В формальной логике считается общепризнанным третьим законом (принципом, основным положением и т. д.)



мышления «принцип исключенного третьего», точнее — принцип исключения третьего. Так как два противоречащих друг другу суждения в смысле принципа непротиворечия не могут быть одновременно истинными, из этого следует, что или одно, или другое истинно: третьей возможности нет. Поскольку эту третью возможность

в логике со времен Аристотеля обычно называют по аналогии с пространством среднее, принцип исключенного третьего также имеет название принципа исключенного

среднего.

На первый взгляд кажется, что принцип исключенного третьего, как для краткости мы будем называть его, представляет собой не что иное, как перефразировку принципа непротиворечия. В логике он часто трактуется объединение с принципом непротиворечия. Действительно, он основывается на последнем, но прибавляет к нему момент среднего, которому присуще известное теоретическое и практическое значение. Кроме того, он подчеркивает момент исключения, который принципиально также относится к интерпретации противоречия, но который ясно выраженным образом не затрагивается логикой и поэтому в этой связи должен быть выдвинут на обсуждение.

Можно сказать, что принцип исключенного третьего хотя и не содержит ничего нового в отношении принципа непротиворечия, но все же является его детализированным,

производным, прикладным вариантом.

Принцип исключенного третьего формулируется следующим образом. Из двух прямо противоположных, то есть взаимно противоречащих, суждений (А есть В и А есть

нс-'В) одно или другое истинно, оба не могут быть ложными, они исключают возможность истинности третьего, среднего суждения; одно или другое должно быть истинным, из истинности одного следует ложность другого, и наоборот. Короче: tertium поп datur (третьего не дано). В школьной логике имеются различные формулировки принципа исключенного третьего, которые, однако, существенно не отличаются друг от друга. Речь идет или о простых словесных различиях, или часто о мелочах, не имеющих значения для живого мышления, имеющего дело с наукой и практикой; их мы не разбираем подробно.

В качестве краткого, сжатого резюме принципа исключенного третьего можно рассматривать высказывание Платона: человек не может одновременно быть как здоро-

вым, так и больным. Это значит: суждения «человек здоров» и «человек нездоров» исключают возможность третьего суждения, согласно которому человек (или человек

здоров, или так же нездоров, или ни здоров, ни болен.

Пример Платона, который в конце концов не хуже, чем другие, обычные в формальной логике примитивные примеры, не является, правда, убедительным для современного научного мышления. Примеру присуща косность мысли, соответствующая одной из примитивных ступеней развития науки. При этом не принимается во внимание относительность понятий «здоровый» и «больной».

Для принципа исключенного третьего имеет значение также то, что Энгельс устанавливает в отношении принципа тождества и принципа непротиворечия: для повсе-

дневного, обычного мышления они очевидны и вполне соответствуют его целям. Но для объяснения более сложных явлений принцип исключенного третьего так же недостаточен, как принцип тождества и непротиворечия. Он недостаточен, а в своей абсолютной, безусловной формулировке даже вводит в заблуждение и в этом смысле может препятствовать познанию. Но если мы определим границы принципа и установим объем значения его применения, то он будет не только соответствовать обыденному домашнему употреблению, но и применим, даже необходим для научных и более высоких практических целей.

Обычный смысл предложения состоит в том, что два контрадикторных суждения исключают возможность третьего суждения. Однако в этой абсолютной форме предложение неправильно. И в действительности встречается «третий» случай, именно единство, отождествление противоположностей. В этом случае суждение, выражающее

действительность, является также «третьим» суждением, хотя термин «третье», правда, неточен и не выражает сущности.

Поясним вопрос на примере болезни и здоровья. Согласно современной медицине, в организме происходит непрерывная борьба между здоровьем и болезнью. С одной

стороны, здоровье—это не что иное, как постоянная борьба с болезнями, с другой — правильно глубокое изречение Энгельса: «Жить значит умирать». То единство противо-

положностей, которое выражает положение Энгельса, есть «третий» случай. Конечно, этим нельзя релятивистски устранить различие между «здоровым» и «больным»,

как это пытаются сделать биологи-идеалисты и медики и- деалисты (вроде Гольдштейна). Единство, заключающееся в том, что человек может быть и больным и здоровым, пред-

ставляет собой «третий» случай. В повседневной практике имеет смысл различать понятия «здоровый» и «больной»; более того, это безусловно необходимо делать. Например, врачу приходится объявлять рабочих «больными» или «здоровыми» с точки зрения работоспособности, не заботясь о том, что это всегда отвечает более высеким требованиям диалектики. Суд также вынужден оперировать категориями «виновен» или «не виновен», хотя эта альтернатива в известных случаях весьма спорна. Правильное,

точное определение гласило бы в подобных случаях так: «В отношении работоспособности здоров».

Классики марксизма-ленинизма очень часто осуждали косное формальнологическое применение принципа исключенного третьего в политике. Так, Энгельс метко выразил-

ся, когда писал об исторической роли царской России, что она была отсталой по сравнению с Западом и в то же время прогрессивной по сравнению с Востоком. Соответ-

ственно этому Россия была как А, так и не-А. Полемизируя с Плехановым, Ленин в своем докладе о руской революции 1905 года указывал, что простое противопоставление — буржуазная революция или пролетарская революция — в этом случае недостаточно, так как революция 1905 года была по своему общественному содержанию буржуазно-демократической, а по методам борьбы — пролетарской революцией.

Иными словами, единство противоположностей в действительности — это, образно говоря, так называемое «третье». Если в действительности так обстоит дело с вещами, то и мышление при известных условиях должно выходить за пределы альтернативы исключающих друг друга противоположностей.

На основе этих соображений принцип исключенного третьего следует сформулировать так, чтобы он имел приемлемый смысл. Если бы этот принцип имел дело только

с мышлением, а с действительностью не имел бы ничего общего, то с точки зрения познания он был бы неинтересной, пустой тавтологией. Поэтому неправильно, когда

некоторые авторы логических произведений пытаются защищать принцип исключенного третьего, доказывая, что он имеет дело лишь с противоположностями мышления,

а к действительным противоположностям будто бы не имеет никакого отношения (Ибервег).

По нашему мнению, принцип исключенного третьего с точки зрения материалистической логики должен быть истолкован на той же основе, что и принцип непротиворечия. Мы предлагаем следующую формулировку: из двух противоречащих друг другу в одном и том же отношении суждений (А есть В и А есть не-В) или одно, или другое является истинным, и они исключают в том же самом отношении возможность истинности третьего суждения.

В развитии природы и общества мы действительно находим при известных обстоятельствах и на известной фазе развития исключающее отношение противоречий.

Это явление Энгельс называл поляризацией противоположностей. Он указывал на то, что в общественной жизни экономические кризисы и революционные события особенно проявляют поляризацию противоположностей. Такова сама действительность, которая исключает возможность «третьего пути» между капитализмом и социализмом.

Ясно, что соответственно этому и суждение или теория, утверждающая возможность третьего, среднего пути, не может быть истинной.

Это наблюдение можно распространить на целые общественные системы, формации. Одной такой общественной формацией является капитализм. Его противоречия

имеют антагонистический характер', это исключающие друг друга непримиримые противоречия. Ленин отметил, что при социализме также имеются противоречия, однако

они не носят антагонистического, непримиримого характера. Где в самой действительности господствуют антагонистические противоречия, там и соответствующие идеологии находятся в том же самом отношении друг к другу,

«...вопрос стоит только так: буржуазная или социалистическая идеология. Середины тут нет...»[72]. Точно так же, материализм или идеализм. Третьего пути, среднего пути, нет.

Марксисты в политической борьбе часто выдвигают альтернативу или—или там, где этого требует необходимость, вытекающая из самой действительности, а соответственно и деятельности. Где в действительности противоречия находятся в исключающем друг друга отношении, там в соответствии с этим принцип исключенного третьего имеет значение и для суждений, относящихся к действительности.

Очевидно, Гегель поэтому отрицает какое бы то ни было значение принципа исключенного третьего. В своей «К критике гегелевской философии права» Маркс указы-

вал, что определенность противоположностей, названных им истинными противоположностями, состоит в том, что они крайни. Нельзя, как хочет Гегель, посредничать между ними.

Согласно Марксу, «северный полюс—южный полюс» не действительные противоположности, а противоположные определения одной сущности. И тот и другой—полюсы: их сущность тождественна. Истинными, действительными крайностями были бы полюс и не-полюс. Точно так же мужской пол и женский пол суть различия человеческой

сущности, человеческого рода. Истинной крайностью (то есть истинной противоположностью) было бы человеческий и не-человеческий.

Не только идеалистическая логика Гегеля имеет «рациональное зерно» ( М а р к с), которое с необходимостью было вылущено из своей мистической скорлупы. Аристотелевская логика также имеет подобное рациональное зерно, которое должно быть вылущено из своей метафизической скорлупы. Гегель не был в состоянии сделать этого.

Критикуя положение о непротиворечии и положение об исключенном третьем, он выплеснул из ванны вместе с водой и ребенка, он просто отбросил аристотелевскую

логику, или ее вульгаризированную, застывшую форму.

Чтобы правильно применять принцип исключенного третьего, необходимо руководствоваться той же точкой зрения, что и для принципа непротиворечия.

Затем аристотелевская логика отождествляется с принципом исключенного третьего, и на этом основании логическое воззрение, согласно которому возможен третий случай, называют неаристотелевской логикой. Это звучит весьма радикально, даже революционно, а в популярной философской литературе буржуазного толка и в самом деле стали говорить о «логической революции», о крушении двухтысячелетнего господства аристотелевской логики.

Посмотрим, действительно ли здесь дело идет о революции или скорее о мнимохг революции! Оставим рекламные названия и рассмотрим существо дела. Конечно, мы

рассмотрим здесь только взгляды на принцип исключенного третьего, а не всю логистику, более того, не математическую логику.

Первое определение. Представители логических направлений, о которых идет речь, неправомерно говорят о неаристотелевской логике. Все они без оговорок принимают именно два первых принципа аристотелевской логики-принцип тождества и принцип непротиворечия — либо в выраженной форме, либо тем, что они не сомневаются в их значимости. Но если мы приняли принцип непротиворечия обычной школьной логики (классической логики), а именно как чисто логический принцип, аксиому или интуитивно воспринимаемую истину, то тем самым мы встали на точку зрения аристотелевской логики, вернее, традиционной формальной логики. Конечно, между формализмом традиционной формальной логики и несравненно более тщательно разработанным формализмом логистики имеются значительные различия в деталях, однако сущность дела от этого не меняется: и та и другая рассматривают формальные связи мышления независимо от отношения мышления к действительности и тем самым в неподвижном состоянии, независимо от движения мышления.

Второе определение. Представители так называемой неаристотелевской логики под «третьим значением» имеют в виду то, что известные суждения неистинны, или ложны, но возможны, соответственно обладают известной вероятностью. Если мы придадим истинным предложениям значение истинности 1, а ложным предложениям— значение 0, то предложения, значение которых меньше чем 1 и больше 0 и которые могут быть символизированы дробями V2, V4> 76> Vioo. Viooo и т- Д-. обладают вероятностью в определенной степени, но ни истинны, ни ложны, «Возможному» соответствует 7.2.

Так обстоит дело у польских логиков. Однако весь ход их мысли основан на полной путанице понятий: на смешивании различных понятий. Эту ошибку, последствия

которой для практической политики особенно глубоко вскрыл Ленин (см. ниже, главу о понятии!), рассмотрим здесь в ее логическом отношении. Сущность данной ошибки

состоит в следующем: «истинный» и «ложный», с одной стороны, «возможный» — с другой, и «вероятный» —с третьей — совершенно различные понятия. Истинность или ложность суждения означает, что суждение отражает или не отражает,—точнее неправильно, искаженно отражает действительность (известные элементы, связи действительности).

Возможность, напротив, противостоит не альтернативе «истинный или неистинный», а самой действительности. Например, согласно Ленину, победа социализма возможна

в нескольких и даже в одной капиталистической стране; но эта возможность еще не означает действительности.

При известных обстоятельствах эта возможность превращается в действительность. Это произошло в 1917 году в России. Положение, что победа социализма возможна

даже в одной стране, истинно и неистинно. Сама возможность, однако, не является «ни истинной, ни ложной», как утверждают польские логики; это утверждение просто

бессмысленно.

Вероятность вне противоречащего отношения между истинным и ложным суждениями также не представляет собой третьего «значения». Мы можем придавать вероятности объективное и субъективное значение; или то, что в действительности наступление какого-нибудь события в большей или меньшей степени возможно (например, при движении электрона имеется большая или меньшая вероятность того, в каком направлении он будет двигаться), или то, что при данном состоянии нашей науки мы

считаем более или менее вероятным или невероятным наступление известных событий. В последнем случае логика говорит о «модальности» суждения (см. главу о суждении); однако в обоих случаях суждение, высказывающее вероятность, или истинно, или ложно, но не третье.

Ясно, что возможность и вероятность не выражают никакого третьего «значения», никакого третьего случая, кроме истинного или ложного суждения. Вся, разработанная с помощью математического формализма, трехзначная или многозначная, «бесконечно значная» логика—игра, имеющая ложную основу, псевдотеория. Ее сознательная цель —абстрагирование от действительности и тем самым логическое подведение фундамента под идеализм.

Делались также попытки связать так называемую «тривалентную», «многозначную», «бесконечнозначную» логику с вопросами квантовой теории. Среди работ этого направления наиболее известно произведение Рейхенбаха «Философские основы квантовой механики». И у Рейхенбаха «третье значение» есть вероятность. Введение «тривалентной логики» в квантовую теорию не обеспечивает никакой поддержки ее правильному содержанию, но ведет к ее искажению. По своему философскому происхождению Рейхенбах—член махистского «Венского кружка», а тривалентная логика является также не чем иным, как одним (не единственным) вариантом связи махизма с формальной логикой.

 

 

§ 8. ЗАКОН ДОСТАТОЧНОГО ОСНОВАНИЯ

 

 

В логике четвертым законом мышления, или логическим основным положением, считается принцип достаточного основания (principium rationis sufficientis). Первая

формулировка этого закона — заслуга Лейбница. Лейбниц различает два вида истин: истины разума и истины фактов (verites des raisons et verites des faits). Критерий истин разума есть принцип противоречия, критерий истин фактов—принцип достаточного основания. «И на начале достаточного основания, в силу которого мы усматриваем, что ни одно явление не может оказаться истинным или действительным, ни одно утверждение справедливым,— без достаточного основания, почему именно дело обстоит так, а не иначе...»2 Мысль Лейбница поясняет также и следующее его заявление: «Для перехода от математики к физике нужен еще один принцип, а это есть принцип достаточного основания... На основе этого единственного принципа доказуемы... независмые от математики принципы физики, то есть принципы динамики или силы».

Лейбницевская формулировка принципа достаточного основания весьма характерно выражает, с одной стороны, выдающиеся способности этого великого мыслителя, с дру-

гой—бессилие философа-идеалиста перед поставленным им вопросом. Лейбниц здесь гениально догадался (как иногда говорил Ленин о Гегеле), что формальнологические законы —принцип тождества п принцип противоречия (принцип исключенного третьего у него совпадает с ними) — недостаточны для обоснования мышления, направленного

на познание объективного мира. Лейбниц ясно видит, что физика не может быть выведена на основе принципа формальной логики, и отныне он ищет принцип, имеющий силу

и для действительности и для мышления. Таким образом, в своей интерпретации физики Лейбниц пытается — правда, весьма неосознанно — выйти за пределы формальной

логики. Но, рассматривая принцип противоречия формально, то есть только как закон мышления, он ложно истолковывает математическое мышление. Далее он проводит

ложное различие между истинами разума и истинами фактов и, таким образом, преграждает себе путь к действительно верному ответу на вопрос.

В проблеме принципа достаточного основания сливаются два основных вопроса. Первый вопрос: почему есть факт, почему он существует или не существует. Очевидно, этот вопрос есть не что иное, как проблема причинности, а лейбницевский принцип в этом отношении не что иное, как закон причинности, принцип причинности, по которому «каждое явление имеет свою причину». Второй вопрос: когда мы можем считать истинным утверждение, то есть суждение или предложение? Согласно Лейбницу, в том случае, если для этого имеется «достаточное основание». Лейбниц видит, что для мышления существует «основание» считать предложение правильным тогда, когда для

этого в действительности имеется «основание». Однако он не в состоянии сделать из этого единственно правильный вывод, что истинное мышление есть отражение действи-

тельности.

Что касается вопроса о причинности, то заслугой Лейбница является, во-первых, то, что он считал причинность объективной закономерностью; во-вторых, что он не довольствовался просто законом причинности в его традиционной форме («все имеет свою причину», «ничто не существует без причины», «из причины следует следствие» и т. д.), а искал «основание» фактов, а также истинных предложений. В этом обнаруживается глубокое понимание Лейбницем того, что причинность лишь узко и односторонне выражает богатство, универсальность связей мира, о которых знал Лейбниц, будучи мыслителем-диалектиком.

Однако это понимание у него не осознанное, не отчетливое, и он ищет решения проблемы в ложном направлении, связывая идею достаточного основания с гипотезой о целевых причинах.

Обобщая, мы можем установить, что «принцип достаточного " основания» указывает на границы формальной логики, а как постановка вопроса исторически означает прогресс. Принципиально данное положение содержит признание объективного характера причинности, а также характера универсальных связей, выходящих за пределы причинности.

В формулировке принципа достаточного основания Лейбниц допускает двойную ошибку. С одной стороны, в мире «чистых мыслительных истин» он сохраняет абсолютное значение формальных законов мышления, с другой — он старается выйти за пределы механистического понимания причинности ложным путем, с помощью гипотезы о целевых причинах. Поэтому принцип достаточного основания — в своей лейбницевской форме — не может дать удовлетворительного научного объяснения и характеристики

мышления, познающего действительные связи. Принцип достаточного основания как логический принцип, то есть как закон мышления, постольку имеет значение для познания действительности, поскольку он содержит требование мысленного отражения, отображения связей, коренящихся в действительности. Так, Ибервег истолковывал принцип достаточного основания следующим образом: «Суждение может быть выведено из других (конкретно отличных от него) суждений и находит в них свое достаточное основание тогда и только тогда, когда (логическая) связь мыслей соответствует (реальной) причинной связи».

Тенденция этого истолкования, несомненно, материалистическая. Ибервег выводит связи мышления из связей, существующих в объективном материальном мире. Это положение теории отражения. Все же Ибервег рассматривает объективные связи узко и односторонне, а именно только как причинные связи.

Только материалистическая диалектика в состоянии дать исчерпывающее объяснение связей, о которых идет речь. В действительности принцип достаточного основания,

или причинности, выделяет частичную связь из универсальной связи. Но существенным является именно познание этой универсальной связи. На основе этих соображений принцип достаточного основания может быть сформулирован с точки зрения диалектического материализма следующим образом: Основание логической связи одного предложения с другими предложениями образуют соответствующие связи объективной

действительности, связи явлений с окружающими условиями. Предложение находит свое достаточное основание в других предложениях тогда и постольку, когда и поскольку эти предложения с достаточной полнотой дают сведения об окружающих условиях, необходимых для объяснения явлений, о которых идет речь.

Основная форма мыслительной связи предложений, суждений есть умозаключение. Практический реальный смысл принципа достаточного основания в том, что выводы должны с необходимостью быть обоснованы и доказаны. Поэтому конкретные вопросы, возникающие в связи с принципом достаточного основания, мы будем разбирать при рассмотрении теории умозаключения и доказательства[73].

 

 

Г Л А В А ЧЕТВЕРТАЯ

 

ПОНЯТИЕ

 

 

§ 1. Понятие – мощное оружие научного познания

 

Понятие есть основная единица структуры человеческого мышления. Только человек образует понятия.

Примитивные элементы, зародыши мышления имеются и у высокоразвитых животных, но животные неспособны к непрерывному, связному мышлению, так как они не

в состоянии образовывать понятия. Понятие — высшее средство познания действительности. Правильное употребление понятий делает возможными фиксацию, рас-

ширение, обобщение, углубление наших познаний, приобретаемых путем рефлексов, ощущений и представлений. Отношение понятия к действительности—старый я центральный вопрос философии. В теории понятия выражается борьба между материализмом и идеализмом, а также основное различие между метафизической и диа-

лектической точками зрения. В рамках этой работы мы не будем подробно останавливаться на историческом развитии понимания понятия. Однако по поводу теории

понятия необходимо указать на некоторые исторические связи.

Классики марксизма-ленинизма придают большое значение понятию как мощному оружию научного познания; они дают основополагающие установки для диалектико-

материалистической оценки понятия, для критики недостатков формальной логики. Однако в систематической форме теория познания до сих пор разрабатывалась только в традиционной логике, в формальной школьной логике. Формальная логика систематизирует наши знания о понятии на основе описательных, классификационных

положений.

В дальнейшем мы изложим учения формальной логики о понятии. Однако мы не можем останавливаться на этом.

С помощью материалистической теории познания it диалектики мы должны создать основу для научной теории понятия. Недостаток традиционной логики состоит в том, что ее материал для примеров взят почти исключительно из области естественной истории, описательных естественных наук и элементарной математики. Современная трактовка вопросов логики требует существенного расширения материала. Мы должны учитывать новые данные естественных наук. Мы должны использовать для логики великие достижения марксизма-ленинизма в области разработки и анализа общественных понятий.

Материалистическая концепция понятия в отношении понятия устанавливает два принципа. Первый принцип заключается в применении к понятию общего положения

материализма о примате бытия. Это положение в чрезвычайно точной, строгой формулировке Ленина гласит: высший продукт мозга, высшего продукта в распространении на понятие основного положения теории познания материализма, положения об отражении. Снова приводим его в формулировке Ленина: «...форма отражения природы «...понятия материи»[74]. Второй принцип состоит в познании человека, эта форма и есть понятия, законы, категории etc». Здесь эти положения мы приводим только как руководящие, их подробное изложение следует ниже.

Согласно идеалистическим взглядам, понятие независимо от материи. Идеализм и в вопросе понятия исходит из примата мышления. В этом объективный и субъективный идеализм совпадают друг с другом. Представители субъективного идеализма считают понятие «свободным» творением субъекта, то есть сознания, продуктом, независимым от действительности. Они отрицают отражение действительности посредством понятия. Объективный идеализм (как, например, у Гегеля) считает понятие не продуктом субъективного сознания и не высшим продуктом материи, а высшей формой духовной действительности, независимой от материи и предшествующей ей.

Что мы понимаем под понятием? Каковы признаки понятия? Что такое понятие? Рассмотрим имеющиеся в логической литературе определения понятия и проверим, какие из них были бы приемлемы:

а) «Понятие есть одно во многом» (Платон).

б) «Понятие в противоположность созерцанию есть всеобщее представление или представление того, что является общим для многих предметов, следовательно,

представление постольку, поскольку оно содержится в различных предметах» (Кант).

в) «Понятие есть представление, которое содержит совокупность существенных признаков соответствующего предмета (соответствующих предметов)» (Ибервег).

г) «Понятие есть представление определенного, ясного,  постоянного, общеустановленного значения» (Зигварт, а также Гефлер).

д) «Понятие есть функция предложения» (Фреге и Рассел).

е) «Понятие есть значение слова» (Липпс), «фиксированное значение слова» (Кюльпе).

ж) «Понятие есть представление в себе» (Больцано).

В этих определениях частично подчеркиваются отдельные признаки, отличительные черты понятия; но, с одной стороны, они неполны, а с другой—неправильны с различных точек зрения. Определение Платона соответствует его метафизическому пониманию понятия, согласно которому понятие как идея в каком-то смысле является сущим,

онтологическим, ему свойственно собственное существование. Другой крайний, неправильный взгляд — чистый номинализм, по которому понятие только имеет значение слова. Как мы видим из цитат, мнимое открытие «семантиков» было уже давно известно в литературе. Этот взгляд основывается на смешении понятия с его языковым выражением, со словом и означает отрицание понятия. Что касается остальных приведенных определений, то общая для них ошибка состоит в том, что они трактуют понятие как представление. И представление—продукт мозга, но не его высший продукт. Представления — продукты более низкой деятельности мозга, чем понятия. По диалектической теории развития принцип правильного ттучного объяснения означает, что не более высокие явления объясняются более низкими, но более низкие — более высокими. Мы объясняем, писал Маркс, анатомию обезьяны из анатомии человека, а не наоборот. Представление имеет наглядный характер, понятие—абстрактный; и в этом последнее проявляет себя как более высокая ступень развития. С психологической точки зрения различие между понятием и представлением относительно, но это ничего не изменяет в том, что понятие и представление в теоретико-познавательном, логическом отношении — разнородные понятия.

В отдельных определениях подчеркивается, что понятие—это «определенное», «однозначное» представление о «постоянном значении», но непонятно, почему и чем

определенные, однозначные и т. д. Представления отличаются от неопределенных и неоднозначных. Впрочем, и понятие самого «определенного представления» неопре-

деленно и отдельные представления значительно «однозначнее», чем некоторые понятия. Ибервег правильно под черкивает в понятии момент отражения; но его ошибка

в том, что он, как и другие логики XIX века, не отличает понятия от всеобщего представления. Все же мы должны заметить, что из видных логиков XIX века Ибервег

ближе всех к точке зрения теории познания материализма.

Истолковывать понятие как функцию (Фреге, Рассел, Кутюра) — значит отрицать универсальный характер понятия, понятия как всеобщей формы отражения действительности, ограничивать значение понятия одной областью. Функция есть понятие, но не всякое понятие—функция. Вдвойне неправильно называть понятие функцией предложения, так как, с одной стороны, понятие не исчерпывается в понятии функции, с другой—понятие является составной частью, элементом не предложения,

а суждения. Предложение есть языковая форма суждения, предложение—определенная связь слов, суждение — связь понятий. Логистика (также Липпс и Кюльпе) садешивает формы языка и мышления. Представители старой традиции школьной логики, наоборот, оставляют без внимания логическое значение связей языка и мышления. Вышеуказанные определения, приведенные нами как пример многих подобных, оказываются, таким образом, неприемлемыми.

Какие свойства, какие элементы понятия должно содержать удовлетворительное определение понятия? Во-первых, то, что понятие есть продукт материи, во-вторых, что понятие отражает материальный мир, в-третьих, что понятие представляет в познании средство обобщения, в-четвертых, что понятие означает специфически человеческую деятельность, в-пятых, что образование понятия неотделимо от его выражения посредством человеческого языка, звукового языка.

Если мы примем во внимание все эти моменты, определение понятия может быть выражено следующим образом: Понятие есть высший продукт человеческого мозга, высшего продукта материи, основная форма мышления, выражающегося в звуковом языке, оно путем обобщения выделяет общие элементы объективного внешнего мира, предметов и существующих между ними связей, резюмирует их и таким образом отражает в мыслях определенные части и связи объективной действительности.

Против этого определения нетрудно выдвинуть возражение, что оно содержит не все признаки понятия. Это правильно. Но целью определения может быть только

соединение существенных или самых существенных признаков предмета — в данном случае понятия. Приведенное выше определение удовлетворяет этому требованию, так

как ни один из указанных признаков не является излишним для определения понятия; напротив, с точки зрения материализма (философского и исторического материализма) оно содержит самые существенные моменты вопроса. Приведенное выше определение основывается на установках классиков марксизма-ленинизма, относящихся к понятию и связанных с проблемой понятия.

Против определения может быть выдвинуто также возражение, что оно тяжеловесно, многоречиво и недостаточно яопулярно. Это правильно, но научное определение не

всегда может быть согласовано с краткостью, легкостью и популярностью.

Впрочем, такой универсальной форме, как понятие, можно с различных точек зрения дать и более краткие определения, но они не охватят совокупности существенных моментов. В заключение необходимо еще заметить, что любое определение требует разъяснений и дополнений и служит, так сказать, лишь основой изложения[75].

§ 2 ОЩУЩЕНИЕ, ПРЕДСТАВЛЕНИЕ, ПОНЯТИЕ

 

Образование понятия — это способность, характерная для человеческого сознания, и только для него. Мы ниже рассмотрим историю образования понятий человеком в первобытном обществе.

 Из  факта образования понятий человеком идеализм  рассматривает  эту способность как вечную данность, игнорируя историческое развитие, делает вывод, что человек отделен непреодолимой пропастью от природы и других живых существ. Вульгарный материализм в свою очередь не знает вообще никакого качественного различия между низшими формами материи и ее высшим продуктом — понятием. По мнению вульгарных материалистов, «мышление есть секреция мозга». Согласно диалектическому материализму, формирование понятийного мышления есть результат долгого развития, происходившего в доисторические времена. Его зачатки восходят к эпохам развития высших животных. Поэтому мы в известной мере можем говорить о мышлении, о зародыше, о начальных элементах мышления и у животных. Изучение этих зачатков чрезвычайно поучительно и помогает пониманию особенностей человеческого мышления, которых нельзя встретить у животных. В этом смысле, говорит Ленин,

психология развития животных должна быть использована при разработке диалектической логики. С этой точки зрения следует использовать для логики эпохальные исследования Павлова о деятельности мозга и нервной системы животных и человека. Я считаю, что лишь на основе таких исследований можно подтвердить,

раскрыть все его значение и конкретно применить положение Ленина: «...понятия высший продукт мозга, высшего продукта материи». Здесь мы ограничимся тем, что бегло

покажем значение учения Павлова для теории понятия.

Павлов стремился показать общие элементы и свойства нервной деятельности животных и человека, с одной стороны, и открыть те особенности человеческого организма, главным образом нервной системы, которые характерны только для человека, — с другой. Значение Павлова для материализма с полной отчетливостью видно как раз в этом пункте. Если, согласно идеалистам, человек отличается от животного духом, таинственным «нечто», что материалистически не может быть объяснено, а вульгарный материализм и методологически тождественный с ним механистический материализм не признают существенного качественного различия между сознанием животного и человека, то Павлов устанавливает скачкообразное качественное различие в функциях нервной системы человека по сравнению с нервной деятельностью животных и доказывает это различие на материалистической основе.

«В развивающемся животном мире на фазе человека произошла чрезвычайная прибавка к механизмам нервной деятельности. Для животного действительность сигнализируется почти исключительно только раздражениями и следами их в больших полушариях, непосредственно  приходящими в специальные клетки зрительных, слуховых и других рецепторов организма. Это то, что и мы имеем в. себе как впечатления, ощущения и представления от окружающей внешней среды, как общеприродпой, так и от нашей социальной, исключая слово, слышимое и видимое. Это — первая сигнальная система действительности, общая у нас с животными. Но слово составило вторую специально пашу, специальную систему действительности, будучи сигналом первых сигналов»х. По Павлову, человеческий труд, речь и мышление находятся в связи со специальными структурными свойствами деятельности человеческого головного мозга. «Если наши ощущения и представления, относящиеся к окружающему миру, есть для пас первые сигналы действительности, конкретные сигналы, то речь, специально прежде всего кинэстезические раздражения, идущие в кору от речевых органов, есть вторые сигналы, сигналы сигналов. Они представляют собой отвлечение от действительности и допускают обобщение, что и составляет наше лишнее, специально человеческое высшее мышление, создающее сперва общечеловеческий эмпиризм (то есть познание опыта.— Б. Ф.), а наконец, и науку—орудие высшей ориентировки человека в окружающем мире и в себе самом...

Вероятно, лобные доли и есть орган этого прибавочного чисто человеческого мышления, для которого, однако, общие законы высшей нервной деятельности должны, нужно думать, оставаться одни и те же».

Физиологическое учение Павлова дает основу для объяснения истории развития мышления. Анализ и синтез в деятельности системы мозга и нервной системы выступают уже в рамках первой сигнальной системы.

Это означает, что анализ и синтез играют известную роль уже при возникновении ощущений, восприятий и представлений,— другими словами, что они имеют место

в общей деятельности сознания у человека и более высокоразвитых животных. В противоположность этому понятие, обобщение представляют собой специфическую

деятельность головного мозга человека. Соответственно этому элементарная ступень анализа и синтеза в психологии мышления должна рассматриваться раньше, чем обоб

щение и абстракция, но не в конце курса логики, в учении о методах, как это имеет место в обычных изложениях логики. Это, конечно, не означает, что анализ и синтез не должны трактоваться на более высокой ступени, как элементы научного метода. В этом последнем смысле Маркс, например, в предисловии к «Капиталу» и в других местах данной работы называет свой собственный метод аналитическим. Но этот более высокий  анализ

и синтез в известном смысле уходят своими корнями также в операции элементарного анализа и синтеза. Разложение на элементы, разделение на части — в этом заключается характер анализа как на более низкой, так и на более высокой научной ступени; соединение, понимание целого, объединение—это синтез на обеих ступенях.

Павлов на основе физиологических данных обосновывает впервые изложенный Марксом и Энгельсом взгляд, согласно которому условием формирования и деятельности мышления является человеческий звуковой язык. Наконец, на основе учения Павлова могут быть точно разграничены, с одной стороны, ощущение и представление, с другой —понятие. Ощущение и представление — сигналы первой ступени, понятие — сигнальная система второй ступени. Ощущение и представление — это то, что общее у человека и животного; понятие — то, что имеется только у человека и связано с языком, с сигнальной системой языкового  выражения. Павлов и здесь дает естественно - научную основу точке зрения Маркса. По Марксу, понятия означают обработку ощущений, созерцаний и представлений. Полемизируя с гегелевским пониманием, Маркс подчеркивает; что «...конкретная целостность, н качестве мысленной целостности, мысленной конкретности, есть действительно продукт мышления, понимания; однако это ни в коем случае не продукт понятия размышляющего и саморазвивающегося вне наглядного созерцания и представления, а переработка созерцания и представлений в понятии»[76].

То, что Маркс называет понятийной обработкой созерцания и представления, соответствует павловскому различению сигнальных систем. В этой связи укажем на четкое различение между представлением и понятийным мышлением у Ленина. Согласно Ленину, Гегель прав в том, что ставит в связь представление с пространством и временем, но он высунул «ослиные уши идеализма», рассматривая пространство и время, а соответственно и представление как нечто низшее по сравнению с мышлением. Ленин добавляет, что «... в известном смысле представление, конечно, ниже... Представление ближе к реальности, чем мышление? И да и нет. Представление не может схватить движения в целом, например, не схватывает движения с быстротой 300 ООО км в 1 секунду, а мышление схватывает и должно схватить»[77].

Мы видим, что марксисты и Павлов, обосновавший их взгляд с точки зрения естествознания, рассматривают представление как стоящую на равной ступени с ощущением деятельность сознания, относящуюся к тому же типу. Это мы подчеркиваем потому, что по взглядам, господствующим во всей традиционной логике, понятие—особая форма, разновидность представления (см. вышеприведенные определения понятия). Представление основывается на повторении, фиксации, элементарном сравне-

нии отдельных ощущений, оно таит в себе уже некоторые зародыши обобщения, но еще на уровне созерцания, непосредственных впечатлений. Представление ближе к ощущению, чем к понятию, хотя оно по своей тенденции и ступени развития в известном смысле одновременно является предварительной ступенью и подготовкой понятия". Но решающее, скачкообразное, качественное различие между понятием, с одной стороны, и ощущением, а также представлением — с другой, имеет большее значение, чем частичная общность, существующая между представлением и понятием. Ленин, критикуя Гегеля,

подчеркивает, что он не в состоянии диалектически понять соотношение представления и понятия, что он не принимает во внимание того, что между представлением и понятием имеется также переход, то есть что противоположность относительна, а не абсолютна. То же самое осуждает Ленин и у Аристотеля. Это замечание Ленина правильно не только по отношению к Гегелю, но, пожалуй, гораздо в большей степени по отношению к Канту.

Застывший дуализм Канта проводит резкую грань между ощущением и понятием, а затем безуспешно старается соединить их. Если хотят конкретизировать переход между ощущением и понятием, то можно сказать, что представления, созерцательные представления, затем всеобщие представления, содержащие в известной мере понятийные элементы, являются этим переходом.

Представление предполагает, как доказал Павлов в своих основополагающих исследованиях, известную анализирующую и синтезирующую деятельность головного

мозга. Но этот «анализ» и «синтез» имеют место на уровне сигналов первой ступени и не переходят границ непосредственного созерцания. Поэтому представление не в состоянии «понять» скорости света и вообще явлений, выходящих за пределы непосредственного созерцания, особенно более глубокие связи вещей, сущности связи, закономерности. Чем выше понятие, тем резче оно обособляется от представления, тем более выступает на

первый план качественное различие между представлением и понятием.

Субъективный идеализм уже со времени Юма имел тенденцию к тому, чтобы стереть различие между ощущениями, представлениями и понятиями посредством много-

значного понятия «идея» (idea). И в самом деле, если мы отождествим мир с ощущениями, что тогда остается нам делать с понятиями? Поэтому понятие для субъективного идеализма—это фактор, мешающий познанию. Отсюда открыто враждебная понятию и антинаучная точка зрения Беркли. Махизм считает понятия продуктами «экономии мышления», то есть он также отрицает характер отражения реальности в понятии.

Правильное понимание качественного различия между ощущением, представлением и понятием очень важно в педагогическом отношении. В противоположность направлениям буржуазной педагогики, отрицающим или принижающим значение понятия, в социалистической педагогике теория диалектического материализма о понятии и великие естественнонаучные результаты павловского учения должны быть оценены во всем их значении.

 

 

§ 3 ПРИЗНАКИ ПРЕДМЕТОВ

И ОТЛИЧИТЕЛЬНЫЕ ЧЕРТЫ ПОНЯТИЯ

 

В теории понятия понятие признака (по-латыни «nota», по-русски «признак») играет большую роль. Элементы, свойства, черты предмета, отличающие его от других

предметов, называются в логике признаками предмета.

Л. Нуаре отмечает, что «чувственные впечатления ц представления в известной мере имеются и у животных, в то время как понятия существенно от них отличаются и являются исключительным достоянием людей».

Признакам предмета соответствуют как составные части понятия признаки или отличительные черты понятия.

В обычной логической терминологии не проведено строгое различие между признаком и отличительной чертой.

Мы предлагаем в соответствии с точкой зрения материализма также в терминологии различать признаки предметов и отличительные черты понятий.

Когда некоторые признаки общи для известных предметов, мышление образует понятие (notio), выделяя эти общие признаки и отбрасывая необщие признаки. Таким же путем из нескольких понятий может быть образовано более широкое, более общее понятие. Понятие содержит не все свойства предмета. Огромное теоретическое и практическое значение понятия для человека состоит как раз в том, что оно абстрагирует от случайных,

индивидуальных, внешних, временных свойств предметов и выражает существенные, внутренние, постоянные или относительно постоянные, неразрывно с ними связанные свойства. С этой точки зрения понятие есть мысленное соединение и отражение существенных признаков предмета. Так, чтобы образовать понятие млекопитающего, мы должны оставить без внимания то, что у отдельных млекопитающих является случайной, а не характерной для млекопитающего чертой, например что летучая мышь летает, что кит живет в море, почему и считалась та птицей, а последний — рыбой. Понятие должно подчеркивать то, что представляет собой существенное свойство всех млекопитающих. Так, при выработке понятия государства недостаточно учитывать то, что характерно для

государства в рабовладельческом обществе, при феодальном и капиталистическом общественном строе. Далее, не следует принимать во внимание то, что является поверхностным явлением (королевство, республика), необходимо выделить общие и существенные свойства. На этом основании марксизм выработал научное понятие госу-

дарства (Ленин писал: «Государство—это есть машина для поддержания господства одного класса над другим»).

Существенные свойства, признаки предметов находят свое выражение в признаках, точнее, в отличительных чертах понятий. В логике называют существенным то, без чего не может существовать определенный предмет, явление, формация, процесс и т. д. как именно этот определенный предмет, эта определенная вещь, это определенное явление и т. д. Установление отличительных черт— очень важная деятельность мышления. Пока мы имеем дело с обыденным мышлением, с общеизвестными понятиями, для нас едва ли возникнет необходимость в постоянном установлении отличительных черт. Но она

возникает в каждом проблематическом случае, если толкование понятия становится спорным, если вырабатываются новые понятия или если для точного установления отличительных черт нужны особые, специальные знания. Так, каждая болезнь имеет различные свойства, признаки. Некоторые из них, например повышение температуры, характерны для многих болезней. Поэтому на основании одного признака, повышения температуры, нельзя правильно определить, о какой болезни идет речь.

Но, с другой стороны, нет необходимости учитывать все явления, связанные с болезнью; следует выделить лишь ее существенные свойства. Наличие отличительных черт часто может быть установлено только на основе очень тщательного исследования. На установлении существенных отличительных черт какой-либо данной болезни основывается диагноз, то есть установление своеобразного характера болезни. На правильном выделении существенных признаков и их связи основано определение

понятия, дефиниция.

В формальной логике делают попытку классифицировать отличительные черты понятия с весьма различных и не связанных друг с другом точек зрения. Эти различия следующие:

а) координированные и субординированные признаки.

Совокупность координированных признаков есть «агрегат», совокупность субординированных признаков—«ряд»;

б) утверждающие и отрицающие признаки. На основе утверждающих признаков мы узнаем, что нечто является тем или иным. Отрицающие признаки служат познанию,

что нечто не есть то или иное;

в) плодотворные и неплодотворные признаки;

г) достаточные и необходимые, или существенные и несущественные, случайные признаки; пример Канта: л а й недостаточный признак собаки;

д) первичные, или основные, в более узком смысле— существенные признаки и атрибуты, являющиеся производными признаками;

е) двоякого рода несущественные признаки: modi,

относящиеся к внутренней природе явления, и внешние

связи, отношения. Очень забавен пример Канта: быть ученым—внутреннее свойство человека; быть господином или слугой—внешнее отношение. Это поистине напоминает приведенный Марксом в «Капитале» пример английской мудрости: «Счастливая наружность есть дар обстоятельств, а искусство читать и писать дается природой».

По формальной логике совокупность (комплекс) первичных и необходимых основных черт есть сущность. Под этим понимают «логическую сущность», а не метафизическую. Совокупность отличительных черт понятия образует содержание понятия. Как видно из вышеприведенных классификаций и примеров, классификация признаков понятия дает элементарную ориентировку, но недостаточна для строгого изложения проблемы научного образования понятия. Так как признаки понятия совсем невозможно классифицировать и характеризовать с совершенно формальной точки зрения, формальная логика вносит в классификацию то психологическую, то теоретико-познавательную, то онтологическую точку зрения, но только непоследовательно и несистематически. Главной точкой зрения в классификации признаков понятия в общем является различие между существенными и несущественными признаками. Но что существенно? На это школьная логика не дает ответа. Существенный признак книги для антиквара—ее цена, для библиофила—редкость, для ученого—теоретические положения, содержащиеся в книге, для типографии—объем, тип, сорт бумаги и т. д.

Ясно, что всякая подобная классификация, включая различение существенного и несущественного, совершенно относительна. Существенным в научном отношении может быть названо то, что является необходимым, неизбежным признаком понятия, потому что это необходимый, неизбежный элемент отраженного понятием, воспроизведенного действительного процесса, явления.

В этом смысле Ленин пишет, что ограничение избирательного права после Великой Октябрьской социалистической революции 1917 года было необходимо, но это «...не

составляет обязательного и необходимого признака дитатуры пролетариата».

Историческое развитие полностью подтвердило ленинское положение о необходимых признаках понятия пролетарской диктатуры[78].

 

 

§ 4 С О Д Е Р Ж А Н И Е  И  ОБЪЕМ ПОНЯТИЯ

 

 

Под содержанием понятия в логике понимают соединение существенных признаков предмета или нескольких предметов, относящихся к одному классу, знание совокупности существенных признаков. Одно из весьма распространенных определений содержания понятия гласит: «Содержание понятия есть комплекс признаков понятия, связанных друг с другом в известной упорядоченной форме»[79]. Вот несколько общеупотребительных в учебниках логики примеров содержания понятия. Содержание понятия «квадрат»: равноугольность, четырехсторонность и равенство всех сторон. «Непроницаемость»: содержание этого понятия есть то свойство тел, что два тела не могут одновременно занимать одно и то же место.

Школьная логика рассматривает содержание понятия вообще как неизменное. Такие элементарные примеры, как квадрат, треугольник или элементарные примеры из естествознания, действительно могут создать ложное впечатление, будто содержание понятия не изменяется.

Ведь эти примеры не показывают, что с прогрессом человеческого познания, науки изменяется и содержание понятий. В отношении сложных, многообразных, составных явлений также изменяются наши знания, наши понятия, содержание понятий. В настоящее время биологическое понятие жизни не то же самое, что сто лет тому назад и даже несколько десятков лет тому назад. Содержание понятия общества изменяется вместе с новыми явлениями общественного развития и их воспроизведением в понятиях. Победа социализма в Советском Союзе сделала возможным и необходимым многие понятия политической экономии (стоимость, деньги, накопление и т. д.), а соответственно и их существенные признаки определять иначе, на более широкой основе, чем это было возможно во времена Маркса и Энгельса. Марксистская теория развивалась дальше, само понятие «марксизм» изменилось; оно расширилось в понятие «марксизм- ленинизм». Поэтому обычное в логике понимание содержания понятия мы можем принять только с дополнением, что содержание понятия как совокупности существенных признаков не постоянно, но изменяемо как в отношении отдельных признаков, так и в отношении их совокупности.

В простых случаях (элементарные геометрические, естественнонаучные и подобные им примеры) содержание понятия кажется само собой разумеющимся. Напротив, в случае понятий, охватывающих сложные процессы, большие комплексы явлений, точное определение их содержания, его разграничение с содержанием других понятий может в научном, педагогическом и практическом, например правовом и политическом, отношениях стать очень важной задачей. О правильном определении содержания известных понятий велись и ведутся большие научные дискуссии. Если отсутствуют существенные элементы содержания понятия, то понятие не может охватить и правильно отразить свой предмет. С другой стороны, если мы прибавим к содержанию понятия не относящиеся к нему элементы, то понятие выйдет за пределы своего предмета и станет многозначным. Содержание понятия, однако, ничего еще не говорит о том, какие предметы, явления можно подвести под это понятие.

В логике отношение понятия и соответствующих предметов называется объемом понятия (extensio). Объемы понятий весьма различны: от понятия, охватывающего только один предмет, до понятий, так сказать, неограниченного объема. Имеется только одна «Франция», и все же Франция есть понятие, так называемое индивидуальное понятие. Напротив, скажем, понятие бытия в отношении своего объема, так сказать, не ограничено, точнее, его единственное ограничение представляет собой понятие небытия. Самые употребительные в мышлении понятия— всеобщие понятия, охватывающие совокупность определенных предметов. Объем понятия «человек» образуют все люди, объем понятия «товар» — все предметы, все вещи, которые являются товаром и поскольку они являются товаром. К понятию «самолет» относится всякий самолет, какого бы типа, какой бы структуры он ни был.

Со времени Аристотеля в логике придавали чрезвычайно большое значение объему понятий. Можно сказать, что логика объема—наиболее разработанная часть теории понятий, а также и теории суждений. На этом главным образом основывается аристотелевская логика. В логике придают большое значение установлению того, что понятия отличаются друг от друга по своему объему. На этом основывается общепринятое в логике определение отношения понятий друг к другу. Так, объем понятия «тело» больше, чем объем понятия «металл», объем понятия «металл» больше, чем объем понятия «золото», «серебро», «медь».

Чтобы правильно употреблять понятия, необходимо знать и отличительные черты (содержание) и объем понятия. Как содержание понятия, так и его объем не постоянны и не неизменны. Физическое понятие «масса» изменилось в результате новых открытий. Объем понятия «масса» изменился, когда оно было связано с понятием «энергия», и точно так же изменилось понятие «энергия». Долгое время наука считала, что химические элементы постоянны, неизменны. Учение о постоянстве элементов утратило силу. Тем самым объем отдельных понятий элементов стал изменчивым.

В еще более удивительной форме проявляется изменчивость объема понятий в общественной науке.

Установить объем понятия важно в том случае, если дело идет об определении отношения различных понятий к их объему, и это отношение определяется неправильно.

Такого рода заблуждение в повседневной жизни, в политике, на практике может стать источником большой опасности. На это уже указывает поговорка: «Не все то золото, что блестит». Понятие блестящего предмета имеет более широкий объем, чем понятие золота. При выяснении сложных политических связей часто становится очень важной критика ошибочных, ложных взглядов, относящихся к объему.

 

§ 5 ОТНОШЕНИЕ СОДЕРЖАНИЯ И ОБЪЕМА ПОНЯТИЯ

 

 

Одно из древнейших и известнейших положений формальной логики гласит: содержание и объем понятия находятся друг к другу в обратном отношении. Известные

естественнонаучные примеры показывают: объем понятия «живое существо» больше, чем объем понятия «животное», но понятию «животное» присуще больше признаков, его

содержание богаче. Таким образом, чем шире содержание понятия (совокупность признаков), тем уже объем, и наоборот. Понятие «позвоночное животное» имеет более

широкий объем, чем понятие «млекопитающее», но понятие «млекопитающее» имеет больше признаков, чем понятие «позвоночное животное», и т. д.

Установление обратного отношения содержания понятия к его объему в литературе по логике обычно называют также «законом». Это отношение становится наглядным благодаря так называемой «пирамиде» понятий, основание которой образуют богатые по содержанию понятия, а ее вершину—бедные по содержанию понятия.

Этот «закон» скорее может быть назван правилом, оказывающим известную помощь в том, как мы должны поступать при схематической группировке понятий, но не отра-

жающим ход познания, научного мышления, познающего действительность. Поэтому традиционные определения отношения содержания понятия к его объему, даже в

«исправленной» формальной логике, не говоря уже о диалектической логике, не могут быть приняты без значительных оговорок. С точки зрения школьной логики понятие «живое существо» действительно имеет более широкий объем, но более бедное содержание, чем понятие «позвоночное животное», однако понятие последнего шире, а соответственно беднее, чем понятие «млекопитающее», и т. д. Все же к научному понятию «живое существо» это не относится, так как данное понятие образовалось не путем постепенной абстракции и не в этом заключается его смысл. Содержание живого существа составляют существенные признаки, то, что качественно отличает живое существо от неживого вещества, следовательно, качественно новые, характерные для живого существа свойства. Содержание понятия «живое существо» заключается, по гениальной формулировке Энгельса, в «...способе существования белковых тел... » Это содержание, однако, вовсе не находится в «обратном отношении» к объему понятия «живое существо» («все живые существа»).

Правило обратного отношения имеет лишь узкую сферу применения и даже в этом случае — только для классификации. Оно не может применяться в математике, оно не имеет значения в конкретном научном исследовании.

В отдельных учебниках логики уже раньше указывалось на ограниченную значимость правила обратного отношения. Этому правилу пытались дать более узкую формулировку. Так, Дробиш в своем когда-то широко распространенном учебнике по формальной логике писал следующее: в ряде понятий [следовательно, не вообще.— Б. Ф.], господствующих одно над другим или подчиняющихся одно другому между двумя сравниваемыми друг

с другом понятиями, в том, что касается объема и содержания, существует обратное отношение. Если бы последнее имело всеобщую силу, то это означало бы, что мышление

должно делать выбор между понятиями, богатыми по содержанию, но узкими по объему, и понятиями, широкими по объему, но скудными по содержанию. Правда, это противоречие соответствует классификационному духу формальной логики, но не диалектическому мышлению, которое исходит из соединения богатства содержания и самого широкого объема понятия. На этом вопросе мы еще подробно остановимся при разборе соотношения всеобщего, особенного и единичного.

 

§  6 КЛАССИФИКАЦИЯ  ПОНЯТИЙ

 

 

Человеческое мышление создало необычайное богатство понятий. Как богатство и многообразие явлений действительности, природы делало и продолжает делать

необходимым для науки, например биологии, геологии, астрономии, классификацию, группировку, каталогизацию явлений, так стало необходимо классифицировать

формы мышления, и в первую очередь понятия, суждения умозаключения. Школьная логика классифицирует понятия по их подобию, их соответствию и различив. Принципами этих классификаций в общем являются объем и отчасти содержание, в пределах последнего и наряду с ним различные и не единообразно сформулированные точки зрения. Ниже мы изложим классификации, общеупотребительные в традиционной логике, и попытаемся выявить в классификациях точку зрения материализма.

Из классификаций на основе объема понятия наиболее известна классификация по роду и виду.

а) Род и вид. Род (genus) и вид (species) перенесены из зоологии и ботаники в логику. Однако логическое значение рода и вида не тождественно с биологическим значением понятий. Понятие, объем которого больше, чем объем другого, подчиненного понятия или нескольких понятий, мы называем более широким понятием и в его отношении к понятию (понятиям) более узкого объема—родовым понятием, а последнее в его отношении к понятию более широкого объема—видовым понятием.

Из этого ясно, что логический смысл деления на родовые и видовые понятия относителен. Отсюда следует, что одно и то же понятие по отношению к другим различным понятиям может фигурировать в одном случае как родовое понятие, в другом—как видовое понятие, ибо его объем в отношении к более общему понятию может быть уже, но одновременно в отношении к объему других понятий— шире.

Возьмем следующих три понятия: «столица», «город», «Будапешт»; «город» есть родовое понятие по отношению к понятию «столица»; «столица»—видовое понятие в отношении к понятию «город», но в то же время родовое понятие по отношению к понятию «Будапешт». Родовое и видовое понятия имеют логический смысл только в отношении одного к другому. Такие отнесенные одно к другому, употребляемые только во взаимном отношении понятия называются в формальной логике terminus ad quern et a quo (конечный пункт и исходный пункт). Относительность видового понятия (species) выражается также в том, что мы различаем внутри вида подвиды (subspecies) и разновидности (varietates). Ясно, что в ином случае также в высшей степени проблематичное антропологическое видовое понятие «раса» внутри человеческого рода имеет свое место, а логической терминологией должно быть обозначено как подвид.

К традиционной логической классификации рода и вида мы прибавляем следующие критические замечания: разделение на роды и виды в известных областях, например в области классификации живых существ, соответствует связям, существующим в объективной действительности. Старое естествознание считало это деление постоянным и неизменным, и, таким образом, неизменность классификации под влиянием аристотелевской логики стала логической догмой. Основой знаменитой системы Линнея является выдвинутое им положение: «Существует столько родов и видов, сколько создано вначале». В целях борьбы со старой метафизической концепцией Энгельс подчеркивает в «Диалектике природы» относительность видового понятия и основывающуюся на ней классификацию для мира животных и растений. «Именно бесконечные случайные различия индивидов внутри отдельных видов, различия, которые могут усиливаться до выхода за пределы видового признака и у которых даже ближайшие их причины могут быть установлены лишь в самых редких случаях, именно они заставляют его подвергнуть сомнению прежнюю основу всякой закономерности в биологии— понятие вида в его прежней метафизической окостенелости и неизменности»[80]. Лысенко показал, что один вид растения может быть превращен в другой (рожь—в пшеницу), и этим еще более поколебал догму о неизменяемости видов. Применяя в логике родовые и видовые поня-

тия, мы должны еще больше подчеркивать их относительность. Но в формальной логике этого не делают.

Установление понятийных, логических отношений родового и видового понятий есть форма обобщения. Из смысла как родового, так и видового понятия вытекает, что и в действительности многочисленные или бесчисленные отдельные явления, отдельные предметы принадлежат к данному роду или виду. К роду человек — все люди. То, что определение рода и вида есть обобщение, не означает, что всякое обобщение является определением отношений рода и вида. В этом выражается решающее отличие современного естественнонаучного мышления от философии Платона и Аристотеля. По Аристотелю, основателю логики, отношение рода и вида есть также основная форма отношения понятий. Это отношение Платон метафизически гипостазировал в своем учении об идее.

Большой недостаток формальной логики состоит в том, что она застряла в изучении родового и видового понятий и отношений понятий подобного характера. В нашу эпоху логика — даже элементарная школьная логика —  должна выйти за пределылэтих схем в понимании понятий и в его основу положить те формы и типы понятийных отношений, которые играют решающую роль в современном естествознании и марксистской общественной науке.

С этой точки зрения целесообразно в логике род и вид (genus и species) заменить понятием класса и его подразделений: высшие и низшие классы, подклассы, типы.

б) Общие и индивидуальные понятия. В логике различают общие и индивидуальные понятия. Это различение проводят на основе объема. Индивидуальное понятие— «Сократ». Общее понятие — «философия». Другие примеры: В формальной логике ставят в одной плоскости, рядом одно с другим общее и индивидуальное понятие. Но собственно понятие по своему происхождению, по своему месту в процессе познания и своей функции является, по существу, общим понятием; всеобщность понятия отличает его от ощущений, от созерцания. Выражение и индивидуальное понятие» очень неточно и легко может быть неправильно понято; точнее, следовало бы говорить о понятиях, которые относятся к отдельным предметам или индивидам. Индивидуальный характер отдельных

индивидуальных предметов (лиц) отражает ощущения, представления и созерцания. Понятие выделяет общее также у отдельных предметов или лиц. Тем не менее мы можем в определенном смысле говорить также и об индивидуальном понятии, а именно, если мы представление, относящееся к отдельному, индивидуальному, преобразовываем в понятие. Понятие «Сократ» есть понятие личного носителя определенного философского направления, духовного образа действий общего значения. Юлий Цезарь является воплощением «цезаризма». Так называемое индивидуальное понятие—это, по существу, индивидуализированное применение общих понятий, их связь с индивидом или индивидуальным событием. Так, понятие «первая» или «вторая мировая война» может только потому и постольку быть названо индивидуальным понятием, поскольку эти понятия являются индивидуализированным применением общего понятия мировой войны

к однократному ряду исторических событий. В действительности здесь дело идет о единстве общего и единичного.

В формальной логике отличают общее понятие «мировая война» от индивидуальных понятий «первая мировая война» или «вторая мировая война» и ограничиваются просто этим различением, рассматривая его как нечто вроде классификации понятий. С точки зрения диалектической логики между тем и другим существует связь:

понятийное отражение исторической связи между общим и единичным. Соотношение общего, особенного и единичного мы подробно рассмотрим в главе о суждении. Здесь же

мы в связи с фактическим смыслом того различения, которое делают в школьной логике, укажем только на общие связи вопроса. В школьной логике, отличая и отделяя друг от друга общие и индивидуальные понятия, обходят сам вопрос: как относится общее понятие к единичному особенному? Если понятие только обобщает и не имеет никакой связи с особенным, то непонятно, почему общие понятия могут быть применены к единичному.

Понятие есть переход от единичного к общему и от общего—к единичному. Чтобы понять сущность понятия, нам следует не рассматривать единичные понятия как сами по себе константные данности — в этом заключается точка зрения формальной логики,—а исследовать образование понятий в их совокупности, их движении, их процессе.

В процессе образования понятий движение понятия идет в двух направлениях'. 1) от отдельных восприятий и представлений—к простейшим общим понятиям и от них

посредством дальнейшей абстракции—к более высоким, более общим понятиям; 2) от общих и абстрактных понятий — к многообразию действительности, к дифференциро-

ванным понятиям, охватывающим единичное и все более приближающимся к нему. Я называю этот процесс понятийной дифференциацией. В научной логике также речь

идет об «ограничении» (limitation) понятия, но понятие «ограничение» имеет лишь отрицательное значение, в то время как сущностью здесь является не отрицательный момент.

Классики марксизма-ленинизма в своих произведениях постоянно подчеркивают необходимость образования понятий, выделяющих общее независимо от особенного, единичного, индивидуального; с другой стороны, они относятся с чрезвычайно большой тщательностью к выработке понятий, которые должны выражать дифференциацию общего. На значение такого подчеркивания общего Маркс указывает в письме к Энгельсу: «...Самое лучшее в моей книге (в «Капитале».—Б. Ф.)\ 1) подчеркнутый уже в первой главе двойственный характер труда, смотря по тому, выражается ли он в потребительной или в меновой стоимости (на этом основывается все понимание фактов); 2) исследование прибавочной стоимости независимо от ее особых форм: прибыли, процента, земельной ренты и пр.»[81]. Маркс критикует классическую политическую экономию, которая смешивала общую форму стоимости с ее особенными формами. Прекрасным примером

дифференциации в рамках понятия «капитал» является новаторское Марксово различение постоянного и переменного капитала. Энгельс справедливо подчеркивал чрезвычайную важность этого различения.

Из многочисленных применений понятийной дифференциации мы здесь выделим еще известное определение диктатуры пролетариата, согласно которому диктатура пролетариата есть особая форма союза рабочего класса и крестьянства. Тут мы должны указать, что вскрытые марксизмом процессы общественной классовой дифференциации (расслоение крестьянства, дифференциация рабочего класса) сделали необходимым широкое развитие понятийной дифференциации. Так, Ленин писал: «...пролетариат должен разделять, разграничивать крестьянина трудящегося от крестьянина собственника,— крестьянина работника от крестьянина торгаша,—крестьянина труженика от крестьянина спекулянта. В этом разграничении вся суть социализма»[82].

Вышеприведенное толкование общего понятия имеет силу не только для общественных, но и для естественных наук. Под влиянием традиционной логики было распространено мнение, что общее понятие устанавливается путем выделения общих и отбрасывания рассматриваемых как второстепенные индивидуальных признаков, и только этим путем. В действительности, однако, образование общего понятия происходит таким образом, что мы, выделяя общие черты многих предметов, существ, явлений, одновременно обособляем, отделяем одни явления от других, что не только не означает отбрасывания, но, наоборот, выделение особенного. Так, мы видим, что в современной биологии, выделяя общие свойства видов вирусов, одновременно и именно поэтому отделяют виды

вирусов от ясно выраженных микробов. Всякое обобщение — «виды вирусов», «электроны», «нейтроны», «протоны» и т. д. — в то же время является различением. Идеа

диетическое, антидиалектическое учение о методе привдит к ad absurdum дуализм общего и индивидуального понятий, проявляющийся в формальной логике еще в примитивной форме, развивая его в систему.

В тесной связи с отношением понятия общего и индивидуального или с вопросом о предметной объективной связи, соответствующей этому понятию, Находится различение абстрактного и конкретного понятий или вопрос обобъективной связи, соответствующей отношению абстрактного и конкретного.

в) Конкретные и абстрактные понятия. В школьной логике различают конкретные и абстрактные понятия.

При этой классификации понятия рассматривают не с точки зрения объема, но с точки зрения содержания.

Конкретные понятия—это понятия, выражающие, отражающие совокупность признаков или отдельные конкретные признаки конкретных предметов. Это могут быть по-

нятия, выражающие свойства отдельных предметов или многих отдельных предметов, индивидов, живых существ: например, «Венгрия», «солдат», «мужчина», «книга», «самолет». Абстрактные понятия- образуются таким образом, что мы, выделяя отдельные свойства конкретных предметов, отделяем их от остальных характерных для предметов свойств и рассматриваем это одно свойство как предмет. В логике абстрактные понятия—это понятия «белизна», «краснота», «доброта», «храбрость», «болезнь», «здоровье». В этих случаях выражение абстрактных понятий в языке осуществляется благодаря тому, что мы из прилагательного образуем существительные. Но абстрактные понятия могут быть выражены непосредственно образованными существительными, например «добродетель», «грех», «масса», «сила», «материя». Эта характеристика — общепринятая в логических учебниках трактовка вопроса.

Однако при описанном противопоставлении абстрактного понятия конкретному учитывают только одну— не первичную и даже не важнейшую—сторону соотношения абстрактного и конкретного. При этом абстрактные и конкретные понятия попросту ставятся без связи, одно возле другого. Здесь выпадают именно те формы отношения абстрактного и конкретного, которые важны для человеческого мышления, науки и практики. Понятие «конкретное» не совпадает с формальнологическим понятием «конкретное понятие», то есть оба они могут совпадать лишь в идеалистической философии.

Поэтому вопрос необходимо исследовать с точек зрения, выходящих за пределы школьной логики. Мысленное отношение между абстрактным и конкретным играет

в современной теории познания большую роль. Противопоставление абстрактного конкретному постоянно встречается в практике обычного повседневного мышления,

однако при этом не определяется логический характер противоречия. Так, литературное произведение или доклад характеризуются как абстрактные, если они не содер-

жат никаких фактов, никаких примеров. Под конкретным же понимают такое изложение, в котором пользуются фактами и примерами и ссылаются на практику.

Хотя в обыденном мышлении и различают слова «абстрактный» и «конкретный», но это не означает, что понятия «абстрактное» и «конкретное» точно отличаемы одно от другого. Для мышления абстрактное почти равнозначно понятию. Но в обычном мышлении—и часто также в практике науки и философии—под конкретным имеют в виду как саму объективную действительность, так и известные ощущения и образованные о них поня-

тия. Нам нужны «конкретные факты», «конкретные доказательства» и т. д. Эта многозначность абстрактного и конкретного делает необходимым точный анализ понятий.

Когда мы говорим об абстрактных понятиях, мы подразумеваем под этим то, что понятия лишаются индивидуальных, отклоняющихся, случайных свойств явлений и выделяют их известную общую черту или общие черты, мысленно их фиксируют и определенным образом выражают в словах. Так, «красота» — абстрактное понятие.

В действительности есть красивые люди, красивые ландшафты, прекрасные произведения искусства, но «красоты» нет. Абстрактное понятие «красота» (Schonheit) выражается существительным со словообразовательным слогом «та» (heit) или с другим конечным слогом. В противоположность этому мы говорим о «Прекрасной Елене» или о том, что «Сикстинская мадонна» — одна из красивейших картин Рафаэля. Красивое есть конкретное качество или свойство отдельных людех  или предметов, которое мы схватываем нашими чувствами и в языке выражаем прилагательным.

В этом первичный смысл противопоставления, противоположности между абстрактным и конкретным: отношение абстрактного понятия и конкретного качества. В этом сущность материалистической точки зрения. В своей гениальной полемике с Гегелем Маркс в этом смысле анализирует отношение абстрактного понятийного познания к конкретной'действителыюсти на примере общественно-экономической действительности: «...абстрактные определения ведут к воспроизведению конкретного посредством мышления». Иллюзия Гегеля, по определению Маркса, состояла в том, что сама действительность (сущее) будто бы является продуктом мышления. В противовес этому путь от абстрактного к конкретному есть только «...способ, при помощи которого мышление усваивает себе конкретное, воспроизводит его как духовно конкретное». Однако, добавляет Маркс, это «...ни в коем случае не есть процесс возникновения самого конкретного»[83].

Однако понятия абстрактного мышления относятся не непосредственно к конкретной действительности, например к таким явлениям, как население, производство, обмен, но прежде всего к ощущениям, созерцаниям, представлениям. В этом смысле абстрактные понятия противостоят конкретному созерцанию и представлению. Второй смысл отношения между абстрактным и конкретным есть отношение абстрактного понятия к конкретному созерцанию.

Далее, конкретная действительность есть многосторонняя, всесторонняя цельность. По выражению Маркса, конкретным целым, является, например, экономическая жизнь страны. Естественнонаучный пример: человеческий организм — биологическая цельность. Понятийное мышление не может непосредственно отразить эту конкретную цельность; оно путем абстракции постепенно приходит к мысленному, умственному и сознательному воспроизведению этой цельности. Итак, абстрактное всегда выделяет части и от частей восходит к конкретному целому. Абстрактное есть частичное, конкретное — целое.

Это третий смысл отношения между абстрактным и конкретным. Далее, в логике различают абстрактные и конкретные понятия. Под конкретным понятием имеют в виду понятие, относящееся к отдельному, индивидуальному существу, одному человеку. В логике, например, понятие «Сократ» — конкретное понятие. Название очень спорно, и правильнее говорить здесь об общих и индивидуальных понятиях.

Противопоставление абстрактных понятий конкретным есть четвертый смысл отношения между абстрактным и конкретным. Принятое в литературе по логике различение между абстрактными и конкретными понятиями, следовательно, не имеет первичного характера, но является только одной частью противоположности между «абстрактным» и «конкретным». Обычно это противопостав-

ление применяют не только к понятиям, но и к более широким мыслительным построениям. Так, известное, часто цитируемое положение диалектики гласит: «Истина

всегда конкретна». Здесь абстрактное означает только не развитое конкретно, не примененное к фактам, не истолковываемое в исторических связях.

Общие понятия в известной степени абстрактны в отношении к конкретной действительности. Поэтому в марксистской литературе часто встречается рассмотрение противоположности между общим и конкретным как синонимичное выражение противоположности между абстрактным и конкретным. В этом смысле Ленин говорит: «Значение общего противоречиво: оно мертво, оно нечисто, неполно etc. etc., но оно только и есть ступень к познанию конкретного, ибо мы никогда не познаем конкретного полностью. Бесконечная сумма общих понятий, законов etc. дает конкретное в его полноте[84].

Как мы видим, Ленин употребляет здесь слово «общий» в том же самом смысле, в каком Маркс в вышеприведенной цитат — выражения «абстрактное понятие», «абстрактное определение». Критикуя Плеханова, Каутского, Бауэра и других, искажающих марксизм, Ленин часто подчеркивал, что они заменяют конкретный анализ абстрактными противоположностями, общими формулировками и, таким образом, стирают классовые противоречия.

В ходе этой критики Ленин дает чрезвычайно важные положительные определения исторических общественных форм абстрактного и конкретного (см. о соотношении об-

щего, особенного и единичного, глава V, «Суждение»). Рассматриваемые до сих пор различные формы отношения между абстрактным и конкретным и соответственно различные значения выражений «абстрактный» и «конкретный» совпадают в одном отношении, а именно в том, что абстрактное всегда играет свою роль как свойство

понятийного мышления. Это соответствует исконному, первичному смыслу понятия абстрактного. Маркс в «Капитале» говорит об отношении между абстрактным и конкретным также в особом, отличном от указанного, смысле, а именно при изложении отношения между абстрактным трудом и конкретным трудом. Великое открытие Маркса состоит в том, что труд как абстрактен, так и конкретен.

Что означает в этой связи «абстрактный»? «Всякий труд есть, с одной стороны, расходование человеческой рабочей силы в физиологическом смысле слова, — и в этом своем качестве одинакового, или абстрактно человеческого, труд образует стоимость товара. Всякий труд есть, с другой стороны, расходование человеческой рабочей силы в особой целесообразной форме, и в этом своём качестве конкретного полезного труда он создаёт потребительные стоимости»[85].

По-видимому, Маркс употребляет здесь выражение «абстрактный» в том смысле, что абстрактный характер труда является его объективным свойством. Если мы внимательно прочитаем приведенное положение, станет ясно, что Маркс под абстрактным характером труда имеет в виду понимание труда в физиологическом смысле, то есть абстрагирование от остальных конкретных свойств труда.

Поэтому «абстрактный труд» есть просто сокращенное выражение для обозначения понятия труда, образованного с помощью абстракции. То же говорит Маркс и в другой связи в объективированном смысле абстрактных процессов. В подобных случаях речь всегда идет об употреблении слова «абстрактный» в переносном смысле. Маркс

придерживается той точки зрения, что абстрактные понятия суть понятия, образовавшиеся путем абстракции, что яснее всего выражено в его вышеприведенной критике взгляда Гегеля. Глубина Марксовой критики состояла в доказательстве того, что мы через абстракцию—и только через нее—можем постигнуть конкретную действительность в понятиях (подобного воззрения придерживается Ленин.

Различение абстрактных и конкретных понятий нельзя рассматривать как жесткое и неизменное. По данным истории языка, понятия, имеющие теперь совершенно абстрактный характер, развились из первоначальных конкретных понятий. Понятие числа возникло из счета посредством руки и пальцев. Таким же образом общие,

абстрактные понятия, вроде «душа», «дух» («spiritus», «esprit»), происходят от конкретного понятия «дыхание».

Деньги означают у папуасов ракушку. Латинское значение денег (pecunia, скот) свидетельствует о их «животном» происхождении. Мы видели, что абстрактные понятия

первоначально возникли из конкретных, менее абстрактных понятий, а последние —из представлений. Но абстрактный или конкретный характер понятия относителен не

только в историческом, эволюционно-теоретическом смысле. Понятие как абстрактно, так и конкретно[86].

 

§ 7. ОТНОШЕНИЕ ПОНЯТИЙ

 

В формальной логике трактуют отношение понятий друг к другу в описательном и классификационном планах. По общепринятым классификациям понятия могут

находиться в следующих отношениях друг к другу; существуют 1) тождественные понятия; 2) подчиненные и подчиняющие; 3) соподчиненные (координированные);

4) совместимые и несовместимые; 5) сравнимые и несравнимые понятия.

По формальной логике тождественны те понятия, объем которых совпадает. Но тождество, собственно не является отношением объемов двух понятий. Здесь речь идет или о различном названии, о различном выражении в языке одного и того же понятия (например, «Будапешт» и «столица Венгрии»), или о том, что два считаемых различными понятия являются, в сущности, одним и тем же понятием (скажем, «субстанция» и «мате-

рия»), Одно понятие по сравнению с другими входящими в его объем понятиями является подчиняющим понятием, а последние — подчиненными, например «человек»

и «европеец». Понятия, подчиненные в равной мере одному, более высокому, понятия—соподчиненные, координированные понятия («европеец», «африканец», «азиат»).

По поводу этого общепринятого в логике деления, мало дающего живому познанию, я сделаю следующее замечание: вместо отношения координации можно говорить об однородном отношении. Это делает возможным различение однородных и разнородных понятий. Однородные понятия в более широком смысле суть «человек», «животное», «растение», поскольку они все относятся к понятию живого существа и в его пределах сравнимы друг с другом. В противоположность этому «дом» и «добродетель»—неоднородные и потому несравнимые понятия. Мы можем установить в качестве правила следующее: различные неоднородные понятия не могут подчинять и подчиняться одно другому. Энгельс остроумно говорит: если подчиняют сапожную щетку понятию «млеко-

питающее», то из этого не получают молочной железы. Иными словами, неправильно и недопустимо выдумывать но существующие в действительности отношения подчинения и подчиняемости между понятиями..

Другая форма смешения понятий состоит в том, что разнородные понятия толкуют как однородные и из-за этого смешивают их.

В формальной логике противоположность между понятиями, или понятийная противоположность, трактуется в рамках совместимых и несовместимых отношений понятий как одна из форм несовместимости. Со времени Аристотеля в формальной логике различаются противная и противоречащая противоположности. Противно противо-

поставляются два понятия, если они оба имеют положительное содержание и в рамках одного более общего, более высокого понятия того же самого объема существует наи-

большее различие между ними. Противоречаще противопоставляются два понятия, из которых одно содержит отрицание содержания другого (Аристотель). Вот противные противоположности (contraria opposita): добродетель и грех, сладкий и горький, светлый и темный, хороший и дурной, красивый и безобразный, плюс и минус. Противоречащие противоположности: А и не-А, например труд и нетруд, капитал и некапитал. По традиционной логике  противная противоположность имеет место в самой действительности (поэтому она называется также реальной противоположностью), а противоречащая противоположность имеет исключительно логический характер. Гегель,

оспаривая это положение аристотелевской и кантовской логики, исходил из того, что противоречие А и не-А якобы коренится также и в действительности. В большой полеми-

ке, которая велась в течение XIX века, противники Гегеля упрекали его главным образом в том, что он софистически смешивает обе противоположности, и противоречие, существующее только в мышлении, вносит в действительность, превращая его в движущую силу действительности. В этом суть аргументов, которыми в течение

XIX века известные противники диалектики Тренделенбург, Эд. фон Гартман, Лотце, Ибервег, Дюринг и другие пытались ее опровергнуть. Та же самая аргументация встречается позднее у реформистов—противников марксистской диалектики, в статьях Эд. Бернштейна и Макса Адлера. В новейших работах по логике эта аргументация играет также большую роль. Наконец, весьма распространенное в традиционной логике утверждение, что отрицание существует только в мышлении, то есть только якобы субъективно, является не чем иным, как вариантом этого аргументирования.

Классики марксизма-ленинизма не придавали особого значения обстоятельному опровержению этого главного аргумента сторонников антидиалектической точки зре-

ния. С Дюрингом, пользовавшимся тем же самым аргументом, Энгельс разделался ироническим замечанием по этому поводу, и точно так же с Бартом, «который сделал

великое открытие», что Гегель-де смешивает противную и противоречащую противоположности. Но Маркс в положительной форме весьма конкретно анализировал точку зрения диалектики в ее применении к вопросам экономики. Диалектика не «смешивает» противных и противоречащих противоположностей, которые формальная логика разделяет со столь великой тщательностью. Она не смешивает их, а в отличие от традиционной логики рассматривает соотношение обеих противоположностей. Маркс

показал, что различие обеих противоположностей относительно, что противоречащая противоположность переходит в противную противоположность. Противоречащая

противоположность, следовательно А и не-А, есть неразвитая форма противоположности. Противная противоположность есть обостренная, развитая форма противоположности. Гегель (в отличие от Аристотеля и формальной логики) часто называет противную противоположность противоречием. Маркс показал существование в самой действительности противной и противоречащей противоположностех  и тем самым поставил проблему их соотношения на материалистическую основу. Далее Маркс указал на движение обеих противоположностей и этим вскрыл диалектический характер отношения между обеими противоположностями.

 Свое вышеизложенное толкование взглядов Маркса на этот вопрос я могу подтвердить многочисленными цитатами, взятыми из его работ. Здесь мы ограничимся следующими выразительными строками: «... противоположность между отсутствием собственности и собственностью является еще безразличной противоположностью; она еще не берется в ее деятельном соотношении, в ее внутреннем взаимоотношении и еще не мыслится как противоположность. В формальной логике устанавливают как факт, что имеются противные и противоречащие понятия. Это правильно. Однако в формальной логике, трактуя этот факт в неправильной связи, фиксируют его только как статический факт и не входят в его анализ. Ее сторонники истолковывают их в неправильной связи, так как они

рассматривают противно и противоречаще противоположные понятия только как подвиды несовпадающих (несовместимых, inter se поп convenientes) ее понятий; и, кроме группы несогласующихся понятий, они [сторонники] признают группу согласующихся понятий, например подчиняющие и подчиненные понятия. В действительности же каждое понятие в ходе своего развития, своего движения может вступить в противоположное отношение к другому понятию, и, наоборот, все противоположные друг другу понятия могут стать тождественными.

В традиционной логике не анализируют противоречащих и противных противоположностей и не делают никаких выводов из факта их существования. Единственное установленное в ней правило, имеющее практические результаты для мышления, состоит в том, что противные и противоречащие противоположности не должны смешиваться, но это правильно опять-таки в одном определенном смысле, а не в общепринятой аподиктической форме.

Они не должны смешиваться, но из этого не следует, что при определенных условиях противоречащая противоположность не может перейти в противную.

В формальной логике вообще не учитывают того факта, что понятия — на основе соответствующего развития действительности— развиваются в противоречиях. Даже для

развития науки, для развития научных понятий имеет силу общая установка диалектики—раздвоение единого наречие, пока ее не понимают как противоположность между трудом и капиталом[87]»

Это значит, как противоречащая противоположность отсутствия собственности (не-А), так

н противная противоположность (труд—капитал) существуют в действительности; относительно противоречащей противоположности Маркс доказал, что эта противоположность есть неразвитая «безразличная» форма противной противоположности. Здесь, как и во многих других случаях, Маркс вскрыл в конкретной связи общие диалектические закономерности.

Положительные отрицательные понятия. В традиционной логике различение положительных и отрицательных понятий рассматривается при классификации понятий в последнюю очередь или вообще не рассматривается. Обычные примеры их: ловкий—неловкий, внимательный—невнимательный, красивый—некрасивый. Положительное понятие выражает наличие какой-нибудь отличительной черты, отрицательное понятие—ее отсутствие.

Небрежное отношение к различению положительных и отрицательных понятий проистекает отчасти потому, что логика—правильно или неправильно, все же обстоятель-

но—занимается этим вопросом только в связи с положительными и отрицательными суждениями, и фактически истинная «родина» для различения положительного и отри-

цательного в обыденном мышлении есть суждение. Но для научного мышления, то'есть для научного образования понятий, отрицательные понятия выполняют очень важную задачу. Каждому положительному понятию соответствует отрицательное, из каждого положительного понятия путем его отрицания может быть образовано отрицательное понятие. Следовательно, из понятия А — не-А, из Б-не-Б и т. д. Правда, во многих случаях образование отрицательного понятия не имеет смысла, а потому и практического значения. Рассматриваемые изолированно и статически, отрицательные понятия для мышления ничего не означают. Но если мы рассмотрим отрицательны® понятия не в этом смысле, метафизически, а в их связи с положительными понятиями и в процессе методического мышления, то их функция станет значительна понятнее. Так, в основополагающих работах Маркса («Капитал», «Grund— risse der Kritik der politischen okonomie (Rohentwurf) отрицательные понятия играют очень важную роль. Капитал есть «истинный» «нетруд», капиталист — «нерабочий», труд — действительный «некапитал». Потребительная стоимость как товар есть одновременно непотребительная стоимость, а именно потребительная стоимость для покупателя и непотребительная стоимость для производителей товара.

«Все товары не имеют потребительной стоимости для своих владельцев и представляют потребительную стоимость для своих невладельцев»[88]. Свободное время, по Марксу, есть нерабочее время. Рабочий—«несобственник».

Отрицательные понятия ограничивают объем и содержание соответствующих положительных понятий в специальной связи и освещают их как звено противоположно-

сти. Отрицательные понятия не имеют самостоятельного значения, но они и не бессмысленны, как утверждают традиционная логика антидиалектической ориентации и

метафизика тождества; их следует всегда истолковывать применительно к положительному понятию.

Неевклидова геометрия может означать в чисто формальном смысле многие геометрии, но в развитии науки ее конкретный смысл составляла абсолютная геометрия, обоснованная Больяи и Лобачевским и разработанная Риманом. Нерабочий может буквально означать каждого, кто не является рабочим, но в специфическом, диалектическом, противоположном смысле нерабочий, по существу — капиталист. Отрицательные понятия являются всегда понятиями отношения, отнесенными к соответствующим положительным понятиям, важными элементами движущегося, динамического мышления. Отрицательные понятия в общественных науках имеют большое значение. Известные основные общественные закономерности могут быть вскрыты только посредством отрицательных понятий.

Так, с помощью понятия «неравномерность», то есть отрицательного понятия, Ленин сформулировал положение об основной закономерности развития капитализма. «Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма». Как известно, Ленин из этого определения сделал выводы, имеющие решающее значение для победы социализма в одной стране (см. подробно и главе VI, «Умозаключение»).

Выражение языка часто в отрицательной форме скрывает положительное понятие. Понятие «независимость» означает то же самое, что и понятие «не-зависимость», следовательно, отрицательное. Но это отрицательное имеет положительный смысл. Действительный смысл понятия такой ярко выраженный логик-антидиалектик, как Трен-

д е л е н б у р г , соглашался, правда, с той точкой зрения, что понятие типа не-А пусто, бессодержательно, так как оно не дает никакого представления. Он ссылается на Аристотеля, который заявлял: «Отрицание как отрицание не имеет никакого различия, и нет никаких видов несуществующего «национальная независимость» есть национальная самостоятельность, самоуправление, свобода. Отрицательные понятия — это необходимое средство мышления. Положительная и отрицательная стороны явлений должны поэтому выражаться также в понятиях. Соответствующая (не произвольная, не выдуманная, не субъективная) связь положительных и отрицательных понятий является условием понятийного, диалектического отражения действительности. Обычная трактовка отрицательных понятий в логике, приписывающей им второстепенное значение, не соответствует их фактической роли в науке.

К другим соотношениям вопроса мы вернемся при разборе отрицательных суждений.

При рассмотрении отношений между понятиями мы привели важнейшие положения формальной логикй и указали на недостаточность формальнологического способа толкования. В отдельных вопросах мы противоцоставляли формальнологическую точку зрения диалектической точке зрения. Резюмируя, мы на основе диалектической,

теоретико-познавательной логики должны сделать, замечание, что логика из многообразия отношений между понятиями выделяет только отдельные отношения. Это до известной меры практически необходимо, даже неизбежно. Нам необходимо осознать то, что отношения между понятиями принципиально неисчерпаемы и становятся все богаче с развитием познания. Сущность отношений между понятиями состоит именно в этой принципиальной неисчерпаемости, в сознательной выработке все новых и новых отношений и связей. Трактовка отдельных отношений между понятиями без учета таких отношений и связей весьма легко затуманивает сущность дела. Ленин с точки зрения диалектики определил эту сущность отношений между понятиями с удивительной глубиной и точностью: «... взаимозависимость понятий «в с е х» без исключения переходы понятий из одного в другое «всех» без исключения — N. В. Каждое понятие находится в известном о т н о ш е н и и , в известной связи со в с е м и остальными[89]»

В формальной логике устанавливают отношения между понятиями и классифицируют их. Но этим не объясняется, что означают эти отношения с точки зрения познания. Согласно материализму, отношения между понятиями есть отражение отношений, существующих в объективной действительности. Отношения между понятиями, не являющиеся отражениями объективных отношений или не коренящиеся в них, не образованные с помощью других понятий отношения,—выдуманные отношения, не соответствующие действительности, не имеющие познавательной ценности, субъективные отношения и связи между понятиями. Логика как учение о правильном мышлении занимается отношениями между понятиями, которые являются отражениями объективных отношений, существующих между предметами, явлениями. Поэтому возникает вопрос: как относятся понятия к действительности?

 

 

§ 8 ПОНЯТИЕ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

 

 

Центральным вопросом диалектико-материалистической логики, в отличие от формальной логики, является вопрос об отношении понятия к действительности, вопрос о понятии как средстве познания, гносеологической оценки понятия. Если исходить из того, что наши ощущения дают известную, более или менее приблизительную картину физического, материального мира, во многих отношениях, правда, несовершенную, но все же дающую его отражение, то вопрос, собственно говоря, состоит в том, как из этого возникают познание, знание и, наконец, теоретическое воспроизведение действительности — наука. Так как понятия мы образуем путем абстрагирования от ощущений и представлений, вопрос связан также с гносеологической оценкой абстракции.

В вопросе об отношении понятия к действительности различные точки зрения в истории философии ожесточенно боролись и борются друг с другом. Согласно так называем

мому иррационализму, рассудок, то есть понятия и абстракция, вообще не дает верной картины действительности, а извращает ее. По абстрактному рационализму дело

обстоит наоборот: только понятие в состоянии воспроизвести сущность действительности. Диалектический материализм рассматривает проблему понятия во всей ее сложности и на все возникающие здесь вопросы дает вполне удовлетворяющий ответ. Диалектический материализм считает, что правильное применение абстракции дает возможность проникнуть в действительность глубже, чем этого можно достичь посредством только ощущений и представлений. Понятийное мышление, понятие действительности соответствует действительности, но отражает ее не в непосредственной форме. Понятийное мышление удаляется от непосредственно имеющихся, чувственно данных

явлений, чтобы опосредованным путем вернуться к действительности и познать не только ее поверхностные формы явлений, но и ее закономерности, ее существенные связи. Имеется, однако, еще одно направление самоудаления, в котором мы не идем навстречу цели и которое не приближает к действительности. Это путь, идя по которому понятийное мышление становится самоцелью. Это путь, идя по которому философы часто удаляются от действительности и оперируют понятиями как самостоятельными умственными конструкциями. В данном случае абстракция ведет к пустому формализму. Этот путь —

путь схоластики. Схоластика бурно разрасталась не только в средневековье; и в наше время в методологическом отношении, например в теории познания, существует опасность схоластики, которая не придерживается точки зрения практики. Такой схоластикой занимаются сторонники современного «физического» идеализма, толкуя применимость математических, геометрических методов в физике так, что сама действительность оказывается не чем иным, как алгебраической, геометрической конструкцией.

Отношение понятия к действительности связано с отношением общего к особенному. Иррационалисты полагают, что понятийное мышление вследствие своей всеобщности не может якобы познавать, отражать действительность, в которой всегда имеются отдельные, особенные единичные вещи. Однако из того, что формы проявления действительности представляют собой единичные и особенные, не следует, что обобщающее мышление но

н состоянии их понять. Задача состоит в образовании таких более высоких общих понятий, которые могут отражать и конкретную действительность. Эту задачу очень удачно определил Гегель как то, что истинное понятие, более высокое понятие является конкретно-общим.

Но образование конкретно-общих понятий Гегель мог выдвинуть лишь как требование. Решить эту задачу смог только марксизм.

Вопреки очень распространенному предубеждению, что абстракция якобы находится дальше от действительности, чем чувственное созерцание, диалектический материализм устанавливает, что только пустые, выдуманные, ставшие самоцелью абстракции далеки от жизни. Диалектический материализм подчеркивает, что правильная абстракция дает более глубокое познание и отражение, чем само чувственное созерцание. Ленин следующим образом резюмирует точку зрения диалектического материализма: «Мышление, восходя от конкретного к абстрактному, не отходит — если оно правильное... от истины, а подхо-

дит к пей. Абстракция материи, закона природы, абстракция стоимости и т. д., одним словом все научные (правильные, серьезные, не вздорные) абстракции отражают природу глубже, вернее, п о л н е е . От живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике — таков диалектический путь познания истины, познания объективной реальности»[90]. Высказывания Ленина полностью совпадают с неизвестным ему афоризмом Энгельса: «Абстрактное и конкретное. Общий закон изменения формы движения гораздо конкретнее, чем каждый отдельный «конкретный» пример этого»[91].

Кант чисто формальное значение приписывал понятиям, абстракции, логическим формам. Поэтому критика кантовского формализма является темой, к которой постоянно возвращаются сторонники диалектического учения о познании. Ленин с одобрением отзывался о соответствующей критике Гегелем Канта и критически использует ее для освещения теоретико-познавательного значения понятия и абстракции. Согласно диалектическому материализму, понятие, точнее, правильное применение понятия, образование правильных понятии, приводит к самой высокой ступени познания. Если это так, то мы, конечно, не можем довольствоваться знаниями, полученными путем ощущений и чувственного опыта. Это следует подчеркнуть в противовес вульгарному предрассудку, будто материализм рассматривает лишь чувственное познание как истинное, правильное познание. Этот взгляд означает смешивание материализма с сенсуализмом, считающим основой познания только чувственное восприятие; если в историческом отношении сенсуализм можно рассматривать самое большее как предшественника, как примитивную ступень материализма, то в настоящее время по

сравнению с диалектическим материализмом он означает отсталый взгляд. Понятие — высшее познание, так как оно дает самое глубокое и самое богатое понимание

действительности и является сжатым соединением и переработкой данных опыта и ощущений.

Применим теорию отражения к вопросу об отношении понятия к действительности! В одном месте Гегель говорит, что якобы человеческие понятия — душа природы.

Эту мистическую формулировку Ленин переводит на язык материализма следующим образом: в понятиях людей природа отражается своеобразно и диалектически. Это

значит: «Познание есть отражение человеком природы. Но это не простое, не непосредственное, не дельное отражение, а процесс ряда абстракций, формирования, образования понятий, законов etc., и охватывают условно, приблизительно универсальную закономерность вечно движущейся и развивающейся природы. Тут действительно,

объективно три члена: 1) природа; 2) познание человека, = м о з г человека (как высший продукт той же природы) и 3) форма отражения природы в познании человека, эта форма и есть понятия, законы, категории etc. Человек не может охватить = отразить = отобразить природы всей, полностью, ее «непосредственной цельности», он может лишь вечно приближаться к этому, создавая абстракции, понятия, законы, научную картину мира и т. д. и т. п.»[92].

При этом широком, гибком, глубоком толковании отражения принимают во внимание все те трудности, которые связаны с отношением отражения к понятию; но из этих трудностей не делается, подобно кантианцам, махистам и позитивистам, тот вывод, что понятие отражения следует отбросить; отсюда заключают, что теорию отражения необходимо критически, диалектически развивать дальше, чтобы таким путем преодолеть все трудности.

Наибольшая трудность проистекает из того, что понятие в известном смысле неизменно, неподвижно, а действительность, наоборот, находится в движении. Материализму известен тот факт, что понятийное мышление несовершенно отражает движение, живую, подвижную многостороннюю действительность. «Мы не можем представить, выразить, смерить, изобразить движения, не прервав непрерывного, не упростив, угрубив, не разделив, не омертвив живого. Изображение движения мыслью есть всегда огрубление, омертвление,— и не только мыслью, но и ощущением, и не только движения, но и всякого понятия»[93].

Это несовершенство понятийного мышления или мышления вообще и всего нашего познания подчеркивал уже Энгельс, а Ленин всесторонне, с исчерпывающей точностью

разъясняет данный вопрос. Однако если современный иррационализм и мистицизм

(Бергсон, Хейдеггер) выводят из этого факта заключение, что мышление совершенно не в состоянии познавать и отражать движение, то диалектический материализм устанавливает, что путь мысленного отражения ведет от несовершенного к совершенному, что мышление все более и более приближается к познанию абсолютной истины.

Одним из самых существенных пунктов ленинской теории отражения является следующий. Если действительность есть движение, процесс, изменение, развитие, то

понятия, отражающие действительность, должны также обладать текучестью. По Гегелю, диалектика есть «чистое движение мысли в понятиях». Ленин материалистически

разъясняет это гегелевское определение следующим образом: «... говоря без мистики идеализма: человеческие понятия не неподвижны, а вечно движутся, переходят друг в друга, переливают одно в другое, без этого они не отражают живой жизни. Анализ понятий, изучение их, «искусство оперировать с ними» (Энгельс), требует всегда изуче-

ния дви жени я понятий, их связи, их взаимопереходов».

Но Ленин также полностью осознавал то, что понятия как продукты обыденного стихийного мышления являются не таковыми, а жесткими понятиями, направленными до

некоторой степени на постоянное. Иррадионалисты от Шопенгауэра до Бергсона и Хей-

деггера приписывают понятиям и вообще разуму, рассудку, мышлению абсолютную жесткость. Согласно им, понятие по своей сущности не в состоянии ни охватить, ни

отразить движущейся действительности, движения, изменения. Диалектический материализм отвергает эту неправильную и нигилистическую концепцию. Уже в своих

«Экономически-философских рукописях 1844 г.» и в черновых набросках «Капитала» Маркс подчеркивал необходимость устранения жестких, готовых форм мышления.

Ленин выводит указанное положение диалектического материализма о понятии конкретно из дальнейшего развития понятий и их неподвижности. Он отбирает ценные элементы из логики Гегеля и указывает на то, что дело Маркса в известном смысле состоит как раз в диалектически направленной выработке диалектических понятий, благодаря чему они становятся пригодными к отражению движения действительности. Ленин определяет вытекающие отсюда задачи для сторонников диалектического материализма. Резюмируя рассуждения о «сущности» в гегелевской «Логике», Ленин пишет: «И I'm not mistaken, there is much mysticism and leeres педантизм у Гегеля в этих выводах, но гениальна основная идея: всемирной, всесторонней живой связи всего со всем и отражения этой связи—materialistisch auf den Kopf gestellter Hegel — в понятиях человека, которые должны быть также обтесаны, обломаны, гибки, подвижны, релятивны, взаимосвязаны, едины в противоположностях, дабы обнять мир. Продолжение дела Гегеля и Маркса должно состоять в д и ал е к т и ч е с к о й обработке истории человеческой мысли, науки и техники»[94]. Нужны гибкие, всесторонние понятия! «... если все развивается, то относится ли сие к самым общим понятиям и категориям мышления? Если нет, значит, мышление не связано с бытием. Если да, значит, есть диалектика понятий и диалектика познания, имеющая объективное значение»[95].

С одной стороны, диалектический, с другой — объективный характер понятий и познания гарантируют правильность, истинность, объективность нашего познания. Положение диалектического материализма о понятии основывается на том, что понятие и правильная, или, как говорил Маркс, разумная, абстракция в состоянии охватить связи действительности. Даже более того, диалектически образованные понятия проникают в связи объективной действительности глубже, чем непосредственные восприятия и представления. Эту точку зрения диалектического материализма опять-такн изложил Ленин в широчайших и самых всеобъемлющих связях. Оценивая логику Гегеля, он пишет об объективности понятий следующее: «Образование (абстрактных) понятий и операции с ними уже включают в себе представление, убеждение, сознание закономерности объективной связи мира. Выделять каузальность из этой связи нелепо. Отрицать объективность понятий, объективность общего в отдельном и в особом невозможно. Гегель много глубже, следовательно, чем Кант и другие, прослеживая отражение в движении понятий движения объективного мира. Как простая форма стоимости, отдельный акт обмена одного, данного, товара на другой уже включает в себе в неразвернутой форме все главные противоречия капитализма, — так уже самое простое обобщение, первое и простейшее образование понятий (суждений, заключений etc.) означает познание человека все более и более глубокой объективной связи мира.

Здесь надо искать истинного смысла, значения и роли гегелевской Логики»[96].

Мысль, что понятия не в состоянии охватить и выразить действительность, кантовскую «вещь в себе», в скептическом, агностическом и релятивистском понимании часто

толкуется так, будто понятия имеют только субъективное значение. Эту мысль выражает, например, махизм, рассматривая понятие как удобное вспомогательное средство, но

не как средство, имеющее объективное значение. Ленин освещает и этот вопрос с точки зрения глубокой диалектики, устанавливая, что понятия в зависимости от той связи,

в которой они выступают, являются как субъективными, так и объективными. «Логические понятия субъективны, пока остаются «абстрактными», в своей абстрактной форме, но в то же время выражают и вещи в себе. Природа и конкретна и абстрактна, и явление и суть, и мгновение и отношение. Человеческие понятия субъективны в своей

абстрактности, оторванности, но объективны в целом, в процессе, в итоге, в тенденции, в источнике»[97].

Определения диалектическим материализмом гносеологического отношения понятия к действительности не только имеют теоретическое значение, но и являются для нас

основными практическими принципами в том, как мы должны образовывать и применять понятия в научных исследованиях, как мы с помощью воспитания должны развивать мышление, которое в состоянии познать истину.

Старая педагогика колебалась между двумя крайностями. Схоластический метод выработал абстрактные понятия, не связанные с конкретной действительностью. Зато под влиянием более новых психологических направлений в педагогике схоластические методы уступали место исключительному подчеркиванию созерцания. При правильном методе в преподавании и воспитании практически используют руководящие положения диалектики о связи созерцания, абстрактного мышления с практикой[98].

 

 


Дата добавления: 2019-02-26; просмотров: 300; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!