Эротико-эмоциональная основа любви 3 страница



Всем понятно, что культура (в ее узкоотраслевом понимании) и идеология – категории сравнительно близкие; поскольку и идеология тоже соз­дает свою систему ценностей, во многом аналогичных культурным, толь­ко слу­жа­щих другим целям: не поддержанию и развитию нравственных тради­ций и устоев общества, а оправданию властных амбиций и политической практики пра­­вящих сло­ев. Более того. Когда речь идет об обществах, которые можно на­з­вать «маниакально идеологизированными» (по типу средневековой Евро­пы или тоталитарных режимов ХХ века), для них характерна очевидная кон­та­­ми­нация, подмена или смешение понятий «культура» и «идеология» или, как минимум, культура рассматривается в качестве гуманитарной составля­ю­щей идеологии. Ха­рак­­терно, что и органы управления в области культуры и идеологии при по­доб­ных режимах, как правило, не разделялись: в эпоху Сре­д­­не­вековья это была Цер­ковь, в тоталитарных странах ХХ столетия – Идеологические подраз­де­ления правящих партий.

Такое смешение в принципе легко объяснить; для идеологизированных режимов культура – это неотъемлемая часть политической идеологии, аги­та­ции и пропаганды, призванная к формированию, воспитанию и поддержанию требуемого уровня политической лояльности граждан. В этой связи хочу за­ме­тить, что рейхсмаршал Герман Геринг был глубоко не прав, когда хватал­ся за пистолет при слове «культура». Если бы нацисты не поставили себе на слу­ж­бу всю богатейшую немецкую культурную традицию, уровень полити­че­с­кой тер­­пимости населения Германии к их режиму был бы существенно бо­лее низким.

К сожалению, в России отмеченная контаминация культуры и идеологии имела место на протяжении практически всей ее истории. Я не буду сейчас вда­вать­ся в анализ причин этого явления, но хочу напомнить в качестве примера, что идеология – это еще и «правильная» подача истории. По этой причине со сменой власти история страны, как правило, переписывается заново, расставляются новые акценты, вчерашние герои становятся негодяями и наоборот. Следует отметить, что исто­рию на­шей страны неоднократно переписывали не только в период Совет­с­кой вла­сти (при каждой смене вождей), но и при каждом новом царствовании. Фактически не осталось ни одной средневековой летописи, не «перелицованной» под диктовку того или иного князя в поисках дополнительной ар­гу­ментации его политическим притязаниям (собственно и летописей домонгольского периода в подлиннике сохранилось толь­ко 13; остальные – «перелицованные» варианты ранних летописей; а поскольку при Александре Невском политический курс страны изменился на 180º, то и масштабы фальсификации древних летописей при их «перелицовке» были соответствующими). Это типичный образец использования культуры в интере­сах идеологии и, разумеется, та­кого рода примеров можно привести множество. Конечно, подобное встре­чалось и в Европе (например, скандальная история с фальшивым Миланским эдик­­­том императора Константина, продуктом которого до сих пор остается пап­с­кий Ватикан как самостоятельное государство[18]), но не в таких масштабах и не с такой наглой откро­венностью как в России.

Подобное положение дел привело к тому, что размежевание понятий «куль­тура» и «иде­оло­гия» в России сохранилось лишь на уров­не обыденного сознания населения; в сферах государственного управления культура явно или латентно воспринимается как органичная составляющая иде­ологии. И это не случайно. Хотя культура и идеология обладают собственными имманентными социальными функциями, эти функции в целом ряде аспектов (формировании единого национального мировоззрения, в социализации и ин­­куль­ту­рации личности, в манипуляции общественным сознанием и пр.) настолько близки в обеих сферах управления общественной жизнью, что трудно представить себе общество, в котором культура находилась бы в явной оп­позиции господст­вующей идеологии; такое общество просто утратило бы социальную устойчивость. Наглядным примером тому служит дегра­да­ция со­ветской идео­логии в 1970–80-е годы, когда культурное развитие об­ще­с­т­ва дале­ко оторвалось от архаичных идейных установок КПСС.

К сожалению, определенные признаки повторения этой ситуации мы мо­­жем наблюдать и в сегодняшней России, только в данном случае наша куль­тура (или, по крайней мере, культурная политика) оказалась в положении катастрофически отстающей от государственной идеологии, возвращающейся к «имперской модели».

Так или иначе, но приходится отметить, что у нас не сложилось интеллектуальной традиции четкого размежевания понятий «культура» и «иде­оло­гия», привычки временами задумываться о принципиально различных соци­альных функциях этих сегментов общественной практики.

Суть проблемы заключается в том, что культура (даже в уз­ко­отрас­ле­вом ее понимании) – это прежде всего совокупный исторический опыт сов­ме­ст­но­го проживания и деятельности тысяч и миллионов людей, составля­ю­щих тот или иной народ. Так, по крайней мере, счи­тают ведущие науки о культуре – культурология и этнография[19]. Этот опыт формирует национа­ль­ный язык, обы­­чаи, нравы, обряды, тра­диции, психологию, мента­ль­ности, но­р­­мы соци­ального поведения, принципы межличностных отношений и пр. Разумеется, культура не может обхо­дить­ся и без эталонных образцов де­мон­ст­рации своих принципов; эту фун­к­цию обычно выполняют ре­лигия, искус­ство и разнообразные церемониальные формы поведения.

Да­лее задачи культуры сводят­ся к накоплению социального опыта, его се­лекции, систематизации, сохранению, а главное – его трансляции следую­щим по­ко­лениям в виде всего массива культурного наследия, традиций, на­ци­она­ль­­ного культурного своеобразия[20]. Последнюю функцию, называемую в на­у­ке «социализацией и инкультурацией личности», выполняют преиму­ще­ст­­венно воспитание и образование. Должен заметить, что произошедшее в Рос­сии организационное объединение общего и профессионального об­ра­­зо­ва­­­ния представляется мне стратегической ошибкой, свидетельствующей о ка­питаль­ном непонимании социальных целей образования в общенациональных и обще­культурных масштабах государства. Я полагаю, что вы­де­­­ле­ние образования в само­стоятель­ную от­расль имеет смысл лишь в спе­ци­­а­­ли­­­зи­рованных сфе­рах (т.е. образования именно профессионального). Что же касается общего образования и воспитания – это зона компетенции преж­де всего отрасли культуры, во всей ее содержательной полноте; содержание об­щего образования и воспитания – это и есть са­ма культура, не расчлененная на предметные поля и дидактические еди­ницы педагогических подходов. К сожалению, нашим узкоспециализированным чиновникам даже не приходит в голову задуматься над тем, каким образом образование и культура (как отрасли) могут согласованно работать, а порой и практически сливаться в единых общенациональных интересах. Сегодня эта идея реализована только в Великобритании, где общее образование отнесено к компетенции министерства культуры.

Точно так же, как физическое размножение людей ведет к биологичес­ко­му воспроизводству человеческой популяции, межпоколенная трансляция куль­­туры представляет собой аналогичный процесс социального воспроизводства общества, точнее локальных конкретно-исторических сообществ во всей глу­бине и своеобразии их национальной культурной специфики. Все­сто­рон­нее содействие и помощь этому процессу – это и есть основная за­да­ча куль­ту­рной политики всякого государства. Образно говоря, культурная по­ли­тика – это «акушерка», помогающая рождению нового поко­ления носи­телей наци­о­наль­ной культуры. Когда еще не было государств, эту функцию успе­ш­но вы­пол­ня­ли народные традиции и обычаи, которые смело мож­но назвать ку­ль­турной по­литикой догосударственного периода ис­тории.

Я уже предвижу вопросы читателя: а где же в этой схеме искусство – свя­тая святых и основа основ всякой культуры? Отвечу вопросом на вопрос: а с че­го вы это взяли? Почитайте классические труды мировых корифеев наук о культуре: философов, культурологов, антропологов, этнологов. К своему уди­влению, вы обнаружите, что понятие «искусство» встречается в их текс­тах крайне редко. Почему? И вот здесь мы опять возвращается к оппо­зи­ции понятий «культура» и «идеология», с чего я начал свой очерк.

В своем существовании всякое произведение искусства переживает не­с­колько стадий, которые хорошо изучены современной наукой. Среди этих ста­­дий нас сейчас интересует этап рождения явления искусства: т.е. появле­ние со­ци­альн­ого заказа на новое произведение (этот заказ может быть по­ли­ти­ческим, общественным, инди­видуальным) и ранний период, когда толь­­­­­­ко созданное и опубликованное произведение в течение какого-то времени оста­ет­ся ост­ро­актуальным в политико-идеологическом отношении. Ра­­­­­­зумеется, во мно­гих случаях этот социальный заказ может иметь нас­только закамуфлиро­ван­ные формы, что ху­­дожник искренне полагает, что он активно борется с ре­жимом, фактически дей­ствуя по его команде. На этой стадии новое, только созданное автором и осваиваемое обществом произведение реально еще не яв­ляется феноменом культуры, а лишь явлением актуальной политической иде­­ологии, как того и требовал от него социальный заказ[21]. Долж­но пройти не­мало лет, пока это произведение прочно зай­мет свое место на сте­нах му­зея или в библиотечных собраниях, перестанет вызывать политические эмо­ции и идеологические споры, и только тогда мы с полным основанием смо­жем су­дить о нем как о явлении культуры и степени его культурной ценнос­ти. Т.е., чтобы стать явлением культуры, произведение должно обрести статус эле­ме­н­та куль­турного насле­дия; памятника пусть совсем недавней, но все-таки уже проше­д­шей и поте­ря­в­шей политическую и идеологическую злободневность эпохи. Только с это­­го момента иде­оло­гия перерождается в культуру, т.е. в социальный опыт коллективного бы­тия людей; и рассматриваемое произ­ве­дение стано­вит­ся одним из образцов соответствующего опыта своей эпохи.

На мой взгляд, одной из капитальнейших ошибок современной культурной политики в нашей стране является то, что она по давней, еще совет­с­кой привычке постоянно вмешивается не в свое дело: в поли­ти­че­с­кую борьбу на ни­ве создания культурных ценностей, в текущее худо­жест­вен­ное творчество и т.п. К примеру, сегодняшнее творчество Никиты Ми­халкова или Михаила Шемякина может восхищать или раздражать Пре­зидента стра­ны – как политика и главного идеолога нашего общества; но для Министра ку­льтуры (как руководителя специальной отрасли) и Михал­ков, и Шемякин могут стать про­­фессионально инте­ресными лишь после то­го, как для полити­ческой элиты эти име­на уже утратят идеологическую актуальность. Только тогда они станут ак­ту­а­ль­ны для куль­туры.

Я хорошо понимаю, что многие деятели искусства с этим тезисом не со­гласятся. Им хочется славы при жизни. Но я надеюсь, что ни­кто не заблуждается в том, что это будет слава не корифеев куль­туры, а ак­тивистов политической или идеологической борьбы. Как говорят в народе: «пуш­ки­ны­ми» рождаются, а до «ждановых» дослуживаются. Хотя я и не отношусь к числу ярых приверженцев А.И.Солженицына, как носителя историософской идеи ци­­ви­ли­зационной специфичности России, я не могу не восхищаться его пози­цией прин­ципиального отказа от идеологической игры с властями. Деятель искусства может быть или «пушкиным» или «ждановым»; иного не дано.

Из всего сказанного вовсе не следует, что органы управления культурой не должны принимать участия в художественной жизни страны. Напро­тив, им следует взаимодействовать с искусством самым теснейшим обра­зом (осо­бенно в вопросе подготовки кадров), так же, как и с религией, средства­ми мас­совой информации и т.п. Толь­ко при этом нужно не забывать о том, что и искусство, и религия, и СМИ являют­ся ор­га­­нами ак­туальной политической идео­ло­гии, а культура и обра­зование – ор­га­нами со­­хранения и трансляции социальных и культурных ценностей нации. От­сю­да и социальные задачи этих сфер духовной жизни общества принципиально разнятся, как и государственная политика в отношении их.

Не менее серьезным вопросом является тема взаимоотношений «высокой» культуры с массовой. В принципе массовая культура является преиму­ще­­ст­венно инфор­мационной подсистемой экономики, комплекса бытовых ус­­луг и пре­с­ти­ж­ных форм досуга. Даже сам термин «массовая культура» пред­­­­ста­в­ляется не вполне корректным, ибо эта «культура» не производит ни­­каких новых специфических ценностей, не транслирует никакого социального опы­та; она только рекламирует и продает то, что имеет шанс быть проданным. В конечном счете, в этом нет никакого криминала, но не нужно впадать в иллюзии по поводу социального потенциала «массовой культуры». Речь идет не о культуре в собственном смысле, а о современных изо­щ­рен­ных формах информационного прессинга со стороны эко­но­мики. Отсюда и апо­ка­лип­ти­ческие стоны о том, что западная массо­вая ку­ль­ту­ра полно­с­тью вы­те­снит отечественную культурную традицию, предста­в­ля­ют­ся пло­­дом от­кро­­венной профессиональной некомпетентности. Подчеркиваю: эко­но­мика по оп­ределению не может вытеснить культуру. До сих пор вся науч­но-тех­ни­ческая мощь Запада не смогла справиться даже с культурой африканских гот­тен­то­тов. А, главное, она и не собиралась этого делать. Так что все дальнейшие во­про­сы об угрозах подавления чьей-либо (в том числе нашей) национальной культуры в условиях глобализации или мультикультурации относятся к компетенции врачей-психи­аторов, и комментарии культуролога здесь излишни.

Другое дело в том, что в мировом культурном процессе явно прослежива­ется тенденция к формированию транснациональных культурных яв­­лений, од­ной из форм которых со временем может стать то, что мы назы­ваем «массовой культурой». Думаю, что сопротивление этому объекти­в­ному процессу развития постиндустриальной эпохи, по меньшей мере, бес­смыс­ле­н­но; а вот найти способ вписаться в этот процесс, «не потеряв соб­ст­венного лица», – я полагаю, – это достойная стратегическая задача для на­шей ку­ль­ту­р­ной политики. Не бороться с Историей, а конструктивно взаимодействовать с ней – вот задача общества, еще не потерявшего шансов на будущее или, го­воря иначе, еще не утопившего эти шансы в омуте махрового традиционализма.

Отсюда проблема видится в ином. Состояние современной государствен­ной культурной политики в России можно определить как проблемное, что детерминировано расхождениями: во-первых, между национально-го­су­­дар­ст­вен­ной идеологией и фактически осуществляемой культурной поли­тикой и, во-вто­рых, между деятельностью институтов управления культурой и актуальной потребностью в трансформации их функций. Это приводит к тому, что акти­в­ность государства в сфере культуры не соответствует реальной социокультурной ситуации, запросам общества, а заявленные про­­цессы модер­ни­зации тормозятся инерционностью в деятельности самих культурных институтов, раз­ры­вом между политическими целями, социальными задачами и их практическим осуществлением. Преодоление этого кризиса представляется невозможным без разработки целостных и непротиворечивых концептуальных оснований современной культурной политики и деятельности культурных институтов.

В соответствии со всем сказанным можно поставить вопрос о наиболее актуальных задачах государственной культурной политики на современном этапе, которые видятся в следующем:

1. Культурная политика является одной из наиболее эффективных форм реализации национально-государственной идеологии. Это осуществля­ется пу­­тем целенаправленной регуляции процессов культурной жиз­ни в обществе и воспитанием граждан средствами культуры и образования в русле политической лояльности, социальной адекватности, а также куль­­турной ком­петент­но­сти, соот­вет­ствующих официальным идеологическим ус­тановкам го­сударства.

2. В условиях демократии, как объектом, так и субъектом культурной политики является само общество. В качестве объекта оно выступает в виде тем или иным образом организованного населения, а в качестве субъекта – заказчиком необходимых форм, уровня и динамики культурной жизни в стране. Этот социальный заказ реализуется полномочными представителями общества: государством и его культурными институтами, а также различными негосударственными структурами, работающими на ниве культуры.

3. В современных российских условиях наблюдается серьезный культу­р­ный конфликт между обществом и государством. В его основе лежат три фактора: а) более высокий уровень идеологической и культурной компетен­т­ности руководителей и работников государственных упра­в­лен­ческих структур по срав­нению с основной массой населения, не привыкшей к плюральности культурных форм открытого общества и испытывающей ностальгию по культуре советских времен; б) значительное социальное расслоение и национальное многообразие населения России, что ведет к значительной неравномерности распределения культурных запросов и потребностей среди граждан страны, удовлетворение которых оказывается непосильным для государства; и в) несоответствие национально-государ­ст­вен­ной идеологии, апел­­­лирующей к общемировым де­мократическим стандар­там, что требует значительных инвестиций в сферу куль­туры, и реальной культурной политики, проводимой государством с крайне ограниченными материальными возможностями.

4. Последний из перечисленных факторов в существенной мере связан с тем, что часть чиновников, работающих в органах управления культурой, под давлением старшего поколения населения страны создает ситуацию искусственной стагнации культурной жизни и стремится к постепенному возврату к императивным принципам культурной политики, характер­ной для советского периода. Между тем, объективная ситуация социальной эволюции России требует существенно большей плюрализации культурного про­ст­ранства, неже­ли это имеет место сейчас. Только это, а не единый стандарт офи­циальной культуры, мо­жет радикально разрядить напряженную обстановку вокруг про­б­лемы поиска путей культурного развития.

5. Несмотря на многообразие видов различных учреждений (институтов) культуры, что подтверждается даже отсутствием единого Положения об учре­ж­­дении культуры, их объединяет целый ряд универсальных социальных функ­ций: идеологическая, социализирующая и инкультурирующая, просветительская, гума­нитаризирующая, куль­ту­роохранная, креативная и ряд иных, менее зна­чи­мых. Эти функции в разных учреждениях проявляются в различных ком­бинациях и пропорциях, но наличие всего комплекса перечисленных функ­­­ций является атрибутивной чертой любого учреждения культуры. Разумная и целенаправленная эксплуатация государством этих универсальных свойств учреждений культуры может стать весьма эффективным инструментом реализации государственной культурной политики как части национальной идеологии.

В свое время Уинстон Черчилль заявил, что вложение средств в культуру – это самая рентабельная и дальновидная форма размещения ка­питала[22]. Ве­ликий политик был как никогда прозорлив. Ибо развитая культура страны – это, во-первых, очередная генерация культурно компетентных, со­ци­ально аде­кватных и профессионально конкурентоспособных граждан (уп­рав­ление которыми требует минимальных усилий со стороны полиции, юс­ти­ции и т.п.)[23] и, во-вторых, – что самое важное, – это национальный престиж, ко­то­рый гораз­до дороже любых золотовалютных резервов, военно-эконо­ми­че­ской мо­щи и т.п.

Но, видимо, чтобы понять это, следует родиться Черчиллем, что, как известно, случается далеко не с каждым.

 

КУЛЬТУРА КАК ТЮРЬМА

Рассматривая феномен культуры, специалисты, как правило, выделяют только положительные аспекты этого явления. Но помимо положительных аспек­тов можно выделить и немало сомнительных, чем в последние десятилетия за­нимаются ученые, придерживающиеся постмодернистского направления[24]. Впрочем, начнем с начала.


Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 116; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!