Он наш корабль к победам вел сквозь годы, 3 страница



Как мы помним, Сталин оставил в наследство на мировой арене социалистический лагерь – от Эльбы до Янцзы, – около трети всего человечества. Доклад Хрущева на съезде вызвал в этом гигантском лагере подобие землетрясения. Он спровоцировал смену руководства в Польше, кровавый антикоммунистический мятеж в Венгрии, отток коммунистов из компартий европейских капиталистических стран, конфликт с Китаем и Албанией, отношения с которыми при Сталине были особенно дружественными. Там поняли, что это удар не только по советскому, но и мировому социализму. Глубокий кризис в отношениях с Китаем и Албанией растянулся на десятилетия. Были окончательно развеяны и надежды на возрождение идеи славянского братства. Созданный Сталиным в 1947 г. Славянский комитет СССР был закрыт по обвинению в «пропаганде национальной исключительности» и «низкопоклонстве перед культом личности». Так поступали со всем, что могло воспрепятствовать полному отказу от сталинских приоритетов внешней политики.

В идеологических акциях внутри страны упор был с самого начала сделан на репрессии против врагов народа, – они были объявлены необоснованными, ибо таких врагов у нас, дескать, не было и не могло быть. Тем самым были дискредитированы сталинские подходы к борьбе с «пятой колонной». Ее представители – и возвращенные из лагерей, и их «наследники» – постепенно вытеснили сталинские кадры со всех этажей власти и уже к концу хрущевского правления составили основной массив государственно-административной и партийно-комсомольской «элиты».

Троцкисты, бухаринцы и их потомки, возвращенные из тюрем и лагерей, втягивались во все поры общественной и государственной системы. Это было не что иное, как ренессанс старой идейно-политической оппозиции сталинизму, начало фактической реабилитации и «левых» и «правых». Бывшие оппозиционеры и враги народа стали возводиться в ранг пламенных революционеров – самых заслуженных руководителей партии и государства. Тюрьмы и лагеря предстали местами обитания честнейших граждан страны – борцов против сталинизма. Они были реабилитированы и объявлены «цветом нации», сформировалась своего рода «лагерная элита».

Сразу же почувствовали перемену идеологической погоды разного рода приспособленцы. Даже я, подросток-школьник, испытал это на себе. Темой моего сочинения на аттестат зрелости было «Чем нам близка поэзия Маяковского». В качестве эпиграфа к нему, не колеблясь и уже явно в пику официозу, я написал: «Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. И. В. Сталин». Учительница рассказывала, что при оценке члены комиссии колебались между «4» и «5». Почему – не объяснила. Может быть, поэтому. Все-таки поставили «5». Но при прохождении представления к золотой медали через областной отдел народного образования медаль заменили серебряной. Что явилось причиной – можно только предполагать. Не исключено, что «инстанции» подстраховались: «Зачем рисковать, присуждая золотую медаль «незрелому» в идейно-политическом отношении выпускнику?».

Да и в учительской среде тогда уже выявились «критики» Сталина, а несогласные были вынуждены молчать. Я помню, как наша учительница литературы восторженно читала отрывок из «Поднятой целины» о том, как присваивали гремяченскому колхозу имя Сталина, заметно радуясь такой «легальной» возможности, – книга же входила в школьную программу. А библиотекарша вывесила в витрине мое сочинение, отпечатанное на машинке, где на первой странице красовался полузапретный эпиграф. Зато классная руководительница, как я уже говорил, старательно разъясняла нам «ошибки Сталина». Карьеру на всех уровнях власти – от «низов» до Кремля – делали теперь именно на борьбе с «культом личности». Это был конек, на котором въезжали во властные кабинеты. На нем же многие взлетали на «научные» вершины. С его помощью обретали ученые степени и звания, премии и ордена.

Все эти перемены в общественной атмосфере широко открыли шлюзы для идейного реванша врагов России. Вначале в ход пошло замалчивание имени и идей Сталина. Было прекращено издание 16-томного собрания сочинений Сталина (остановились на 13-м томе), многие его произведения, особенно устные высказывания, интервью и т. д., остались не опубликованными вообще, что сделало невозможным глубокое освоение его теоретического наследия и ценнейшего политического опыта. Тем более, что и опубликованное было постепенно вытеснено из научного оборота, а в пропаганде на имя и слово Сталина вскоре был наложен полный запрет.

Были предприняты новые атаки на православную церковь, которые Сталину своим авторитетом удавалось останавливать. В июле 1954 года ЦК КПСС принимает постановление «О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения». «Примиренческая» политика в отношении церкви была осуждена. Хрущев, когда-то упоенно уничтожавший храмы на Украине и в Москве, требовал «наступления на религиозные пережитки». Возражения В. М. Молотова успеха не имели. Антицерковная и антирелигиозная политика приобрела небывалый размах, за десять лет хрущевского правления было закрыто и разрушено больше храмов, чем за все предшествующие годы революций, войн и воинствующего атеизма. Это было одним из направлений «десталинизации» общества. Вместе с другими политическими акциями хрущевского руководства оно способствовало подрыву национального менталитета, ослаблению трудовой мотивации и разрушению созидательного потенциала страны.    

Так поначалу неуверенные шаги противников сталинизма стали сливаться в мощный поток, не только опрокинувший все сталинские монументы, но и нанесший сокрушительное поражение идее, вдохновлявшей миллионы советских людей на трудовые свершения и ратные подвиги. Атака на сталинизм означала, прежде всего, удар по духовной ориентации советского общества – идейной доминанты народного сознания, набравшей свою живительную силу в сталинскую эпоху нашей истории.

Чтобы все эти процессы нашли продолжение и привели к перелому, надо было совершить кадровые перемены наверху. Выдвиженцы Сталина как из старшего поколения (В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, Л. М. Каганович, А. А. Андреев, Г. М. Маленков, Н. А. Булганин), так и более молодые, но уже достаточно опытные (П. К. Пономаренко, Д. Ф. Устинов, В. А. Малышев, И. Ф. Тевосян, М. Г. Первухин, М. З. Сабуров), олицетворявшие его политический курс, были постепенно заменены людьми лояльными Хрущеву и поддерживавшими «оттепельные» тенденции, но малокомпетентными в вопросах государственного управления.

Судьбы некоторых сподвижников Сталина сложились трагично. Факт наиболее известный: в 1953 г. обвинен в государственной измене и расстрелян Лаврентий Павлович Берия. Но были и другие. В 1954 г., по сведениям, впрочем, до конца не подтвержденным, покончил жизнь самоубийством Андрей Януарьевич Вышинский. В 1956 г. расстрелян обвиненный в «нарушениях социалистической законности» руководитель компартии Азербайджана с 1933 г., член Президиума ЦК КПСС в 1952–1953 гг. Мир-Джафар Аббасович Багиров. Расстрелян, несмотря на личное ходатайство тесно контактировавшего с ним в годы войны шахиншаха Ирана Мохаммеда Реза-Пехлеви: «…Я готов поручиться за честность и порядочность г-на Багирова…», – писал он в письме на имя Булганина и Хрущева. В 1958 г. ушел из жизни один из талантливейших «сталинских наркомов», в расцвете сил отстраненный от больших государственных дел – 56-летний Иван Федорович Тевосян. Этот гений организационного творчества стал впоследствии прототипом главного героя знаменитого романа А. А. Бека «Новое назначение», написанного в 60-х гг.

18 июня 1957 года на заседании Президиума ЦК В. М. Молотов, Л. М. Каганович, Г. М. Маленков, К. Е. Ворошилов, Н. А. Булганин, М. Г. Первухин, М. З. Сабуров, а также Д. Т. Шепилов, выступили за отставку Н. С. Хрущева с поста Первого секретаря ЦК. Против высказались А. Б. Аристов, А. И. Кириченко, Н. А. Мухитдинов, П. Н. Поспелов, Е. А. Фурцева. Лавировали А. И. Микоян и М. А. Суслов. Опираясь на эту поддержку, Хрущеву удалось созвать пленум ЦК, который принял постановление «Об антипартийной группе Маленкова Г. М., Кагановича Л. М., Молотова В. М.» Члены «группы», включая «примкнувшего к ним» Д. Т. Шепилова, были выведены из состава руководящих органов партии. Н. А. Булганин и К. Е. Ворошилов получили выговор без опубликования, а М. Г. Первухин переведен из членов Президиума в кандидаты. Все они, кроме А. И. Микояна и М. А. Суслова, вскоре были освобождены и от других руководящих постов в партии. Разгром «сталинской гвардии» завершился.

В восточноевропейских социалистических странах хрущевцы расправились почти со всеми руководителями сталинской формации. Двое из них умерли при загадочных обстоятельствах. 14 марта 1953 года, через два дня после возвращения из Москвы, с похорон Сталина, скончался президент Чехословакии Клемент Готвальд. Спустя две недели после «разоблачительного» доклада Хрущева на XX съезде умер (возможно, покончил самоубийством) в Москве первый президент народной Польши, руководитель польских коммунистов Болеслав Берут. Лидер болгарской компартии Вылко Червенков был отстранен от руководства БКП через год после смерти Сталина, в 1956-м снят с поста председателя правительства, а в 1962 г. (после XXII съезда КПСС) исключен из партии. Матиас Ракоши, руководитель венгерских коммунистов, вынужден был оставить пост главы правительства еще в 1953 г., вскоре после смерти Сталина, но сохранил за собой руководство партией. Был смещен со всех руководящих постов и выехал в СССР в 1956 г., а в 1962-м исключен из партии, сослан в киргизский городок Токмак и до конца своих дней оставался на положении политического ссыльного.

Параллельно этим процессам в политической жизни началось искажение советской истории. Чтобы оно выглядело благопристойно, Сталин был противопоставлен Ленину, и это преподносилось как «возврат к правде». Появились лукавые фразеологизмы, вроде таких как «возрождение ленинских принципов партийного руководства», «восстановление ленинских норм партийной жизни». Было объявлено о возврате страны на ленинский путь, с которого ее, дескать, увел Сталин. Все разыгрывалось будто по воле опытного дирижера: мощнейшее идеологическое оружие КПСС было повернуто против идеологии и политики сталинизма. Имя Сталина стало появляться исключительно в негативном контексте, как правило, в сочетании со словами «культ личности».

Интенсивно эксплуатировалась тема «нарушений социалистической законности» и «сталинских репрессий», от которых пострадали якобы невинные люди. Осквернение истории Великой Отечественной войны и дискредитация Великой Победы были начаты с «ошибок» Сталина перед войной и в первые ее месяцы. Неудачное для нас начало войны связали с «уничтожением командных кадров армии» в 1937 г. Потом полились словесные потоки о решающей роли в войне рядового солдата, появилась некая «окопная правда». Это было направлено на протаскивание тезиса о том, что победил, дескать, народ вопреки «ошибкам» Сталина. Последовало десятилетие россказней о «сплошном бегстве», «повальной сдаче в плен», «сокрушительных поражениях» наших войск, фантастических цифрах наших потерь.

«Дегероизация» всей истории сталинской эпохи постепенно становилась фактом. Ложь была изощренной – человеку трудно было в нее не поверить, редкие голоса выражали осторожное сомнение, народ был ошеломлен и растерян. Настойчиво распространявшийся миф о «сталинских репрессиях» разъедал сознание советского общества. На этой почве прорастали ядовитейшие всходы нигилистического отношения к прошлому – предвестники будущего тотального распада нравственности. «Вестернизированная» полуинтеллигентная «тусовка» запела «блатные» песни, все исконно русское и советское эта публика стала презирать. Русские мелодии вытеснялись западными ритмами, грация вальса – неуклюжими телодвижениями, вера и верность – ложью и карьеризмом, святость подвига на поле боя – пиететом перед теми, кто предпочел плен.

Самую неприглядную роль в идеологической дискредитации сталинизма сыграла так называемая «творческая интеллигенция». В ее среде требуемые «кадры» быстро нашлись, в том числе и среди тех, кто раньше воспевал Сталина. Некоторые авторы сами стали переделывать в угоду новым идеологическим веяниям тексты своих произведений, особенно стихов и песен. Конечно, на несогласных был оказан мощный психологический нажим. Отказ от участия в антисталинской кампании означал отлучение от литературной работы, от издания написанного, от театральной сцены, от киносъемок и т. д., – многие пошли на сделку с совестью.

Тексты любимых народом песен искажались и против воли авторов. Вот свидетельство уже из 90-х: «В свое время Хренников написал музыку к кинофильму «В шесть часов вечера после войны», в котором звучит ставший необыкновенно популярным задорный «Марш артиллеристов». Телеэкран дает фрагмент этого фильма с закадровым звучанием марша. Путем монтажной перебивки мы тут же переносимся в домашний кабинет композитора и слушаем первоначальный вариант марша в его собственном исполнении. Они различаются только первой строкой: «Артиллеристы, Сталин дал приказ…», – бодро, с энергичным нажимом поет автор. «Артиллеристы, точный дан приказ…», – убеждает нас армейский хор из «оттепельной» эпохи. А Хренников гнет свое: Сталин дал приказ… И так несколько раз подряд» (Советская Россия. – 1999. – 8 июля).

Книги, в которых был представлен образ вождя, перестали издаваться. Такая судьба постигла, например, «Счастье» П. А. Павленко. В особо значительных произведениях, которые нельзя было замолчать, делали правку. В «Молодой гвардии» А. А. Фадеева имя Сталина упоминается всего один раз: «Долой гитлеровских двести грамм, да здравствует сталинский килограмм!». Слово «сталинский» поменяли на «советский». Правку делали и в мемуарных произведениях. Так, в цитированных ранее воспоминаниях А. А. Игнатьева были сделаны купюры. Образ Сталина стирался отовсюду, даже с живописных полотен. Вот один малоизвестный, но красноречивый эпизод. К. Г. Рянни, личный телеграфист В. И. Ленина, изображенный на картине выдающегося советского художника Игоря Грабаря «Ленин у прямого провода», рассказывал, что первоначально рядом с Лениным на картине стоял Иосиф Виссарионович, но после XX съезда художник заменил его другим образом.

Многие представители творческой интеллигенции, обласканные советской властью и самим Сталиным, ставшие нередко многократными лауреатами Сталинских премий, включились в кампанию «разоблачений» и «развенчаний». Другие надеялись очернением прошлого сделать карьеру при новых властителях. Наступила эпоха «трансформизма», пересмотра «позиций», предательства идеалов. Даже те, кто преклонялся перед ним и прославлял его, под влиянием изменений в общественном сознании, посеянных пропагандой, отказались от «устаревших» взглядов и убеждений.

Впрочем, все – по-разному. Не сразу и сдержанно пошел на это Александр Твардовский. Когда уже многие были готовы клеветать на Сталина, он весомо подтвердил свои прежние мысли и чувства: «Да, это было наше счастье, что с нами жил он на земле». Потом в поэме «За далью – даль» оценки Сталина неоднократно переписывались, но и в последней ее редакции все еще много от прежнего взгляда на него. А в кабинете поэта на даче даже в самые лихие хрущевские годы висел портрет вождя, закуривающего трубку. По словам дочери поэта В. А. Твардовской, он висит там и по сей день. Круче развернулся Илья Эренбург, мемуарным произведением которого «Люди. Годы. Жизнь» воспользовались тогда как орудием сокрушения «основ».

Прологом «оттепельного похода» литераторов «новой генерации» явилась публикация в 1956 г., в одном из осенних номеров «Нового мира» повести никому не известного тогда писателя Владимира Дудинцева «Не хлебом единым». Повесть была направлена против партийно-научных бюрократов, ретроградов и консерваторов. Именно под этим флагом началась борьба против руководящих и управленческих кадров, воспитанных сталинской эпохой. Их обвинили в неприятии «свежего воздуха общественных перемен». Вокруг произведений такого рода организовывались шумные кампании широкого обсуждения, поддержки со стороны «мыслящей по-новому» интеллигенции, студенческой молодежи. Враги советского строя и традиционно русских духовно-национальных ценностей торжествовали, хотя, понимая, что их время еще не пришло, действовали пока вкрадчиво и осторожно, в то время как нападки на Сталина совершались уже открыто, от имени партии.

На теме войны спекулировали Александр Некрич («1941 год»), Василь Быков («Мертвым не больно»), Григорий Бакланов («Мертвые срама не имут»), Алесь Адамович («Сыновья уходят в бой»), Александр Солженицын («Пир победителей»). Витийствовали поэты Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Роберт Рождественский… Все это происходило с одобрения и поощрения литературных «мэтров» той поры – Всеволода Иванова, Константина Паустовского, Валентина Овечкина, Владимира Тендрякова… Вся эта «оттепельная» интеллигенция, а на самом деле – типично «полуинтеллигентная» публика, мнившая себя «элитой» России, как раз и пошла потом в поддержанное западными субсидиями диссидентское движение. Сегодня те из них, кто еще жив, стали записными «демократами», а некоторые и вовсе отправились на жительство к своим – на Запад.

В верхах же процесс шел поэтапно – от съезда к съезду. В 1959 г., на XXI съезде КПСС громили «антипартийную группу» и всех причастных к «культу личности Сталина», славословили Хрущева. Но «точки над i» в отношении хрущевской клики к Сталину поставил XXII съезд партии в октябре 1961 года. После яростной «критики» Сталина было принято решение о выносе его тела из Мавзолея. Попытавшийся возразить первый секретарь ЦК КП Узбекистана Н. А. Мухитдинов был немедленно снят со своего поста. Перезахоронение тела вождя было проведено спешно и тайно, под покровом ночи.

Прошла волна переименований всего и вся. Не стало на карте страны героического Сталинграда. То, что раньше носило гордое сталинское имя, получало нередко странное, нелепое, в лучшем случае – какое-нибудь серенькое название: Волгоград, Донецк, Новокузнецк, Душанбе. И это только города, а ведь переименований были сотни тысяч, если не миллионы. Это был апофеоз хрущевской «десталинизации» – первой в своем роде, проведенной методами жесткого партийно-государственного насилия и дикого вандализма…

Удар, нанесенный по имени Сталина, ставшим еще при его жизни главным символом советской эпохи, не мог не отозваться во всех сферах общественного бытия. Предательство верхов не могло пройти бесследно, особенно для младших поколений: произошел духовный раскол общества. Пропаганда сеяла внутренний разлад в душах тех, кто по-прежнему жил ценностями и идеалами сталинского времени, – она постепенно ожесточала их. Бесчинства хрущевцев по отношению к вчерашнему вождю изумляли наглостью и хамством. Сознание растерявшихся людей все больше пропитывалось ядом цинизма, безверия, равнодушия. Народ, потерявший знамя, оказавшийся в ценностном вакууме, медленно, но верно превращался в подобие толпы.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что массированная атака на сталинское наследие стала прологом нашего поражения в «холодной войне» с Западом. В этой атаке организаторы «холодной войны» обрели, наконец, то, к чему стремились со времен Аллена Даллеса, – плацдарм для борьбы против «самого непокорного в мире народа» на его собственной территории. Главное заключалось в том, что был подорван идейный базис социализма. Наряду с «десталинизацией» истории шло широкое наступление по всему идеологическому фронту.

В новой программе партии, принятой в 1961 г. на XXII съезде, была выдвинута задача создания материально-технической базы коммунизма в течение двадцати лет. С ее решением было отождествлено построение коммунистического общества и громогласно сказано: «Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!». В дальнейшем оказалось, что построение коммунизма предполагает не что иное как догнать и перегнать США по производству потребительских товаров. В сознание народа была таким образом внедрена мысль о том, что Америка – это и есть некий маяк, на который надо ориентироваться в движении к коммунизму.


Дата добавления: 2019-02-26; просмотров: 150; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!