В дружный круг у елки встанем 45 страница
Сталин исподволь руководил этим процессом, – это было незримое, но сильнейшее воздействие сталинского духа на развитие всех форм духовной культуры. Отлично понимая роль литературы и искусства в жизни нашего общества, он каждодневно держал их в поле зрения, знакомился со всеми серьезными новинками литературы, кино, театра, музыки, живописи и направлял их развитие. Он прочитывал все (или почти все), что печаталось в «толстых» журналах, хорошо знал театральный репертуар, просматривал все фильмы – только после этого они выходили на экраны.
В результате СССР сталинской эпохи стал поистине питомником талантов. В литературе работали Есенин и Маяковский, Горький и Шолохов, А. Толстой и Леонов, Пришвин и Паустовский, Фадеев и Катаев, Твардовский и Смеляков. Музыку создавали Прокофьев и Шостакович, Хачатурян и Глиэр, Дунаевский и Александров. На театре творили Станиславский и Немирович-Данченко, Вахтангов, Таиров, Завадский. Среди актеров блистали Качалов и Москвин, Черкасов и Симонов, Жаров и Ильинский, Тарасова, Пашенная, Яблочкина. Пели Нежданова и Обухова, Лемешев и Козловский, Михайлов и Русланова. Танцевали Лепешинская и Уланова. В кино делали шедевры Эйзенштейн и Пудовкин, Довженко и Герасимов. В живописи работали Кустодиев и Петров-Водкин, Нестеров и Корин, Дейнека и Кончаловский, Сергей и Александр Герасимовы, Юон. В скульптуре – Шадр, Меркуров, Мухина, Вучетич.
|
|
|
Гениальные творцы создавали искусство на века, пронизанное глубочайшей народностью. Народные идеалы несли в себе все лучшие художественные произведения той славной эпохи, что и определило, в конечном счете, ее величие. Сплавленные с тончайшим мастерством художника эти идеалы порождали шедевры творчества. В послевоенные годы в советском искусстве окончательно утвердился тип высоконравственного, энергичного, преданного народу героя. Все было пронизано величием свершений, дерзновением замыслов, надеждами и мечтами простых людей.
Замечательный актер Николай Черкасов исповедовал принцип: «без народа актерской профессии не существует». Он как молитву повторял слова обращения В. И. Немировича-Данченко: «Работники искусств – вместе с народом». Он гордился тем, что выполнял свой долг перед народом честно и с достоинством. Композитор Сергей Прокофьев советовал: «Бери народную мелодию и далее развивай ее как свою собственную». Но на это способен только тот, кто является частью народа, кто чувствует внутреннюю связь с ним, кто способен вскрыть «потенциальные возможности, заложенные в той или иной мелодии, созданной народом, – такова моя позиция», – продолжал мысль Прокофьева другой мастер музыки Евгений Светланов (Советская Россия. – 2003. – 4 сентября). Александр Фадеев был уверен, что не может быть большого писателя, если он не чувствует биения пульса народной жизни. Подлинный художник тот, кто «сверяет свою совесть с народной совестью в ее наивысшем, осознанном выражении» (Советская Россия. – 2001. – 11 декабря).
|
|
|
Для Сталина главным в оценке художественного процесса было его влияние на общественные настроения, соответствующее актуальным задачам, стоящим перед народом. По тому, какова социальная значимость произведений того или иного писателя, он оценивал его место в отечественной литературе. В разговоре с П. И. Чагиным, директором Госиздата, он советует: «Не издавайте того, что не созвучно моменту. Самая талантливая вещь, но оторванная от героики нашей эпохи, – макулатура. Поменьше макулатуры, товарищ Чагин» (Дон. – 1995. – № 5-6. – С. 83).
______
Советская литература всего лишь за два–три десятилетия стала великой духовной силой, внесшей огромный вклад в развитие мировой культуры. Сама советская действительность тех лет с ее романтикой трудовых и военных подвигов, с нацеленностью всякого социального действия на общее благо придавала всему, что мы делали, особый жизненный смысл, одухотворяла, поэтизировала все наши стремления и помыслы. Поэзия, говорил А. Т. Твардовский, рождается только в поэтической атмосфере: «Воздух – вот что нужно таланту. Нет воздуха – он погибает» [37, с. 77]. Поэзия жизни была тогда питательной почвой для художественного творчества.
|
|
|
В этой атмосфере один за другим, словно из-под земли, всходили литературные таланты. Сердца мастеров слова бились в едином ритме с державой, ее трудности и свершения, горести и радости находили достойное отражение в лучших произведениях советских писателей. Литература тех лет – это неохватный Монблан, красочный фейерверк взлетов мысли и чувства. Ее герой – человек мужественный, цельный, красивый. Чапаев и Кочубей, Ворошилов и Буденный, Павка Корчагин и Семен Давыдов… Характерный штрих: мы, школьники конца 40-х–начала 50-х, зачитывавшиеся русской классикой, в неменьшей мере были увлечены и современной нам советской литературой. Литературные герои звали нас на подвиги во имя Родины, вели к созиданию, к творчеству, будили в нас грезы о светлом будущем страны и нас самих, – одно отдельно от другого мы тогда не мыслили.
Многое сейчас помнится как счастливый сон. Помнятся названия прочитанных книг, но забыты фамилии авторов: нам тогда важен был не художественный уровень – важно было, что их идеи, сюжеты, образы были почерпнуты из близкой и дорогой нам советской действительности. Поэтому мы буквально зачитывались такими книгами, как «Счастливый день суворовца Криничного», «Черемыш – брат героя», «Мы – советские люди», «Сталевары»… На особом счету были документальные повести матери Зои и Александра Космодемьянских «Повесть о Зое и Шуре» и матери Олега Кошевого «Повесть о сыне». Рассказы, очерки и извлечения из крупных произведений писателей-современников помещались в школьных книгах для чтения, и все они, особенно о войне, тоже памятны по сей день.
|
|
|
И конечно же, особым и всеобщим вниманием пользовались литературные шедевры тех лет: «Молодая гвардия» Александра Фадеева, «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого, «Сын полка», «Белеет парус одинокий» и «За власть Советов» Валентина Катаева, «Радуга» Ванды Василевской, «Белая береза» Михаила Бубеннова, «Непокоренные» Бориса Горбатова, «Звезда» и «Весна на Одере» Эммануила Казакевича, «В стране поверженных» Федора Панферова, «Алитет уходит в горы» Тихона Семушкина, стихи и песни Василия Лебедева-Кумача, Михаила Исаковского, Александра Твардовского, Алексея Суркова, Константина Симонова, Виктора Гусева, Самуила Маршака, Сергея Михалкова, Льва Ошанина, Степана Щипачева. Список этот можно продолжать долго…
Понятно, что литература как наиболее значимое явление в русской культуре была постоянной заботой Сталина. Стремясь все более глубоко проникнуть в потаенные глубины народной души, он много читал и пристально наблюдал за литературным процессом в стране и за рубежом. Его собеседниками были такие знаменитые писатели, как Герберт Уэллс, Андре Жид, Ромен Роллан, Лион Фейхтвангер, Бернард Шоу, Эмиль Людвиг, Анри Барбюс, Рабиндранат Тагор. Он встречался, беседовал, вел переписку с Максимом Горьким и Демьяном Бедным, с Михаилом Булгаковым и Леонидом Леоновым, с Михаилом Шолоховым и Александром Фадеевым, с Ильей Эренбургом и Борисом Пастернаком, с Сергеем Михалковым и Константином Симоновым.
Еще в 30-х гг. Г. П. Федотов, при всей его ненависти к большевикам, отмечал: «Литература и искусство в России признаны за политическую силу первой величины. <…> Высокие гонорары, целая система государственного обеспечения создают в литературной среде бодрое чувство своей привилегированности, своего значения для страны» [198, с. 95–96]. В послевоенные годы творцы литературы были окружены особой заботой, их произведения входили в школьную программу, их портреты красовались на страницах наших учебников. Сталин любовно, воистину по-отечески относился к ним, он буквально лелеял их. Их преданность светлым и высоким идеалам всемерно поощрялась. Они по праву вошли в высший слой «элиты» общества, которую так заботливо пестовал Сталин. Государство создавало и всячески поддерживало издательства и дома творчества, художественные мастерские и вузы, клубы и дома культуры, творческие союзы и фонды, музеи и библиотеки.
Сталин приветствует каждую талантливую и правдивую книгу. Заметив, что руководство вновь созданного писательского союза пытается, как когда-то РАПП, «командовать» писателями, оказывать на них «давление», заставляя их писать «под диктовку», он считает нужным вступиться за писательскую свободу. 10 декабря 1935 года он пишет тогдашнему первому секретарю союза:
«Тов. Ставский!
Обратите внимание на т. Соболева. Он, бесспорно, крупный талант (судя по его книге «Капитальный ремонт»). Он, как видно из его письма, капризен и неровен (не признает «оглобли»). Но эти свойства, по-моему, присущи всем крупным литературным талантам (может быть, за немногими исключениями).
Не надо обязывать его написать вторую книгу «Капитального ремонта». Такая обязанность ниоткуда не вытекает. Не надо обязывать его написать о колхозах или Магнитогорске. Нельзя писать о таких вещах по обязанности.
Пусть пишет, что хочет и когда хочет.
Словом, дайте ему перебеситься... И поберегите его.
Привет!
И. Сталин» [179, с. 116].
Вождь считал своим святым долгом поддерживать молодых литераторов, которые стремились воссоздать правдивую картину общественных событий и боролись за эту правду. Вот один малоизвестный эпизод еще из конца 20-х годов. Е. Н. Микулина – писательница, журналистка рассказывает, как Сталин стал ее «крестным отцом» в журналистике: он написал предисловие к первой ее книге «Соревнование масс». Елена, тогда молодая журналистка, сделала подборку опубликованных ею в журнале «Работница» и газете «Коммунистка» (ее редакция находилась в здании ЦК ВКП(б), где работали секретари ЦК, в том числе и Сталин), материалов о соревновании на заводах и фабриках. Но ее попытки издать их брошюрой встречали непонимание: это все надуманно, – таково было мнение молодого инструктора ЦК ВЛКСМ, так же считал и редактор издательства, в которое она обратилась.
«Елена совсем пала духом. Как же так, неужели я все не так понимаю? Ведь один молодой идиот говорит, что не то, теперь редактор утверждает то же самое, думала она. Что же делать? Отчаявшись, совершает только молодости присущий безумный шаг: к злосчастным своим 50 страницам пишет записку: «Иосиф Виссарионович! Все, что здесь написано, правда, увиденная собственными глазами; мне же говорят, что это не так, такого нет и не будет. Что делать?»
И идет на тот самый «цековский» этаж.
Заходит в приемную. За столиком сидит седая женщина:
– В чем дело?
– Хочу на прием к товарищу Сталину, – в душе обмирая от страха, но храбро глядя ей в лицо, говорит Елена.
– По какому вопросу?
– По личному.
– Оставьте свой телефон, вам позвонят.
Ничего не поделаешь – оставляет и уходит, уже ни на что не надеясь. К удивлению, звонок состоялся, но лишь для того, чтобы сказать об отмене приема. Тогда Елена, уверенная, что ее не хотят пропускать к Сталину, снова выписывает пропуск в редакцию и идет знакомой дорогой в приемную, где, не обращая внимания на удивленную секретаршу, кладет на стол объемистый запечатанный пакет с просьбой передать его Иосифу Виссарионовичу и пулей вылетает на улицу. Придя домой и наревевшись вволю, уснула. Спустя три часа ее разбудил громкий стук в дверь: «К телефону».
Бегом к аппарату. Вежливый мужской голос: «С вами говорит Товстуха».
– Какая еще толстуха? Кто меня разыгрывает…
– Я не она, а он – помощник товарища Сталина. Передаю ему трубку.
– Что? Кошмар, я умираю…
– Нет, умирать не надо, сначала поговорите…
<…>
– Товарищ Микулина? – произнес знакомый голос. – Я согласен…
– На что? – глупо спросила она.
– Дать предисловие к вашей книжке. Она нужная и полезная.
– Как, вы уже ее прочли?
– Если бы я не прочел, то с вами бы не разговаривал…
Все еще не веря, что это вождь, и думая, что ее разыгрывают, она, безнадежно одуревшая, брякнула:
– Я хочу вас увидеть…
– Пожалуйста… Так, сегодня среда, в пятницу в 3 часа вы свободны?
– Я-то свободна, только меня к вам не пустят, там сидит такая мегера…
– Почему мегера? Старая большевичка.
Можно долго рассказывать о том, как она попала не в те двери, как Поскребышев выручал ее. И как наконец она увидела знакомое по портретам лицо...
Сорокаминутный разговор в мае 1929 года запомнился ей на всю жизнь. Со стороны вождя не было ни самодовольства, ни снисходительности, ни пренебрежения… К концу беседы он спросил Елену:
– Что хотите дальше делать?
– Поеду на Турксиб, Иосиф Виссарионович. Ведь там, в песках будет проложена дорога. Представляете, кочевые племена придут к ней, осядут, понастроят города…
– …Может, осядут, а может, и вглубь уйдут – история покажет. Ехать вам туда не надо…
– А куда же ехать?
– В Заволжье. Вы же, наверное, не читали материалы апрельского Пленума? Мы приняли решение о том, чтобы организовать 5 совхозов, 5 зерновых фабрик, механизированных полностью. Вот об этом надо писать.
<…>
Вернувшись из Заволжья, Елена Микулина написала вторую книгу, а та, первая, конечно же, моментально вышла с предисловием вождя. Судьба Елены Николаевны удивительна, необычна и все же реальна. Есть книги, фильмы, снятые по ее сценариям. Есть уникальные документы, об одном из которых она узнала через 20 лет. Это письмо Сталина Феликсу Кону о ней…» (Советская Россия. – 1995. – 21 января).
Ф. Кон «возглавлял» тогда искусство, т. е. руководил Главным управлением по делам художественной литературы и искусства в системе наркомата просвещения РСФСР. Вот выдержка из этого письма Сталина, ярко характеризующая и социально-ценностные предпочтения автора, и его взгляд на роль литературы в общественной жизни:
«У нас имеются сотни и тысячи молодых способных людей, которые всеми силами стараются пробиться снизу вверх, для того, чтобы внести свою лепту в общую сокровищницу нашего строительства. Но их попытки часто остаются тщетными, так как их сплошь и рядом заглушают самомнение литературных «имен», бюрократизм и бездушие некоторых наших организаций, наконец, зависть (которая еще не перешла в соревнование) сверстников и сверстниц. Одна из наших задач состоит в том, чтобы пробить эту глухую стену и дать выход молодым силам, имя которым легион. Мое предисловие к незначительной брошюре неизвестного в литературном мире автора является попыткой сделать шаг в сторону разрешения этой задачи» [161, с. 114].
В послевоенные годы жизнь потребовала новых литературных героев. Сергея Тутаринова из романа С. П. Бабаевского «Кавалер Золотой Звезды» Сталин называл «героем нашего времени». Семен Бабаевский три года подряд (в 1948, 1949 и 1950 гг.) становился лауреатом Сталинской премии за дилогию «Кавалер Золотой Звезды» и «Свет над землей». Но вот уже 1997-й. Ему 88 лет. Он беседует с журналистом. Над его рабочим столом висят два портрета – отцовский и Сталина. Он рассказывает:
«… Я подумать не мог, что журнал «Октябрь» точно бы давно ожидал меня с романом, что опубликует его очень быстро, что «Кавалер Золотой Звезды» прочитает сам Сталин и попросит Жданова повидаться с автором и узнать, что это за птица – Семен Бабаевский».
«Судьба романа сложилась счастливо прежде всего потому, что Сталин имел обыкновение – в отличие от нынешних лидеров – сам читать в толстых журналах новинки художественной литературы и сам составлял о них свое мнение».
Так уж случилось, что Сталин сыграл роль крестного отца не только в его литературной, но и в политической судьбе. Вот как рассказывал об этом самому Бабаевскому руководитель Союза писателей СССР Александр Фадеев:
«Я вошел к Сталину со списком будущих кандидатов в депутаты Верховного Совета. На секретариате всех кандидатов детально обсуждали. Был уверен: краснеть не придется. Сталин молча прочитал список, пальцем тронул ус, посмотрел на меня и сказал:
– Превосходные кандидаты!
– Старались, товарищ Сталин, – сказал я. – Первым, как и полагается, стоит Михаил Шолохов. Далее – Корнейчук и Ванда Василевская. Следующие – Мыкола Бажан, Николай Тихонов, Алексей Сурков, Константин Симонов. Словом, не забыли ни одного видного литератора. Ручаюсь, товарищ Сталин.
Сталин снова посмотрел на меня, чуть заметно улыбнулся и сказал:
– Не надо ручаться. В списке не вижу одного хорошего писателя.
– Кто же он? – спросил, чувствуя тепло на лице.
– Кубанец, – ответил Сталин.
– Первенцев?
– Нет, не Первенцев.
И тут я так покраснел, что уши мои стали горячими. Не мог понять: какого кубанца мы пропустили? Молчу, не знаю, что сказать, как оправдываться.
– Тот кубанец – Бабаевский Семен, – сказал Сталин. – И не надо краснеть. Кубанец молодой и никому не известен.
Я еще больше покраснел. Стою, как провинившийся школьник, и молчу.
– Ошибку Союза писателей можно исправить, – продолжал Сталин. – Посмотрим избирательные округа, еще не занятые кандидатами. – Взгляд Сталина остановился на Брянске. – Направим кубанца в брянские леса. Пусть молодой писатель посмотрит те места, где героически сражались брянские партизаны» (Советская Россия. – 1997. – 19 июля).
Владимир Десятников приводит в дневнике рассказ писателя Л. М. Леонова. В 1931 г. Горький часто приглашал его в гости. Однажды Леонов смотрел у него книги, вышел, а у Горького в гостях Сталин. После того как Леонова представили, он хотел было откланяться, чтобы не мешать им, но Алексей Максимович оставил его обедать. За столом сидели по одну сторону Горький и Сталин, по другую – Леонов, Ворошилов, полярный летчик Чухновский и Бухарин. Были за столом также сын Горького Максим с женой Надеждой.
– Сталин и Горький вели оживленную беседу, громко смеялись, шутили. Ворошилов тихонько спрашивал меня о делах литературных. Я сказал что-то о Вс. Иванове. Вдруг Сталин, который, оказывается, слушал наш разговор, спросил:
– А что, Всеволод Иванов, похоже, исписался?
– Прежде чем мне ответить, – продолжал Леонов, – Горький сказал Сталину, что я буду и имею право говорить от имени русской литературы, и добавил еще несколько слов обо мне, которые мне и повторять неудобно. Сталин три четверти минуты в упор смотрел на меня и крутил ус. Я выдержал взгляд, хотя это нелегко было, не спрятался «за ширму», как говорили в кругу вождя. Сталин кивнул головой и сказал Горькому:
– Понимаю.
– То, что Горький так меня представил Сталину, и то, что я выдержал его взгляд, наверное, многое сыграло в моей жизни, – заключил Леонов.
Л. М. не стал пересказывать все то, что он сказал Сталину, закончил же он в том духе, дескать, когда вы, товарищ Сталин, чем-то недовольны, то лучше сами топайте ногами и ругайте нас, чем поручать это злым людям.
– Зачем топать ногами – этого не надо, – сказал Сталин и налил всем по полной рюмке для нового тоста (Молодая гвардия. – 2006. – № 1-2. – С. 194).
Отношения с Л. М. Леоновым близкими и теплыми не были, но Сталин ценил в нем силу русского народного таланта, готовность служить интересам Родины, невзирая на происки врагов, и поддерживал его в трудную минуту. Владимир Десятников, отмечая, что Леонов очень редко употреблял вино или водку, рассказывает: «Один-единственный случай был, когда во время войны от огорчения за разгромную критику пьесы «Нашествие» он, придя из Союза театральных деятелей, налил стакан водки, выпил, понюхал луковицу и, что называется, закусил рукавом: ничего в доме не было, семья была в эвакуации. Только закурил – ночной звонок: «Товарищ Леонов, с вами говорить будут». У Леонида Максимовича хмель как рукой сняло. Сразу понял, кто говорить будет: «Слушаю». – «Товарищ Леонов, здравствуйте, это Сталин. Я прочитал вашу пьесу. Хорошую пьесу вы написали. Для какого театра работали?». – «Товарищ Сталин, пока никакой театр не взял, читают…». – «Ничего. Мы посоветуемся. Да-а, я слышал тут мнение товарищей. Они хотят представить вас на премию. Думаю, правильно товарищи решили. Надо поддержать» (Молодая гвардия. – 1999. – № 2. – С. 286–287).
Дата добавления: 2019-02-26; просмотров: 155; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!