НОВЫЙ ГОД В ЭКВАТОРИАЛЬНОЙ ГВИНЕЕ 33 страница



– Юлия Михайловна, – вдруг взмолился Михаил, – я уже не могу здесь заниматься. Эти беготня и шум в коридоре, крики. Всё отвлекает. Что-то плохо всё в голову лезет. А скоро экзамены. Выпускные. Мне бы на госэкзаменах хотя бы за троечку зацепиться.

 

151

– Это поправимо, если приналечь.

– Вот и я об этом. Не хочу вас позорить. Вы столько сил и времени на меня тратите. А у вас дома нельзя позаниматься? В спокойной обстановке. Чтобы не отвлекаться.

– Время-то вообще есть. Пошли. Только серьёзно. Не отвлекаясь.

– Ни-ни!

Юлия Михайловна смотрит на часики:

– Ещё два часа сегодня можно.

Она смотрит на Михаила, который дрожит мелкой дрожью.

– Вам не холодно? Вы не простыли? Может, перенесём занятия?

– Пройдёт. Это так, нервное.

Они идут к дому учительницы, который недалеко от школы Поднимаются по лестнице на третий этаж.

Юлия Михайловна открывает ключом дверь. Заходит. Следом за ней на дрожащих ногах в квартиру входит Михаил и, буквально теряя сознание, припадает со слезами на глазах к груди своей учительницы, обхватив руками и сильно, судорожно сжимая её бедра.

– Что ты, что ты? – она вытирает ему слёзы на глазах и щеках. – Что такое, маленький? Что вдруг случилось?

– Я вас люблю! Давно!

– Как я сразу, дура такая, не догадалась? Бедненький ты мой! Подожди. Я сейчас. Вот водички попей, – она протягивает Михаилу стакан с водой.

Михаил лязгает зубами о край стакана. Юлия Михайловна убегает в другую комнату. Возвращается босиком в одной комбинации и без лифчика. Прижимает Михаила к себе и начинает его раздевать, лаская везде. По ходу раздевается и сама. Когда на Михаиле остаются только трусы, а на ней самой – трусики, она тянет его под одеяло на кровать. Там она стягивает с безропотного юноши трусы и снимает свои кружевные трусики с оборочками. Тяжело дыша, оба скрываются под одеялом.

– Дай руку. Подержи здесь, – она берёт Михаила за руку и кладёт его ладонь туда, между своими ногами.

Пальцы Михаила пробираются сквозь густые волосики и проваливаются в широкую влажную трещину. Нежную мягкую ложбинку. Ладонь его наполняется чем-то липким и густым. То ли жидкостью, то ли чем-то клейким.

– Тебе так хорошо?

– Очень!

 

152

– Это поправимо, если приналечь.

– Вот и я об этом. Не хочу вас позорить. Вы столько сил и времени на меня тратите. А у вас дома нельзя позаниматься? В спокойной обстановке. Чтобы не отвлекаться.

– Время-то вообще есть. Пошли. Только серьёзно. Не отвлекаясь.

– Ни-ни!

Юлия Михайловна смотрит на часики:

– Ещё два часа сегодня можно.

Она смотрит на Михаила, который дрожит мелкой дрожью.

– Вам не холодно? Вы не простыли? Может, перенесём занятия?

– Пройдёт. Это так, нервное.

Они идут к дому учительницы, который недалеко от школы Поднимаются по лестнице на третий этаж.

Юлия Михайловна открывает ключом дверь. Заходит. Следом за ней на дрожащих ногах в квартиру входит Михаил и, буквально теряя сознание, припадает со слезами на глазах к груди своей учительницы, обхватив руками и сильно, судорожно сжимая её бедра.

– Что ты, что ты? – она вытирает ему слёзы на глазах и щеках. – Что такое, маленький? Что вдруг случилось?

– Я вас люблю! Давно!

– Как я сразу, дура такая, не догадалась? Бедненький ты мой! Подожди. Я сейчас. Вот водички попей, – она протягивает Михаилу стакан с водой.

Михаил лязгает зубами о край стакана. Юлия Михайловна убегает в другую комнату. Возвращается босиком в одной комбинации и без лифчика. Прижимает Михаила к себе и начинает его раздевать, лаская везде. По ходу раздевается и сама. Когда на Михаиле остаются только трусы, а на ней самой – трусики, она тянет его под одеяло на кровать. Там она стягивает с безропотного юноши трусы и снимает свои кружевные трусики с оборочками. Тяжело дыша, оба скрываются под одеялом.

– Дай руку. Подержи здесь, – она берёт Михаила за руку и кладёт его ладонь туда, между своими ногами.

Пальцы Михаила пробираются сквозь густые волосики и проваливаются в широкую влажную трещину. Нежную мягкую ложбинку. Ладонь его наполняется чем-то липким и густым. То ли жидкостью, то ли чем-то клейким.

– Тебе так хорошо?

– Очень!

 

152

– Тихонько, медленно. Не спеши! Ложись на меня. Не бойся, не раздавишь. Так.

Михаил целует лицо учительницы, всю её шею, ушки, волосы, грудь с напрягшимися розовыми сосочками. Одной своей рукой Юлия Михайловна берёт руку Михаила и начинает гладить ею свою грудь. А сама, постанывая, облизывает языком свои сухие губы.

– Пальчиками сожми мои сосочки. А теперь иди ко мне, не дрожи. Вот так. Сейчас. Тихонько. Тихонько. Не спеши! Вошёл? Не торопись! Хороший мой! Вот так. Получилось! Всё получилось! Прекрасненько. Не спеши. Ох! Так! Так! Так, Мишенька! Мишутка! Так, родненький ты мой! Единственный! Ну его к чёрту, это одеяло! Долой его! Хочу видеть тебя всего! Твои глаза! Тебя всего!

– Я тоже, – стонет Михаил. – Ты самая красивая! Я ещё никогда таких не встречал! Ты нежная и ласковая, как моя покойная мама. Я хочу, чтобы ты всегда была со мной.

– Так ты без мамы? Бедняжка! Я тоже хочу быть с тобой. Расслабься. Повернись лицом к стене. Дай мне свою руку. Поспи немного. Тебе надо поспать!

– А ты не уйдёшь?

– Куда теперь я от тебя денусь?! Спи. Бай-бай!

Сердечко молодой женщины никак не хочет успокоиться от пережитого тоже первый раз в жизни. Оно замирает, трепещет, бьётся, колотится, судорога проходит по молодому телу женщины, губы сухие совсем.

Юлия Михайловна глубоко вздыхает, расслабляясь. Рука Михаила, соскользнув с её груди, ложится плавно на простыню. Оба, обнажённые, почти одновременно засыпают. Таким дивным спокойным сном, переполненным счастьем…

На выпускных экзаменах Михаил должен был получить твёрдую двойку по алгебре, но комиссия, пошушукавшись и поохав, снисходительно пошла ему навстречу и поставила тройку. С минусом. В уме. И остался выпускник-неудачник без золотой и без серебряной медали. Но зато с памятью о своей первой любви к своей учительнице Юлии Михайловне на всю свою оставшуюся 52-летнюю жизнь.

 

 

153

– Тихонько, медленно. Не спеши! Ложись на меня. Не бойся, не раздавишь. Так.

Михаил целует лицо учительницы, всю её шею, ушки, волосы, грудь с напрягшимися розовыми сосочками. Одной своей рукой Юлия Михайловна берёт руку Михаила и начинает гладить ею свою грудь. А сама, постанывая, облизывает языком свои сухие губы.

– Пальчиками сожми мои сосочки. А теперь иди ко мне, не дрожи. Вот так. Сейчас. Тихонько. Тихонько. Не спеши! Вошёл? Не торопись! Хороший мой! Вот так. Получилось! Всё получилось! Прекрасненько. Не спеши. Ох! Так! Так! Так, Мишенька! Мишутка! Так, родненький ты мой! Единственный! Ну его к чёрту, это одеяло! Долой его! Хочу видеть тебя всего! Твои глаза! Тебя всего!

– Я тоже, – стонет Михаил. – Ты самая красивая! Я ещё никогда таких не встречал! Ты нежная и ласковая, как моя покойная мама. Я хочу, чтобы ты всегда была со мной.

– Так ты без мамы? Бедняжка! Я тоже хочу быть с тобой. Расслабься. Повернись лицом к стене. Дай мне свою руку. Поспи немного. Тебе надо поспать!

– А ты не уйдёшь?

– Куда теперь я от тебя денусь?! Спи. Бай-бай!

Сердечко молодой женщины никак не хочет успокоиться от пережитого тоже первый раз в жизни. Оно замирает, трепещет, бьётся, колотится, судорога проходит по молодому телу женщины, губы сухие совсем.

Юлия Михайловна глубоко вздыхает, расслабляясь. Рука Михаила, соскользнув с её груди, ложится плавно на простыню. Оба, обнажённые, почти одновременно засыпают. Таким дивным спокойным сном, переполненным счастьем…

На выпускных экзаменах Михаил должен был получить твёрдую двойку по алгебре, но комиссия, пошушукавшись и поохав, снисходительно пошла ему навстречу и поставила тройку. С минусом. В уме. И остался выпускник-неудачник без золотой и без серебряной медали. Но зато с памятью о своей первой любви к своей учительнице Юлии Михайловне на всю свою оставшуюся 52-летнюю жизнь.

 

 

153

                         ДА ЗДРАВСТВУЕТ ИСПАНИЯ!

 

Солнечное зимнее утро. 11:00. Мороз. Красивый заснеженный лес. По шоссейной дороге, расчищенной снегоуборочной машиной, молча идут три молодых человека. Скользя, спотыкаясь и останавливаясь время от времени передохнуть. Это высокий, одетый в бежевую импортную куртку на меху с молнией и в вязаной шапочке Илья. Владимир. Пониже ростом, кряжистый, широкоплечий, тоже в шапочке и куртке, но чёрной. И Олег. Постарше товарищей. В зимнем длиннополом чёрном пальто, в ношеной пыжиковой шапке-ушанке. С усами. Видно, что он из провинции, малоимущий студент.

Парни останавливаются около металлических ворот без одной створки. Илья и Володя ставят на снег спортивные сумки, а Олег – чемодан и авоську, в которой что-то лежит, завёрнутое в газету. Они снимают перчатки, начинают растирать щёки, носы, подбородки, уши.

– Красотища! – восторженно произносит Олег. – Напоминает мою Сибирь.

– Лепота! Отдохнём по полной программе! – оглядываясь вокруг и задирая голову, выдыхает Владимир.

– Я давно хотел такого! Ни больше ни меньше. Кажись, добрались. Ух! – поднимает кулак Илья.

– Слава богу, а то я совсем продрог в этой фуфайке, – Илья дёргает за полу свою куртку.

– Да ладно тебе, не болтай! В такой финской куртке замёрзнуть!

Илья, пристыженный, замолкает. Потом берёт двумя пальцами подол Володиной куртки и делает ему комплимент:

– А вот Володькина куртка хоть и отечественного производства, некрасивая, зато толстая и действительно тёплая.

– Ещё один бросок! Ещё одна попытка! Вперёд! – командует Олег, подхватывая чемодан и авоську.

Его сокурсники берут сумки и через три минуты подходят к большому кирпичному зданию. Это административный корпус, тоже с жилыми номерами для отдыхающих и пристроенной к нему столовой. Лепная надпись над входом в здание дома отдыха: д/о «Коммунальник». Справа в сугробе они видят деревянную доску объявлений. На прибитом к доске листе ватмана нарисован магнитофон, похожий на «Комету», из которого во все стороны разлетаются, как салют, скрипичные ключи, ноты, звёзды, и написано объявление разноцветными буквами: «Сегодня, 25 января, в 21:00 в Клубе д/о вечер знакомств и танцы».

 

154

                             ДА ЗДРАВСТВУЕТ ИСПАНИЯ!

 

Солнечное зимнее утро. 11:00. Мороз. Красивый заснеженный лес. По шоссейной дороге, расчищенной снегоуборочной машиной, молча идут три молодых человека. Скользя, спотыкаясь и останавливаясь время от времени передохнуть. Это высокий, одетый в бежевую импортную куртку на меху с молнией и в вязаной шапочке Илья. Владимир. Пониже ростом, кряжистый, широкоплечий, тоже в шапочке и куртке, но чёрной. И Олег. Постарше товарищей. В зимнем длиннополом чёрном пальто, в ношеной пыжиковой шапке-ушанке. С усами. Видно, что он из провинции, малоимущий студент.

Парни останавливаются около металлических ворот без одной створки. Илья и Володя ставят на снег спортивные сумки, а Олег – чемодан и авоську, в которой что-то лежит, завёрнутое в газету. Они снимают перчатки, начинают растирать щёки, носы, подбородки, уши.

– Красотища! – восторженно произносит Олег. – Напоминает мою Сибирь.

– Лепота! Отдохнём по полной программе! – оглядываясь вокруг и задирая голову, выдыхает Владимир.

– Я давно хотел такого! Ни больше ни меньше. Кажись, добрались. Ух! – поднимает кулак Илья.

– Слава богу, а то я совсем продрог в этой фуфайке, – Илья дёргает за полу свою куртку.

– Да ладно тебе, не болтай! В такой финской куртке замёрзнуть!

Илья, пристыженный, замолкает. Потом берёт двумя пальцами подол Володиной куртки и делает ему комплимент:

– А вот Володькина куртка хоть и отечественного производства, некрасивая, зато толстая и действительно тёплая.

– Ещё один бросок! Ещё одна попытка! Вперёд! – командует Олег, подхватывая чемодан и авоську.

Его сокурсники берут сумки и через три минуты подходят к большому кирпичному зданию. Это административный корпус, тоже с жилыми номерами для отдыхающих и пристроенной к нему столовой. Лепная надпись над входом в здание дома отдыха: д/о «Коммунальник». Справа в сугробе они видят деревянную доску объявлений. На прибитом к доске листе ватмана нарисован магнитофон, похожий на «Комету», из которого во все стороны разлетаются, как салют, скрипичные ключи, ноты, звёзды, и написано объявление разноцветными буквами: «Сегодня, 25 января, в 21:00 в Клубе д/о вечер знакомств и танцы».

 

154

– Ого! – радостно произносит Илья. – С корабля на бал! Пошли оформим наши отношения с д/о. Переоденемся – и на обед! Лыжи возьмём на базе, подремлем. Потом – ужин и танцы. На лыжах сегодня не пойдём?

– Нет, будем вживаться, как говорят разведчики, – таинственно шепчет Илья.

– Тебе виднее, – шепчет ему в ответ Володя, приложив палец к губам.

Троица входит в двери административного здания.

Вскоре приятели выходят из главного корпуса и, любуясь природой, идут по узенькой дорожке среди сугробов к трёхэтажному жилому корпусу. Подходят к корпусу.

– Что-то никого не видно, – говорит Володя.

– На лыжах уже все катаются. Или в лесу гуляют. Самое времечко для лыж.

В это время из корпуса со смехом выбегает ватага таких же, как они, молодых людей. С лыжами и санками. Тоже, видимо, студенты. Они весело направляются к лесу.

Олег открывает входную дверь. Друзья входят в жилой корпус. Приятели проходят по коридору и останавливаются у белой двери с номером 13.

– Приехали! Чёртова дюжина, – шепчет Илья.

– Меня это не волнует, – говорит Олег. – Я без предрассудков. Ни в Бога, ни в чёрта не верю. Какая разница?! Было бы удобно жить, комфортно. Давай ключ, я открою.

Олег по-хозяйски берёт у Володи ключ от номера. Его приятели расстёгивают куртки, снимают головные уборы и ждут, пока Олег возится с длинным ключом, ковыряя им в замочной скважине.

Наконец дверь поддаётся. Они входят в непрезентабельный трёхместный номер. Их взору предстают три продавленные кровати – синяя, зелёная и серая, застеленные байковыми одеялами, зачирканные карандашами и прожжённые сигаретами тумбочки, красочно изрезанный ножом круглый стол с тремя гранёными стаканами и пузатым графином. В углу – доисторический платяной шкаф.

Илья открывает со страшным скрипом дверцу шкафа. По лицам ребят видно, что шкаф производит на них удручающее впечатление ещё и весёленькой надписью, сделанной гвоздём на внутренней стенке правой дверцы кем-то из прежних постояльцев. Надпись гласила: «Берегитесь! Здесь недавно убили человека!»

155

– Ого! – радостно произносит Илья. – С корабля на бал! Пошли оформим наши отношения с д/о. Переоденемся – и на обед! Лыжи возьмём на базе, подремлем. Потом – ужин и танцы. На лыжах сегодня не пойдём?

– Нет, будем вживаться, как говорят разведчики, – таинственно шепчет Илья.

– Тебе виднее, – шепчет ему в ответ Володя, приложив палец к губам.

Троица входит в двери административного здания.

Вскоре приятели выходят из главного корпуса и, любуясь природой, идут по узенькой дорожке среди сугробов к трёхэтажному жилому корпусу. Подходят к корпусу.

– Что-то никого не видно, – говорит Володя.

– На лыжах уже все катаются. Или в лесу гуляют. Самое времечко для лыж.

В это время из корпуса со смехом выбегает ватага таких же, как они, молодых людей. С лыжами и санками. Тоже, видимо, студенты. Они весело направляются к лесу.

Олег открывает входную дверь. Друзья входят в жилой корпус. Приятели проходят по коридору и останавливаются у белой двери с номером 13.

– Приехали! Чёртова дюжина, – шепчет Илья.

– Меня это не волнует, – говорит Олег. – Я без предрассудков. Ни в Бога, ни в чёрта не верю. Какая разница?! Было бы удобно жить, комфортно. Давай ключ, я открою.

Олег по-хозяйски берёт у Володи ключ от номера. Его приятели расстёгивают куртки, снимают головные уборы и ждут, пока Олег возится с длинным ключом, ковыряя им в замочной скважине.

Наконец дверь поддаётся. Они входят в непрезентабельный трёхместный номер. Их взору предстают три продавленные кровати – синяя, зелёная и серая, застеленные байковыми одеялами, зачирканные карандашами и прожжённые сигаретами тумбочки, красочно изрезанный ножом круглый стол с тремя гранёными стаканами и пузатым графином. В углу – доисторический платяной шкаф.

Илья открывает со страшным скрипом дверцу шкафа. По лицам ребят видно, что шкаф производит на них удручающее впечатление ещё и весёленькой надписью, сделанной гвоздём на внутренней стенке правой дверцы кем-то из прежних постояльцев. Надпись гласила: «Берегитесь! Здесь недавно убили человека!»

155

– Ничего себе! – присвистнул Олег.

– Д-а-а, – протянул Илья, – дела!

Володя качает головой. Трогает зачем-то ногтем нацарапанное предостережение. А Олег распоряжается:

– Ладно! Может, не совсем убили или даже совсем и не убили, а просто вот нацарапали придурки какие-то.

– Где убили, не совсем ясно. В доме отдыха? В номере? Или в шкафу? – шутит Илья. – Насмерть убили или не совсем насмерть? Давайте-ка лучше распаковываться и обустраиваться. Удружила нам, Володька, твоя мама с путёвками!

– Выбора не было. Скажите ей и мне спасибо хотя бы за это, а то совсем бы не отдыхали, а околачивались бы сейчас в Москве, – обижается Володя за свою маму.

– Спасибочки твоей мамочке. Большое-пребольшое комсомольское спасибо, – шутливо кланяется ему Илья.

– Клоун, – недовольно морщится Володя.

– Не клоун, а паяц, – отшучивается Илья. – Смотри у меня! Побью!

– Ещё кто кого! Не посмотрю, что ты сын спецкора «Правды», – Володя, играя мускулами, принимает позу каратиста. – Скорее всех нас размажут здесь по стенам.

Володя садится на пружинную кровать, которая со скрипом прогибается под ним. Он качается, сидя на кровати, как на батуте.

– Вот-вот, – угадывает его мысли Олег. – Попрыгаем. Как на батуте. У нас в армии в казарме лучше было.

Он снова по привычке, когда начинает нервничать, разглаживает свои почти чапаевские усы.

Илья оптимистически произносит:

– Хватит паниковать, пошли на базу. Выберем себе лыжи. Полежим, почитаем и – в столовую! А вечером – на танцы.

– Прижиманцы, – ухмыляется Олег. – Эх, молодость, молодость. Мне старичку ваши танцы…

– Ладно из себя старика-то строить! – Илья достаёт из бокового кармана куртки газету «За рубежом», показывает приятелям. – Свежая.

Бросает газету на тумбочку и продолжает:

– Всего-то на четыре года старше нас, а уж танцы не нужны. В монахи себя записал? Не рановато ли?!

– Интересно, здесь много отдыхающих? – глядит на товарищей Володя.

 

156

– Ничего себе! – присвистнул Олег.

– Д-а-а, – протянул Илья, – дела!

Володя качает головой. Трогает зачем-то ногтем нацарапанное предостережение. А Олег распоряжается:

– Ладно! Может, не совсем убили или даже совсем и не убили, а просто вот нацарапали придурки какие-то.

– Где убили, не совсем ясно. В доме отдыха? В номере? Или в шкафу? – шутит Илья. – Насмерть убили или не совсем насмерть? Давайте-ка лучше распаковываться и обустраиваться. Удружила нам, Володька, твоя мама с путёвками!


Дата добавления: 2019-09-08; просмотров: 41; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!