ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ 3 8 страница
- Что скажешь, дорогой? – переадресовывая вопросы официанту, произнёс Михалыч.
Официант побледнел, потом наклонился к столу и, внезапно став «своим и нестрогим», негромко сказал:
- Возьмите грамм по сто на человека и закуску, а потом потихоньку своё выпьете.
Официант распрямился и снова стал официально-неподкупным. Но тут прорвало Серёгу:
- Слушай, Михалыч, у тебя, конечно, День рождения и портить его не хочется, но скажи, почему мы должны как школьники с бутылкой портвейна прятаться под столом и закусывать какой-то фигнёй, которую жрать не хотим? – он повернулся к официанту. - Можешь просто принести жареного мяса и жареной картошки с солёным огурцом?
- Не могу.
- А почему? Мы заплатим! – подключился Михалыч.
- Не знаю… не могу, - совсем расстроился молодой официант.
- А жалобную книгу Вы можете принести? – вдруг ровным голосом вклинился в разговор Вовчик.
Официант удивлённо вскинул брови и, произнеся «сейчас вернусь», выбежал из зала. Через минуту он возвратился в компании тоже ещё молодого, но уже сильно раздавшегося хорошо одетого администратора и сонного мордатого охранника, которого товарищи видели на входе.
- Что происходит? – осведомился хорошо одетый.
- Хочу написать отзыв в жалобную книгу, – спокойно ответил Вовчик.
- А что Вас сейчас конкретно не устраивает?
- Вот то, что меня не устраивает, то и напишу, - всё так же спокойно ответил Вовчик.
- А что Вы тут скандалите? – вдруг сорвавшимся писклявым голосом заверещал администратор. - Не нравится - уходите!
|
|
|
- Вот уж нет! Сначала Вы мне жалобную книгу дадите. И ручку, пожалуйста.
- Ничего я Вам не дам! – продолжал распаляться представитель общепита.
- Это почему?
- Потому что… не дам! – сильно аргументировал свою позицию хорошо одетый.
- По закону Вы должны её давать по первому требованию без объяснения причин, - всё так же четко выговаривая слова, заявил Вовчик.
Администратор не нашёлся, что ответить, повернулся к охраннику и, переводя гнев на него, заорал:
- А ты чего стоишь? У тебя тут посетители водку проносят и скандалят, а ты не чешешься! Выведи их из нашего заведения!
- А вот так, сынок, я тебе говорить не советую, - произнёс Михалыч, вдруг тоже став спокойным и уверенным. - Мы не безобразничали, ничего у тебя не брали и, поэтому, ничего тебе не должны. И бычка своего убери, а то мы ему рога позагибаем… да и тебе заодно. Кстати, почему не хочешь дать жалобную книгу?
- Нет её у нас, - всё ещё запальчиво, но уже без визга сказал хорошо одетый, не обнаружив вдруг рядом с собой охранника, который молча развернулся и пошёл на своё место около входа. - Была, да вот хозяин её где-то у себя держит.
|
|
|
- Так ты не хозяин? – заинтересовался Витёк.
- Нет.
- А чего ж тогда глотку дерёшь за чужие «косяки»? – поддел его Витёк.
Администратор смутился и вдруг выпалил:
- Так ведь другой работы нет… Думаете, мне оно нравится, вот так людей кормить?
- Ладно, - примирительно сказал Михалыч, - дальше-то чего?
- Мужики, вы, правда, если уж не понравилось вам у нас, вышли бы из кафе. Ну нет у нас того, чего вы хотите. И даже жалобной книги нет, - «нехозяин» развёл руками.
Уже на выходе Михалыч повернулся к почтительно провожавшему их уже успокоившемуся хорошо одетому и задумчиво спросил:
- А сколько тебе лет, сынок?
- Тридцать… будет скоро.
- Ты это… все же подумай, как жить дальше. В твои годы надо уже как-то по-другому зарабатывать…
…Через полчаса, привычно разливая по стопкам водку в гараже Михалыча, Витёк беззлобно наставлял Вовчика:
- Это тебе, Владимир Альбертович, не Москва. Тут что покушать предложили, то и жри. Но, вообще, насчёт жалобной книги – это ты мощно выступил.
- Думаешь, в Москве как-то иначе? – вступился за «молодого» Михалыч, открывая банку солёных огурцов, только что вынутую из погреба.
- Как в Москве – не знаю, а вот то, что мы с Серёгой водку тебе подарили – так это мы угадали. Давай, за твой День рождения!
|
|
|
Мужики выпили и, достав озябшими пальцами из банки по огурцу, дружно захрустели.
- Ну вот, суббота не пропала, - удовлетворённо констатировал Серёга, - а то я уж думал, что нас в милицию на разборки повезут. Больно шибко этот парень орать начал.
- За что же нас забирать? – удивился Вовчик, капая рассолом на праздничные брюки.
- А хрен его знает. Чего они там говорили-то?
- Говорили, что распивать своё нельзя… так мы и не распивали! Говорили, чтоб мы заказали их водку… так мы не обязаны её заказывать!
- Во-во, - подключился Витёк, - и треску их не обязаны заказывать, и гранату кокосовую не обязаны.
- Не гранату, а гратен, - поправил Вовчик. - Но это точно – не обязаны.
- Да нас бы в милицию, то есть полицию, и так бы не забрали, - произнёс Михалыч с таким видом, что всем сразу стало ясно: причину этой доброты со стороны органов правопорядка знает только он.
Под вопрошающие взгляды товарищей Михалыч не спеша разлил по стопкам и многозначительно произнёс:
- День тишины!
- Тост, что ли? – не понял Витёк.
- Да нет, сегодня - день тишины: нельзя агитировать, завтра же выборы.
- Ну и что?
- Ну и то, сегодня все полиционеры отсыпаются, а тем, которые дежурят, велено поменьше народу забирать, чтоб завтра места у них были… если что.
|
|
|
- Откуда знаешь?
- У соседа сын в ППС служит, он и сказал.
- Ну тогда за день тишины! – прервал выяснения Серёга; все чокнулись, и отмечание продолжилось по заданной траектории с прогнозируемым исходом…
Когда посреди ночи Михалыч прибыл домой, Валентина заспанно и стандартно произнесла:
- Опять нализался в своём гараже с этими уродами…
- Отнюдь, дорогая, - из последних сил стараясь говорить внятно, прошептал супруг, - с коллегами обсудили предвыборные платформы партий…культурно.
На слове «культурно» Михалыч отключился, и ему приснился сон…
Во сне он сам, Серёга, Витёк и Вовчик, радостные и одётые во всё праздничное, шли голосовать. Но избирательный участок, куда они прибыли, находился почему-то не в здании родного ПТУ, а в кафе-баре «Вегас», где на входе, как и в любом большом приличном заведении, сидел скучающий мордатый полицейский в форме. Выбежавший навстречу молодой человек вежливо предложил:
- Пожалуйста, раздевайтесь в гардеробе и проходите.
- А зачем раздеваться-то? - удивился Михалыч.
- Чтоб граждане с собой не проносили. У нас за своё голосовать нельзя!
Мужики разделись, подошли к длинному столу с красной скатертью и предъявили паспорта. Нарядныея женщины выдали каждому по солидной кожаной папке. Михалыч открыл свою и увидел бюллетень, в котором было крупно напечатано:
1. Карпаччо
2. Мясо по-кассельски с квашеной капустой
3. Треска в горчичном соусе
4. Гратен из форели и лука-порея с кокосовым молоком
Ниже тоже было что-то напечатано, но очень мелким шрифтом. Михалыч решил поделиться возникшими сомнениями с Серёгой и Витьком, но тут снова появился молодой человек.
- Уже выбрали? – начал он с улыбкой, но, заметив, что товарищи заглядывают друг другу в папки, неожиданно сурово добавил: - Смотреть друг у друга запрещается!
- Ты, сынок, не шуми, - начал успокаивать его Михалыч, - никто и не смотрит. Скажи лучше, что это мелким шрифтом написано?
- Что Вы имеете в виду? – начал фальшиво удивляться молодой человек.
- А чего тут особо иметь в виду? Видишь, пришли четыре здоровых мужика, разобраться хотят, за что тут голосовать. Может, что другое есть?
- Извините, только то, что обозначено в бюллетене.
- А что, это - хорошее?
Молодой человек побледнел, потом наклонился к самому уху Михалыча и, внезапно став «своим и нестрогим», негромко произнёс:
- Очень рекомендую голосовать за то, что напечатано крупным шрифтом, - после этого он отпрянул и снова стал официально-неподкупным.
Тут раздался голос Серёги:
- Слушай, Михалыч, у тебя, конечно, День выборов и портить его не хочется, но скажи, почему мы не можем голосовать за своё, а должны за то, чего не хотим?
Затем в разговор вклинился ровный голос Вовчика:
- А Вы можете выдать мне бюллетень с графой «против всех»?
Михалыч увидел, как молодой человек удивлённо вскинул брови и, произнеся «сейчас вернусь», выбежал из зала. Через минуту он возвратился в компании тоже ещё молодого, но уже сильно раздавшегося хорошо одетого представителя избиркома и сонного мордатого полицейского, которого товарищи видели при входе.
- Что происходит? – осведомился хорошо одетый.
- Хочу проявить своё волеизъявление, – спокойно ответил Вовчик.
- А что Вас сейчас конкретно не устраивает?
- Вот то, что меня устраивает, то и волеизъявлю, - всё так же спокойно ответил Вовчик.
- А что Вы тут скандалите? – вдруг сорвавшимся писклявым голосом заверещал представитель избиркома. - Не нравится - уходите!
- Вот уж нет! Сначала Вы мне выдадите нормальный бюллетень, где всё напечатано крупно и есть графа «против всех». И ручку, пожалуйста.
Представитель не нашёл что ответить, повернулся к полицейскому и, переводя гнев на него, заорал:
- А ты чего стоишь? У тебя тут граждане за своё голосуют, а ты не чешешься! Выведи их из нашего заведения!
- А вот так, сынок, я тебе говорить не советую, - услышал Михалыч во сне свой спокойный и уверенный голос,- мы не безобразничали, ничего у тебя не брали и поэтому ничего тебе не должны. Кстати, почему не хочешь дать с графой «против всех»?
- Нет её у нас, - всё ещё запальчиво, но уже без визга сказал хорошо одетый, не обнаружив вдруг рядом с собой полицейского, который молча развернулся и пошёл на своё место около входа, - была, да вот хозяин её где-то у себя держит.
- Так ты не хозяин? – раздался голос Витька.
- Нет.
- А чего ж тогда глотку дерёшь за чужие «косяки»? – поддел его Витёк.
Представитель избиркома смутился и вдруг выпалил:
- Так ведь другой работы нет… Думаете, мне оно нравится, вот так людей «голосовать»?
- Ладно, - примирительно сказал Михалыч, - дальше-то чего?
- Вставай, алкоголик, а то на выборы опоздаешь, - вдруг голосом Валентины произнёс хорошо одетый, и Михалыч почувствовал увесистый толчок в бок…
…Ближе к вечеру воскресенья, привычно разливая по стопкам водку в гараже Михалыча, Витёк беззлобно наставлял Вовчика:
- Это тебе, Владимир Альбертович, не Америка. Тут за кого голосовать предложили, того и выбирай!
- Думаешь, в Америке как-то иначе? – вступился за «молодого» Михалыч, открывая очередную банку огурцов.
- Как в Америке – не знаю, а вот то, что мы с Серёгой, после того как проголосовали, догадались за водкой забежать – так это мы угадали. Давай, что ли, за День выборов?! Кстати, Михалыч, ты за кого голосовал?
- Не ходил я, - пробурчал Михалыч и под удивлённые взгляды корешей выпил, не чокнувшись с ними.
- За что же выпил? – озадачился Витёк.
- За графу «против всех», - ответил Михалыч, доставая из банки солёный огурец, - …и за жалобную книгу.
ПРО ДРУЖБУ
Номер моей квартиры – 100. И регистрационный знак автомобиля тоже с этим номером. Это - не простое совпадение. В жизни вообще ничего случайно не совпадает. Совпадает исключительно закономерно. И, как потом оказывается, наилучшим для тебя образом.
Так вот, квартира с номером 100 куплена в середине девяностых. Как сначала казалось, случайно. Деньги от неторгового предпринимательства были небольшие. Но были. А тут муниципалитет разрешил часть новостроек не только распределять, но и продавать. Времена стояли мутные, деньги обесценивались стремительно - надо было куда-то их вкладывать. Скитания по съёмным квартирам надоели, и решение купить квартиру наконец-то совпало с возможностями.
Заход в кабинет городской администрации с целью узнать «что почём?» выявил, что «вам, молодой человек, повезло», так как «осталися ещё две штуки». Одной «штукой» оказалась однокомнатная на последнем пятом этаже с большой кухней, второй «штукой» - почти такого же метража и цены двухкомнатная на первом этаже. От осознания того, что у меня «может случиться» своя двухкомнатная квартира, разум захлестнули эмоции, и рот произнёс:
- Двухкомнатную беру!
- Тогда беги за деньгами, - сказала ответственная за продажу квартир рыхлая тётка, не утруждаясь обращением на «вы». - У нас тута в порядке живой очереди: кто деньги принёс – тому и ключи.
В это трудно поверить, но все деньги, необходимые для покупки, были с собой. Раньше вообще было принято носить в борсетках крупные суммы. Это сейчас, через много лет и ошибок, мы не держим в карманах крупные наличные суммы и пользуемся пластиковыми картами. В середине же девяностых предприниматель должен был «всё своё носить с собой»: либо какая-нибудь неожиданная «проплата» наступила, либо вообще «пора сваливать». В любом случае для экономии времени и нервов деньги с документами должны быть под рукой.
- Есть деньги, - я вытащил пачку, перехваченную резинкой.
- Значит, не беги, - равнодушно сказала тётка.
Она приняла пачку, ловко пересчитала купюры, сунула их в верхний ящик потёртого стола и достала из другого ящика какой-то очень важный список.
То, что список важный, стало понятно сразу: во-первых, он был весь в печатях и с размашистыми визами на полях, во-вторых, тётка обращалась с ним, будто неопытная мамаша, пеленающая первенца: любовно, аккуратно и немного коряво от излишнего старания. Прикоснувшись к документу, сотрудница совершенно преобразилась: спина выпрямилась, грудь гордо взмыла над столом, голова приняла правильный наклон первоклассницы, ручка зависла над бумагой. Передо мной сидел человек, выполняющий самое сакральное действо своей жизни. Именно в такой позе фотографируются в производственную многотиражку или на заводскую доску почёта.
Насладившись моментом, тётка «истребовала» мой паспорт, сличила фотографию с оригиналом и аккуратно вписала фамилию в графу под номером 100. После этого выдала корешок приходного ордера с жирной синей печатью ОПЛАЧЕНО и сняла с гвоздика на стене огромный ключ от висячего замка. На картонной бирке, привязанной к ключу, значилось всё то же заветное число - 100.
- Сходи, посмотри, чего прикупил. А завтра с утра - оформляться, - сказала тётка, вновь ставшая вялой и обычной, и «закрылась на обед».
Осмотр квартиры прояснил, из-за чего цена была относительно небольшой, и почему она ещё «осталася». У организации, строившей дом, на территории теперь уже моей квартиры размещался склад лакокрасочных материалов. Этот самый лакокрасочный материал разноцветным и неравномерным слоем был распределён по многим конструктивным элементам квартиры: полам, стенам, подоконникам и даже по стёклам. Видимо, в квартире сначала установили окна и двери, поклеили страшненькие обои и расстелили линолеум, а потом притащили краски, растворители и т.п. К тому же строители, памятуя о повсеместном воровстве, вместо жиденькой входной двери соорудили ужасающего вида железную конструкцию с навесным замком, ключ от которого и вручила мне тётка.
Запах в квартире был сильный и стойкий. Даже не то, чтоб пахло, а глаза резало. Распахнув фрамуги настежь, я обнаружил под окнами банки и бидоны с остатками тех самых лакокрасочных материалов, которые строители перед сдачей дома удалили из здания кратчайшим путём. Комиссия по приёмке наверняка ничего не заметила, так как окна квартиры выходили не на подъезд.
Почему-то всё это не сильно расстроило; к тому же, несмотря на первый этаж, обнаружился балкон, нелепо торчащий из стены между куч строительного мусора. Я посчитал это достойной компенсацией за жуткий запах и от оформления квартиры на следующий день отказываться не стал.
Ремонтироваться пришлось долго. Сделанное строителями нуждалось либо в полной переделке, либо в основательной доработке. Впрочем, стучал и сверлил не я один - весь дом доделывался и перестраивался. Дверь в подъезд не закрывалась круглосуточно: вздрюченные новосёлы вперемешку с матерящимися ремонтниками разгружали и загружали, выносили и заносили мешки, банки, радиаторы, рулоны, трубы и инструменты. Тишина наступала за полночь, а в начале седьмого утра первые робкие удары перфораторов, как петухи, будили и звали в бой.
Оказалось, что часть квартир в доме была продана, а часть распределена администрацией. Распределённые квартиры достались либо тем, кто простоял в очереди на улучшение почти всю жизнь, либо многодетным. Те, кто квартиры купил, для ремонта нанимали бригады. Кто получил по распределению, ремонтировались сами. Поскольку у меня деньги временно закончились, пришлось отказаться от «наёмников» и делать всё самому.
Видимо поэтому сформировавшийся стихийно актив жильцов нового дома не причислил меня к классу «нарождающейся буржуазии», что выразилось в освобождении от несанкционированных дополнительных поборов на благоустройство – за деньгами просто никто не заходил. Кроме того, самый авторитетный активист – Степан Степанович (или Степан в квадрате, или, ещё более сокращённо, Квадрат) - однажды настиг меня у подъезда за выгрузкой из багажника очередной партии стройматериалов и сурово поинтересовался:
- Твоё авто? – пенсионер с подозрением осматривал потрёпанную белую «девятку», которую я собирался поменять на что-нибудь поприличнее, разделавшись с ремонтом.
- Нет, по доверенности катаюсь, - решил пошутить я.
Дед юмора не оценил и, приняв всё за чистую монету, сказал:
- Вот сюда, значит, и ставь всегда, твоё место будет! – он замолчал, внезапно моргнул как старый компьютер, не успевающий обработать информацию, и после паузы добавил: – И когда свою купишь, тоже ставь… и чужих не пускай… чтоб порядок был!
Так у меня появилось личное «неприкасаемое» место около подъезда. Такие места были почти у всех «сразузаселившихся». Защищать и охранять их от посягательств «чужаков» для актива дома было делом важным и, как казалось старикам, абсолютно законным. Баталии вокруг нескольких квадратных метров асфальта разгорались нешуточные. Я старался в них не участвовать, понимая всю наивность присвоения места на парковке. Когда видел, что «моё» место уже занято, просто объезжал дом и ставил машину в проезде под балконом.
В первые месяцы запоминать соседей было делом нелёгким, так как жильцы от грузчиков, сантехников или маляров ни по одежде, ни по манерам сильно не отличались. Только когда ремонт стал подходить к концу, я запомнил нескольких человек, которые с годами стали почти родственниками.
Первым «запомненным навсегда» был всё тот же Квадрат, который, как «самый заслуженный из заслуженных», получил квартиру на престижном втором этаже и жил непосредственно надо мной.
Однажды ночью мои накануне поклеенные на потолок дорогущие виниловые обои превратились в обвисшие мокрые паруса, так как этажом выше на кухне развалился дешёвый вентиль. Наутро Квадрат постучал ко мне в дверь (он вообще никогда не звонил в звонок, считая, что стучать надёжнее), и когда я, заспанный после ночной борьбы с падающими обоями, открыл ему, выпалил мне в лицо:
- Ну и скажи, не суки ли эти сантехники?
В принципе я был согласен с данным выводом, поэтому кивнул. Видя, что залитый сосед не агрессивен и с ходу не затребовал никакой компенсации, Квадрат развил свою мысль:
- И кто мне теперь за новый вентиль заплатит?
Я не знал такого человека. К тому же очень хотел спать, поэтому пожал плечами и начал закрывать дверь. Нога деда в тяжёлом чёрном ботинке воспрепятствовала плотному примыканию полотна двери к косяку.
- А ведь его ещё поставить надо, а это – тоже деньги! – чувствуя, что теряет собеседника, углублял тему пенсионер.
Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 122; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!