ГЕШТАЛЬТ - ПОДХОД В ТЕРАПЕВТИЧЕСКОЙ РАБОТЕ С МЕТАФОРАМИ , ОБРАЗАМИ И СНОВИДЕНИЯМИ



Одной из характерных черт гештальт-терапии «является посто­янное возвратное движение, челночная связь между телом и мыс­лями, между реальностью «здесь и теперь» текущего процесса (и его осознавания) и фантазиями, возникающими при «оживлении» незакрытых ситуаций», фантазиями, имеющими в своей основе стойкие ригидные механизмы (Гингер&Гингер, 1999).

  • Психоанализ работает в основном с фантазиями, которые создаются самим клиентом и редко соприкасаются с реаль­ностью.
  • Поведенческая терапия, наоборот, стремится преодолеть трудности или симптомы, обнаруженные в самой повседнев­ной реальности.
  • В гештальте работа ведется над переходом от одного к другому, разрешая и поощряя уход в область воображаемого (сно­видение, мечтания, метафора или творчество) при условии не­прерывного поиска своих связей с конкретной социальной ре­альностью» (Гингер&Гингер, 1999), челночная работа осуществ­ляется также «между переживанием воспоминания, с одной стороны, а с другой — восприятием реальной ситуации, в кото­рой клиент находится в данный момент» (Перлз, 1996).

МЕТАФОРА КАК ПОНЯТИЙНАЯ СИСТЕМА И ВЫРАЗИТЕЛЬНОЕ СРЕДСТВО

ЯЗЫКА , ЕЕОСОБЕННОСТИ И ХАРАКТЕРИСТИКИ .

ТЕРАПЕВТИЧЕСКАЯ РАБОТА СМЕТАФОРАМИ В ГЕШТАЛЬТ - ТЕРАПИИ .

МЕТАФОРЫ КЛИЕНТА И МЕТАФОРЫ ТЕРАПЕВТА

Метафора буквально означает «перенос» или «перекладыва­ние», этимологически это перекладывание одной вещи на мес­то другой. Перенос в метафоре всегда обоюдный. Ортега-и-Гас-сет в своем эссе на эстетические темы приводит пример твор­чества левантийского поэта сеньора Лопеса Пико, который на­звал кипарис «призраком мертвого пламени». Эта метафора дает нам новый взгляд на вещи — мы можем видеть кипарис — пламенем и пламя — кипарисом, и возникаетчудо — семанти­ческая новизна и новизна чувства. Эта метафора состоит в пе­реносе предмета с его реального места в чувство. «Чувство-ки­парис и чувство-пламя идентичны... Почему? Ах, не знаем мы почему? Это вечно иррациональное в искусстве. Это абсолют­ная эмпирика поэзии» — продолжает сеньор Хосе. Каждая ме­тафора — это открытие закона универсума, в котором многие вещи художественно тождественны».

Классики о метафоре[60]

Аристотель: «Метафора — это приложение к одной вещи име­ни, принадлежащего другой вещи».

Ницше: «Человеческое знание неизбежно метафорично — вот истина, в которой мы себе отказывали, доверяя таким ложным идеалам, как буквальное значение».

Джон Серль: «Метафорическое высказывание ... демонстри­рует разрыв между подразумеваемым значением высказывания и буквальным значением, что нейтрализуется слушателем пу­тем построения фигуральной интерпретации».

Дональд Девидсон: «Метафора — это греза, сон языка. Толко­вание снов нуждается в сотрудничестве сновидца и истолкова­теля, даже если они сошлись в одном лице. Точно так же истолко­вание метафор несет на себе отпечаток и творца и интерпре­татора. Понимание (как и создание) метафоры есть результат творческого усилия: оно столь же мало подчинено правилам».

Итак, «метафора проводит связь между двумя различными областями человеческого опыта. Практически, одна область от­ражается средствами другой» (Уфимцев, «Хвост ящерки», 2000-2001). Кроме того, метафора распознается по присутствию в ней художественного начала (Дэвидсон, 1990). На этом строится и поэзия, и литература («и упало каменное слово...» — А. Ахмато­ва), и мы, читатели, каждый раз, встречаясь с красивой метафо­рой, испытываем восхитительное чувство новизны.

Для большинства людей метафора — это поэтическое и ри­торическое выразительное средство, принадлежащее скорее к необычному языку, чем к сфере повседневного обыденного об­щения. Это то, что относится к сфере слов, но не к сфере мыш­ления и действия. Люди как бы забывают, что используют метафоры повседневно и постоянно. В противоположность этой рас­хожей точке зрения метафора[61] — это обыденная понятийная система, в рамках которой мы мыслим и действуем. Понимание метафоры — это результат творческого усилия, а не правил, для создания и понимания метафор не существует ни словарей, ни справочников о том, что они означают.

Наша понятийная система управляет нашей повседневной де­ятельностью и включает самые обыденные, земные ее детали. Наше поведение, повседневный опыт и мышление в значитель­ной степени обусловливается метафорами, так как мы чаще дей­ствуем и думаем более или менее автоматически, в соответствии с определенными схемами, которые для нас неосознанны и со­всем не очевидны. Благодаря языку мы получили в свое распо­ряжение метафоры, во многом структурирующие наше воспри­ятие, мышление и поступки.

Тезис 1. Метафора определяет понятийную систему и пове­дение. Возьмем, например, понятие «спор». Метафоры, относящи­еся к спору: Я победил в споре с ним. Я разбил его аргументацию. Его позиция выглядела беззащитной. Имплицитно здесь присутству­ет утверждение, что спор — это война (в лучшем случае — борь­ба), в которой возможна победа и поражение, а «кто не с нами, тот против нас». Живя в этой метафоре, мы воспринимаем человека, который спорит с нами, как противника, мы атакуем его позицию и защищаем свою. Но это только один аспект.

Предположим, в другой культуре спор — это танец, и то, что происходит, описывается в терминах танца. Мы будем говорить об этом, называя па, рассматривая стиль и художественные осо­бенности танца. Кстати, какой танец, на ваш взгляд, может ме­тафорически отражать явление СПОР? Фламенко, степ, «Танец с саблями» или...

Разобранный пример показывает, что понятийная метафора определяет наши представления и поведение. Тех, кто спорит с нами, мы воспринимаем в этом случае как противника. И чаще всего мы этого не осознаем. Таким образом, сущность метафо­ры состоит в осмыслении и переживании явлений одного рода в терминах явлений другого рода, и это определяет наше пове­дение. Такие метафоры называются структурными[62].

Тезис 2. Говоря о метафорическом значении слова, выраже­ния или предложения, мы пытаемся понять, для выражения какого значения их употребили, поскольку это значение расхо­дится с тем, что данное слово, выражение или предложение зна­чит буквально. По мнению Дж. Серля (1990), метафорическое значение — это всегда значение высказывания говорящего. Та­ким образом, воспринимая чью-то метафору осознанно, мы пы­таемся понять возможные намерения говорящего. Если «спор — это война», то, возможно, «нам не поздоровится», а если мы «чья-то зайка», то, возможно, нас приласкают.

Тезис 3. Любая метафора является принадлежностью опре­деленной культуры. Возьмем понятие «время». Время можно уделить, потратить, потерять, оно имеется в распоряжении и, как известно, время — деньги; мы считаем, что запасы време­ни ограничены. В нашей западной культуре мы осмысливаем время как ограниченный ресурс и ценную вещь. Но существуют культуры, где время осмысливается в других категориях, напри­мер, пребывание во времени. Таким образам, любая метафора имеет культуральный характер.

Тезис 4. Системность, с помощью которой мы можем осмыс­ливать некоторые аспекты одного понятия в терминах другого, с неизбежностью ограничивает другие аспекты данного поня­тия. Метафорическое понятие не отражает и не может отражать все имеющиеся аспекты исходного понятия, например, что спор — это не только война, но и сотрудничество по прояснению точки зрения. Таким образом, метафора, используемая индивидуумом, уже несет в себе определенное ограничение опыта и поведения.

Многие метафоры являются шаблоном, и говорящий оказы­вается в плену стереотипов и концепций житейской психоло­гии. Какая метафора — таковы и следствия! Метафора опреде­ляет некоторую концептуальную систему, выходы из которой определяются самой системой. Это своего рода «непереварен­ный языковый интроект», бессознательно принимаемый за ис­тину и так же неосознанно используемый индивидуумом. Обра­зуются фиксированные статические паттерны, принадлежащие данной метафоре и данной проблемной области (время — день­ги, спор — война). В этом случае предъявляющий метафору, на­пример, клиент, задействует большое количество энергии без какого-либо прогресса в изменении ситуации («я вишу в воздухе» и «я продираюсь через дремучий лес», как выражение нео­пределенности — разные вещи в смысле концепции клиента и знания о том, как справляться с этой ситуацией). Здесь тоже может сказываться эффект Сепира — Уорфа: выражение опы­та и знания путем одной метафоры ограничивает или изменя­ет само знания и опыт.

Некоторые метафоры, например, могут вообще противоре­чить физическому опыту (клиентская метафора «она его уве­ла» может иметь разные смыслы «я здесь не при чем», «он здесь не при чем», «она лучше меня», «я слабее ее» и ответственность за вклад в проблему). В этом случае необходимо прорабатывать буквальный контекст и побуждать клиента изобретать новые образы. Другой метафоре могут соответствовать и другие чув­ства, и другие паттерны поведения, нацеленного на решение проблемы. В этом случае ситуация для клиента может приобре­сти более динамический характер. Чем менее конвенциональ­на, менее стереотипна и банальна метафора, тем большее тера­певтическое влияние она имеет.

Когда одни понятия выражаются через другие — это струк­турная метафора. Существует и другой тип метафор, который представляет собой организацию целой системы понятий по образцу другой системы. Их называют ориентационными, так как большинство подобных понятий связано с пространствен­ной ориентацией и противопоставлением низ-верх, внутри-сна­ружи, перед-зад, центральный-периферийный, право-лево и т. п. Подобные противопоставления проистекают из того, что наше тело обладает определенными свойствами и функционирует определенным образом в окружающем нас физическом мире.

Ориентационные метафоры придают понятию простран­ственную ориентацию. Они организованы некоторым физичес­ким опытом верха и низа. Понятие низа подкрепляется законом всемирного тяготения — все падает вниз, противоположное на­правление называется «верхом».

Например, «у меня приподнятое настроение, я упал духом, я впал в уныние, в кому, в спячку». Верх ассоциируется с хорошо, низ — с плохо. Хорошее находится вверху, а плохое, конечно же, внизу: дела идут в гору или находятся на небывало низком уров­не, добродетель вверху, порок внизу: у него высокие мысли, я не унижусь до этого.

Или обладание властью — это верх, а подчинение власти — это низ. Высокий статус — низкий статус. Например, «его влияние падает, или его сила растет, он находится на вершине вла­сти, или она имеет над ним контроль...». Больше «чего-то» на­ходится вверху. А меньше — внизу, например: «его доля высока или его доход упал». В нашей культуре ожидаемые события на­ходятся вверху и впереди, прошлые внизу и сзади: «что предви­дится на этой неделе или что там сзади, в прошлом». Физичес­кая основа подобных метафор в том, что наш взгляд обычно на­правлен вперед, в том направлении, в котором мы обычно пере­мещаемся. По мере приближения объекта к наблюдателю (или наоборот) объект увеличивается в размерах. Далее, эмоции обычно находятся внизу, а разум вверху («разговор скатился к эмоциям», «высокоинтеллектуальный спор»). Хорошее настро­ение, счастье и здоровье тоже обычно находятся наверху и свя­заны с увеличением объема («приподнятое настроение», «ра­дость бьет через край»).

Но отнюдь не все культуры располагают приоритеты тна ориен-тационной шкале верх-низ. Есть культуры, в которых ценится рав­новесие или расположенность вокруг центра. Верх-низ не един­ственная ориентация, существует право-лево, центр-периферия.

Таким образом, большинство фундаментальных жизненных понятий организуется в терминах одной или нескольких ориен-тационных метафор. Верх связывается с благополучием, стату­сом, властью и хорошим настроением, низ — наоборот. Ориен-тационные метафоры коренятся в физическом и культурном опыте и применяются отнюдь не случайно, а имеют физическое эмпирическое основание. Наш физический и культурный опыт дает множество оснований для ориентационных метафор. Вы­бор той или иной метафоры зависит от индивидуума и от куль­туры, к которой он принадлежит, семьи и его индивидуальных предпочтений. Следовательно, задача разграничения физичес­кого и культурного основания метафоры весьма сложна, по­скольку выбор одного конкретного физического основания сре­ди множества возможных должен согласовываться с общим культурным фоном.

Тезис 5. Таким образом, человек, использующий ориентаци-онную метафору, помещает себя внутрь определенной системы, некоторого объема. Для психотерапии важно разграничить культуральные понятийные ограничения и физические и предоста­вить клиенту возможность выбора не из ограниченной системы, а из множества существующих систем, дающих альтернативные возможности опыта и поведения. Так, вместо «хорошо — вверху» и «плохо — внизу» могут быть использованы более сложные отно­шения, базирующиеся на других эмпирических основаниях (дру­гом опыте) того же самого клиента.

Тезис 6. Психотерапия основывается на ценностных при­оритетах клиента (соответственно метафорах), но не ограни­чивается ими.

Наиболее фундаментальные культурные ценности связаны с метафорической структурой основных понятий данной культуры. Например, в западной культуре лучшее находится наверху, худшее внизу (рай и ад, высокий статус, униженное положение). Между тем в культуре ордена траппистов, например, меньше — это луч­ше. Культурные ценности существуют не изолированно друг от друга, они образуют согласованную систему вместе с метафори­ческими понятиями, в мире которых протекает наша жизнь.

Однако поскольку условия меняются, нередко возникают конфликты между этими ценностями (в семье, между родителя­ми, например) и, следовательно, конфликты между метафора­ми, которые ассоциируются с ними. У ребенка, который потом вырастет, может возникнуть конфликт между интроецирован-ными знаниями о мире, полученными от родителей.

Кроме того, для каждой культуры характерна система при­оритетов, ценностей и метафор, также неосознаваемая каждым отдельным индивидуумом. Отдельные люди отличаются своими системами приоритетов и особыми способами осмысления того, что для них хорошо, а что плохо. Для разрешения конфликта между ценностями (и соответствующими метафорами) в психо­терапии должны быть найдены приоритеты самого клиента, ко­торые будут основываться на осознанных решениях по поводу своей жизни. Речь идет о той метафоре, которая будет отра­жать ценности самого клиента.

Тезис 7. Эмпирический опыт одного индивидуума ограни­чен и может быть расширен за счет других систем понятий, отражаемых другими метафорами. Например, я говорю «Я не могу схватить эту мысль» вместо «Я не понимаю». В сфере фи­зических объектов, если что-то схватить, то можно тщательно рассмотреть; схватывать легче, если вещи находятся на земле и фиксированы. Это и есть эмпирическое основание данной ме­тафоры. Но, возможно, у меня есть и другой опыт, который я не осознаю в данный момент, например, «понимание как свет или инсайт, прозрение» или «понимание как озарение», и это рас­ширяет мой эмпирический опыт понимания, предоставляя аль­тернативные возможности для того, что я хочу сделать.

Теперь рассмотрим третий тип метафор — онтологические метафоры, основанные на нашем опыте восприятия физических объектов и веществ. Осмысление опыта в терминах объектов и веществ позволяет нам вычленять некоторые части нашего опы­та и трактовать их как дискретные сущности или вещества еди­ного типа. Только тогда мы получаем возможность классифици­ровать их, определять количество или объединять в категории.

Онтологические метафоры нужны нам как способы трактов­ки событий, действий, эмоций, идей как предметов или веществ. Такая метафора используется как способ обозначения (честь нашей страны поставлена на карту), количественная характе­ристика (много энергии), выделение аспектов (неприглядная сторона его личности), определение причин (груз обязанностей вызвал у него упадок сил) и т. п.

Как и в случае ориентационных метафор носители языка не замечают метафоричности своих выражений. Они воспринима­ются как прямые описания явлений внутреннего мира (хрупкая психика), в рамках модели описания этого мира и действует но­ситель языка. Например, в метафоре «он вышел из ступора» сту­пор рассматривается как физический объект, из которого вы­шел индивидуум.

Таким образом, та метафора, которую предъявляет индивиду­ум (клиент), отражает концепцию его культуры, ценностей, внут­ренней жизни, опыта и поведения. Именно поэтому терапевту так важно слышать и использовать метафору в своей работе.

Приходящие к нам клиенты ориентируются в основном в сво­их мыслях по поводу... и ждут в ответ наших мыслей по поводу... Внутреннее знание о том, что важнее всего сейчас нашему орга­низму для саморегуляции,-находится в нас самих, однако вер­бальная форма знания о проблеме не изоморфна самой пробле­ме. В лингвистике широко известен эффект Сепира — Уорфа, когда способ речевого выражения оказывает обратное влияние на мысль, изменяя смысл исходного знания.

По сути, то, что мы хотим сказать себе или другим людям, вначале существует не обязательно в вербальной форме. Кэр-роловская Алиса спрашивала, как выглядит пламя свечи после того, как она погаснет. Нам может быть более интересно, как выглядит это пламя до того, как свеча зажглась, то есть в какой форме существуют знания в памяти, когда они не являются пред­метом актуальных размышлений (Шленский, 2000). Есть пред­положения, что это невербальное знание существует в виде зри­тельных образов и ощущений, эдакие островки опыта и пред­шествующих знаний.

Понимание метафор и их создание сбязывается с функцио­нированием правого полушария (Черниговская, Деглин, 2001), и особенно ярко это проявляется в отношении идиом, которые не поддаются дешифровке левым полушарием. Метафоры же под­даются относительной дешифровке. Считается, что идиомы (лезть в бутылку, заварить кашу, дырявая голова, висит на во­лоске, обвести вокруг пальца) как бы хранятся в правом полу­шарии в готовом виде.

Эксперименты с «левополушарными и правополушарными больными» показали интересные вещи. Правое полушарие (при нефункционирующем левом) метафору не может анализировать, но подбирает правильно. Создается впечатление, что оно произ­водит анализ не поэлементно, а в целом, погештальтно. Левое полушарие (при нефункционирующем правом) не справляется с идиомами в устной речи, но объясняет метафоры правильно.

Логика же упорядочивает и связывает между собой эти от­дельные островки знаний с тем, чтобы обозначить пути внутри каждого архипелага, и ничего не меняет в том порядке, по ко­торому живет каждый остров. Логика лишь сопрягает части знания между собой — это надстройка (Шленский, 2000). Иног­да опыт и знания существуют в латентной форме и долго не ак­туализируются. Довольно часто мы выражаем один и тот же опыт разными способами, и это зависит от нашего восприятия ситуации — мы можем выразить свою «неопределенность» именно этим словом, мы можем дать метафорический образ «висеть в воздухе», мы можем сказать, что растеряны и «сби­ты с толку».

Но даже при наличии логики проблема понимания другого человека существует столько же лет, сколько существует че­ловечество. И особенно это необходимо для профессиональ­ных «понимателей» — психотерапевтов, поскольку логика зат­рагивает лишь поверхностную структуру опыта и ничего не со­общает о глубинной. Не говоря уже о том, что логика у каждо­го своя.


Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 658; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!