Пару слов против материализма 4 страница
Материю надо понимать как «объект», а сознание – как то, что находится по другую сторону всей совокупности объектов, реальных или математических. В этом смысле, сознание стоит впереди материи, так как именно в его «поле» она и существует ( то есть в нематериальном «поле субъективности», для которой только можем вообще существовать хоть что-то ) Само это поле, однако, скорее, нечто пассивное, так как не имеет структуры и поэтому не имеет возможности «принимать решения» и т.п. Материализм в этом смысле ложен, что считает наше сознание «случайным» элементом материи, которая одна лишь сама для себя и существует и ни перед чем не несет отчет. Тем не менее, материя нужна сознанию, так как ему нужна структура, а это уже контур из объектов. Но на материю надо смотреть, скорее, как на некую «замкнутую идею» в этом поле сознания, которая поддерживает сама себя, как на бытие, космос в миниатюре, а сознание уже, как таковое, протекает на фоне этих объектов, используя их как «носителей», то есть сознание протекает на фоне миниатюрных вихрей из себя же. Материя – это живая математика, это идея, которой просто не за что было бы «зацепиться», если бы не «поле субъективности». То есть если и делать какую-то унификацию, то делать ее в терминах идеализма, так как материя сама по себе это тавтология. Стоит вообще отказаться от этих устаревших терминов.
Субъективность – это интегральная функция деятельности этих объектов-носителей. Но даже так, она не их производное, это замкнутый на себя цикл : материя – сознание – материя – сознание, никогда нельзя поставить что-то впереди, как главное, а остальное – как производное. Однако совершенно точно можно сказать, что все существует для сознания, если что-то несет в «неизвестном направлении» все сущее, то очевидно, что материи это не нужно, она сама бы никуда не устремилась, поэтому целеполагание и поиск смысла жизни – это вещи самоочевидные и их отрицание под предлогом «антропоцентричности» я считаю абсурдными. Сознание не антропоцентрично как таковое, просто мы обладаем человеческим сознанием, можно сказать, что бытие существует с одной элементарной целью – обрести максимальное блаженство, ведь, если сознание и материя одно целое, это значит, мы можем смело отталкиваться от целей сознания, как целей всего бытия, опять таки, по той причине, что у материи их не может быть по определению (тут нужна оговорка, от «лица всего бытия» говорить не очень корректно, это один из вариантов, есть и другие, об этом ниже ) Именно в этом смысле идеализм выигрывает, так как материализм говорит от «лица материи» : «все просто так, без цели и бессмысленно». Но это нонсенс, от лица материи вообще говорить нельзя, это она бесцельна и бессмысленна сама по себе, почему же бытие должно принимать «точку зрения материи»? Все равно, что спрашивать у трактора, хочет он работать в поле или нет. Логично предположить, что нет, раз он не сдвинется с места, пока мы его не заставим. Но бытие – это не трактор, поэтому оно безусловно чего-то «хочет». И мы отлично знаем, чего можно хотеть, только одного – счастья, чтобы это не значило. Вопрос в том ( и я обсуждаю это ниже ), что наше видовое понятие счастья может отличаться от абсолютного, другими словами, смысл нашей жизни может быть не единственным в «пространстве смыслов» бытия и каждый из них может быть не сводим к другому, как цвет не сводим к звуку. В этом случае, весь наш смысл замыкается на тех вещах, о которых мы прекрасно осведомлены – стремись к удовольствию и избегай страдания. Но это не означает, что данная истина универсальна.
|
|
|
|
|
|
Итак, если это поле субъективности «пассивное», то не оно делает все «вычисления», этот процесс стихийный и бессознательный. Это делает материя. Значит, должен существовать какой-то принцип, который будет способствовать каскаду вычислений по поиску максимально счастливого состояния бытия. Если сравнить это с нашими способностями, то мы, в силу ограниченности своего сознания, не можем представить все варианты, все решения ( какой-либо задачи ), мы уже производное от известной нам материи. Чтобы не упустить ничего, бытие, претендуя на совершенство, должно делать вычисления по всем возможным направлениям, поэтому необходимо отдать должное бессознательным принципам. Т.о., вопрос о материи и сознании можно свести к вопросу о сознательном и бессознательном. Очевидно, что бессознательное имеет некоторые преимущества, так как оно стоит тогда неким нерушимым «гарантом бытия», ведь сознание может быть «потеряно», если разрывается контур объектов, то есть оно сложное и составное по определению, чтобы быть исходным принципом, в тоже время оно простое, в том смысле, что само обеспечивается принципом. Сознание всегда схватывает только часть, не видя целого, при этом, оно пассивно, а значит, не может решать что-либо самостоятельно, не опираясь на уже существующее.
|
|
|
Короче говоря, все вопросы и все ответы должны существовать «от вечности», а тот или иной мир – это уже временная реализация ответов. Так как существует вес бессознательного, мы не видим мир как нечто, контролируемое неким существом. Само существо всегда будет совокупностью сознательного и бессознательного, и именно бессознательное будет определять его сознание, так как оно пассивно. Так или иначе, есть нечто, что определяет само себя, то есть просто есть и никто не может это изменить, так как любой «кто-то» - вырастает из этого нечто. Но и оно само не существует в отрыве от сознания, а только в нем и через него. Как философия инь и ян, где есть равносильные активное и пассивное начало. Не могло быть ситуации, чтобы сознание само по себе «решило» чему быть – боли или удовольствию, счастью или несчастью, ведь оно должно было бы это иметь в наличии, как строительный материал. Т.е, Бог обнаруживает себя счастливым, к примеру, и пусть он счастлив целую вечность, но это не он сделал себя счастливым, он просто был таким всегда, это его «строительный материал». Значит, это его «бессознательное», это данность, с которой мы обязаны считаться, мы просто обязаны быть счастливыми или несчастными и третьего не дано просто ( или дано, но мы этого а) не узнаем никогда; б) возможно узнаем ). Мы либо видим свет, либо видим темноту. Такие принципы досознательны и мы их производное, они активные, а нам остается только принимать эти правила игры.
|
|
|
Звучит парадоксально, мы как сознательные существа для которых только и существует всё, должны иметь как данность нечто, что досознательно и существует до того, как «спросить» нас, хотим мы того или нет, хотя и существует только для нас и через нас. Ну, в каком-то смысле это было бы так же странно, если бы мы ругали землю за то, что она нас поддерживает без нашего согласия. Не было бы ее, не было бы того, кто выражал это недовольство. Именно по этой причине недовольство – глупость, так как оно исходит из несуществующих принципов, как бы говоря от их имени и противопоставляя их существующим ( не понимая их или понимая неправильно ). Мы как производные неких принципов, им же и тождественны, поэтому только наше их непонимание может привести к недовольству, именно абстрактное мышление создает кажущуюся диссоциацию между принципами устройства бытия и нашими желаниями. Но это тоже самое, как если бы рыба затеяла войну против воды.
То есть счастье не обязано быть только таким, как мы его себе представляем, но так или иначе существует некое «состояние системы», которое раскрывает какие-то принципы таким образом, что не остается недовольства и жалоб, ведь других просто не существует в природе, мы не можем хотеть того, чего нам хотеть. Поэтому, если есть «впадина», должна быть и «выемка», и наша задача – их совмещение, то есть раскрытие имеющихся принципов. Возможно, в этом мире это не выполнимо в полной мере, но, так как бытие интегрально и целостно по сути, то можно вполне обоснованно, хоть и условно, считать несчастье тут пропорциональным счастью в других состояниях бытия, мирах, нирване и т.п. То есть задача человека понять, что даже в страдании можно быть более-менее «блаженным», если знать, что боль - неотъемлемая часть счастья. Это созвучно христианскому понимаю : кто больше страдал при жизни, получит большее вознаграждение в раю, и наоборот. Но это линейная метафора того, о чем я говорю, да еще и спроецированная на несуществующую по определению «индивидуальную душу». По сути, этот мир может быть одним из неудачных «вычислений», если говорить о «поиске максимального счастья», тогда этот мир «шутка» и «глупость». Но мы все равно имеем и все остальные ( возможные ) миры, цель бытия, так или иначе, достигнута. Или же он, мир, выполняет некую функцию, которую мы не понимаем. Так или иначе аксиома в том, что мы не можем быть несчастливы, вопрос в том, «куда» это счастье поместить, чаще всего это «место» ( нирвана, Бог) не принадлежат этому миру и на то есть масса причин ( да взять хотя бы тот факт, что наш мир уже, по факту, чёрт знает что ). Точно так же отдельных людей может и не быть в теории, на деле же они не могут не быть, все существует по необходимости, если каждый «отдельный» мир уподобить человеку, может показаться его обитателям, что они «самодостаточны», то есть не связаны со всем остальным бытием, но это опять не так, это только кажущееся разделение, поэтому наш мир «нужен», каким бы подчас ужасным он не казался. Его шуточность может заключаться в том, что он блекнет перед предельной реальностью, но не только, его комичность в его серьезности и пафосе, который по большей части ему придаем мы. Отказаться от жизни легче, чем это может показаться, с такой позиции, когда небытие не кажется злом, всё в жизни теряет свой вес и счастье вместе с несчастьем перестают быть осязаемыми поводками, которые нас удерживают.
Смех – это признак свободы, раб никогда не смеется, это прерогатива господина, того, кто освободился от жизни, поняв ее игровой характер. Если сосредоточиться на этом мире ( а это всё, что нам остается ), то лучшее из доступных нам переживаний возникает, когда мы больше не делаем различие между счастьем и несчастьем, когда блаженство – это скобки, которые включают в себя все странности нашей жизни ( и условно всё бытие вообще ). А скобка – это символ улыбки. Наше существо уходит корнями очень глубоко и то, за что мы лихорадочно цепляемся больше всего – наше «я» – самое последнее звено в этой цепи по убыванию ценности, то есть бояться нам нечего, ни жизни, ни смерти. Хотя, надо оговориться, что эта иерархия не линейная, «последнее станет первым» - в круговой иерархии каждый элемент важен, как и все остальные, поэтому с одной стороны, жизнь каждого из нас драгоценность, а с другой стороны – бесконечно малое ничто, мыльный пузырь.
***
В буддизме есть понятие дхармы – это некий элемент, как правило, психический, который состоит из самого себя и абсолютно самодостаточен, то есть его внутреннюю природу нельзя объяснить посредством чего-то вне его, например, восприятие цвета никогда нельзя свести к восприятию звука. Эти элементы есть объективно, они изначально «бессознательны», они первичны, как и материя. Ничто и никто, никакой Бог не сможет создать что-то наподобие боли или вкуса, если бы этого не было изначально в «хранилище идей». Сознание в этом смысле опять пассивную роль играет, не можем само что-то «придумать», чего бы уже не было. Если так расширить понятие материи до бессознательного, она опять скатывается в ту же «независимо от сознания существующую материю». С одной стороны, это хорошо, что бытие нас всем «обеспечило», можно представить мир без боли, люди бы не знали страданий и даже помыслить не могли бы их. Но ведь может и существовать мир без радости? И самое неприятное то, что в таком мире никто бы и не помыслил о возможности ее существования, они бы жили, не руководствуясь удовольствием, как «компасом», а просто избегали бы страданий, оставаясь в лучшем случае ни с чем, как бесчувственные роботы. Сознание, таким образом, «импотентно» что-либо создавать «из ничего», наш мир и наши возможности - это некая произвольная, вероятно, часть этого огромного спектра всех возможных переживаний. В частности, религия нас заверяет, что мы лишаем себя особого рода радости общения с Богом, но беда ( с точки зрения той же религии, конечно ) в том, что мы этого не ощущаем, как трагедию, так как не можем жалеть о том, что не в состоянии представить.
Это очень забавно, что есть нечто, что не в компетенции сознания напрямую, как возможность видеть цвета, но существует только благодаря сознанию и только ДЛЯ него. Бессознательное как бы «паразитирует» на сознании, только так оно может быть в ткани бытия, хотя бы потенциально вообще. Дикий парадокс. Казалось бы, сознание должно «выбирать» свое наилучшее состояние, высочайшее блаженство, но вместо этого оно просто «пользуется» тем, что уже содержится ( в вечности, нирване, «мире идей» Платона и т.п. ). Из этого следует также странный вывод, что мы не можем жаловаться, если чего-то нет ( в контексте всего бытия вообще, а не отдельно взятой нашей Вселенной с ее частью «спектра», как физический законов, так и ощущений ), потому что все, что может быть, существует, где-то и когда-то. А если чего-то нет, то его и не может быть по определению. Тут я имею в виду, прежде всего, базовые «кирпичики» бытия. Мы мыслим в терминах удовольствия и боли, но что если есть другие состояния, не сводимые к ним? Что если само понятие смысла жизни, как стремления к счастью – пустое и глупое? Ведь, в конце концов, есть просто «массив» этих состояний сознания и они не стремятся поглотить друг друга или уничтожить, они просто есть и реализуются в разных причудливый комбинациях. Где тут можно усмотреть «смысл» и «цель»? Цель для нас – это когнитивный вектор, совпадающий по направлению с «компасом удовольствия», но ведь этот вектор может не иметь смысла с точки зрения других, не сводимых к удовольствию/боли состояний. Можно ли тогда назвать их – целью бытия? Тоже нет, ведь может не быть никакой связи нашего мира и другого. Они просто могут быть, как реализуемая возможность. Никто не полагал никакой цели, ведь «кто-то» - это уже сложный объект, который опирается на более простые принципы. Значит, смысл и цель, вероятно, не применимы к бытию вообще, как нельзя сказать, что вся Вселенная куда-то движется. Движение – относительное понятие для частей внутри системы, мы можем лишь констатировать факт, что есть то, что есть, в нашей, в частности, Вселенной, и работать с этим, стремиться к удовольствию и избегать боли, но «смысла» в этом нет никакого. Его ровно столько же, как и в небытии. Молчаливая бездна небытия имеет столько же «прав» и «смысла», как и вся совокупность всех состояний бытия. Можно лишь условно говорить, что «блаженство» ( нирваны) является «целью» бытия, нет, оно просто есть и предположительно «лучшее», что есть. Но наши «векторы» счастья теряют смысл в координатах нирваны, становятся «виртуальной» величиной, просто невесомым фактом. Мы прекрасно осведомлены о том, как нам прожить свою жизнь, какие параметры мы имеем и как они могут меняться, но вся метафизическая боль человека и рефлекс веры основан на поиске «смысла» во всем этом. Так что рефлекс веры, вероятно, вредная штука, которая отнимает у нас радость видеть вещи такими, какие они есть и наслаждаться жизнью в той мере, в какой она нам это позволяет. С. Дали сказал : «страдая, я развлекаюсь, это мой давний обычай», в этом суть такого подхода к жизни, где все в ней – просто «поток данных» и мы может их «оптимизировать», если не снаружи, то по крайней мере изнутри. Нашу бесцельность и равносильность боли и удовольствия на каком-то недоступном для нашего понимания уровне, можно использовать в практических целях – посредством медитации можно прийти к идеальному равновесию, мы, как мне видится, можем «вырастить» дополнительное измерение и стать своеобразными «роботами дхармы» - буддами, чтобы быть подготовленными принять все – и плохое и хорошее – спокойно, без агонии и действовать, исходя из реальности, а не иллюзий.
Есть лишь этот массив состояний сознания, среди которых, нирвана, вероятно, самое «лучшее». Но никто никогда не ставил целью создать такое состояние, как ювелир стремится к совершенным граням. Поэтому жизнь тем и прекрасна, что в ней нет смысла, она пуста, как всё бытие и это «роднит» его с небытием по статусу, хоть и не отождествляет. Каждый самодостаточный мир состоит из вечного поддержания самого себя, он нужен сам себе. Могло быть и так, что нирвана или наш мир были бы единственными. Но раз это не так, должно существовать где-то «великое объединение», некий принцип, который реализуется по многим направлениям так, что мы имеем разнонаправленные и не сводимые друг к другу векторы смыслов отдельных модальностей бытия. Значит, единственным «абсолютным смыслом» может выступать некий вектор, сама интенциональность бытия, но отдельные направления едва ли можно объединить. В нашем мире боль – это противоположное желанию Вселенной направление, инверсия удовольствия. Поэтому трудно представить себе мир-ад, в нем преобладало бы желание боли, но это абсурд, потому что боль – это не желание. Отрицание чего-то не самосущно. Поэтому наш мир, как бы не хромала реализация, направлен на вечное самоудовлетворение, а боль – субъективное переживание состояний, которые не способствуют самоподдержанию и удовольствию. Нирвана тоже состоит из вечного самовоспроизведения. Но это другой измерение «смысла», ортогональное сансаре. На этом сходство заканчивается.
Абсолютный смысл, «вектор движения всего бытия», просто противоречие по определению. Если есть, скажем, три координаты пространства, то как можно говорить о высоте, используя длину или ширину? Точно так же «абсолютный смысл» поглотил бы все остальное и остался бы наедине с собой. Зачем бы бытию быть еще где-то, кроме нирваны? Значит, наш мир «уверен», что он «самый лучший», он не знает ничего, кроме себя. Конечно, если это вынужденное направление, можно считать ( через субъективность в самом широком смысле слова), что смысл бытия в более «удачной» реализации – нирване. Как узнать, какое из них более «удачное»? Каждое из них «считает» себя предельной реальностью. Если в нирване нет даже сознания, и, как говорят буддисты, по возвращению из нее нет никакого памятования о пребывании в ней, сравнивать их проблематично. Однако, исходя из определения, нирвана полностью удовлетворена собой, в ней нет конфликтов. Наш же мир не такой, в нем для удовлетворения нужно испытать сначала мучительную нужду, а после получения желаемого снова приходит нужда вскоре и так до бесконечности. Одно дело, что страдает реализация, но сам принцип не так уж и порочен, было бы странно, если бы нужда удовлетворялась раз и навсегда, тогда мы бы впали в атараксию, следующим логичным шагом была бы смерть. Смысл самого процесса удовольствия в динамике, а не в статике, хотя тут не все так однозначно. Было бы здорово, если бы мы могли испытать такой же длительный и интенсивный экстаз, как мы можем испытывать продолжительные муки. Само состояние пикового экстаза можно было бы «зациклить» в теории, как это происходит с дергающей болью, к примеру. Ну или даже создать блаженство по типу того, как мы воспринимаем звучание одной музыкальной ноты. В этом нет особой динамики. Можно представить существо, которое вечно слышит звук одной ноты и все сознание которого состоит только из этого. Нельзя даже сказать, что ему от этого «плохо», ровным счетом, как и «хорошо». Вероятно, так и представляют себе нирвану. Как некое не зависимое от отсчета времени зацикленное состояние, трансцендентное всему нашему представлению о том, что такое «хорошо» и «плохо». Приятное ли это состояние для самого себя или же нейтральное (как звук)? Наверное, в существовании нейтрального для самого себя состояния можно усомниться. Оно должно «себя хотеть». Наряду с субъективностью, пронизывающей все, этот принцип можно считать тогда «абсолютным смыслом» бытия. Будда открыл для себя нирвану «неожиданно», это не априорное знание. По определению нирвана – простое состояние, как зацикленный звук, то есть оно не может внутри себя создать вопрос – «а есть ли что-то еще?» и мучиться своей ограниченностью, этот вопрос закономерно возникает в нашем мире из-за недовольства реализацией, из-за множественности психических состояний, мир сам вынуждает сознание на поиски лучшего. Отсутствие вопроса само по себе не благо, скажем, птица не задает вопроса, но это не значит, что она счастливее нас. Но птица и мы – в одном мире. Нирвана же хороша тем, что она не нейтральна для себя, с одной стороны, и не имеет предпосылок для конфликта, с другой стороны. Что это дает нам? Ровным счетом ничего. Будда создал учение ( не факт, что его правильно поняли ), согласно которому у нас есть способ «выйти» из этого состояния в другое и что вообще это «цель» жизни. Но тут есть противоречие, во-первых, я показываю, что сам «переход» не имеет смысла, если нет метафизической индивидуальности ( об этом почти вся моя книга ), то есть мы сразу по обе стороны вечно, во-вторых, цель, смысл, нашей жизни зациклен на ней, а смысл нирваны – совершенно другой «вектор», существующий сам по себе и так же сам для себя. Если это так, то цель нашей жизнь – ее оптимизация, «доведение до ума». Если же это невозможно, нам остается надеяться, что бытие нашло и другие «более прямые» дороги к «самодовольству», назовем это так, это будет точнее, чем «счастье». То есть нирвана самодовольна, мы, возможно, нет, значит, исходя из этого более общей цели, мы можем (как S) утверждать, что наш мир как минимум необходимая «жертва», которую мы приносим сами себе. Так это или нет, вопрос открытый. Измененное состояние сознание, достигаемое практикой, ценно, только если о нем есть память, по выходу из транса. Иначе это равноценно коме. А «желанная кома» - это тавтология, суицид тогда прямой и строго логически необходимый следующий шаг. Если практика приносит кайф и блаженство – это можно отнести к благам нашего мира, а значит это один из его «аттракционов», то есть, нирвана не является таким образом «целью» жизни. Значит, о ее существовании вообще надо забыть. Ее бытие или небытие для нас в высшей степени безразлично. Остается этот мир и все, что мы можем в нем делать. Поэтому вопрос о «жертве» нас не касается. Мы вольны делать все, что захотим – вплоть до планетарного самоубийства, если выяснится, что жизнь не стоит того, чтобы жить.
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 262; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!