимает маску и отдаёт её Володе:

– Бери, владей, может, пригодится. Банки грабить. А вот тебе ещё и рог для вина. В него два литра входит. Хошь вина, хошь водки. Чего душа желает. Всё вмещает, без разбору.

Юра вручает Володе игрушечный автомат и хрустальный рог для вина.

– О-о-о! Какой увесистый. Да к тому же ещё и хрустальный! Спасибочки, ребятки. Инна! Где ты там запропастилась?

Появляется Инна. Евгений Степанович со своей табуреткой убирается с дороги, освобождая проход гостям. Но не уходит, слушает, о чём говорят Володя и его гости.

Володя целует в щёчку Галю и Юру. Они целуют его. Володя жестом приглашает гостей в свою квартиру:

– Проходите. Быстро нас нашли?

Инна:

– Здрасьте. Сколько лет, сколько зим!

– Инночка! Здравствуй, дорогуша! Да, нашли вас быстро.

– Но вот весна в этом году вовсе не красна. Задерживается здорово. И сейчас хмурится что-то. И моросит опять.

Инна протягивает Гале вешалку:

– Вот шкаф, вот вешалка. Вешайте на здоровье.

Юра в этот момент вручает Инне букет гвоздик, принятых им из рук Гали:

– (Поёт.) Гвоздички, гвоздички, светлого мая приве-ет…

Инна ему подпевает:

– Гвоздички, гвоздички…

 

179

– Кто там?

– Что так долго не открываете? Почтальон Печкин! Да не бойся ты, не гости!

Мужчина гогочет из-под чёрной маски хохотом Юры. Володя, узнав приятеля, открывает дверь:

– Напу-га-ал! Я думал, бандит какой поздравить меня идёт с контрольным выстрелом в голову из автомата.

Володя высвобождает потную руку от баллончика в кармане и обнимает Юру.

– Галя, выходи. Я его уже напугал.

Из-за угла появляется Юрина жена с букетиком гвоздик в руке:

– С днём рождения, именинник!

Юра снимает маску и отдаёт её Володе:

– Бери, владей, может, пригодится. Банки грабить. А вот тебе ещё и рог для вина. В него два литра входит. Хошь вина, хошь водки. Чего душа желает. Всё вмещает, без разбору.

Юра вручает Володе игрушечный автомат и хрустальный рог для вина.

– О-о-о! Какой увесистый. Да к тому же ещё и хрустальный! Спасибочки, ребятки. Инна! Где ты там запропастилась?

Появляется Инна. Евгений Степанович со своей табуреткой убирается с дороги, освобождая проход гостям. Но не уходит, слушает, о чём говорят Володя и его гости.

Володя целует в щёчку Галю и Юру. Они целуют его. Володя жестом приглашает гостей в свою квартиру:

– Проходите. Быстро нас нашли?

Инна:

– Здрасьте. Сколько лет, сколько зим!

– Инночка! Здравствуй, дорогуша! Да, нашли вас быстро.

– Но вот весна в этом году вовсе не красна. Задерживается здорово. И сейчас хмурится что-то. И моросит опять.

Инна протягивает Гале вешалку:

– Вот шкаф, вот вешалка. Вешайте на здоровье.

Юра в этот момент вручает Инне букет гвоздик, принятых им из рук Гали:

– (Поёт.) Гвоздички, гвоздички, светлого мая приве-ет…

Инна ему подпевает:

– Гвоздички, гвоздички…

 

179

Володя заканчивает, перебивая Инну:

– Белый, а точнее – красный, букет!

Юра кланяется и расшаркивается.

– Будя, чай, не на балу у генерал-губернатора.

А Инна уже на кухне с цветами, смотрит в окно и кричит Володе:


Дата добавления: 2019-09-08; просмотров: 42; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!