Пару слов против материализма 10 страница



 Ничто мне не запрещает быть сразу в двух таких мирах, коль скоро я «заполнил собой» полностью этот. Ведь только так и возможно пресловутое «бессмертие» души, если понимать под ней сознание в самом широком смысле

* Почему это «плохой вариант» я рассматриваю ниже в главе «Возвращение к индивидуальной душе»

 

слова. Потому что сознание в этом мире и в любом другом будет все равно сознанием. Оно – вне времени. Понятие вечности если и не тоже самое, что «время другого мира», то точно не «время этого мира», а значит, если и есть какая-то форма бессмертия в той системе, которую я отстаиваю ( открытый индивидуализм ), то я должен уже быть там, в этом состоянии, в нирване.

 

В каком месте и времени я окажусь, если попаду в другой мир через некий портал? Очевидно, это место и время будут произвольными. Я могу, пусть даже и в воображении, видеть всю историю этого мира, как фильм на киноленте, где вся бесконечность всех моментов существует сразу. Именно так выглядит мир, когда «смотришь» на него со стороны, нельзя сказать, что время во всех мирах течет синхронно, это просто подмена понятий, по сути это значит, что время в них просто напросто одно и миры все эти тоже один. Произвольным время входа из одного мира в другой будет точно так же, как и произвольность входа в комнату – можно через одну дверь, можно через другую, а можно и в стене дыру прорубить. В этом гипотетическом мире уже «все произошло», мир-то параллельный как-никак, со своим «независимым временем». Для нас он некий статичный монолит. Итак, я делаю шаг в портал и оказываюсь там. Но что теперь будет, если я оглянусь назад на покинутый мною родной мир? Я же точно так же должен буду видеть его целиком, даже то, что еще не произошло в тот момент, когда я его покидал. А значит, если я вернусь туда снова из этого другого мира, то я буду видеть и свою смерть. Значит, в системе отсчета этого мира, в момент моей смерти я буду ее наблюдать со стороны, находясь там, в другом мире. То есть, другими словами, можно умереть и продолжать жить «одновременно», если речь идет о временах разных миров. Если такой параллельный мир назвать раем или нирваной, а вход в «портал» будет в момент смерти, то я уже там и могу смотреть на себя настоящего, пишущего эти строки.

 Но сам этот портал кажется чем-то «лишним», без него вполне можно обойтись. Если речь идет о сознании, то оно не является казуальным агентом. Мое рождение в данном теле – это звено причинной цепи, но само сознание, которым я наделен, стоит особняком. Точно так же «рождение» в другом мире не подразумевает «перенос» сознания, так как оно не несет информации, сознание не переходит из мира в мир, переходит информация в лучшем случае. Но когда речь идет о метафизической основе, ее как раз и выносят за скобки. По сути, портал не предоставляет перехода этой основы, а только информации. Значит, если я серьезно говорю о том, что могу находиться в двух мирах одновременно, то портал в этом не играет ключевую роль, сам факт существования таких миров, даже без перехода информации из одного в другой, позволит мне быть и там и здесь, потому что сознание «перешагивает» границу, недоступную для информации ( по сути, оно никуда не перешагивает, а просто давлеет над всем этим «сверху»). Делает оно это потому, что нисходит из измерения более высокого порядка, где все эти миры встречаются и объединяются снова в один. Т.о., не нужен никакой «свет в конце туннеля», можно просто «вырубить» сознание тут и всё, не думаю, что перенос накопленной за жизнь информации действительно нужен для жизни в другом мире. Он не нужен, точно так же моя личная информация не важная для вашего выживания, для вас важна ваша информация, в первую очередь, если я и вы – два отдельных мира, то для нашего благополучия мы не обязаны обмениваться информацией друг с другом. Поэтому я и говорю, что каждый мир самодостаточен и никакие порталы не нужны для их благополучия. Особенно, если речь идет о благополучии одного и единственного субъекта S. Для «выживания» в самом глубоком смысле важна лишь самотождественность этого субъекта. Самый жесткий материализм в таком случае не является препятствием для самых прекрасных «даров», которые дают самые идеалистические системы. Я как бы свожу их вместе.

Теперь сделаем следующий, главный, шаг – пусть все эти «параллельные миры» ( в каждом из которых я (как S) ) – это наши личные вселенные, которые каждый из нас проживает от первого лица, только все они «накладываются» друг на друга и образуют общую картину нашей реальности. Таким образом, получается, что встречая «другого человека», взаимодействуя с ним, я встречаюсь и взаимодействую с самим собой, проживающим другую жизнь в «параллельном мире», в своем «отдельном времени». Каждую такую личную вселенную можно представить для удобства объяснения как бессубъектную, т.е. я могу общаться с зомби, с имитацией, в то время как каждый из них в своей вселенной, общаясь со мной в тот же момент времени ( те же события ) в свою очередь общается тоже не со мной, а тоже с зомби, имитацией меня ( я не утверждаю что все именно так, просто это удобное упрощения, чтобы представить не представимое ). Таким образом, я могу быть «по очереди» субъектом каждого опыта на свете, число субъектов опять сокращается до одного. Нечто отдаленно напоминающее это происходит при разговоре по скайпу, есть миллисекундная (или больше?) задержка между тем, что человек реально подумал и сказал на том конце Земли и информацией, имитацией, дошедшей до нас через интернет. Но мы не воспринимаем это как имитацию, потому что знаем, что он, так или иначе, думает и чувствует, он настоящий. Даже при живом общении мы не разговариваем с реальным человеком в этот самый момент, мы всего лишь видим его репрезентацию в нашей голове и испытываем те эмоции, на которые сами способны, вместо тех, о которых он заявляет. Если ему больно, нам тоже больно, из-за работы зеркальных нейронов, но это не его боль, а наша. Мы всегда одни.

В этом состоит наше глубочайшее одиночество, нам никогда другой человек не станет ближе, чем мы сами себе. Но фокус в том, чтобы как раз сохранялась некоторая дистанция, иначе произойдет слияние и мы опять окажемся в одиночестве. Мир, кажется, представляет как раз процесс выхода из такого рода сингулярности. Сама такая сингулярность не кажется чем-то желанным. Скорее способ, которым происходит общение «фрагментов» в нашем мире слишком грубый и несовершенный. К примеру, можно было бы иметь доступ к опыту всех людей, отождествляясь с ним, как с собственным, тогда все, о чем я говорю, стало бы не просто абстракцией, а частью жизни общества.

В конце концов, если я – везде ( как S ), то в такого рода «одиночестве» нет ничего страшного. Я имею ввиду одиночество не в бытовом смысле, а в том, что передо мной всегда только репрезентация других людей, а не они сами, и любим мы не человека, а свою любовь и т.д., такое абсолютное одиночество по сути становится его противоположностью – абсолютным единством, но опять, только в концептуальном смысле, в первую очередь надо понять теорию, я не берусь тут говорить о мистическом чувстве переживания этого единства, потому что для меня оно вторично, главнее понимать разумом суть устройства бытия и нашего отношения друг к другу, потому что только такое понимание несет в себе зерно уважения, процветания и мира. А мистическое переживание всегда ненадежно – потому что его трактовать можно по-разному, не всегда такая трактовка ведет к хорошим последствиям. Я имею в виду заблуждения на счет «божьей воли» и религиозные войны.

           

Небольшая оговорка касательно «света в конце туннеля» и «загробной жизни». Даже если я после смерти обнаружу себя в другом мире, я все равно буду настаивать на том, что никакого переноса сознания из одного места в другое не было, потому что оно просто напросто не материя какого угодно рода, чтобы путешествовать из пункта А в пункт Б. Теоретически может быть перенос какой-то информации из этого мира в другой, копирование информации с мозга на другой вид носителя из другой материи и т.п. Не существует никакой «тонкой» материи, она вся тонкая по определению, кто знаком с физикой элементарных частиц знает, как она невероятна и прекрасна. Чтобы мне остаться мною после разрушения мозга, нужна точная его копия, и чтобы из очень похожей материи, чтобы он так же работал. И если между этими двумя ее видами – в этом мире и другом - нет взаимодействия, то это не делает одну «тоньше» другой.

 Итак, такая моя посмертная «копия» будет абсолютно равносильна созданию моего репликанта на Марсе после смерти. Скажем, я умираю, а некая религиозная организация клонирует меня ( с памятью и личностью на момент смерти ), и этот несчастный ( я был плохим человеком ) на Марсе субъективно ощущает себя мной, воскресшим или же очутившимся в загробном мире. Наказывать будут его за мои грехи. Если информационные потоки, ответственные за наши индивидуальности, более разветвленные, чем я думаю, и имеют продолжение после смерти, я буду рассматривать их в точности как этот случай.

Должен ли я беспокоиться о своей посмертной судьбе? Ответ – да, но с той оговоркой, что я больше беспокоюсь о том, каким будет мир, когда я его покину. Я верю, что все люди, сейчас или после моей смерти, это я (как S), а значит «грех» для меня и «наказание» за этот грех – увеличение общего количества страдания, моя же задача – не делать зло ближнему, насколько это возможно, ибо никому кроме себя я это зло не сделаю, в конечно итоге. Тот, кто, возможно ( но маловероятно ) очнется и предстанет перед Богом после смерти моего тела будет в контексте моей философии не в большей степени я, чем все люди, оставшиеся на Земле. Он будет не в большей степени я, чем мой репликант на Марсе в вышеприведенном примере. 

Ответ прост – так как я это всё вообще, то мне всё равно, существует после смерти такие процессы или нет, будет ли некто думать, что «он это я» или нет. В любом случае, все, что происходит, происходит «во мне», со мной…Другими словами, моей философии в одинаковой степени не мешает, как кажущаяся обособленность людей друг от друга в этом мире, так и кажущаяся континуальность одной индивидуальности при «переходе» из одного мира в другой, в случае существования такого перехода.

 

 

Большой удельный вес в привлекательности идеи Бога заключается в его роли верховного судьи, он – гарант справедливости и эта его наиважнейшая функция нужна для нашего психологического комфорта, чтобы мы могли себя чувствовать защищенными от произвола, как от чинимого нами друг над другом, так и от возможного произвола «холодного космического принципа». Хотя такую функцию может выполнять не хуже сам этот принцип, если вдуматься. Но некоторым людям, все же, хочется полагаться на сознание, а не на закон.

Если учесть тот факт, что мы видим субъективность в себе, имея при этом объективно лишь «материю», скорее всего, будет логично экстраполировать этот всеобщий закон и на «принцип», которым можно назвать Бога, если абстрагироваться от его «личностности», который, скорее всего, отчасти бессознательный, как и в нашем случае, а отчасти не может не обладать собственной феноменологией. Иными словами, его сознательность может быть следствием такой инвариантности субъективности, когда S существует везде, где есть для этого «условия». Если наш мозг, будучи механизмом, ею обладает, то почему же «механизм Бога» должен быть «темным внутри»? Итак, если в этом есть потребность у кого-то, то можно оставить только «бессознательный принцип» Бога, как мы рассматриваем самих себя и свой мозг в качестве объекта.

Пресловутая любовь, без которой отношения с Богом в христианском понимании рассыпаются, что она из себя представляет? Если вкратце, то это некая динамика, некий «процесс + сопровождающие его переживания» и ничего «особенного». Ведь любим мы человека как некий механизм ( например, «механизм садиста» мы явно не любим, или «механизм изменщика» ), мы не любим «просто субъект», чистое сознание, так же мы не любим и бездушный мертвый внутри механизм, необходимо соединить одно с другим. Согласно одной из теорий, любовь - это сформированные после контакта ожидания, отпечаток приятного первичного контакта. То есть  любовь к человеку - это приятное ощущение, предвкушение от контакта с ним, если бы у нас не было первичного приятного контакта, то не было бы и любви. Нельзя любить того, контакт с кем неприятен, по определению. Такая эмоция со временем приобретает автономию и существует уже как нечто устойчивое, да просто напросто, это условный рефлекс, эмоция, которая возникает как предвкушение контакта с приятным. Тоже самое, что и голод. Чтобы поесть, надо сначала проголодаться, по сути, чтобы хотеть чего-то от человека, надо испытывать недостаток в нем, «голод», а иначе он и не нужен. Так вот, разве это дело - выстраивать отношения с Богом на основе...голода? Это опять просто завуалированное потребительское отношение. Девушки часто жалуются, что «от них хотят только секса» и они правы, ведь для длительных отношений нужно много чего еще, помимо секса. В случае с благодатью, это не более чем «секс с Богом» ( уж простите ), это не тот элемент отношений, который нужно превозносить, скорее наоборот, это самый обычный «секс», в какой-то степени можно даже постесняться этого, ведь мы не охотно сообщаем о своих оргазмах посторонним людям, не так ли? Я пытаюсь здесь ниспровергнуть «благодать» до такого обыденного уровня, произвести ее обытовление, потому что она не заслуживает ничего большего, она – не больше и не выше наших отношений с другими людьми. Конечно, любовь не сводится к сексу, тут и момент сострадания и альтруизма, мы можем жизнь отдать за любимых людей ( как и за мертвую идею «живого Бога» ), но в этом тоже, при внимательном рассмотрении, «нет ничего святого», так уж работает наша психика. Я веду к тому, что наши «отношения с Богом» – с воображаемым или реальным – строятся  по тому же шаблону, что и с людьми, разница в нюансах.

Когда я говорю «нет ничего святого» - я не пытаюсь все упразднить, унизить и жизнь и Бога и всё на свете, я имею в виду, что когда свято всё, в то же время нельзя выделить что-то «более святое» из общей массы. Это сродни знаменитой фразе Эйнштейна (не дословно) : «есть два возможный способа восприятия реальности – либо всё чудо, либо чудес не бывает». Не стоит выделять даже Бога и пытаться уходить от мира и реальности в свои иллюзии, он нам не ближе, чем первый встречный человек на улице, не ближе, чем мы сами себе. Вот, что я пытаюсь сказать. Жизнь требует преобразований и парадигма реальности прежде всего, в новой парадигме наш мир и наша жизнь должны стать нам ближе наших глупых фантазий о других мирах, «будущих жизнях», богах и т.д., даже несмотря на то, что это всё может иметь место быть.

Даже если понимать природу любви так...прозаически, от этого она не становится менее значимой, поэтому, если какие-то экзальтированные мистики какую-то благодать ощущают, то и флаг им в руки, не стоит из этого раздувать сенсацию и слишком это превозносить, а тем более комплексовать, если сам подобного не ощущаешь, поэтому-то буддисты довольно холодно к этим проявлениям относятся, они сбивают с толка, потому что задача не войти в измененное состояние сознания, а перешагнуть через него, заглянуть дальше эмоций и их динамики, как можно ближе подойти к источнику, к «системному коду», к S.

Еще одним примером хотел бы подчеркнуть, что субъективный момент «общения с Богом» не стоит слишком утрировать, а скорее, стоит весьма иронично к нему относиться. Итак, что если сам Дьявол сможет прикинуться Богом и все пойдет так, что адепт его полюбит, но он и знать не будет, какой кошмар он полюбил? Вся его субъективность и гроша ломаного не будет стоить, как окажется, потому что мы не знаем ничего о «вещи в себе», а познаем только различные ее явления в нашем феноменальном пространстве. Это может быть и Бог и черт с одинаковой вероятностью. Как собственно и в жизни бывает, что человек, которого мы любим, преподносит неприятный «сюрприз», так кого мы любим тогда? Получается, что мы всегда любим лишь собственный ментальный образ человека, но не его самого, как он есть. И это неоспоримая истина. Переведем это на «отношения» с Богом и поймем, что в них нет ничего абсолютно реального, а только наши собственные образы и опять происходит обытовление этого мистического опыта.

Более того, если говорить о человеческой страсти, то по понятным причинам внешность нам крайне важна, ибо ставки слишком высоки – выживание вида. Представьте, что все люди были бы как манекены - одинаковые фигуры, без пола, без лица, о какой любви могла бы идти речь? Кругом ваша копия, абсолютно все, и если у вас возникает влечение к одной из них – то возникает и ко всем остальным. В нашем случае существует «триггер» - внешность. Что бы это мог быть за триггер в таком мире? Степень духовной близости тут не подойдет, потому что мы можем быть гораздо ближе со своим другом, чем с «любовью всей жизни». Внешность для нас субъективно – это «геометрия», это всего лишь трехмерная пустая текстура, ничего больше, а сама эмоция любви - определенная динамика в лимбической системе и сопровождающая ее приятная феноменология, что тут «святого»? Да ничего! Нежность, сострадание, забота – тоже аспекты нашего взаимодействия, они не более «возвышенные», чем любые другие. Если человек так примитивен, так низок, то о каких реальных и возвышенных отношениях с Богом может идти речь, на базе чего?

Что касается многочисленных случаев, когда страшные люди, вроде бы «игнорируя» красоту, заключают браки и искренне любят друг друга, могу отметить, что это имеет свои эволюционные корни. Если бы люди образовывали пары только красивые с красивыми, то мы бы давно вымерли, потому что количество красивых и просто симпатичных людей от силы 20 %. Значит, те гены, которые способствовали бы субъективному восприятию оставшейся части друг друга как «привлекательными», должны были иметь эволюционное преимущество над генами «приверед», поэтому носителей таких вариантов генотипа больше, т.е. «страшных» людей больше, и поэтому мы до сих пор здесь, а не в списке вымерших видов.

Росло число людей - носителей тех вариантов генов, которые позволяли им «видеть» красоту там, где ее нет. То есть мы имеем то, что имеем – страшные сношаются со страшными, плодят страшных и, тем не менее, они кажутся друг другу более менее привлекательными. Дело в генах, а не в более возвышенной духовности.

Есть правда один аспект глубокой любви и сострадания - это чувство единства, ведическое «tаt twam asi», это завораживает, поэтому я приверженец открытого индивидуализма, как можно любить кого-то еще, если мы все замкнутые миры - атомы, с неприступными стенами...а вот если мы - одно и тоже?

Что такое красота вообще и почему она так сильно влияет на наши жизни?

Всем известно, что красивых людей мало. Чем это объяснить? Все очень просто, чтобы получилось красивое лицо, в нем все должно быть сбалансировано, от и до, но как получаются лица? Известно, что этот процесс стихийный, происходит смешивание генов отца и матери в случайном порядке и чаще всего получается «не очень», потому что гармония, присущая красоте – статистическая редкость, эта гармония тоже случайна и поэтому редка. Это основа. Представим ( еще раз ) ситуацию в прошлом - люди стали в одночасье оставлять потомство только красивые с красивыми, увеличивая шанс на появление красивых детей. Что бы произошло? А вот что – мы бы вымерли, потому что нас и так было мало, люди едва пережили ледниковый период.

Главный вопрос – почему красивое кажется таковым? Тут тоже ответ лежит на поверхности. На фоне слепленных «наугад» лиц, красивое лицо выгодно и сильно выделялось и манило своей гармонией. Наши гены, отвечающие за восприятие внешности, так устроены, что мы ищем в лице признаки «нормальности» прежде всего – отсутствие асимметрии, уродства, а когда находим их, что-то «срабатывает» и запускаются эмоции влюбленности. Но эмоция – это количественный параметр, наш мозг должен «зацепиться» за что-то, что «выкрутит» эти эмоции на полную катушку, чтобы сила влечения была максимальной. Но это «нечто», конечно, должно быть написано на самом лице, и если «нормальное» лицо вызывает слабый позыв к действию, то «красивое» лицо как раз и есть тот набор параметров, который эволюционно связан с всплеском эмоций. Все проще некуда. Если редкое – значит красивое, если не уродство ( оно тоже редкое). А это самое редкое и есть то, что получается статистически реже всего – гармония черт лица между собой и сама «изящность» этих черт в отдельности. Так красоту можно определить объективно и описать ее, но словами только до определенного предела. Потому что это область непосредственного зрительного восприятия и «язык» красоты в деталях также непереводим в слова, как звук в цвет.


Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 276; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!