В этом смысле власть короля была абсолютной.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ЛЮДОВИК XIV: НОВАЯ ОЦЕНКА
По общему мнению, царствование Людовика XIV является апогеем «абсолютизма».
Генрих IV, Ришелье и Мазарини — его, образно говоря, поджарые мускулистые начинатели,
а Людовик XV и Людовик XVI — напыщенные вырождающиеся потомки.
Между ними блистают Версальский спектакль и его главный актер с характерной для него ослепительной игрой и почти посекундно выверенными действиями, с безупречными репликами и безукоризненным знанием роли.
КОРОЛЕВСКАЯ ВЛАСТЬ
Понятие «абсолютизма» подразумевает, что Людовик XIV стремился установить личную монополию на власть и ослабить роль корпоративных организаций как правительственных учреждений и совещательных органов.
Предполагается, что вместо использования институтов, наделенных собственными правами, он осуществлял управление, опираясь на армию и чиновничество, которые были обязаны своей властью исключительно ему, в то время как законы и налоги вводились в действие автократически.
Последние исследования заставляют усомниться в этом.
Возможно, он действительно больше беспокоился об укреплении своей власти в тех областях политики, где еще недавно она ставилась под сомнение.
Корпоративные органы, в том числе парламенты, были решительно отстранены от рассмотрения вопросов, традиционно составлявших королевскую прерогативу, а не от управления вообще.
|
|
|
Людовик лишь собирал воедино свои прежние полномочия, а не претендовал на новые.
После смерти Мазарини в 1661 году Людовик объявил, что не станет больше назначать главного министра:
последствия этого заявления были очень серьезными.
Король не только брал на себя функции Ришелье и Мазарини по координации работы советов, департаментов и государственных
секретарей, по принятию решений и по улаживанию споров между ними, но, помимо этого, он публично признавал свою личную ответственность за действия правительства.
Людовик XIII в свое время подчинился обстоятельствам и позволил своим министрам заниматься политикой; напротив, его сын в своих «Мемуарах» утверждал, что каждое решение правительства должно получить одобрение монарха и что он не должен делить свою власть ни с кем.
Даже когда его участие в государственных делах было минимальным, как, например, в случае с утомительными деталями экономического регулирования, Кольбер тем не менее подчеркивал личную заинтересованность короля в этих вопросах.
Вплоть до 1680–х годов, когда дела в стране пошли значительно хуже, критике подвергались главным образом министры Людовика, а не он сам; но и тогда мало кто сомневался в ответственности короля.
|
|
|
Это было воспринято как возвращение к нормальному правлению после полувекового засилья министров и фаворитов.
Не вызывая ни малейших подозрений в насаждении «абсолютизма», эти события воспринимались современниками с одобрением.
Людовик не собирался позволять ни какому‑либо одному министру, ни какой‑либо одной фракции полностью монополизировать его покровительство.
Его «Мемуары» свидетельствуют о решимости короля сохранять баланс сил, играть на противоречиях соперничающих группировок независимо от того, образованы они придворными или министрами.
Людовик старательно избегал ошибок предыдущих десятилетий, когда королевское покровительство периодически доставалось тому, чей голос был громче всех.
Кроме того, он оставался лояльным к назначенным им министрам.
За период своего пятидесятипятилетнего личного правления он имел дело с семнадцатью членами государственного совета, большинство из которых принадлежало к трем семействам.
Все это помогало сдерживать борьбу за власть и наглядно показывало всем, что воздействовать на короля непросто.
|
|
|
Его наследники легче поддавались посторонним влияниям, что привело к пагубным последствиям.
Именно так Людовик непосредственно решал основную проблему Франции XVII века:
Проблему управления робенами и «дворянством шпаги».
Он был далек и от того, чтобы позволять креатурам и клиентам влиятельных патронов проникнуть во все артерии и капилляры политического организма страны, как это было при предыдущих режимах.
Фракции продолжат играть важную роль в центральном правительстве и будут поддерживать связи между центром и провинциями, однако основным элементом этой системы управления будет не просто подчинение министрам.
Основным будет подчинение королю.
Процесс принятия решений был неотделим от его королевского величества.
Все распоряжения осуществлялись от его имени, и поскольку король тесно ассоциировал себя с проводимой им политикой, то можно было поверить в вымысел, что он лично стоял за каждым мероприятием правительства.
На деле все было несколько иначе.
Хотя до нас не дошли протоколы совещаний государственного совета, существуют указания на то, что
Людовик XIV имел обыкновение становиться арбитром в жестоких схватках противоборствующих сторон и в борьбе за его внимание.
|
|
|
Король поощрял подобные кулачные бои, так как они предоставляли ему альтернативные варианты действий, давали возможность разделять и властвовать, стравливая соперников между собой.
Но если кто‑то пытался получить более широкую поддержку вне стен совета, то он немедленно отправлялся в отставку.
Однажды Людовик отчитал Кольбера только за то, что тот не прекратил обсуждение, когда король уже вынес свое решение: для широкой публики зрелище должно было являть полное единодушие.
Но если министры находили между собой общий язык и приходили к единому мнению, то король оказывался в затруднительном положении, так как в отдельных областях его компетентность вряд ли могла сравниться с осведомленностью экспертов департаментов.
В этом случае у короля не оставалось большой свободы выбора.
Другой способ ограничить личное вмешательство короля состоял для министров в том, что они принимали решения самостоятельно, не обращаясь к королю или совету, и издавали приказы от своего имени — отсюда позднейшие обвинения в «министерском деспотизме».
Именно министры получали прошения об аудиенции у короля, о восстановлении справедливости; министры вели ежедневные беседы с королем, именно они сообщали ему то, что считали важными новостями.
Однако никакие закулисные маневры не меняли сути происходившего.
Формулировал ли Людовик свою политику сам или же доверял это делать своим министрам — в любом случае
осуществлялась королевская воля,
и ей не могло быть оказано законного сопротивления.
В этом смысле власть короля была абсолютной.
Королевская прерогатива распространялась и на законодательство.
Однако никто не считал, что
законодательные полномочия монарха представляли собой неограниченное право издавать указы о чем угодно.
Знаменитый законодательный суверенитет Бурбонов состоял из тех полномочий, которые с незапамятных времен были частью королевской прерогативы.
Неспособность историков признать это привела к путанице: они вообразили, что Людовик и его наследники, ревностно заботясь о своих законодательных прерогативах, претендовали на стяжание новых полномочий для создания новых законов или изменения старых.
Совсем иная картина вырисовывается в работах тех, кто изучает французские законы, а не французскую историю.
Фактически законотворчество было составной частью неотъемлемого права короля проводить и финансировать внешнюю и религиозную политику;
его эдикты и ордонансы отражали его деятельность в этих особых областях политики.
Законотворчество во Франции было связано с проведением политики гораздо теснее, чем в Англии, — факт, который теоретики–современники сделали понятным для всех, кто лишен «абсолютистских» предрассудков.
В сравнении со всеобъемлющим сводом статутов, введенных в действие королем и парламентом в Англии,
законодательство Людовика XIV не производит сильного впечатления.
Королевское законодательство касалось государственных дел или публичного права, поэтому акты об объявлении войны торжественно вносились в свод древних законов Франции.
Частное право, гарантировавшее права подданных и отношения между ними, было сферой действия парламентов.
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 140; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!