ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ 3 9 страница
Я резко распахнул дверь и втянул в коридор за отвороты пиджака враз осевшего Квадрата. Мы молча проследовали по необъятным просторам квартиры, причём я следовал в качестве тягача, а он – в качестве прицепа. В каждом из помещений мы делали привал: я аккуратно приподнимал стариковский подбородок кверху, давая возможность осознать масштабы катастрофы.
По окончании экскурсии притихший ветеран был выставлен на площадку, и мой сон продолжился. Однако через полчаса раздался знакомый стук в дверь. Решив, что на этот раз слова всё же прозвучат, я открыл. У порога стояла бутылка недорогой водки; дверь этажом выше громко захлопнулась. Я понял, что со стороны Квадрата инцидент считается исчерпанным и дальнейшей дружбы мне не избежать.
Другой сосед, тоже член домового актива, запомнился приблизительно в то же время. Михаил Степанович, в отличие от Степана Степановича - Квадрата, был менее заслужен в какой-то из областей, где за долгую и беспорочную службу дают квартиры. Поэтому он со своей бабкой вселился в однокомнатную угловую квартиру на первом этаже крайнего подъезда. По известной лишь одним строителям нашего экспериментального дома причине именно в этой квартире не было балкона, хотя все остальные квартиры на первых этажах их имели.
Отсутствие балкона, возможно, и не расстраивало бы хозяев, если бы не то обстоятельство, что у остальных они были. Первые полгода Михаил Степанович имел обыкновение останавливать кого-либо из жильцов во дворе и подробно рассказывать о допущенной вначале строителями, а затем и распределителями квартир несправедливости.
|
|
|
Он повествовал об этом, заходя издалека, начиная со своей юности, подробно освещая непростой жизненный путь, поэтому вскоре любой во дворе мог в общих чертах пересказать его биографию. Михаил Степанович всегда завершал монолог фразой: «И вот теперь, понимаешь, все люди как люди, а я – лишенец».
Поначалу соседи сочувствовали, горестно кивали и увлечённо рассуждали о превратностях судьбы. Потом это стало столь обыденным, что даже сам пенсионер сократил окончание до: «И вот теперь я – лишенец». Кроме этого, к месту и не к месту он принялся вставлять: «Вот мне, лишенцу, и этого не досталось…» или «Со всеми посоветовались, а со мной, лишенцем, вроде как и не надо».
Видимо, человек сам формирует свою судьбу. Назвался «лишенцем» – так тому и быть: буквально через год никто Михаила Степановича иначе как Лишенцем и не называл. Этому прозвищу он, если можно так сказать, соответствовал и внешним видом, и инцидентами, случавшимися из-за его нелепого поведения.
Лишенец был твёрдо уверен, что свой автомобиль он обязан парковать на самом въезде во двор, на повороте. Почему? Потому что туда выходили окна его квартиры! Ясно же! Но это, на самом деле, было не основной причиной.
|
|
|
Дело в том, что такое расположение его автомобиля постоянно давало ему поводы для общения. Легковой транспорт с трудом, но огибал его красную «копейку», а вот всё, что было габаритнее ГАЗели, было вынуждено останавливаться и начинать поиски хозяина, что обычно выливалось в череду громких противных сигналов клаксона. Как только Лишенец под своими окнами обнаруживал недовольно гудящего водилу, он выходил и начинал неспешно рассказывать о своей беде с балконом. Только после знаменитого «и вот теперь я – лишенец» можно было надеяться, что проезд освободится.
Многим водителям грузовиков эти спектакли попросту надоели, и со временем задние и передние крылья «копейки» покрылась вмятинами, а некогда блестящие бампера стали напоминать причудливо загнутые рога. Хозяин ругался, обнаружив новые раны на своей «ласточке», жаловался соседям, пытался выследить злодеев, но машину в другое место не переставлял.
Кроме этого, у Лишенца были необъяснимые проблемы с очками. Вообще, со зрением особых проблем не было: что хотел видеть - видел хорошо, чего не хотел видеть – не видел, как ни показывай. Но вот дужки оправ всегда были либо в нечётном составе (то есть одна), либо сломаны и смешно перемотаны синей изолентой. Когда же их было правильное чётное число и они не были сломаны, то «для надёжности» вся конструкция связывалась на затылке резинкой (той самой, которую вдёргивают в трусы). В принципе, никому это особо не мешало и воспринималось как должное.
|
|
|
Сам Лишенец, учитывая свою «в принципе горькую долю», был нацелен на высокое место в дворовой иерархии. Однако на её вершине плотно укоренился Квадрат, не допускавший несанкционированных перемещений по вертикали: несколько попыток Лишенца покомандовать всегда имевшимися в наличии у подъезда бабушками были пресечены на корню.
Лишенец, конечно, интуитивно чувствовал, что проигрывает Квадрату как по количеству «Степанов» в имени, так и по «заслуженности» перед государством, давшем ему «ущербную/безбалконную» квартиру. Ещё одним аргументом было наличие у Квадрата не просто «Жигулей», а ВАЗ-2102, то есть универсала; к тому же когда-то давно эта машина была перламутрового цвета.
Молодому поколению может показаться смешным, но для стариков разница между ВАЗ-2101 и ВАЗ-2102 огромна. По весне, после бурных дворовых дебатов относительно сроков высадки рассады в грунт, Квадрат вместе с женой гордо выносил помидорные ростки в обрезанных молочных пакетах и нарочито медленно расставлял их в разложенный салон своей «огромной» машины. В это же время Лишенец со своей половиной ломали голову над размещением тянущихся к солнцу стеблей в стандартном багажнике. Обычно Квадрат неспешно подходил к суетящимся около «копейки» супругам и всегда одинаково острил:
|
|
|
- Что ж ты жалуешься-то всё? Вот тебе балкон сзади к машине приделали, - потом гордо добавлял: – А у меня сзади не балкон, а целая терраса.
Затем обе машины совместно «выезжали на дачи», так как участки у пенсионеров были неподалёку друг от друга. Впереди, естественно, важно рулил Квадрат на своей «бывшего перламутрового» цвета «двушке», за ним, с чувством неполноценности, на помятой красной «копейке» плёлся Лишенец.
Со временем, трезво взвесив шансы в борьбе за лидерство, Лишенец добровольно уступил пальму первенства Квадрату, но в виде компенсации самовольно назначил себя его правой рукой. Определив должностной круг самостоятельно, он сопутствовал «начальству», разъясняя «нижестоящим» правила социалистического общежития. Если проводить аналогию, то шествующий по двору Квадрат с почтительно снующим вокруг Лишенцем напоминали кадры из мультфильма «Маугли», там, где шакал, вертясь под ногами Шерхана, кричит: «А мы пойдём на север!». Разница в том, что старики, на самом-то деле, были совершенно безобидны и просто жили какой-то своей, насыщенной важными и интересными только им событиями, жизнью.
Многих других соседей я по имени не знаю, но при встрече здороваюсь. Дворовый фольклор быстро присваивал всем «незапоминающимся» соседям клички и прозвища. Обычно это связывалось с номером квартиры. Так, у нас были: Александр Второй (то есть Александр из квартиры номер 2), Александр Сороковой (куда там императорам российским), а также Сашок Сорок Пятый; был Вовка Полусотый (из 50-ой) и Вовка Пятнашка (из 15-ой), имелись Михаилы – Червонец (из 10-ой) и Два Топорика (из 77-ой). Существовал даже Лёва Крайний, который был сначала Лёвой из 120-ой, но по причине того, что в доме всего 120 квартир, стал Крайним.
Пытливый читатель уже догадался, что и меня соседи за глаза называли Сотым. Был и Сто Первый, то есть мой сосед из квартиры справа. Познакомились мы так.
Ремонт был практически закончен, и я поставил дополнительную металлическую входную дверь. Новая дверь мне очень нравилась, так как в её недрах расположился какой-то суперпротивовзломный замок с бессчетным количеством комбинаций, которые, по заверению компании-установщика, перебрать было решительно невозможно. Я предвкушал, что вот теперь-то и наступит полная безопасность, а также абсолютная звукоизоляция, которую компания-установщик преподносила в качестве бонуса.
Думаю, любой человек в нашей стране знает, что если установить дополнительную входную дверь, то рано или поздно она ударится об аналогичную дверь, установленную соседом. Понятно, что все такие двери открываются наружу. И совершенно очевидно, что в этой «наруже» всем дверям одновременно места не хватает. Но дело в том, что понятным и очевидным это становится только после установки. До этого пространство лестничной площадки кажется достаточным.
Естественно, и мой сосед, и я поставили двери, открывающиеся наружу. В закрытом состоянии двери находились под прямым углом и выглядели очень эффектно, отливая металлическими оттенками и поблёскивая новой фурнитурой. Поскольку это было первое, что видел каждый входящий в наш подъезд, у меня даже начало возникать чувство гордости за такую красоту. Однако одна из дверей могла быть открыта полностью только тогда, когда другая полностью закрыта. Этот парадокс проявился достаточно внезапно.
Надо сказать, до определённого момента мы с соседом практически не контактировали. Конечно, было слышно, что за стеной кто-то что-то ремонтирует. Однако делалось это столь ненавязчиво в общем гуле стройки, что и значения этому не придавалось. Несколько раз я видел невысокого белобрысого парня с небольшими усиками, затаскивающего стройматериалы. В поношенной робе, обрезанных кирзачах и строительных рукавицах, он вежливо кивал, я кивал в ответ, не зная, сосед это или кто-то из рабочих.
Но вернёмся к моей новой двери.
Она радовала красотой, но не обещанной звукоизоляцией. Кроме того, из-под неё тянуло подъездными запахами. Поднаторев в ремонте, я купил уплотнитель и занялся его приклеиванием по периметру дверного проёма. Дело это несложное, и минут через 15-20 окончательный вариант шедевра был готов.
Чтоб оценить результат в полной мере, я отступил на пару шагов от приоткрытой двери. Именно этот момент можно считать началом знакомства с соседом, который решил выйти из своей квартиры. Его дверь распахнулась, толкнула полотно моей двери, чьи смазанные петли бесшумно повернулись, и новый суперзамок мягко защёлкнулся перед носом хозяина, оставив его на лестничной площадке в мятом спортивном костюме и тапочках.
В этом было какое-то волшебство: вот стоишь, видишь внутренности своей квартиры, одна секунда – и перед тобой малознакомый человек. И ладно бы просто человек, а то ведь милиционер – лейтенант.
Человек – милиционер кивнул, и по этому кивку я узнал в нём того самого белобрысого парня, с которым мы несколько раз виделись. Я автоматически кивнул в ответ. Похоже, он соображал быстрее меня.
- Ключи с собой? – тихо, но твёрдо спросил он.
Для приличия я похлопал себя по несуществующим карманам, чётко зная, что ключи висят на специальном крючке около зеркала в прихожей.
- Не с собой, - хрипло ответил мой голос.
Милиционер виновато улыбнулся и протянул руку:
- Фёдор, сосед Ваш…
Его улыбка, мягкая и добродушная, как-то не вязалось с формой. Да и во всём его облике было что-то не совсем милицейское, не казённое, не такое, как у остальных людей в погонах. Но в тот момент мне не хотелось анализировать, чего же в нём не так, поэтому я просто пожал руку и спросил:
- И что теперь делать?
Федор аккуратно пристроил черную дерматиновую папку на перилах, снял фуражку и положил её на папку. После этого присел на корточки перед моей дверью и начал внимательно осматривать замок. Рассматривал он его молча и достаточно долго, потом так же молча сходил к себе и вернулся с ящиком инструментов. Мне не было видно из-за его спины, что и как он делал, но секунд через пятнадцать замок тихо щёлкнул, и дверь, отпружинив от нового уплотнителя, приоткрылась.
- Вы уж извините, что так вышло, - сказал Фёдор, собирая инструменты, - сейчас это – стандартная ситуация, почти каждый день приходится на вскрытие квартир выходить. Все ставят захлопывающиеся замки, вот и стоят на лестницах часами, если нет ключа, – милиционер скрылся в своей квартире.
Сказать, что я был удивлён – ничего не сказать. В нескольких последних минутах уместились: радость по поводу завершенного ремонта, переживания из-за внезапной бездомности, знакомство с представителем органов правопорядка и чудесное обретение дома вновь. На это наслаивались очень нехорошие чувства по отношению к фирме, установившей дверь. Когда Федор вновь появился на лестничной клетке, я спросил:
- И что? Каждый сможет вот так эту дверь открыть?
- В принципе, да. Если пару раз посмотреть, как это делает слесарь из ЖЭКа. Замок-то не сложный…
- Убью гадов, которые его поставили.
- Не советую, - мягко сказал Фёдор.
- Почему это? – во мне кипел праведный гнев.
- Во-первых, убийство карается по закону. Во-вторых, замок исправен, и официальные претензии фирма не примет, так как Вы сами согласились на данную комплектацию. В-третьих, если говорить о безопасности, то я - здешний участковый; вряд ли кто сунется в подъезд.
Фёдор говорил кратко, упорядоченно и как бы «официально», но в то же время мягко и без назидания. Помолчав, скорее для того, чтоб я успел воспринять сказанное, он добавил:
- У меня вторая дверь поставлена только из-за шума и сквозняков, а замок, кстати, такой же, как у Вас.
Короче, мстить фирме я тогда отказался. Постепенно мы приспособились пользоваться одним «междверным пространством», а с годами даже перестали замечать этот геометрический казус.
Вообще, Федор оказался замечательным соседом. Нельзя сказать, что мы сразу подружились. Просто планомерно общались - каждый день понемногу. Выяснилось, что он учился в той же школе, что и я, только на три года младше. Сколько ни пытался, я не мог вспомнить его в школьные годы.
Так обычно и случается: мы помним старшеклассников, потому что тянемся к ним, а тех, кто младше, не замечаем. Фёдор же был спокойным, не отличался ни броской внешностью, ни спортивными достижениями, ни хулиганством, ни успеваемостью; наверное моей памяти «не за что было зацепиться». Позже я спрашивал о нём одноклассников – они тоже не вспомнили.
Затем он удивил тем, что в столь молодые годы у него имелась жена и уже трое детей. Оказалось, что Фёдор после школы поступил в военное училище, перед самым выпуском из которого сначала женился, а потом на каком-то полигоне отморозил ступни ног, и ему ампутировали несколько пальцев.
Про ампутацию Фёдор рассказывал сам, спокойно, так, будто речь шла о чём-то совершенно банальном. Таким же тоном он сообщил, что жена его не бросила, а, можно сказать, поставила на ноги, и у них в течение трёх лет родилось трое детей.
- Как же ты участковым стал?
- Сейчас в милицию никто не идёт, вот я год назад и принёс документы начальнику нашего отделения. Он нормальным мужиком оказался, не посмотрел на неприятности с ногами, взял. Но только участковым, в оперативники-то мне никак, а в кабинетах всё занято. Ходить, правда, много приходится. Хорошо хоть, что разрешили обувку немилицейскую носить.
Тут-то, наконец, я понял, что не вязалось в облике Фёдора с милицейской формой - обувь у него была не по уставу: тёплые мягкие ботинки, наподобие мокасин. Носил он их даже летом, так как ноги нельзя было застуживать. Из-за мокасин походка казалась плавной и неспешной.
- Может, тебе все же на какую-нибудь «штабную» работу попроситься?
- Да я привык. С одной стороны, беготни много, с другой - начальство никогда абсолютно точно не знает, где ты. За день успеваю и детей встретить, и в магазины заскочить. И всё время как бы на работе – участок-то большой.
Участковым Фёдор был хорошим. Он умел убеждать: не повышая голоса, спокойно, ровно, никогда не срываясь. Мог разговаривать с кем и когда угодно: с пьяными компаниями на детской площадке ночью, с бабушками на скамейке у подъезда, со скандалящими на рассвете на весь двор супругами, с орущими в подъезде подростками. Всегда спокойно и всегда результативно.
И ещё, он умел просто слушать: внимательно, не перебивая, давая собеседнику высказаться. Думаю, это даже более важно в работе участкового, чем умение убедительно говорить.
У него была феноменальная память: помнил все существующие инструкции, предписания, приказы и иную «нормативную базу». Возможно, это было выработано школой и военным училищем, где он хорошо учился благодаря не каким-либо особым способностям, а усидчивости и трудолюбию.
Он никогда не болтал просто так. Казалось, что ответ на заданный вопрос сначала вызревает в нём, потом облекается в грамотно построенную фразу и неторопливо доводится до собеседника с правильной интонацией. Однажды я понял, откуда у него это.
Как-то к Федору приехал отец, живший после выхода на пенсию на малой родине - в небольшой умирающей деревне под городом. К тому времени мы уже близко сошлись; соседи по-свойски пригласили меня на ужин.
В ходе разговора за столом, глядя на отца, на самого Фёдора и на его старшего сына, я понял, что вижу как бы одного и того же человека, но одновременно в трёх возрастах с разницей лет в 20-25. Они совершенно одинаково двигались – неторопливо и как-то очень «обдуманно». И говорили похоже.
Отец у Фёдора сначала внимательно слушал вопрос, потом достаточно долго «вынашивал» в себе ответ и, немного «заторможенно», отвечал негромким голосом, строя предложение прямо на глазах собеседника. Иногда это получалось не очень грамотно.
И тут меня осенило: просто пожилой выходец из глубинки стесняется незнакомого и проговаривает ответ сначала про себя. У Федора привычка отца говорить с посторонними так, чтоб это казалось «официально и без ошибок», переродилась в некую особенность речи. С грамотностью у него проблем не было, и при ответах можно было бы и не «притормаживать», но из-за родительского примера, теперь уже неосознанно, фразы строились так же. А его сын воспринимал семейный говор уже как должное - и дед, и отец говорили так.
Вообще, остальные дети в этой семье, как и жена Фёдора, тоже были на редкость «нешумливыми»: никогда я не слышал из-за стенки буйных детских потасовок или громких криков. Наследственность и семейное воспитание – сильная штука. Казалось, даже их кот, подобранный детьми на помойке, мяукает негромко и только по какой-то весьма уважительной причине. Даже весной не орал - просто выпрыгивал из форточки, уходил на несколько дней и возвращался такой же молчаливый, хоть и довольный.
Фёдор, несмотря на внешнюю «немилицейскость», очень подходил своей работе. Или она ему. С ним хотелось посоветоваться. Вот именно не «настучать ментам», а «поделиться со знакомым». Зачастую это оказывалось нелишним, так как экономило массу времени и нервов. Фёдор помнил где, как и когда надо менять документы, куда и какие бумаги подавать, если произошло то-то и то-то, что отвечать властям при проверках и бандитам при разборках. Короче, сосед попался «что надо».
Начальство считало его «крепким и надёжным», что, собственно, так и было. Ну каким ещё может быть отец троих детей, получивший квартиру за работу без срывов и нареканий и который даже ни разу матом на службе не выругался?
Да, Фёдор относился к своей работе, к начальству и к людям очень уважительно. И это вызывало ответное уважение. Звёздочки на его погонах прибавлялись быстрее, чем у коллег. Когда ему присвоили капитана, оказалось, что бабушки во дворе, соседи на парковке и подростки на скамеечке в кустах называют его не Федя - Сто Первый, а Фёдор Иванович. Кстати, меня многие соседи до сих пор кличут просто «Сотым».
Так и жили мы много лет подряд, сначала взрослея, а потом и старея, бок о бок. Дворовый актив потихонечку сокращался за счёт естественной убыли, однако Квадрат, Лишенец и их «ласточки», оставались неотъемлемой частью дворового ландшафта. За последние годы многие жильцы поменялись, поэтому оставшимся активистам всегда было чем заняться: то рассказать «новеньким» историю дома и правила поведения, то перераспределить парковочные места, а то и завербовать новых активистов из числа пенсионеров-мигрантов.
Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 131; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!