ПЬЕР ЖАНЕ И ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ 4 страница



Уже на первой лекции мрачная, обшарпанная аудитория была заполнена до отказа, и всю зиму студенты слушали его лекции с неослабевающим интересом, не обращая внимания на неудобные скамьи без спинок и плохую вентиляцию. Популярность этого курса лекций в какой-то степени можно было объяснить блестящим, поистине вольтеровским остроумием Жане, передать которое не в состоянии никакие попытки, но в основном важностью темы и оригинальностью взглядов автора. Я уверен, что не один я из присутствовавших на его лекциях иностранцев считал, что уже одни эти лекции с лихвой возместили ему расходы на поездку во Францию.55

Манера Жане говорить была четкой и живой, а стиль его речи представлял нечто среднее между письменным и устным стилем. О его манере читать лекции можно судить по публикации стенографических записей его лекций с 1920 по 1929 годы. Поскольку эти записи не были отредактированы автором, они содержат некоторые оговорки, такие как «Арнольд Мейер» вместо «Адольф Мейер», и некоторые шутки, которые преподаватель, читающий лекцию, может себе иногда позволить, но, если стенограмма предназначена для публикации, он обязательно их уберет при редактировании. Например, Жане имел обыкновение говорить, что «любовь - это гипотеза, трансформировавшаяся в идею-фикс».56 Иногда, когда дело касалось того, что действительно сильно его волновало, Жане начинал говорить с необычайным воодушевлением, для большей выразительности сопровождая свою речь жестикуляцией. Один из участников Международного психологического конгресса в 1937 году в Париже рассказывает о том, что во время выступления Жане его попросили говорить медленнее с тем, чтобы дать возможность переводчику успевать переводить его речь, но через несколько минут Жане забыл об этом и начал говорить быстро, при этом любопытно, что переводчик, который сидел в своей кабине, откуда он не мог видеть Жане, казалось, был захвачен тем же воодушевлением и повторял жестикуляцию докладчика, «что производило впечатление телепатии».

В отношении Жане к его пациентам четко прослеживаются две особенности. Первая - это его необычайная проницательность. Он точно определял, когда пациент говорит правду, а когда он пытается ввести врача в заблуждение. Жане неоднократно повторял, что в поведении многих пациентов существенную роль играет элемент игры (то же, что Флурнуа называет «игровой функцией», которую он продемонстрировал, работая со своими медиумами). Это особенно относится, говорил Жане, к сексуальным извращениям. На заседании Психологического Общества в 1908 году57 Жане выразил сомнение по поводу искренности людей, подверженных сексуальным извращениям, и в своем предисловии к переводу на французский язык работы Крафта-Эбинга «Сексуальная психопатия»,58 он не колеблясь утверждал, что ненормальное сексуальное поведение во многих случаях не более, чем поза и игра. Он ставил под сомнение и правдивость многих пациентов, страдающих тяжелой формой психопатии: «Чаще всего они играют. Не верьте и одной четверти того, что они говорят. Они пытаются произвести на вас впечатление своим благородством или своим ощущением вины, в которую сами не очень верят или не верят вообще».59 Другой чертой Жане было его психопатическое искусство, «его бесконечная изобретательность», как писали о нем авторы работы «Жизнь Жане».60 Хотя примеры этого можно найти в его «Психологических методах лечения», они далеко не исчерпывают данную тему, и чтобы убедиться, насколько разнообразны были его психотерапевтические приемы, следует прочесть хотя бы некоторые из его статей. По-видимому, никто из исцеленных Жане не оставил описания истории своего излечения, хотя один из них, Раймон Руссель, которого Жане несколько лет лечил от мегаломании и который позднее стал известным писателем-сюрреалистом, приводит в одной из книг историю своей болезни, написанную Жане, не делая при этом никаких ссылок на источник.61 Лишь немногие ученики имели возможность изучать психотерапию под руководством Жане, который, как уже указывалось, не мог из-за направленных против него интриг проводить постоянные занятия со студентами. Доктор Эрнст Хармс, посетивший Жане в Сальпетриере, написал следующее:

Когда я приехал в Париж, чтобы изучить методы Жане, мне было предложено ознакомиться самому с обитателями Сальпетриера и условиями, в которых они жили. Поскольку я прибыл из Цюриха, где работал в клинике Крепелина, я был удивлен тем, как были размещены больные. Я обнаружил, что в одной палате лежат пациенты, страдающие манией преследования, которые оказывали друг на друга эмоциональное воздействие своими фантастическими рассказами. Когда я спросил Жане, в чем терапевтический смысл такого размещения больных, я получил следующий, немало удививший меня ответ: «Я верю этим людям, пока не будет доказано, что то, что они говорят - неправда». Только что до этого я видел молодого человека, который боялся наступать на любую тень, говоря, что там прячется Наполеон, грозящий забрать его в армию. Рядом с ним находилась женщина старше 70 лет, заявлявшая, что мэр Парижа преследует ее своими сексуальными домогательствами. Мне довольно трудно было обнаружить какую-то истину в таких высказываниях. Жане заметил, что его слова озадачили меня. «Видите ли, эти люди страдают манией преследования, и их необходимо тщательно изучить, чтобы добраться до того, что лежит в основе их болезни». Он имел в виду, что фантазии таких пациентов не следует отбрасывать как безумные или рассматривать их, пока не будут вскрыты условия, явившиеся причиной заболевания. Я всегда помнил эти мудрые слова Жане о больных, страдающих манией преследования, также как и многие другие его высказывания, которые играли столь большую роль в его отношениях со студентами. Он обладал сократовским искусством общения с учениками, которого я не видел ни у одного из выдающихся профессоров, преподающих психиатрию. Для Жане такое отношение к ученикам было неотделимо от его понятия психиатрии.62

Один небольшой инцидент показывает, как внимательно относился Жане к своим пациентам и как он заботился о том, чтобы защитить их от бестактностей и любопытства окружающих . Во время одного из пребываний в Сальпетриере пациентки Жане, Мадлен, в больницу нанес визит Президент Республики. Врач-интерн, которым оказался не кто иной, как Жан Шако, сын знаменитого невропатолога, послал за ней, чтобы показать ее президенту. «Доктор Жане, который знает, как я не люблю подобные вещи, - пишет Мадлен в письме сестре от 26 июня 1898 года, - немедленно вмешался, дав Шарко знак ничего обо мне не говорить».63 Некоторые считают, что стремление Жане скрыть подлинные имена пациентов, болезнь которых он описывал заходило слишком далеко. После его смерти пять тысяч, если не более, хранившихся у него папок с историями болезней были сожжены, согласно его завещанию. Нельзя не сожалеть по поводу утраты столь обширных и прекрасно классифицированных материалов, в особенности, когда дело касается таких пациентов, как Леони и Мадлен, но в то же время акт подобного отношения к соблюдению врачебной тайны не может не вызывать уважения.

Что касается семейной жизни Жане, мы можем судить о ней по воспоминаниям его дочери, Элен Пишон-Жане. Она пишет, что ее родители были весьма сдержанны в выражении своих чувств друг к другу, но они никогда не расставались, мадам Жане всегда сопровождала мужа в поездках и была его незаменимой помощницей во всех делах и общественных обязанностях. Жане был нежным и любящим отцом. Несмотря на занятость, он всегда находил время почитать детям книжку после обеда.

Как это было со многими учеными, в юности научные интересы Жане были достаточно разносторонними, но постепенно он ограничил область своих исследований так, чтобы сосредоточить усилия на главной работе своей жизни. В тот период, когда он учился в Эколь Нормаль, там было прекрасно поставлено преподавание греческого и латинского языков, и студенты, изучающие философию, были хорошо знакомы с сочинениями Цицерона и Вергилия, так же, как и с работами французских классиков. Жане, по-видимому, не проявлял особого интереса к античной философии, хотя временами демонстрировал блестящее знание латинского языка. По словам родственников, когда Жане впервые встретился с Д.М. Болдуином, ни тот, ни другой не знали языка своего собеседника, и им пришлось изъясняться на латыни, что было достаточно затруднительно из-за различий в произношении. Жане изучал в школе немецкий язык, но (возможно, под влиянием патриотически настроенной матери) у него, по-видимому, развилось негативное отношение к этому языку. Позднее Жане всегда ощущал, что незнание немецкого языка приносит ему большие неудобства. Что касается английского, он изучил его позднее и прекрасно им владел, хотя говорил с сильным французским акцентом.

Возможно, ввиду отсутствия свободного времени Жане мало читал помимо психологической и психиатрической литературы. Не проявлял он также особого интереса ни к музыке, ни к искусству, ни к архитектуре. Но было бы ошибочным считать, что Жане был оторванным от жизни ученым старой школы, которого не интересовало ничего, кроме науки. Ему была свойственна необычайная любовь к природе. Гербарий, который он собирал, был лишь одной стороной, отражавшей его любовь к цветам. Начиная с детства, когда у него был свой собственный маленький участок в саду, он любил выращивать всевозможные растения. Он считал, что каждый цветок обладает своей собственной индивидуальностью, и он описывал эту индивидуальность, как настоящий поэт. Жане ездил верхом со своим дядей со стороны матери. Позднее он научился ездить на велосипеде, который в то время был только что изобретен. Но он всегда предпочитал прогулки пешком. Даже будучи человеком преклонного возраста, Жане любил бродить по парижским улицам. Во время летнего отпуска он часто совершал пешие походы и изучал жизнь растений в лесах Фонтенбло. Огромное удовольствие доставили ему поездки в Скалистые Горы, в Йеллоустонский Парк, а также в бразильские джунгли и на водопад Игуассу.

Прежде чем стать психологом и психиатром, Жане долгое время был философом. Написанные им учебники по философии позволяют судить о взглядах Жане на многие жизненно важные вопросы. Очевидно, его волновали проблемы социальной справедливости и будущее освобождение колоний. Он писал о том, что понятие частной собственности должно быть усовершенствовано, что смертная казнь является пережитком варварства и что было бы хорошо, если бы люди смогли создать международный искусственный язык общения.64 Хотя он всегда старался не смешивать философские понятия с психологическими теориями, в работах Жане есть некая метафизическая идея, которая, подобно лейтмотиву, повторяется во всех его произведениях, - это идея о том, что прошлое человечества в целом каким-то образом сохраняется в настоящем.65 Он даже утверждал, что наступит время, когда люди смогут совершать путешествия в прошлое, подобно тому, как они путешествуют по воздуху. «Все, что когда-то существовало, - говорил он, - все еще продолжает существовать в каком-то неведомом для нас месте, которое для нас недоступно». Жане говорил, что если когда-либо будет изобретен «палеоскоп», люди узнают много удивительных вещей, о которых они сегодня не имеют ни малейшего понятия. В основе философских взглядов Жане лежала не только «спиритуалистическая философия» его дяди, Поля Жане, но и подавляемые религиозные чувства, которые он пережил в детстве. Хотя его часто изображают атеистом, Жане в действительности был скорее агностиком, никогда до конца не порывавшим своих связей с религией. Напротив, его жена, которая в детстве воспитывалась в монастыре и, возможно, дальше Жане отошла от религии, открыто выражала свое неприятие католической церкви. Дочь Жане, Элен Пишон-Жане, рассказывала автору этой книги, что ее отец настоял на том, чтобы все его дети получили соответствующее религиозное воспитание в одной из протестантских церквей Парижа. Очевидно, он считал, что позднее они могут пожелать обратиться к религии, и не хотел лишить их возможности получить элементарное религиозное образование. После смерти мадам Жане он распорядился, чтобы ее похоронили в соответствии с обычаями католической веры. То же самое было сделано и по отношению к Жане несколько лет спустя.

Чем больше изучаешь работы Жане, тем больше чувствуешь, что за его сократовской усмешкой скрывается мудрость, которую он унес с собой в могилу.

Современники Жане

Ни один созидательный ум не творит в изоляции. Помимо учителей и учеников, великие пионеры науки имеют и спутников, людей своего поколения, которые могут быть по отношению к ним дружелюбны, враждебны, равнодушны, но которые существуют рядом и проходят свой курс эволюции параллельно с ними, и их идеи не могут избежать взаимовлияния.

Если мы бросим взгляд на поколение Жане как бы с высоты птичьего полета, то есть посмотрим на людей, которые родились в том же году или с разницей в один-два года, мы увидим среди них целое созвездие выдающихся мыслителей. Помимо других к поколению Жане принадлежат Анри Бергсон (1859-1941), Эмиль Мейерсон (1859-1933), Эдмон Гобло (1858-1935) и Морис Блондель (1861-1949), социологи Эмиль Дюркгейм (1858-1917) и Люсьен Леви-Брюль (1858-1939), лидер французских социалистов Жан Жорес (1859-1914), математик и философ Гастон Мило (1858-1918) и психолог Альфред Бине (1857-1911). Краткого взгляда на биографию Бергсона достаточно для того, чтобы увидеть определенное сходство между его жизнью и жизнью Жане.66 Оба родились в Париже в 1859 году. Оба учились в одном из парижских лицеев (Бергсон - в Лицее Кондорсе, Жане - в Коллеж Сент-Барб). Оба поступили в Эколь Нормаль, Бергсон в 1878 году, а Жане - в 1879. Оба начали свою карьеру с преподавания философии в провинциальных лицеях (Бергсон провел один год в Анжере и пять - в Клермон-Ферране, Жане - полгода в Шатору и шесть с половиной лет в Гавре). Для обоих эти проведенные в провинции годы были временем становления личности и интенсивной работы. Оба увлекались экспериментами с гипнозом. Первая статья Бергсона была посвящена бессознательной симуляции в гипнозе, а первая работа Жане в том же году - его экспериментам с Леони.67 В обеих статьях чувствовался скептицизм авторов по отношению к парапсихологическим интерпретациям. Оба выступили в качестве редакторов философских работ и оба представили свои диссертации в Сорбонну в 1889 году.68 Оба ученых пытались найти отправную точку для психологии в наиболее элементарных психологических явлениях, Бергсон в своем «Очерке о непосредственных данных сознания», а Жане - в работе «Психический автоматизм» предприняли попытку решить одну и ту же проблему, хотя и разными способами. Оба были назначены преподавателями философии в парижских лицеях, Бергсон несколько раньше начал работать в Коллеж Ролен, где Жане вскоре занял его должность. Оба преподавали в Сорбонне и позднее в Коллеж де Франс, куда Бергсон был назначен раньше, чем Жане и где он выступил на защите диссертации Жане на академическом совете. В течение многих лет после этого они вместе работали в Коллеж де Франс, а затем в Академии Моральных и Политических наук и часто общались друг с другом. И, наконец, весьма примечательно, что оба они в конце жизни проявили столь глубоко скрывавшийся в их душах интерес к религии.

Влияние Бергсона на Жане было чрезвычайно важным, как это признавал сам Жане. Используемое Бергсоном понятие «внимания к жизни» (attention a la vie) весьма напоминает то, что Жане называет fonction du reel, а то, что Бергсон говорил об острие жизни как об авангарде эволюции, также очень близко к понятию «психологического напряжения» у Жане. Жане признавал также, что когда он начал представлять психологические факты как модели поведения, это, возможно, объяснялось влиянием первых книг Бергсона.69 Но и влияние Жане на Бергсона было не менее значительным. В своей работе «Материя и память» Бергсон ссылается на проделанное Жане исследование диссоциаций личности, он также заимствовал у Жане термин «фабульная функция» (fonction fabulatrice), понятие, которое, возможно, близко к тому, что Фредерик Майерс называл мифопоэтической функцией бессознательного.

Не менее сложным было и взаимовлияние Жане и Бине. Альфред Бине был на два года старше Жане - он родился в 1857 году в Ницце.70 Бине учился в лицее в Ницце, затем в Париже в Лицее Луи-ле-Гран, где его школьным товарищем был Бабинский. Сначала Бине интересовался правом, потом биологией и лишь затем начал проявлять интерес к психологии, тогда он и познакомился с Рибо и Шарко, который позволил ему осматривать пациентов в своих палатах. Одно из первых исследований Бине было посвящено «психической жизни микроорганизмов».71 Подобно Жане и Бергсону, Бине также интересовался проблемой наиболее элементарных форм жизни и попытался решить ее, изучая живые существа, которые, как он считал, находятся в самой нижней части шкалы жизни, то есть, инфузории, и, как ему казалось, сумел обнаружить у них проявления сенсорной деятельности, разума и даже элементы проявления взаимопомощи. Первая книга Бине «Психология разума» была опубликована в 1886 году. Он выбрал в ней гипноз как метод решения проблемы и сделал заключение, что в основе каждого проявления психической деятельности человека лежит постоянный и автоматический процесс подсознательного мышления.72 Он посвятил несколько лет исследованию гипноза, истерии и раздвоению личности. Научная деятельность Бине протекала в одно время с исследованиями Жане, так что в определенные моменты впереди оказывался один из них, а в другие - второй. Когда Жане опубликовал свою работу «Психический автоматизм», Бине написал на нее развернутую рецензию для журнала «Revue Philosophique», в которой признал, что Жане удалось достичь некоторых результатов, которые он сам надеялся получить в своих исследованиях, и что это делает ненужным продолжение его собственной работы.73 Подобно Жане, Бине также интересовался историей животного магнетизма и в соавторстве с Фере он написал книгу, посвященную магнетизму.74 Однако он не располагал столь глубокими знаниями этого предмета, какими обладал Жане. В последующие годы Жане и Бине, по-видимому, встречались довольно часто. Они обменивались мнениями по поводу своих исследований и в течение некоторого времени оба работали в лаборатории экспериментальной психологии в Сорбонне. Однако вскоре в их отношениях наступило какое-то охлаждение. В 1893 году Бине основал издание «L'Annee Psychologique» - хорошо известный ежегодник, посвященный психологии, в котором он печатал свои многочисленные статьи, но где не появилось ни одной работы, написанной Жане. Бине испытывал серьезные трудности в карьере. Когда он пытался получить место профессора в Коллеж де Франс, на это место был назначен Жане, а когда он принял участие в конкурсе на получение профессорской должности в Сорбонне, предпочтение отдали Жоржу Дюма. Это привело к тому, что Бине постепенно отдалился от своих коллег. Его лаборатория в Сорбонне была расположена в отдаленной мансарде, которую знали лишь немногие, а из-за своей чрезвычайной застенчивости Бине никогда не принимал участия в научных конгрессах. Но он обладал большим трудолюбием и внес свой вклад во многие области психологии. В своей работе «Экспериментальное исследование ментальной деятельности» он дал подробное описание мыслительных функций двух своих дочерей, Арманды и Маргариты, которых он тщательно обследовал с помощью тестов. Ему удалось показать, что они представляют собой два различных психологических типа, несколько лет спустя определенные Юнгом как интроверты и экстраверты.75

Именно Бине создал в 1905 году шкалу для определения умственных способностей учащихся (тест Бине и Симона), он был пионером в исследовании детской психологии и экспериментальной педагогики, а также в области сексуальной психологии. Бине первым описал фетишизм и ввел сам термин «фетишизм». Он сочинял пьесы с мрачными сюжетами (иногда в соавторстве) и публиковал их под псевдонимом. Бине был талантливым человеком, к сожалению, растратившим свои способности, пытаясь заниматься многими проблемами в разных областях науки и не создав значительного труда, обобщившего бы результаты его многолетних исследований. В 1911 году его постигла ранняя смерть, к этому времени он, очевидно, уже давно не имел никаких контактов с Жане, с которым у него когда-то были столь тесные творческие связи.


Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 362; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!