Критика практического разума»: этика

Основная цель кантовской этики состоит в объяснении того как возможны свобода и ответственность человека. Впрочем, рас­суждать на эту тему он начал уже в «Критике чистого разума», где наметил основные проблемы.

Человек одновременно и феномен, и ноумен. Как феномен он подчинен природной причинности и поэтому не свободен, но как ноумен он разумное существо и поэтому обладает свободой воли. Ведь «разум есть постоянное условие всех произвольных поступ­ков, в которых проявляется человек» (3,422). Причем разум, по Канту, предопределяет свободу как в негативном смысле (как независи­мость от внешних условий), так и в позитивном (как способность к самостоятельным действиям). «Эту свободу можно не только рас­сматривать негативно, как независимость от эмпирических условий (ведь в таком случае способность разума перестала бы быть причи­ной явлений), но и обозначать положительно как способность само­произвольно начинать ряд событий» (3, 423).

Этика Канта распадется на две части: эмпирическую и рацио­нальную. Эмпирическая часть — предмет «Критики практического разума», рациональная — предмет «Основоположения метафизики нравов». Исследование этики Кант начинает в «Основоположени­ях...». Именно в этой работе он обосновывает и формулирует свой знаменитый категорический императив, или нравственный закон, который существует априорно как принцип чистого разума. «... Все нравственные понятия, — пишет Кант, — имеют свое место и воз­никают совершенно a priori в разуме, и притом в самом обычном человеческом разуме, так же как и в исключительно спекулятивном;

что они не могут быть отвлечены ни от какого эмпирического и по­этому лишь случайного познания; что именно эта чистота их проис­хождения делает их достойными служить нам высшими практиче­скими принципами; что насколько мы каждый раз привносим эмпирический [элемент], настолько лишаем их истинного влияния и безграничной ценности поступков; что не только величайшая необ­ходимость в теоретических целях, когда дело идет только о спекуля­ции, требует, чтобы понятия и законы нравственности черпались из чистого разума и излагались во всей чистоте и, более того, чтобы был определен объем всего этого практического или чистого позна­ния разума, т. е. вся способность чистого практического разума, но что все это имеет величайшее практическое значение» (4, 183-184).

246

ИММАНУИЛ КАНТ

Сказанное чрезвычайно важно для Канта. Ведь в противном случае человек не может быть нравственным существом, ибо станет просто игрушкой в руках законов природы. «Каждая вещь в приро­да — утверждает он далее, — действует по законам. Только разум­ное существо имеет волю, или способность поступать согласно пред­ставлению о законах, т. е. согласно принципам. Так как для выведения поступка из законов требуется разум, то воля есть не что иное, как практический разум» (4, 185). Итак, практический разум, вернее чистый практический разум, ибо он берется априорно, дает человеку законы его поведения, точнее говоря, человек разумный законода­тельствует сам (следует подчеркнуть, что речь здесь идет о моральных законах, а не о юридических).

Чтобы понять ход мысли Канта, следует прежде всего отделить так называемый гипотетический императив от категорического. Они оба регулируют поведение человека. Разница состоит в том, что ги­потетический императив предполагает наличие цели и стремле­ние к ее достижению. Например, если хочешь быть врачом, изучай медицину. Иными словами, гипотетический императив не несет ни­какой моральной нагрузки, он инструментален. Другое дело — кате­горический императив. Он есть воплощение долга. Прагматическая цель здесь отсутствует. Категорический императив совершенно фор­мален. Он требует: «поступай только согласно такой максиме, ру­ководствуясь которой, ты в то же время можешь пожелать, что­бы она стала всеобщим законом» (4, 195). На первый взгляд это парафраза известного новозаветного требования: «Как хотите, что­бы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними». Однако Кант предлагает еще одну формулировку категорического импера­тива: «поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству» (4, 205). Данная фор­мулировка, несомненно, смягчает формализм предыдущей, ибо в основание поступков привносится некая объективная всеобщая и абсолютная ценность — человек и человечество. Именно эта выс­шая цель-ценность объединяет всех людей, обязывая каждого зако­нодательствовать для себя и для всех. «Но необходимо, — пишет Кант, — чтобы это законодательство всегда было налицо в самом Разумном существе и могло возникать из его воли, принцип кото­рой, следовательно, таков: совершай каждый поступок не иначе как ^ той максиме, которая могла бы служить всеобщим законом,

247

Раздел III ПСМИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВОЗРОЖДЕНИЯ И НОВОГО времени

и, следовательно, только так, чтобы воля благодаря своей максиме

могла рассматривать самое себя так же, как устанавливающую всеобщие законы» (4, 211).

Итак, человек обладает автономией воли, и поэтому он свободен как мы уже говорили, от мира феноменального, т. е. от своей чувствен­ности (негативное понимание свободы), и свободен как существо но­уменальное, законодательствующее и для себя, и для всех и добро­вольно подчиняющееся этим законам. Так, человек свободен в позитивном смысле, ибо он подчиняется своему собственному разу­му, творящему всеобщие законы, и может господствовать над миром феноменальным: «...то, что принадлежит лишь к явлению, необхо­димо подчиняется разумом свойству вещи самой по себе» (4,243).

К этой достаточно сложной проблеме Кант возвращается в «Кри­тике практического разума». Нравственность покоится на идее свобо­ды, в данном случае она даже важнее идей о Боге и бессмертии души, ибо она «есть условие морального закона, который мы знаем» (4, 375).

Однако, поскольку свобода интеллигибельна, мы никогда не мо­жем со всей определенностью утверждать, что тот или иной поступок морален. Впрочем, об этом Кант писал уже в «Основоположениях ме­тафизики нравов», разделяя поступки, совершенные «сообразно с дол­гом» и «из чувства долга». В «Критике практического разума» Кант вводит понятия моральности и легальности поступка. Таким обра­зом намечается переход к философии права. Но в этой работе термин «легальность» Кант употребляет еще не в юридическом, а в этическом смысле. Так как нам не дано знать мотивы поступка — они скрыты в человеке как ноумене, — мы никогда не узнаем, действовал ли чело­век исходя из чувства долга или его поступок определяли какие-то иные, быть может, даже эгоистические мотивы, но мы можем оценить то, что проявляется в феноменальном мире, т. е. во внешнем поступке челове­ка. Итак, поступать сообразно с долгом означает поступать легально, а из чувства долга — морально, т. е. в первом случае соблюдая лишь букву нравственного закона, а во втором — и букву, и дух (4,460,471).

Понятие права

Несмотря на то, что Кант рассматривает право и мораль в одной работе («Метафизике нравов»), он не считает их тождественными явлениями, хотя и метафизика права, и метафизика морали оперируют

248

ИММАНУИЛ КАИТ

понятием свободы, но в разных ее значениях. Во-первых, все соци­альные законы (законы свободы) Кант отделяет от законов природы и называет их моральными (в данном случае мораль понимается Кантом очень широко как система социальных норм вообще). А во-вторых, он отличает моральные (этические) нормы от юридических норм и вводит понятия легальности поступка уже в юридическом смысле. «Поскольку они (законы свободы. — И. К.), — пишет Кант, — касаются лишь внешних поступков и их законосообразности, они называются юридическими законами; если же они выдвигают требование, чтобы они (законы) сами были определяющими осно­ваниями поступков, они называются этическими, и в этом случае говорят: соответствие с первыми есть легальность, со вторыми — моральность поступка» (6, 234-235). Таким образом, право имеет дело лишь с внешним проявлением поступка, а мораль — и с внеш­ним проявлением поступка, и с внутренним отношением к нему. Но означает ли это, что право, по Канту, лишь «незавершенная мораль», нечто несамостоятельное, производное от морали? Такое мнение существует, но оно представляется ошибочным.

Кант пишет и о нравственном законодательстве, и о юридическом. В нравственном смысле законодательствует каждый человек, когда он следует категорическому императиву. Поэтому здесь на первое место выходит долг как мотив поступка, чего не может быть в юри­дическом законодательстве. «То законодательство, которое делает поступок долгом, а этот долг также мотивом, есть этическое законо­дательство; то законодательство, которое не включает это [условие] в закон и, стало быть, допускает иной мотив, а не самое идею долга, есть юридическое законодательство» (6, 240).

Исходя из этого различаются и обязанности, возникающие в сфере права и в сфере морали. В последнем случае речь идет о внутрен­нем самообязывании (идея долга), во втором — о внешнем. По­этому к исполнению юридических законов можно принудить. Нрав­ственность же принудительной быть не может. Вместе с тем мораль и право не противостоят друг другу, а, напротив, предполагают и взаимодополняют друг друга. «Так, этика повелевает мне выполнить взятое на себя обещание при заключении договора, даже если бы Другая сторона не могла меня принудить к этому; но из учения о Праве этика берет закон (pacta sunt servanda) и соответствующий это-^У закону долг как нечто данное. Следовательно, не в этике, а в пра-^ве (lus) содержится законодательство о том, что принятое обещание

249

Раздел III ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВОЗРОЖДЕНИЯ И НОВОГО ВРЕМЕНИ

должно быть выполнено... Выполнять обещание —это не долг добро­детели, а долг правовой, к исполнению которого можно принудить Однако сдержать свое обещание и тогда, когда нечего опасаться принуждения, — это добродетельный поступок (доказательство доб­родетельности). Таким образом, учение о праве и учение о доброде­тели отличаются друг от друга не столько своими разными обязан­ностями, сколько характером законодательства, связывающего с законом различные мотивы». В связи с этим право требует внешнего законодательства, а этическое может довольствоваться внутренним т. е. таким, которое создает каждый человек, поступая в соответствии с категорическим императивом. «Так, выполнять договорное обеща­ние — это внешний долг; но веление выполнять его только потому, что это долг, не принимая во внимание другие мотивы, относится лишь к внутреннему законодательству» (6, 241-242).

Итак, и этика, и право возлагают на человека обязанности (осо­бенность этики — в том, что она, в отличие от права, возлагает на человека еще и обязанности по отношению к самому себе), но отли­чаются они друг от друга способом обязывания.

Кант полагает, что вопрос «что такое право?», обращенный к правоведу, сродни вопросу «что есть истина?», обращенного к учи­телям логики. Если пытаться ответить на него, выясняя, «что гово­рят или говорили законы в том или ином месте в то или иное время», то результат будет ничтожен: мы узнаем, что требуют законы, но не узнаем, «право (recht) ли то, чего они требуют». Поэтому «чисто эмпирическое о праве, — утверждает он, — это голова (подобно деревянной голове в басне Федра), которая может быть красива, но, увы, безмозгла» (6, 253).

Правовой практикой занимаются юристы-законники, для которых вопрос о правомерности действующего законодательства звучит, полагает Кант, совершенно нелепо. «Юрист-законник, — пишет он в одной из своих последних работ («Спор факультетов»), — ищет законы, гарантирующие твое и мое (когда он действует — как и над­лежит — в качестве должностного лица правительства), не в своем разуме, а в обнародованном и санкционированном высшими властями своде законов» (7, 66).

Кант же обращается именно к разуму. Он не анализирует дейст­вующее законодательство, он просто не берет его в расчет. Поэтому-то его учение о праве и достойно звания метафизики. Предмет кан-товских рассуждений — чистое понятие права, т. е. исследование

250

Глава 8

ИММАНУИЛ КАНТ

 

 

того, каким должно быть право независимо от времени и пространства — право как таковое. Оно, во-первых, касается внешних отношений между людьми; во-вторых, отношений между свободными и равны­ми субъектами; в-третьих, определяет форму, а не существо отно­шений. «Вопрос стоит, — пишет Кант, — лишь о форме отношения двустороннего произвола, поскольку он рассматривается исключитель­но как свободный, и о том, совместим ли в такой форме поступок од­ного или двух (лиц) со свободой другого, сообразной со всеобщим законом» (6, 253).

Кант дает такое определение права: «Право — это совокуп­ность условий, при которых произвол одного [лица] совместим с произволом другого с точки зрения всеобщего закона свободы». По сути дела, перед нами определение права как системы внешних за­конов, т. е., как сказали бы сегодня, права объективного, которое в равной степени ограничивает произвол (свободу) каждого. Кант понимает всю недостаточность такого определения права, поэтому он вводит понятие всеобщего принципа, или всеобщего правового закона, который можно назвать категорическим правовым импе­ративом. Он пишет: «Прав любой поступок, который или согласно максиме которого свобода произвола каждого совместима со свободой каждого в соответствии со всеобщим законом». Здесь этическую нагрузку несет слово «максима», ибо, как мы помним, максима по­ступка связана с субъективной установкой человека: «...делать пра­вые поступки своей максимой — это требование, предъявляемое мне этикой». Поэтому, считает Кант, всеобщий правовой закон должен быть сформулирован так, чтобы исключить из него какие-либо мораль­ные требования. «Итак, всеобщий правовой закон гласит: поступай внешне так, чтобы свободное проявление твоего произвола было совместимо со свободой каждого, сообразной со всеобщим законом» (6,253-254). Таким образом, мораль, внутренний мир человека, ока­зывается неподвластен внешнему праву. Не обучить добродетели, а показать, что есть право, — вот предназначение всеобщего право-ього закона. В отличие от морали право связано с принуждением.

Все, что препятствует осуществлению свободы сообразно со всеобщим законом, поясняет свою позицию Кант, противно праву. ^Стало быть, — продолжает он, — по закону противоречия с пра-^м связано также правомочие применять принуждение к тому, кто Наносит ущерб этому праву». Или, как пишет Кант далее, «право и "равомочие принуждать означают одно и то же». Строго говоря, речь

251

Раздел III ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВОЗРОЖДЕНИЯ И НОВОГО ВРЕМЕНИ

в данном случае идет о возможности взаимного принуждения, т. е. о вза­имности прав и обязанностей субъектов. «Понятие права, —утверж­дает он, — можно усмотреть непосредственно в возможности сочетать всеобщее взаимное принуждение со свободой каждого» (6, 255-256).

Кант различает право в узком смысле (или строгое право) и право в широком смысле. Строгое право — совокупность внешних законов определяющих взаимные правомочия. Право в широком смысле слова не предполагает существования внешних законов. В этом случае речь идет о справедливости и праве крайней необходимости. «...Первая допускает право без принуждения, второе — принуждения без права...» (6, 257). Справедливость рассматривается здесь не как этическая, а как правовая категория. Например, казна берет на себя убытки, ко­торые потерпели состоящие у нее на службе, хотя по строгому праву могла бы этого не делать. Что касается права крайней необходимости, то в буквальном смысле слова здесь нет никакого права, а есть лишь ненаказуемость деяния. «Насильственное действие ради самосох­ранения следует рассматривать не как нечто невиновное (inculpabile), а лишь как нечто ненаказуемое (impunibile)...» (6, 259).

В целом же Кант видит сущность права в единстве правомочий и обязанностей. При классификации обязанностей он отталкивается от Ульпиана: живи честно, не вреди другим, воздавай каждому свое, — но несколько изменяет формулировки: «будь человеком, действующим по праву», «не поступай с кем-либо не по праву», «сох­раняй каждому свое». Первые две обязанности по сути дела являют­ся парафразой второй формулы категорического императива и лишь уточняют требования, сформулированные Ульпианом; третья же из­менена, ибо Кант полагает, что требование «воздай каждому свое» — нелепость, «ведь нельзя кому-то воздать то, что у него есть» (6, 260) (справедливости ради следует отметить, что именно это и имел в виду Ульпиан, поэтому спор произошел скорее не по поводу сути, а по поводу формы изложения).

Правомочия проистекают, по Канту, как из естественного пра­ва, покоящегося на априорных принципах, так и положительного (статуарного), вытекающего из воли законодателя. В связи с этим они делятся на прирожденные и приобретенные. Прирожденное право — одно единственное. Это свобода, т. е. независимость от принуждающего произвола другого. Со свободой непосредственно связано прирожденное равенство, т. е. «независимость, состоящая в том, что другие не могут обязать кого-либо к большему, чем то, к чему

252

ИММАНУИЛ КАНТ

он со своей стороны может их обязать». Отсюда проистекает свойство человека «быть своим собственным господином» и поступать с дру­гими исключительно по праву (обладать свойством безупречного человека), а также правомочие «совершать по отношению к другим то, что само по себе не уменьшает принадлежащего им» (6, 261). Иными словами, происходит корреляция правовых обязанностей и правомочий (естественных прав).

Право естественное Кант называет также правом частным, а право позитивное — правом гражданским, или публичным. «В самом деле, — пишет он, — естественному состоянию противоположно не общественное, а гражданское состояние: в естественном состоянии общество может существовать, но только не гражданское (гаранти­рующее мое и твое посредством публичных законов); поэтому право в естественном состоянии и называется частным» (6, 266).

Концепция частного права

Все внешние предметы могут находиться в чьем-либо владении и подразделяются на «мое» и «твое». Поэтому основной категорией частного права является «владение». Кант различает фактическое и юридическое владение, что позволяет ему разрешить им же сфор­мулированную антиномию частного права. Она звучит так: тезис — «возможно иметь нечто внешнее своим, хотя я и не владею им»; анти­тезис — «невозможно иметь нечто внешнее своим, если я не владею им» (6, 279). По мнению Канта, оба утверждения верны. Верны по­тому, что каждый предмет существует в феноменальном и ноуме­нальном мирах. В тезисе речь идет об эмпирическом, чувственном (феноменальном) владении, которое Кант называет держанием, в антитезисе — об умопостигаемом (ноуменальном) владении. Именно оно и является собственно правовым, «чисто правовым владением».

Внешних предметов правового владения три: «I) (телесная) вещь вне меня; 2) произвол другого для определения действия (praestatio); 3) состояние другого в отношении ко мне...» (6, 270). Проще говоря, предметами являются вещи, действия и состояния. Соответственно частное право подразделяется на вещное, личное и лично-вещное. Кроме того, по способам приобретения прав — на акты одностороннего, двустороннего и всестороннего произвола (6,285).

253

Раздел III ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВОЗРОЖДЕНИЯ И НОВОГО ВРЕМЕНИ

Вещное право, или право собственности, представляющее собой не отношение человека к вещи, а отношения между людьми, возни­кает и существует только в обществе и означает обязанность всех воздерживаться от его нарушения. Право собственности в своем раз­витии прошло три этапа: 1) фактическое первоначальное завладе-ние, т. е. приобретение путем одностороннего акта — это эмпири­ческое владение, которое «может быть истолковано... лишь как владение в явлении»; 2) предварительное приобретение путем мол­чаливого признания со стороны других права первоначального зав-ладения, ведь «односторонняя воля не может возложить на других обязательство, которое они иначе не имели бы для себя»; 3) оконча­тельное приобретение происходит в гражданском (государственном) состоянии (6, 289-290).

Личное право — это право на действия других людей. Чело­век, как мы знаем, является целью сам по себе и не может быть соб­ственностью кого-либо. Поэтому личное право ни первоначальным, ни производным (как право вещное) быть не может. Право на дейст­вия другого можно получить только в результате договора как сво­бодного волеизъявления сторон. Договор определяется Кантом как «акт объединенного произвола двух лиц, посредством которого вооб­ще свое одного переходит к другому...» (6, 298). Непосредственно путем заключения договора приобретается не внешняя вещь, а право на действия конкретного лица. Это право, пишет Кант, «исключи­тельно личное, т. е. оно относится к определенному физическому лицу, и именно право воздействовать на его причинность (на его произ­вол) [с тем чтобы он] что-то для меня исполнил...». Сама же вещь приобретается через передачу обещанного по договору, поэтому «право, основанное на договоре, есть лишь личное право, и только через передачу становится вещным» (6, 301-302).

Лично-вещное право — это семейное право, или право домаш­него быта, как называет его Кант. По этому праву «мужчина приоб­ретает женщину, чета приобретает детей, а семья — прислугу» (6, 304). На первый взгляд, Кант отстаивает принципы старой пат­риархальной семьи, но это далеко не так. Во-первых, брак является договором, и в этом смысле он порождает личное право. Одновре­менно браком порождается и вещное право: «...если один из супругов ушел от другого или отдался во владение третьего, другой вправе в любое время и беспрекословно вернуть его, словно вещь, в свое распоряжение». Причем, как следует из текста, этим правом обладают

254

Глава S

ИММАНУИЛ КАНТ

 

оба супруга. Во-вторых, «по этим же причинам отношение между вступающими в брак— это отношение равенства владения...» (6, 305-306).

Что касается детей, то они отнюдь не рассматриваются как соб­ственность родителей. Да, они «могут быть даже против их собствен­ной воли возвращены из владения любого другого [лица] во владения родителей» (6,310). Собственно говоря, на этом «вещное право» и заканчивается. Кроме того, оно длится только до совершенноле­тия, когда дети выходят из-под опеки родителей.

Слуги же поступают в распоряжение хозяина дома только по договору, причем каждая сторона может отказаться от обязательств по отношению к другой (6, 312).

Итак, частное, или естественное, право — это право нестатуар­ное и познается исключительно a priori. Однако окончательная га­рантия «твоего» и «моего», т. е., по сути дела, норм естественного права, возможна только в гражданском состоянии и только при на­личии публичного права. В естественном состоянии происходит как бы предварительное установление и определение «моего» и «твоего», гражданское же устройство «есть правовое состояние, благодаря которому каждому свое лишь гарантируется, но в сущности не уста­навливается и не определяется» (6, 281).

Дать такую гарантию может только, как пишет Кант, «коллек­тивно всеобщая (совместная) и обладающая властью воля... Состоя­ние же, когда действует всеобщее внешнее (т. е. публичное) сопро­вождающееся властью законодательство, — это и есть гражданское состояние. Следовательно, лишь в гражданском состоянии может быть внешнее твое и мое» (6, 280-281). И только в гражданском состоянии Уравнивающая справедливость, действующая в отношениях меж-ду людьми, дополняется распределяющей справедливостью, без которой право не может получить своего завершения. Творит же рас­пределяющую справедливость суд, причем на основании позитивно­го (публичного) закона. В этом смысле естественное состояние явля­ется неправовым, ибо в нем нет распределяющей справедливости.

Вместе с тем Кант предполагает единство, вернее взаимодо­полняемость, частного и публичного права. Состояние публичного "рава, пишет Кант, «содержит столько же и те же самые взаимные обязательства людей, какие могут мыслиться в том состоянии (со­стоянии частного права); материя частного права одна и та же в обоих случаях. Следовательно, законы состояния публичного права касаются

255

Раздел 1П ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВОЗРОЖДЕНИЯ И НОВОГО ВРЕМЕНИ

лишь правовой формы совместного бытия (конституции), в отношении которой эти законы необходимо должны мыслиться как публичные» (6, 338). Переход от естественного состояния и частного права к граж­данскому состоянию и публичному праву рассматривается Кантом как закономерный и необходимый.

Концепция публичного права

Правовое состояние определяется Кантом как система публичных, т. е. внешних, законов, которые создаются объединенной волей всего народа. Поэтому процесс образования государства есть договор об объединении всех частных воль в одну общую ради создания общего для всех законодательства. Сам по себе договор не является эмпири­ческим фактом. «Этот договор, — пишет Кант в статье "О поговорке «может быть это верно в теории, но не годится для практики»", — есть всего лишь идея разума, которая, однако, имеет несомненную (практическую) реальность в том смысле, что он налагает на каждого законодателя обязанность издавать свои законы так, чтобы они могли исходить от объединенной воли народа, и что на каждого подданного, поскольку он желает быть гражданином, следует смотреть так, как если бы он наряду с другими дал свое согласие на такую волю» (8, 185).

Законодательная власть призвана творить справедливые законы, а справедлив лишь только тот закон, на который народ дал бы свое согласие. Или иначе: «...чего народ не может решить относительно самого себя, того и законодатель не может решить относительно на­рода» (8, 194). Также Кант подчеркивает различие между правом и законом: «Право есть ограничение свободы каждого условием со­гласия ее со свободой всех других, насколько это возможно по неко­торому общему закону; а публичное право есть совокупность вне­шних законов, которые делают возможным такое полное согласие» (8, 176). Таким образом, публичные законы должны выражать и обе­спечивать свободу, т. е. право, а люди, подчиняющиеся им, находятся в правовом состоянии. Причем это состояние Кант характеризует, с одной стороны, как гражданское состояние, с другой — как госу­дарство. «Такое состояние отдельных индивидов в составе народа, -— пишет он, — в отношении друг к другу называется гражданским (status civilis), а их совокупность в отношении своих собственных членов — государством (civitas)...» (6, 342). Хотя Кант и не всегда

256

Глава S

ИММАНУИЛ КАНТ

 

последовательно проводит это различие, основная мысль его понятна:

и общество, и государство предполагают наличие права как в отно­шениях между гражданами, так и в отношениях между гражданами и властью. Поэтому «государство (civitas) — это объединение мно­жества людей, подчиненных правовым законам» (6, 344).

Рождение же правовых законов и соответственно сохранение свободы возможны только в том случае, если в государстве проведено разделение властей. Верховной властью (носителем суверенитета) является власть законодательная как принадлежащая верховной воле народа. Все три власти (законодательная, исполнительная и судебная) дополняют и взаимоограничивают друг друга. Глава ис­полнительной власти — правитель государства и назначаемые им должностные лица правят путем издания предписаний, т. е. реше­ний, касающихся конкретных случаев. Правительство, которое од­новременно законодательствует, является деспотическим. Поэтому и законодатель также не может быть правителем, т. е. осуществлять исполнительную власть. Суд, в свою очередь, должен быть отделен от законодательной и от исполнительной властей. Кант — сторон­ник суда присяжных, ибо через присяжных народ хотя и опосредо­ванно, но сам творит правосудие.

Все три власти могут быть, полагает Кант, представлены как суждения в силлогизме: «большая посылка, содержащая в себе за­кон всеобщим образом объединенной воли; меньшая посылка, со­держащая в себе веление поступать, т. е. принцип подведения под эту волю, и вывод, содержащий в себе судебное решение (приговор) относительно того, что данном случае соответствует праву» (6, 345).

При классификации форм правления Кант исходит из двух критериев: число лиц, обладающих суверенитетом, и способ управ­ления народом. Первый критерий позволяет Канту выделить три формы государства, или формы господства: автократию, аристо­кратию и демократию. По второму критерию государства делятся на республики и деспотии. Причем Кант подчеркивает, что респуб­ликанское правление не должно смешиваться с демократическим. Демократия в собственном смысле слова — это деспотическое го­сударство, «так как она (демократия. — И. К.) устанавливает такую исполнительную власть, при которой все решают по поводу одного, или, во всяком случае, против одного...» (7, 17). Правомерным стро­ем, считает Кант, является «чистая республика». «Это, — пишет ^он' — единственный прочный государственный строй, при котором закон самодержавен и не зависит ни от какого отдельного лица» (6,377).

257

Раздел HI ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВОЗРОЖДЕНИЯ И НОВОГО времени

«Чистая республика» в отличие от деспотии покоится на раз­делении властей. «Республиканизм есть государственный принцип отделения исполнительной власти (правительства) от законодатель­ной» (7, 16). В этом смысле парламентская монархия тоже респуб­лика. Собственно говоря, у Канта, так же как и у многих других мыслителей (Монтескье, прежде всего), разделение властей не са­моцель, а способ обеспечения свободы и права. Благодаря наличию трех властей государство «само себя и поддерживает в соответствии с законами свободы», и в этом заключается его благо. «Под благом государства, — разъясняет свою мысль Кант, — подразумевается не благополучие граждан и их счастье — ведь счастье (как утверждает и Руссо) может оказаться гораздо более приятным и желанным в есте­ственном состоянии или даже при деспотическом правлении; под благом государства подразумевается высшая степень согласованно­сти государственного устройства с правовыми принципами, стре­миться к которым обязывает нас разум через некий категорический императив)) (6, 350). Говоря современным языком, кантовское по­нятие республики тождественно понятию правового государства. Республика есть «устройство, основанное, во-первых, на принци­пах свободы членов общества (как людей), во-вторых, на основопо­ложениях зависимости всех (как поданных) от единого общего зако­нодательства, и, в-третьих, на законе равенства всех (как граждан) государства» (7, 14). Итак, свобода, равенство и личная автоно­мия суть основные правовые принципы, на них основывается правовое состояние.

Начнем с понятия правовой свободы. Во-первых, правовая свобода состоит в праве не повиноваться иным законам, кроме тех, на которые каждый человек может дать свое согласие (6, 345; 7, 14). Во-вторых, она выражается в формуле: «Ни один не может прину­дить меня быть счастливым так, как он хочет (так, как он представляет себе благополучие других людей); каждый вправе искать своего счас­тья на том пути, который ему представляется хорошим, если только он этим не наносит ущерба свободе других стремиться к подобной цели — свободе, совместимой по некоторому возможному закону со свободой всех (т. е. с их правом искать счастья)». Это краеугольное положение кантовского либерализма. Свободный человек, подчи­няясь общим для всех законам, самостоятельно строит свою жизнь. Сфера частной жизни человека закрыта для государства. А если оно вмешивается в нее, то перед нами жесточайший деспотизм, при котором

258

ИММАНУИЛ КАНТ

власть обращается с людьми как с несмышленными детьми. Это так называемое правление отеческое, которое полностью лишает под­данных самостоятельности и абсолютно противоречит идее права. Свобода, полагает Кант, неотчуждаема. «Такое право на свободу принадлежит члену общности как человеку, — пишет он, — поскольку он вообще правоспособное существо» (8, 176-177).

В человеческом обществе царит неравенство между людьми:

физическое, духовное, имущественное. «Однако как подданные они в правовом отношении совершенно равны друг другу» (8, 178). Это означает право равного и взаимного принуждения на основании об­щего для всех закона, т. е. равенство прав и обязанностей. В связи с этим Кант выступает против сословных привилегий.

Свобода и равенство непосредственно связаны с общим для всех граждан законом, однако это не означает, что все должны получить право на участие в законодательстве. «Что касается самого законо­дательства, — пишет Кант, — то должно признавать равными всех, кто свободен и равен перед уже существующими публичными зако­нами; но что касается права устанавливать эти законы, то в этом не все должны считаться равными между собой» (8, 181). Объясняя данное положение, Кант вводит понятие «самостоятельности», ко­торая заключается в том, что право избирать и быть избранными в законодательный орган получают лишь собственники. В связи с этим Кант делит граждан на пассивных (не имеющих право голоса и по­этому называющихся гражданами весьма условно) и активных, об­ладающих правом голоса. Это означает, что Кант — сторонник цен­зового избирательного права, что, впрочем, трудно ставить в вину мыслителю XVIII в.

В целом же Кант стремится совместить необходимость госу­дарственного принуждения со свободой людей. «Во всяком обще­стве, — пишет он, — необходимо повиновение механизму государ­ственного устройства по принудительным законам (имеющим в виду Целое), но вместе с тем необходим и дух свободы, так как в делах, касающихся общечеловеческого долга, каждый желает убедиться разумом, что такое принуждение правомерно, ибо иначе он впадает в противоречие с самим собой» (8,195).

259

Раздел III ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВОЗРОЖДЕНИЯ И НОВОГО ВРЕМЕНИ

---

Дата добавления: 2019-09-08; просмотров: 975; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!