Дальнейший рост числа евреев в России

Содействуя и способствуя поселению евреев в России, Екатерина II вряд ли предполагала, что вскоре исторические события сами приведут в подданство Российских императоров не отдельные маленькие группки евреев, как это было в 60-х годах 18 столетия, а сотни тысяч.

Как уже упомянуто выше, в результате территориальных изменений конца 18 и самого начала 19 столетий, Россия получила не только русские земли бывшей Киевской Руси, много веков находившиеся под властью Польши, с коренным русским (малорусским-украинским и белорусским) населением, но и прочно обосновавшихся на этих землях, за время польского владычества, евреев.

Так появились в России, до того времени, как правило, не допускавшей на свою территорию евреев, больше миллиона подданных — евреев.

Общее число евреев — русских подданных в 1815 году (по завершении всех территориальных изменений) доходило до 1 200 000.

Все они жили до 1772 года (до первого «раздела» Польши) вне пределов государства российского, будучи отлично организованы, как некое государство в государстве, имели своё очень широкое самоуправление, подчиняясь не законам общегосударственным, а своим собственным — еврейским.

Ровно через сто лет, в 1915 году, в России насчитывалось 5 500 000 евреев.

Кроме того, начиная с 80-х годов 19 столетия из России эмигрировало в Америку свыше 1 500 000 евреев. Всего — 7 000 000, не учитывая нормального прироста полутора миллиона эмигрировавших.

Значит, что, за сто лет, число русских евреев возросло в 6 раз.

За этот же период общее число народонаселения всей России возросло всего в 4 раза. В 1815 году было 45 000 000; в 1915 г. — 180 000 000.

Как видно из этих цифр, рост еврейского населения в России шёл гораздо быстрее, чем рост всего населения государства.

Не делая отсюда никаких выводов, мы только отмечаем этот факт, считая его чрезвычайно интересным и показательным.

В точности же приведённых цифр вряд ли можно сомневаться, ибо они взяты из книги известного еврейского демографа Я. Лещинского («Еврейский народ в цифрах». Берлин, 1922 год), каковые цифры, поскольку это было возможно, проверены и сравнены с данными других демографов.

Политика русского правительства
в еврейском вопросе

Перед русским правительством, после получения более миллиона подданных «иудейского вероисповедания» встал вопрос, какой политики придерживаться по отношению к этой этнической группе, чуждой основной массе населения не только по религии, но и по языку, быту, даже одежде.

Массовое переселение или выселение многочисленных этнических групп в те времена не считалось возможным. До этого люди додумались только через полтора столетия, во время и после II мировой войны.

Да и куда было выселить или переселить больше миллиона человек? Западная Европа, откуда евреи пришли, вряд ли согласилась бы их принять обратно, даже, если бы они сами захотели или были выселены принудительно. Этот вопрос Россия и не поднимала.

Оставалось примириться со свершившимся фактом и искать путей для установления модус вивенди с новыми подданными.

Путь этот был предначертан мероприятиями начала царствования императрицы Екатерины II.

Конечная цель этого пути было разрушение той самоизоляции евреев, каковая прочно установилась, за время их жизни в Польше и ревниво оберегалась самими евреями, ибо находилась в соответствии с религиозно-бытовыми понятиями и взглядами на сосуществование с иноплеменниками.

Понимая это, русское правительство, уже в 1791 году, предприняло шаги для уравнения евреев с не-евреями во вновь присоединенных областях.

В ту эпоху все русские подданные, принадлежавшие к, так называемым, «податным сословиям», т.е., крестьяне, мещане, ремесленники и купцы — не имели права повсеместного поселения и свободного передвижения, в нынешнем смысле этих понятий.

Каждый был «приписан» к местному «обществу» и мог заниматься своим делом лишь в данном месте.

В соответствии с этим порядком, евреи, оказавшиеся русскими подданными после «разделов» Польши, были приписаны к мещанским и купеческим обществам тех местностей Юго-Западного и Северо-Западного края, в которых они проживали при переходе к России этих областей.

Указом, изданным в 1791 году, Екатерина II подтвердила этот порядок и даже распространила его — право поселения евреев — на территории вновь образованных Екатеринославского наместничества и Таврической области.

Известный русский историк Милюков отмечает и подчёркивает, что основная цель указа состояла именно в том, чтобы подтвердить для евреев равные с остальным населением присоединённых земель права.

Приводя это мнение Милюкова в своём очерке «Правовое положение евреев в России», напечатанном в «Книге о русском еврействе» (Н. Йорк, 1960 г.), знаток этого вопроса, сам еврей, А. Гольденвейзер, добавляет:

«но, вместе с тем, по специальному ходатайству, боявшихся еврейской конкуренции, московских купцов, в этом же указе было сказано, что евреи не имеют никакого права записываться в купечество во внутренние российские города и порты».

Этим дополнением к указу фактически было положено начало «черте оседлости», каковая являлась мерой не уравнительной, а ограничительной, просуществовавшей до самой революции 1917 года.

Правда, эта «черта» легко преступалась, ибо было не мало способов её перешагнуть, не вступая в конфликт с буквой закона, но всё же, она существовала и вызывала острое недовольство всех евреев, а также и значительной части общероссийской общественности.

Ограничения «черты оседлости» не распространялись на следующие категории евреев: евреев неиудейского вероисповедания (не обязательно православных); на евреев купцов первой гильдии (т.е. наиболее состоятельных); евреев, окончивших высшие учебные заведения; на дантистов, провизоров, фельдшеров, евреев-механиков, винокуров, пивоваров и, как сказано в указе, «вообще мастеров и ремесленников».

Кроме того, ограничения «черты оседлости» не распространялись также и на «приказчиков» евреев — купцов 1 гильдии.

Благодаря наличию этих многочисленных исключений и умелому их использованию евреями, к началу 20 столетия в России не было ни одного города без, более или менее, многочисленной еврейской колонии.

Причём, в этих колониях не было той многочисленной еврейской бедноты, которой было очень много в «черте оседлости».

Наличие богатейших еврейских колоний в Петербурге и Москве, строивших такие роскошные здания, как синагога в Москве — лучшее доказательство, что «черта» преступалась довольно легко.

Оставаясь не упразднённой, она имела значение не столько практическое, сколько психологическое, создавая и питая, среди евреев, антиправительственные настроения, находившие живой отклик, как в либеральной русской общественности, так и в печати всего мира.

Ко всему вышесказанному надо добавить и то, что всё больше и больше образованных евреев, относившихся индифферентно к вопросам религии, смотрели на перемену религии, как на маловажную формальность, выполнение которой освобождало их от всех ограничений, в том числе и в первую очередь — от ограничений «черты оседлости».

А потому, легко переходили в какую-либо христианскую религию, не обязательно в православие (в большинстве — в протестантские разветвления).

Даже в среду, наиболее замкнутую — офицерскую, всё больше и больше проникало евреев, сменивших свою иудейскую религию на одну из христианских.

А. Деникин в своей книге «Пути русского офицера» (Н. Йорк, 1955 г.) говорит, что в 1914 году в рядах русской армии были не только офицеры низшие, но и генералы, чисто еврейского происхождения.

То же самое сообщает в своих мемуарах и генерал Ген. штаба М. Грулев, еврей, достигший высших должностей и даже бывший кандидатом в военные министры Российской Империи.

Были евреи и среди воспитанников привилегированных военных учебных заведений, как, например, Кауфман, окончивший Пажеский Корпус.

Вскоре после указа 1791 года, носившего, как указано выше, характер для евреев уравнительный, но отнюдь не ограничительный, последовал и указ императора Александра 1 (1804 год), который говорит:

«все евреи могут быть принимаемы и обучаемы, без различия от других детей, во всех российских училищах, гимназиях и университетах».

Насколько известно, ни в одном государстве мира, в то время, не существовало такого или подобного правительственного распоряжения.

Ведь, по существу, это — ничто иное, как то равноправие или «десегрегация», за которое и сейчас, во второй половине 20-го столетия, ведётся ожесточенная борьба не только в отсталых странах, но и в передовых, демократических (США).

Причём, инициатива исходила сверху, от самодержавной монархической власти.

По чьей вине, и по каким причинам, впоследствии, через 80 с лишком лет, в 1887 году, в России была введена «процентная норма», ограничивающая число евреев в учебных заведениях — об этом более подробно будет сказано в дальнейшем изложении.

Но, что желание и стремление русского правительства приобщить евреев к общероссийской культуре, притом, без отказа от иудейства, существовало — это несомненно.

Однако, почему-то существовавшая и осуществлявшаяся больше 80 лет, «десегрегация» старательно замалчивается.

А просуществовавшая всего 27 лет (1887-1916 гг.) «процентная норма» выпячивается и подчёркивается, как доказательство «правительственного антисемитизма» в России.

* * *

Почти полтора столетия длилась жизнь еврейской этнической группы в границах Российской Империи: с 1772 года — первого «раздела» Польши — до 1917 года — провозглашения полного равноправия евреев в России.

За этот период правительством и отдельными его представителями было издано много «дополнений» и «разъяснений», имевших тенденцию и характер ограничительный, в отличие от первых двух, приведённых выше указов 1791 и 1804 г. г., имевших характер уравнительный, «десегрегационный».

Знаток этого вопроса, адвокат А. Гольденвейзер, в своём очерке «Правовое положение евреев в России» перечисляет все, действовавшие в России до начала первой мировой войны (1914 г.), ограничения для евреев (понимая под таковыми лиц иудейского вероисповедания и исключая евреев-христиан, на которых ограничения не распространялись).

Ограничения были в следующих областях:

1) право жительства и свободы передвижения;

2) приём в учебные заведения;

3) занятия торговлей и промышленностью;

4) поступление на государственную службу и участие в органах самоуправления;

5) порядок отбывания воинской повинности;

6) приём евреев в адвокатуру.

Рассмотрим все эти ограничения по порядку, указывая одновременно и их практические результаты.

1. Право жительства и свобода
передвижений. Черта оседлости.

О «черте оседлости» уже сказано выше, а потому повторять всё, что о ней сказано, нет смысла. Нас интересуют практические её результаты и во что вылились благие намерения русского правительства, желавшего уравнять евреев с окружающим населением.

Результаты эти, надо признать, были отрицательные. Многочисленные исключения из общего правила открыли настолько широкие возможности для обхода закона, что практически евреи не только богатые, но и просто состоятельные и предприимчивые, это ограничение легко избегали.

Приказчики евреев-купцов 1 гильдии могли жить повсеместно, а их число не было законом ограничено. Винокуры, механики, мастера, ремесленники — то же самое.

Страдала от «черты оседлости» только еврейская беднота, не имевшая возможности использовать все возможности для обхода закона.

Магнаты сахарной промышленности, железнодорожного строительства, мукомольного и лесного дела, пароходства, банкового дела, торговли чаем, добычи золота — евреи, не меняя религии, пользовались всеми правами и на них «черта оседлости» не распространялась.

А они, согласно букве закона, могли иметь и «приказчиков», и «мастеров», и «винокуров», разумеется, с их многочисленными семьями.

Поляковы, Златопольские, Высоцкие — в Москве; Рубинштейны, Гинзбурги — в Петербурге; Бродские, Марголины, Добрые, Гинсбурги, Ширманы, Зороховичи — в Киеве жили в особняках и дворцах, хотя по паспортам и числились русскими подданными «иудейского вероисповедания».

А на принадлежащих им предприятиях работали русские, нередко, в таких невыносимо тяжёлых условиях, которые вызывали недовольство и бунты рабочих, жестоко подавлявшиеся русским правительством.

Вся дореволюционная Россия была взволнована и возмущена известием о кровавом подавлении забастовки рабочих на Ленских золотых приисках в Сибири в 1912 году.

Забастовка эта была вызвана бесчеловечной эксплуатацией рабочих и требованием администрации приисков, чтобы рабочие снабжались в приисковых продуктовых магазинах, в которых и качество, и цены продуктов совершенно произвольно определялись администрацией.

Частная торговля на территории приисков не допускалась. Когда рабочие, доведённые до отчаяния, отказались покупать в приисковых магазинах недоброкачественные продукты по вздутой цене, а также получать часть заработка не наличными, а бонами на продукты из тех же магазинов, администрация усмотрела в этом бунт.

Бунт был подавлен, причём, было много убитых и раненых рабочих, оказавших сопротивление войскам. Немало пострадало и чинов полиции, и солдат при усмирении бунта.

В связи с этим, по всей России прокатилась волна демонстраций против действий правительства, в особенности, в высших учебных заведениях, где «Ленские события» отмечались традиционно из года в год митингами и забастовками.

Но, никогда и нигде не было сказано ни слова осуждения одному из главных акционеров «Ленских приисков» — Гинсбургу, который, во время подавления бунта, пребывал в своём особняке-дворце в Петербурге (на Морской улице), и от которого зависело изменение условий, вызвавших этот бунт.

Приведенный случай — далеко не единичный, когда русское правительство оружием подавляло забастовки русских рабочих на еврейских предприятиях, где распоряжались «приказчики» владельца «иудейского вероисповедания», сами — тоже евреи.

Правительство стояло на страже законности и порядка, не входя в рассмотрение вопроса, что вызвало беспорядки и от кого зависело создать такие условия труда, чтобы для беспорядков не было причин.

Но и русское общественное мнение, и мировое, виновником всего всегда считало только правительство и широко раздувало всякий случай, когда органы власти были вынуждаемы обстановкой прибегнуть к оружию.

2. Прием в учебные заведения.
Процентная норма.

Либеральный указ 1804 года о допущении евреев во все учебные заведения России не только не вызвал энтузиазма среди евреев, но и натолкнулся на ожесточённое противодействие всего русского еврейства.

Не без основания опасаясь, что светское образование может отвлечь евреев от религии и предписаний Талмуда, раввины и еврейские общины-«кагалы» строго осуждали самую мысль о возможности и допустимости для правоверного еврея светского образования, считая это грехом, и всячески противились поступлению евреев в светские учебные заведения.

Существовавшие еврейские школы «хедеры» с их учителями — «меламедами» — начётчиками Талмуда — и школы высшей ступени — «эшиботы», по мнению раввинов и «кагалов», были совершенно достаточны.

Школы же светские, даже с преподаванием на еврейском языке, нарушали веками установившийся быт замкнутого круга расово-религиозных общин-«кагалов», руководимых раввинами, которые понимали, насколько может быть опасно для их авторитета это новшество.

Пока евреи жили строго изолированными от окружающего мира своими общинами, основанными на единстве не только религии, но и расы и крови, до тех пор раввины и общины могли быть спокойны, что еврей останется верен религии и Талмуду и слово раввина будет для него закон.

И в начале еврейство ответило на разрешение — призыв русского правительства приобщиться к русской культуре не только молчанием, но и пассивным сопротивлением. Учиться в светские школы евреи не шли.

И не только учиться в школах, но даже изучать язык того государства, подданными которого они были, считалось занятием нечестивым и грехом.

Каждое новое слово иностранного языка, усвоенное евреем, неизбежно должно было вытеснять одно еврейское слово, ибо Иегова определил точно количество слов, которое должен и может знать еврей. — Так поучали приверженцы старины в еврейских массах.

Древнееврейский язык, язык священного писания, знали только немногие, специально его изучавшие. В быту же, массы пользовались языком, который теперь называется «идиш», а до начала 20 века назывался «жаргон».

Вот, что пишет по этому вопросу, почитаемый всеми евреями, культурно-просветительный деятель еврейства первой половины 19 столетия Исаак Беер Левинсон, родившийся в 1788 году и скончавшийся в 1860 году, всю свою жизнь боровшийся за приобщение еврейства к светскому образованию:

«жаргон не есть язык, а безобразная смесь изуродованных, исковерканных библейских, русских, польских, немецких и др. слов; это — удивительная смесь разных наречий, по бедности и необработанности своей непригодная для выражения тонких чувств и абстрактной серьёзной мысли. К чему нам эта тарабарщина? Говорите или на чистом немецком, или на русском языке».

Ссылками на Талмуд и на историю, Левинсон доказывает, что евреи говорили обыкновенно на языке того народа, среди которого они жили.

Он приводит целый ряд имён великих еврейских учёных, которые не только изучали иностранные языки, но и писали на них свои сочинения.

Философ Филон, Иосиф Флавий, Саадий Гаон, Иегуда Галеви, Маймонид, Бахья-Ибн-Пекуда — эти столпы еврейской богословской литературы писали свои произведения, как философские, так и религиозные, на греческом, арабском, испанском и итальянском языках, в зависимости от того, в какой стране они жили.

Приведённые выше мысли Левинсона были написаны в начале 19 столетия, когда евреи только начали приобщаться к светскому образованию и культуре отдельных европейских народов.

Теперь, через полтора столетия, перечисление евреев, писавших и пишущих свои произведения на языках тех народов, среди которых они живут, заняло бы целые страницы.

По-немецки писали Гейне, Маркс, Лассаль, Вассерман, Шнитцлер, Эйнштейн, Фейхтвангер и многие другие. Но это не значит, что они — немцы.

Немало евреев писало свои произведения и по-английски, начиная с Давида Рикардо и кончая нынешним американским драматургом Артуром Миллером.

По-французски писали Бергсон, Жиль Ромэн, Андре Моруа, Адольф Кремье и много других.

Георг Брандес писал по-шведски. Ламброзо — по-итальянски. Моше Пияде (Михаил Поробич) писал по-сербски. Анна Паукер — по-румынски, Сланский — по-чешски, Ракоши — по-венгерски. Но все они были евреи.

Но больше всего было евреев, писавших и пишущих свои произведения по-русски, как под своими еврейскими именами, так и прикрываясь чисто русскими псевдонимами, вроде «Кольцов», «Никулин», «Рязанов»... «Алданов», «Седых»...

Марк Слоним, русский еврей, которого многие считают знатоком русской литературы и который много пишет и читает лекции о русской литературе, в своём очерке «Писатели-евреи в русской литературе», напечатанном в сборнике «Еврейский Мир»[2], пишет следующие строки:

«Никакой особой “русско-еврейской” литературы в Советском Союзе нет и быть не может. Для историка и исследователя искусства может возникнуть только один вопрос: какое влияние оказали писатели-евреи на русскую литературу? В какой мере они принесли в неё свой собственный дух и оригинальные темы?»...

В зависимости от этой степени влияния и внесения в русскую литературу своей еврейской тематики и «духа», Марк Слоним делит евреев, писавших на русском языке, на три категории:

I. В первую категорию Слоним зачисляет еврейских писателей и поэтов, писавших свои произведения на русском языке, настолько ассимилировавшихся, что М. Слоним не замечает в их произведениях «еврейского духа» и в своём очерке приводит слова критика Львова-Рогачевского, назвавшего эту категорию «евреями лишь по паспорту», соглашаясь с этим определением.

«Ничего специфически еврейского — ни по духу ни по теме своего творчества», по мнению М. Слонима, в произведениях этих писателей нет.

Некоторые писатели из этой категории «скрыли своё настоящее имя под псевдонимом и даже в автобиографиях своих не указывают, что они — евреи», — говорит М. Слоним.

К этой категории Слоним причисляет Пастернака, Мандельштама, Веру Инбер, Ефрема Зозулю, Никулина, Лидина, Кирсанова, Лифшица, Маршака и множество других.

II. Вторую категорию составляют авторы, у которых, как говорит М. Слоним, «несмотря на их совершенно очевидное растворение в русской стихии, прорываются иногда еврейские темы и мотивы».

Эта категория своего еврейского происхождения не скрывает, а иногда его даже выпячивает и подчёркивает. Эренбург, например, свою автобиографию начинает словами: «Родился в 1891 году. Иудей».

Елизавета Полонская в одном из своих стихотворений говорит: «то кровь моя в жилах твоих поёт, чужим языком говорит»... (при встрече поэтессы с еврейкой-нищей, узнавшей в ней еврейку).

Во вторую категорию, кроме Эренбурга и Полонской, Слоним зачисляет также Андрея Соболя, Лунца.

III. К третьей категории М. Слоним причисляет тех евреев-писателей, которые почти исключительно пишут на еврейские темы.

Во главе этой категории стоит Исаак Бабель, о котором Слоним пишет, что он, Бабель, «один из так часто встречающихся в действительности тип еврея-коммуниста, фанатически верившего в учение Ленина и странным образом сочетавшего заветы Библии или Талмуда с требованиями и доктриной коммунистической церкви».

Кроме Бабеля, в эту категорию можно включить Козакова, Бройде, Бергельсона, Хаита и много других евреев-писателей, из которых многие писали не только на русском, но и на еврейском языке.

По этому же вопросу — вопросу о существовании «русско-еврейской» литературы, высказывается и Ю. Марголин, журналист, статьи которого часто появляются на страницах периодической печати, выходящей на русском языке в эмиграции.

В газете «Новое Русское Слово» от 11 января 1962 г. Марголин написал следующее: «Бабель — еврейский писатель эпохи крушения. К русской литературе он относится, как перстень с дорогим камнем на пальце.

Перстенёк можно снять, отложить на 20 лет и снова одеть — он не составляет части тела. В еврейскую литературу своего времени он входит органически — всем смыслом, всей патетикой и тематикой своего писательства.

Еврейская литература вообще многоязычна: греческий язык Иосифа Флавия и Деяний Апостольских, арабский язык Маймонида, латынь Спинозы и немецкий язык Гейне — всё это ответвления от одного ствола».

О еврейской литературе, к каковой, как изложено выше, сами евреи относят всё написанное лицами еврейской расы на самых различных языках в разные времена и эпохи, известный историк этой литературы С. Л. Цинберг пишет:

«в еврейской литературе отдельная личность была всегда подчинена коллективу и растворена в нём: все духовные богатства, создающиеся и собираемые в народе, принадлежат всему народу. Они носят только его имя, они знают только одного творца — это весь еврейский народ[3]».

Еврейская литература на русском языке проявилась только тогда, когда значительное число евреев, использовавши возможности, предоставленные евреям десегрегационной политикой русского правительства, выучили русский язык, получивши образование в русских учебных заведениях.

Произошло это только в последней четверти 19 столетия, а, к началу нынешнего века, число евреев, включившихся в русскую литературу и культурную жизнь, возросло чрезвычайно.

Включение же это было не слияние, растворение, ассимиляция до конца, подобно химическому соединению разнородных элементов, а только механическая смесь или, по меткому определению Ю. Марголина, «перстни с дорогим камнем», надетые на пальцы чужеродного тела.

«Перстней» этих становилось всё больше и больше, особенно в областях журналистки, публицистики, критики, в адвокатуре...

Явление это не осталось незамеченным. И с 80-х годов прошлого столетия русское правительство, которое в начале столетия так широко открыло для своих подданных евреев двери всех учебных заведений, стало на путь ограничений, о которых так много и часто пишется теперь, забывая тот, больше чем восьмидесятилетний, период, когда не только не было никаких ограничений (1804-1888 гг.), но русское правительство всячески содействовало приобщению евреев к общерусской культуре, путём получения образования в русских учебных заведениях.

Преимущества светского образования и сопряжённые с ним открывавшиеся возможности материального преуспевания были настолько очевидны и сильны, что значительная часть евреев, не считаясь с неудовольствием раввинов, устремилась в русские учебные заведения.

Процесс приобщения евреев к числу российских подданных, окончивших средние и высшие учебные заведения России, стремительно и неуклонно рос.

И, к середине 80-х годов, одна треть всех студентов университетов Харьковского и Новороссийского (Одесского), обучавшихся на медицинском и юридическом факультетах, были евреи.

Получивши дипломы средних и высших учебных заведений России, евреи, тем самым, проникали в среду российской интеллигенции, особенно в свободные профессии: врачи, адвокаты, журналисты, и начали, всё больше и больше, оказывать влияние и на всю культурную жизнь России.

Но это не была, как указано выше, та ассимиляция, к которой стремилось русское правительство, содействуя и поощряя обучение евреев в светских учебных заведениях, в надежде приобщить их к русской культуре и «переварить их в общероссийском котле», как это происходит сейчас в США со всеми этническими группами граждан США, где постепенно создаётся «американская нация» и «американский патриотизм», путём не только образования на государственном английском языке, но и смешанных браков, одного быта, общности интересов материальных и политических.

Ничего этого в России не было. Еврей, несмотря на окончание русского учебного заведения, на замену традиционного «лапсердака» обыкновенной одеждой, на то, что он срезал «пейсы», покинул замкнутый круг еврейской общины-«кагала», перешагнул «черту оседлости» и даже (иногда) переменил религию и получил все без исключения права, наравне с остальным населением — он, всё же, оставался, прежде всего, евреем.

Со своей, еврейской, точки зрения он оценивал все события, прежде всего, имея в виду их полезность и выгодность для еврейства. Не только многомиллионного еврейства России, но и всего еврейства диаспоры. Это не значит, что они не были лояльными гражданами России.

Но им было чуждо и непонятно то чувство, которое свойственно и присуще тем, кто корнями своими уходил в далёкое прошлое своего народа, а своё будущее видел неразрывно связанным с будущностью своего народа и государства, созданного их предками — России.

У евреев же, и прошлое, и будущее было связано не с Россией и русским народом, а с еврейством всего мира, его прошлым и его будущим.

Россия для них была только временный этап их тысячелетнего пребывания в изгнании, как когда-то были Римская Империя, Испания, Западная Европа.

Как не стали они римлянами, греками, испанцами, немцами — так не стали они и русскими, хотя и изучили русский язык, и сами стремились принимать живейшее участие в общественной и политической жизни России.

Стремление это находило всемерную поддержку среди русских культурных людей, особенно, передовой и либеральной интеллигенции.

И евреи приобщались к русской культурной жизни, как равноправные и даже желанные члены всевозможных обществ и профессиональных объединений, и культурных начинаний.

Но, при этом, они сохраняли и свято оберегали то, что проф. Лурье называет «внутренним обликом еврея», присущим только евреям, в какую бы эпоху и в какой бы стране они ни жили и на каком бы языке ни говорили.

Этот «внутренний облик», отличающий еврея ото всех других народов, племён, рас, сами евреи не замечали или не хотели замечать, а тем менее, о нём говорить и писать.

А не-евреи, принявшие евреев в свою среду, самую мысль о возможности обсуждения и наличия этого «внутреннего облика» считали проявлением «юдофобии» или «антисемитизма».

Но, подспудно и невысказанно, уже с 80-х годов прошлого столетия, начинал ощущаться известный конфликт между вошедшими в русскую культурную жизнь евреями и русской интеллигенцией, уходящей своими корнями в далёкое прошлое русского народа.

Это не была «юдофобия» или агрессивный «антисемитизм» — в массе своей русская интеллигенция — культурный слой — его не знала и не одобряла.

Но это было невысказанное и неформулированное признание, что десегрегационная и ассимиляционная политика не увенчалась успехом, несмотря на то, что огромный процент евреев внешне полностью стал схож с не-евреями, русскими подданными.

Заполняя собой ряды свободных профессий, куда евреи и стремились сами, не только потому, что другие профессии были для них закрыты или затруднены, но и по своему врождённому отталкиванию от чисто чиновничьей, бюрократической деятельности — они вносили с собой и своё специфическое еврейское, чуждое и малопонятное для окружающей среды.

Начали раздаваться, правда, очень робкие, голоса о «еврейском духе» в свободных профессиях, прежде всего, в адвокатуре и газетном деле.

Всё это создало предпосылки для пересмотра русским правительством правильности и целесообразности политики в еврейском вопросе.

Начиная с 80-х годов прошлого столетия, правительство пошло по пути разного рода ограничений для лиц иудейского вероисповедания в разных областях жизни и хозяйственной и культурной деятельности, в частности, в вопросе обучения в учебных заведениях, не только государственных, но и частных.

Ограничения эти в русской общественности были встречены крайне отрицательно (кроме сравнительно небольшой части, настроенной консервативно, юдофобски), а у всех евреев вообще породили резко антиправительственные настроения и толкнули их в оппозиционные и революционные группировки и организации.

Так закончился «ассимиляционный» период истории евреев в России, который евреями был полностью использован для создания многочисленных кадров интеллигенции еврейского происхождения, неразрывно связанного с еврейской религией и признанием себя «избранным народом», что препятствовало слиянию с народом русским и его культурой.

Насколько многочисленны были эти кадры можно судить по данным о числе студентов-евреев, по окончании университетов, пополнявших эти кадры.

По данным «Книги о русском еврействе» (Нью-Йорк, 1960 год) в 1886 году на медицинском факультете Харьковского университета было 41,5% евреев; а в Одессе на медицинском — 30,7%, а на юридическом — 41,2%.

Окончившие университет вливались в ряды российской интеллигенции, внося в неё немало и своего, специфично еврейского, свойственного этой древней расе, сумевшей сохранить свою чистоту на протяжении тысячелетий рассеяния.

Считая это нежелательным и наблюдая неуспех своей ассимиляционной политики, Российское Правительство вводит в 1887 году, так называемую, «процентную норму», которая заключалась в том, что к приёму в учебные заведения (средние и высшие) допускался только известный процент лиц иудейского вероисповедания, а именно — в «черте оседлости» — 10%; вне «черты» — 5%, в Петербурге и Москве — всего 3%.

Это вызвало взрыв негодования у всего еврейства и окончательно толкнуло его в ряды противников режима. Резко отрицательно отнеслась к этому и либеральная общероссийская общественность.

Однако, «процентная норма» существенного изменения процента евреев, получающих среднее и высшее образование, не внесла. Нашлось много путей и возможностей обходить закон.

Одни переходили в лютеранство и, по букве закона, переставали считаться евреями; другие кончали учебные заведения за границей и возвращались в Россию; третьи сдавали экзамены «экстерном»; четвёртые получали образование в учебных заведениях, на которые «процентная норма» не распространялась (коммерческие училища и ряд частных средних и высших учебных заведений).

По данным «Книги о русском еврействе», в 1912 году в Киевском Коммерческом Институте было 1875 студентов-евреев; а в Психо-Неврологическом Институте в Петербурге, как сообщает вышеупомянутая книга, среди студентов были «тысячи евреев».

И, в конечном результате, за 30 лет существования «процентной нормы» (1887-1917 гг.) процент студентов-евреев (т. е. не перешедших в другую религию и оставшихся в иудаизме) изменился очень мало.

В 1887 году средний процент для всей России был 14,5%, а в 1917 — 12,1%.[4]

В эти цифры следует внести только один корректив: число студентов-евреев по племенному признаку и расе, но не иудейского вероисповедания.

Таковых в 1887 году было значительно меньше, чем в 1917. Точных данных о количестве их не имеется, но общеизвестно, что их было немало.

Принявши во внимание этот корректив, без боязни сделать крупную ошибку, можно сказать, что введение «процентной нормы» процент студентов-евреев в русских учебных заведениях не изменило, а только заморозило на уровне 1887 года.

Особенно остро чувствовалась «процентная норма» на Украине, где, к 1917 году, жило 2 500 000 евреев или 41 % всех евреев — российских подданных.

Но всё же, «процентную норму» удавалось разными путями обходить, главным образом, путём создания частных учебных заведений, при поддержке еврейского капитала. Кроме того, было множество чисто еврейских частных школ, находившихся в руках еврейских общин.

В них получала образование еврейская молодёжь, не попавшая в русские учебные заведения. Об огромной деятельности этого рода учебных заведений весьма подробно и документировано сообщается в отдельной главе «Книги о русском еврействе».

В той же книге, на стр. 360, мы находим следующие строки: «ещё в июне 1914 года был опубликован закон о частных учебных заведениях, не пользовавшихся правами правительственных.

Закон обеспечивал народностям свободу в выборе языка для преподавания, что открывало широкие возможности для развития еврейского образования на «идиш» и древнееврейском языке».

* * *

Зная всё вышеизложенное, теряют всякую убедительность весьма распространённые во всём мире голословные утверждения, что в дореволюционной России «евреям был закрыт доступ к образованию».

Больше 12% евреев в высших учебных заведениях в то время, как они составляли меньше 4% всего населения России, и, вдобавок, ничем не ограниченная возможность открывать учебные заведения с преподаванием на еврейском языке — неопровержимо доказывают, каково было истинное положение в вопросе возможности для евреев получать образование в России.

Здесь небезынтересно обратить внимание на то, что именно выходцы из России в новосозданном государстве Израиль составляют подавляющее большинство интеллигенции, министров и политических деятелей, получивших своё образование в той самой России, где «евреям был закрыт доступ к образованию».

Не будь всех этих полтавских, одесских, киевских бывших гимназистов, реалистов и студентов, Израиль оказался бы перед почти полным отсутствием кадров для создания всего аппарата власти во вновь создаваемом государстве.

* * *

В заключение описания вопроса получения образования евреями в дореволюционной России и, открывавшимися перед ними для этого широчайшими возможностями, не боясь повторений, следует ещё раз сказать следующее: полученное в русских учебных заведениях образование открыло перед евреями самые широкие возможности для проникновения в ряды русской интеллигенции и слияния с ней, тем более, что отношение к евреям этой самой русской интеллигенции было весьма дружелюбное.

И проникновение, самое глубокое (кроме административного аппарата и военной среды) во все круги культурного слоя России шло непрерывно. Но к слиянию не приводило. И не по вине русской интеллигенции и вообще культурной части русской общественности.

Причину надо искать во врождённом у евреев стремлении к самоизоляции от народов, среди которых им приходилось жить на своём историческом пути.

Надо полагать, что это есть результат тысячелетнего религиозного воспитания, внушавшего, что евреи — «избранный народ», рассеянный только временно, до того часа, когда он соберётся опять в «Земле Обетованной».

Все страны, где они живут — это не родина, а только место временного пребывания. Настоящая же родина — это «Земля Обетованная».

Из веры и непоколебимого убеждения в свою «избранность», логически неизбежно вытекает сознание своего превосходства над другими народами, нежелание с ними смешиваться и, как следствие этого нежелания, то самоограничение, которое характерно для евреев даже живущих среди тех народов, которые никаких ограничений для слияния с евреями не ставят.

В дореволюционной России, особенно на Украине, эти самоограничительные тенденции евреев проявлялись особенно отчётливо и делали их чужеродным телом среди массы украинско-русского населения.

3. Занятия торговлей
и промышленностью.

По ст. 791, т. IX, Свода законов Российской империи евреи ремесленники, купцы и мещане «пользуются в местах для постоянного жительства им назначенных, всеми правами и преимуществами, предоставленными другим русским подданным одинакового с ними состояния, поколику сие не противно особым правилам о евреях».

Это «особое правило» для всех евреев, кроме купцов 1 гильдии (т.е. наиболее зажиточных) делало невозможным занятие торговлей и промышленностью вне «черты оседлости».

Исключение делалось для евреев-ремесленников, каковым разрешалась торговля вне «черты оседлости», но «только предметами собственного изделия».

Наличие этих двух ограничений лишало возможности многочисленных бедных евреев, поколениями живших и кормивших семью своей посредническо-факторской деятельностью, заняться этой деятельностью вне «черты оседлости», заняться ею на свой риск и страх, а не в качестве служащего — «приказчика» еврея — купца 1 гильдии.

Вопрос о праве ремесленников торговать предметами собственного изделия не был достаточно уточнён и допускал как расширительное, так и ограничительное толкование, что вело к возможности разных злоупотреблений со стороны представителей власти на местах.

В связи с этим, было множество «разъяснений» Сената, нередко противоречащих одно другому.

Так например, в одном решении Сенат признал законной для еврея-часовщика торговлю часами, составные части которых были чужого изделия, но собраны им самим.

В другом решении торговля мукой булочником-евреем была признана незаконной, со всеми вытекающими из сего последствиями, предусмотренными Ст. 1.171. Уложения о наказаниях 1845 года (конфискация товаров и немедленная высылка из тех мест).

Все эти ограничения теми или иными путями обходились и находились лазейки и способы их избежать, иногда легально, а, большей частью, полулегально или совсем нелегально, благодаря возможности толкования в смысле расширительном или ограниченном отдельными представителями власти.

Но еврейскую бедноту такие ограничения раздражали, лишали возможности привычным способом зарабатывать на себя и семью и толкали её в ряды противников режима.

Были ли эти ограничения целесообразны и соответствовали ли они интересам общегосударственным — об этом существуют разные мнения.

Многие министры финансов, например, Витте и другие, были противниками этих ограничений, исходя из соображений, что надо же дать возможность евреям, путём торговли, прокормить себя.

4. Государственная служба.
Самоуправление.

«Различие вероисповедания или племени — гласил закон — не препятствует определению на службу, если желающие вступить в оную имеют на сие право... Евреи, имеющие учёные степени, допускаются на службу по всем ведомствам. (Диплом 1 степени Ун-та приравнивался к учёной степени)...

Лица из евреев, поступающие на государственную службу, приводятся к присяге на верность службе порядком, предписанным для них в Уставе духовных дел инославных исповеданий».

Так гласили русские законы, написанные в тот «ассимиляционный» период, когда русское правительство стремилось к «слиянию евреев с коренным населением», в частности, путём привлечения еврейской молодёжи в русскую школу, и боролось с «обособленностью» евреев — своих подданных.

Как видно из текста закона, евреям были предоставлены самые широкие возможности... Но тогда, вплоть до 70-х годов не было евреев соответствующих квалификаций.

До конца 50-х и начала 60-х годов евреи, окончившие русские университеты, исчислялись буквально, если не единицами, то десятками.

Массовый наплыв евреев в университеты начался только в конце 60-х и начале 70-х годов, после великих реформ императора Александра II.

Но вскоре осозналось, что университетский диплом еврея отнюдь не значит, что он твёрдо стал на путь «сличения с коренным населением», к чему стремилось правительство.

По своему «внутреннему облику» он оставался, прежде всего, евреем, несмотря на мундир государственного чиновника, отличное знание грамматики русского языка и всех тонкостей русского законодательства.

В русскую культуру евреи врастали, но отнюдь с ней не только не сливались, но даже и не срастались.

Национальные интересы России, в широком и глубоком значении этого слова, были им чужды и непонятны.

Осознавши это, русское правительство, в вопросе пребывания евреев на государственной службе, главным образом, в судебном ведомстве, куда устремлялись евреи с юридическим образованием, прибегло к следующему методу.

С конца 70-х годов евреев перестали назначать на должности, а евреев, уже занимающих должности, не увольняя, продолжали держать на этих должностях без всякой надежды на повышение.

Это приводило евреев к разочарованию в государственной службе, и они сами, добровольно, переходили в открытую для них свободную профессию — адвокатуру.

Только немногие единицы задержались на государственной службе, как, например, действительный статский советник Тейтель и тайный советник Гальперн, дожившие в этих чинах до революции 1917 года.

В другие области государственной службы евреи и сами не стремились, кроме евреев-врачей, число которых в военном ведомстве было весьма значительно и никаких ограничений для их поступления, в качестве военных врачей, равно, как и заметных затруднений в их служебной карьере, не существовало.

В адвокатуре, хотя профессии и свободной, но тесно связанной с судебным ведомством, до 1889 года никаких ограничений для зачисления евреев в сословие присяжных поверенных не существовало. И число адвокатов-евреев стремительно росло.

При этом, евреи вносили с собой и немало своего специфически еврейского, что не оставалось незамеченным и вызывало известную реакцию, как некоторых кругов русского общества, так и правительства.

И с 4 ноября 1889 года для зачисления евреев в присяжные поверенные требовалось, в каждом индивидуальном случае, разрешение министра юстиции. (Это относилось только к присяжным поверенным и не распространялось на евреев — помощников присяжных поверенных).

Разрешения эти давались с большими затруднениями и тем ограничивалось число полноправных присяжных поверенных (адвокатов) евреев.

А с 1912 года ограничение для присяжных поверенных, введённое в 1889 году, было распространено и на их помощников-евреев. (Как в первом, так и во втором случаях ограничения распространялось только на евреев иудейского вероисповедания и не касались евреев других вероисповеданий).

В том же 1912 году, при введении местного выборного суда — мировых и волостных судей — было указано, что евреи на эти должности выбираемы быть не могут.

Не допускались лица иудейского вероисповедания и на преподавательские должности в средних учебных заведениях.

К доцентуре и кафедрам в высших учебных заведениях их допускали, но только в редких случаях; но для евреев неиудейского вероисповедания никаких ограничений и препятствий не было.

Так, например, даже начальник Военно-Хирургической Академии в Петербурге в начале нынешнего столетия был по крови еврей, что вызвало затруднения при зачислении его сына в Павловское военное училище.

Здесь уместно будет пояснить, что государственная служба была двоякого рода: служба на должностях, дававшая чины и пенсию, и служба по найму, ничем не отличавшаяся от службы у частных лиц и предприятий.

В большинстве случаев, евреи, состоявшие на государственной службе, были на службе по найму.

На высшие административные посты евреи не назначались, но это, опять-таки, относится только к лицам иудейского вероисповедания.

Участие в самоуправлении.

Весь «ассимиляционный период» русское законодательство о самоуправлении, городском и земском, не знало ограничений для евреев.

Но, в конце 80-х годов, вскоре после введения «процентной норм», были введены ограничения для евреев и в праве участия в самоуправлении: земском и городском.

Евреи перестали допускаться к участию в земских собраниях и избирательных съездах. (Но это не относилось к многочисленным земским служащим по найму, в частности, к врачам).

Участие в городском самоуправлении было ограничено известным процентом для гласных городских дум (не больше одной трети общего числа гласных), а на должность городского головы евреи вообще не могли быть избираемы.

Но, в то же время, никаких ограничений для выборов евреев в члены Государственной Думы и Государственного Совета не существовало и евреи-депутаты были во всех четырёх Государственных Думах, а один еврей, Вейнштейн, был даже членом Государственного Совета по выборам и принимал участие в его заседаниях, наряду с высшими сановниками Российской империи.

Воинская повинность.

За всё время своего пребывания на территории Речи Посполитой Польской, евреи воинской повинности не несли, ни в мирное время, ни во времена войны.

Вместо прямого участия в обороне страны, они платили особый налог, освобождавший их от службы в войсках.

Не призывались они и в войска России, после того, как стали её подданными. Рекрутская повинность, обязательная для всех «податных» сословий (мещан, ремесленников, купцов) заменялась для евреев особым денежным сбором, взимаемым с еврейских общин-«кагалов» — мест постоянного жительства евреев.

Но, в 1827 году этот порядок был изменён. Именным указом императора Николая 1 для евреев были введены правила об отбывании рекрутской повинности натурой.

Кого сдать в рекруты, предоставлялось решить евреям самим, т.е. их общинам. Правительство требовало только определённое число взрослых, совершеннолетних мужчин, физически здоровых и не старше 25 лет.

Кто совершеннолетний — решали раввины. По еврейскому закону, совершеннолетие считалось по достижении мальчиком 13 лет и совершения над ним соответствующего религиозного обряда.

Кроме того, еврейским общинам было предоставлено право сдавать в рекруты («представлять за себя») пойманных беспаспортных «единоверцев их».

Отсутствие прямого указания, кого надлежит считать совершеннолетним, равно, как и предоставление права общинам самим решать, кого сдать в рекруты, открыло широкие возможности для всякого рода злоупотреблений.

Вся тяжесть рекрутчины падала, главным образом, на беднейшую часть еврейства, не имевшую ни связей и протекций, ни средств для найма заместителя.

На «совершеннолетие» тщедушного мальчика, явно неспособного к несению тяжёлой солдатской службы, правительство смотрело сквозь пальцы и на это обстоятельство не обращало внимания. Главное — чтобы было поставлено причитающееся число рекрутов.

Надо полагать, это делалось сознательно, в надежде, что еврейского ребёнка, оторванного от родной среды, легче привести к «слиянию с коренным населением», что, в большинстве случаев, и происходило с теми мальчиками-солдатами, которые не погибали от разных детских болезней.

Как неспособных носить оружие и, в то же время, в большинстве, весьма музыкальных от природы, их определяли в музыкантские команды, где их обучали русскому языку и переводили в православие, не спрашивая их согласия.

Или же определяли в специальные школы, где они быстро «обрусевали» и, в дальнейшем, несли военную службу, не испытывая никаких ограничений, как евреи по происхождению, ибо в России ограничения существовали только по признаку религиозному, а не племенному и расовому.

Это были, так называемые, «кантонисты», многие из которых сделали неплохую карьеру, как на военной, так и на гражданской службе. Вступая в брак с русскими, они полностью обрусевали и для еврейства были потеряны.

Этот жестокий метод проведения ассимиляционной политики просуществовал больше четверти столетия и был отменён только в 1856 году.

Ощутительных результатов для ассимиляции всей еврейской массы он не дал: в «кантонисты» попадал только весьма незначительный процент еврейских мальчиков.

С введением в России всеобщей воинской повинности все евреи, достигшие 21 года, должны были отбывать её на общих основаниях и никаких замен не допускалось.

С другой стороны, при несении военной службы, стало применяться к евреям всё больше и больше ограничений: недопущение их на даже низшие командные должности, не говоря уже о производстве в офицеры, запрещение назначать евреев-солдат в писари, интендантство, санитарную часть, в пограничную стражу...

Все эти ограничения только усугубляли и без того отрицательное отношение евреев к военной службе и они старались всячески от неё освободиться, нередко исчезая за границу, когда приходил срок явки в Воинское Присутствие.

Правительство на это реагировало наложением денежного штрафа на семью уклонившегося от призыва, что цели не достигало, но только вызывало критику не только в еврейских кругах, но и среди широких кругов русской общественности.

Выход из этого положения некоторые политические деятели дореволюционной России видели в возвращении к тем временам, когда евреи не несли военной службы, а облагались специальным за это налогом.

Вопрос этот оживлённо дебатировался в соответствующих кругах в период между первой революцией 1905 года и кануном первой мировой войны, но решения никакого принято не было, а все ограничения для евреев, при прохождении военной службы, остались в силе.

И когда наступила мировая война, у сотен тысяч русских солдат-евреев, хорошо осведомлённых о положении своих единоплеменников в армиях неприятеля, особенно в Австрийской, не могли не возникнуть мысли и сравнения, которые мало способствовали их патриотическому подъёму и боевому духу.

Ни отрицать это, ни замалчивать не приходится.

Кроме перечисленных выше мероприятий русского правительства, как ассимиляционно-уравнительного, десегрегационного характера, так и характера ограничительного, в заключение можно упомянуть и ещё одно распоряжение русского правительства, взволновавшее, в своё время, всех «русских подданных иудейского вероисповедания».

В начале 19 века евреи-мужчины носили долгополые, до пят, халаты-кафтаны, каковые были чем-то, вроде национального костюма евреев того времени.

Император Николай 1, любивший вообще порядок и форму, ввёл таковую и для евреев, предписавши и точно определивши, какой длины могут быть их халаты-кафтаны.

Конечно, приказ должен был быть исполнен и евреи обрезали длинные фалды своей верхней одежды. Так создалась та верхняя одежда евреев, которая, до 1917 года, называлась «лапсердак».

Но «пейсы» — локоны на висках, которые носили евреи, остались неприкосновенными до самой революции 1917 года. Их носило подавляющее большинство евреев «черты оседлости», кроме незначительного числа евреев, отошедших от старых еврейских обычаев.

Результаты и итоги ассимиляционной
и ограничительной политики

Вначале двадцатого столетия, в годы, предшествовавшие первой мировой войне, уже отчётливо выявились результаты той политики, которую вело русское правительство в «еврейском вопросе».

Кратко можно сказать, что ни длительный период стремления «слить евреев с коренным населением» мерами поощрительными и десегрегационными, ни значительно более короткий период разных ограничений, успеха не имели и желаемых результатов не принесли.

Русскими патриотами, в том высоком смысле этого слова, как оно понимается во всём мире, патриотами, о которых римляне говорили, что для них «дулце ет докорум эст про патрия мори» (сладостно и почётно умереть за родину) — евреи не стали, кроме немногочисленных и редких исключений.

Это и неудивительно. Ведь, родина для всех евреев всего мира не страна, в которой они родились, а «Земля Обетованная», мечтой о возвращении в которую они жили всё время своего пребывания в рассеянии. Так их учили с младенческих лет и в семье, и в «хедерах», и во всём быту еврейских общин.

Отказаться от этой мечты для правоверного еврея (особенно тех времён) было равносильно отказу от религии своих предков. А это влекло за собой всеобщее презрение всего еврейства.

Сменившего религию оплакивали, как умершего, что не так редко можно было наблюдать в «черте оседлости», когда еврей или еврейка «выкрещивались».

Плач и рыдания, посыпание пеплом главу, стоны и причитания неслись из того еврейского двора, которого постигло такое несчастье.

Кроме теории и мечты о «Земле Обетованной», евреям, с младенчества, прививалась мысль об «избранности» еврейского племени-народа, о его превосходстве во всех отношениях над всеми другими народами мира, в чём правоверный еврей не смел сомневаться и не сомневался.

А это порождало и питало комплекс супериорности и вело к самоизоляция евреев в местах их рассеяния.

Если учесть и ещё то обстоятельство, что иудейская религия — единственная в мире религия, неразрывно связанная с расой и кровью (евреем надо родиться, но им нельзя стать) и, к тому же, географически точно определяющая, где находится родина каждого еврея — то станет понятно, почему закончились неуспехом все ассимиляционные попытки русского правительства.

Только «кантонисты», с детских лет оторванные от семьи и влияния раввинов, вступавшие в брак с не-еврейками и их потомки полностью сливались с коренным населением и дали из своей среды немало крупных деятелей Российской империи.

Португальский еврей, Девриен, занял при Петре Великом один из ответственнейших в империи постов. Барон Шафиров блестяще вёл финансы при Петре. При Николае 1 министром финансов был граф Канкрин, сын литовского раввина.

Кауфман-Туркестанский проявил себя, как отличный не только генерал, но и администратор. Генерал Грулев имеет огромные заслуги в деле изучения Дальнего Востока и Маньчжурии, где, по его указанию, в выбранном им пункте, был основан город Харбин.

Но всё это были только единицы. Большинство же евреев так и не слились с коренным населением, к чему стремилось и чего добивалось русское правительство.

Получилось, нечто совсем иное. Получивши образование (в результате ассимиляционной политики) и будучи лишены возможности занимать должности в административном аппарате государства на сколько-нибудь ответственных и руководящих постах (в результате ограничительных мероприятий), евреи устремились, в культурную и хозяйственную жизнь России по другим путям и каналам, в чём и преуспели к началу 20-го столетия, оказывая влияние на всю жизнь государства.

Адвокатура, журналистика, критика, издательское дело, торговля и промышленность, банковское дело, газеты — всё это было широким полем, где евреи не только смогли развивать свою деятельность, но и влиять в значительной степени на все стороны жизни государства, оставаясь, в то же время, чужеродным телом, органически не связанным с национальными интересами России.

Накопивши к концу 19 века значительные капиталы, евреи могли оказывать значительную поддержку всем начинаниям, которые, по их мнению, могли быть полезны, в данное время или в будущем, еврейской этнической группе в России и, наоборот, противодействовать созданию, развитию и успеху тех начинаний, которые могли евреям принести вред, или материальный, или моральный ущерб.

В периодическую печать, которая всёе больше и больше развивалась и приобретала влияние, евреи устремились с особой энергией, и, к началу 1 мировой войны, большинство периодической печати России находилось или в еврейских руках, или под еврейским влиянием и контролем.

Этим они приобрели мощное средство для влияния на настроения широких масс, а, тем самым, и на политику государства.

Профессор Соломон Лурье в своей книге, вышедшей в 1922 году («Антисемитизм в древнем мире») по вопросу о взаимоотношениях евреев с народами и государствами, в которых они пребывают, пишет следующее:

«1. Местный закон необходимо строго соблюдать, но лишь постольку, поскольку он не противоречит ещё живущим в народном правосознании положениям еврейского закона и поскольку его соблюдение не связано с вредом для еврейского народа. Таким образом, законов, прямо или косвенно направленных против евреев, во всяком случае, соблюдать не следует.

2. Необходимо быть строго лояльным по отношению к государству, благосклонно относящемуся к евреям. При борьбе двух государств или двух партий внутри государства надо симпатизировать и, по возможности, содействовать стороне, более сочувственно относящейся к евреям» (стр. 120).

Хотя эти два правила-инструкции поведения и деятельности евреев в России никогда и нигде в еврейской печати и печати, находящейся под еврейским влиянием, не печатались и даже устно на собраниях не обсуждались, тем не менее, их строго придерживалась вся многомиллионная масса евреев — русских подданных.

За всю свою многовековую жизнь в диаспоре, среди других народов, у евреев выработался свой, своеобразный подход и оценка всего, что происходит вне замкнутого круга еврейского племени, что так точно формулировал профессор Лурье в приведённых выше двух пунктах.

Что бы где ни произошло, в любом государстве, в любой точке земного шара, в любой области жизни — еврей всегда неизменно задаёт вопрос: «а как нашим?»... Иногда громко, вслух, иногда только про себя...

И, в зависимости от ответа, определяет своё отношение к данному событию, государству, народу, политическому деятелю и партии, к тем или иным проявлениям культурной жизни того народа, среди которого он живёт.

В начале 19-го столетия, когда Россия получила больше миллиона подданных-евреев, евреи, не знавшие русского языка, не имевшие сколько-нибудь крупных капиталов, чуждые вообще общеевропейской культуре и не желавшие к ней приобщаться — оказывать какое-либо влияние на политику государства и не могли, и не хотели.

Но меньше, чем за одно столетие, всё изменилось.

Были накоплены крупные капиталы в еврейских руках; созданы кадры евреев, полностью овладевших русским языком и окончивших высшие и средние школы; при помощи накопленного капитала произошло проникновение евреев во все отрасли хозяйственной и культурной жизни страны.

К этому надо добавить и то, что в Европе, начиная с половины 19-го века, еврейский капитал приобретал иногда решающее значение не только на внутреннюю, но и на внешнюю политику во многих государствах.

А в иностранных капиталовложениях Россия остро нуждалась для развития своей промышленности. От Ротшильдов, французских, английских, австрийских; Мендельсонов германских многое зависело при решении тех или иных вопросов финансового характера в политике этих государств, по отношению к России.

Крупнейшие и влиятельнейшие газеты и издательства Европы, телеграфные агентства (делавшие «политическую погоду») — были или чисто еврейскими, или с сильным влиянием евреев.

Понятно и естественно, что евреи европейские к судьбе и желаниям своих единоплеменников в России относились с особым вниманием и в этом направлении действовали и на правительства своих стран.

Вопрос займов или торговых договоров нередко ставился в прямую зависимость от политики русского правительства в «еврейском вопросе».

Из мемуарной литературы мы знаем, что на Берлинском Конгрессе, созванном после Русско-Турецкой войны 1877-78 года Премьер Великобритании — еврей Дизраэли, он же лорд Пальмерстон, нашёл возможным и уместным задать князю Горчакову, представителю России, вопрос о «положении евреев в России»...

Знаем и ответ князя Горчакова, заставивший покраснеть этого самоуверенного «лорда»...

Из воспоминаний Витте мы знаем, какое давление старались оказать на русскую политику в «еврейском вопросе» финансовые круги Франции, во главе с Ротшильдом при заключении Россией внешних займов.

Общеизвестна и самая широкая помощь, финансовая и пропагандой, американских еврееввсем революционным начинаниям в России.

В самой России, с развитием в ней общественной и политической жизни, вопрос отношения к евреям — «юдофобство» и «юдофильство» — стал одним из основных вопросов, предъявлявшихся общественным деятелям, писателям, журналистам.

«Культурным», «честным», «передовым» признавался и восхвалялся только тот, кто безоговорочно и не рассуждая повторял и поддерживал все проеврейские высказывания, и видел в евреях только одно хорошее, закрывал глаза и на кое-что отрицательное, свойственное всем племенам и народам, в том числе и племени иудейскому.

Кто решался высказать что-либо несозвучное постоянно повторяемым, как устно, так и в печати, жалобам на угнетение, преследование, мучения, страдания евреев в России — тот раз и навсегда зачислялся в «юдофобы-антисемиты», ставился под вопрос его ум, честность, порядочность... И популярность его падала, его не слушали, не читали...

Брались под сомнение и те, кто этого «щекотливого вопроса» вообще не касался и избегал. Его подозревали в скрытом антисемитизме» (как выразился в одной из своих статей быв. секретарь Всероссийского учредительного Собрания Марк Вишняк, русский еврей).

Евреи зорко следили за отношением к еврейскому вопросу отдельных политических и культурных деятелей России и делили их всех на «друзей и врагов евреев».

Книгоиздательство «Правда» в Варшаве, в начале нынешнего столетия, систематически издавало маленькие брошюрки под общим названием «Друзья и враги евреев», продававшиеся по всей России по цене от 3 до 10 коп., в которых давались, как гласило объявление, «характеристики, портреты и разоблачения» отдельных лиц.

Россия была наводнена подобного рода брошюрками, продавались они за гроши, а то и раздавались бесплатно...

Пропагандная машина работала вовсю, вызывая и порождая в широких народных массах России соответствующее настроение — стремление помочь «угнетаемому» еврейству.

Стремление же это, в свою очередь, порождало резкие антиправительственные настроения, ибо, как твердила пропаганда, инициатива всевозможных «преследований» исходила от Правительства, вдохновляемого и поддерживаемого помещиками, духовенством и прочими «черносотенцами».

Немало журналистов и писателей дореволюционной России, в значительной степени, обязаны своей популярностью именно своим высказываниям по «еврейскому вопросу», независимо от качества их произведений.

И, наоборот, малейшее сомнение в добродетелях и талантах не только всего еврейского народа, но и отдельных его представителях, влекло за собою бойкот всей прогрессивной общественности и печати.

Явление это было типичным в общественно-культурной жизни России конца прошлого и начала текущего столетия.

Чтобы не быть голословным, приведу два примера, из которых будет ясно, насколько большую роль играло «юдофильство» и «юдофобия» в культурной жизни России.

Журналист-писатель Александр Амфитеатров, автор многих хлёстких фельетонов и памфлетов, в двух брошюрах: «Еврейство и социализм» и «Еврейство, как дух революции» пишет:

«евреи никогда не были довольны ни одним правительством, под власть которого их отдавала историческая, судьба. Они не могут быть довольны и не будут, потому что идеал совершенной демократии, заложенный в их душе, нигде ещё не был осуществлён»...

Наличие же того факта, что есть немало евреев, не заинтересованных в идеальной демократии, социализме и революционных переворотах (евреев-капиталистов), Амфитеатров объясняет следующими словами:

«социалист по натуре, социалист до мозга костей, еврей, на целые века, вынуждался законом самосохранения завёртываться в грубо буржуазные оболочки — настолько грубо и ловко, что возникали даже целые учения, целые социологические теории о врождённой буржуазности, как типическом расовом признаке еврейства»...

Дальше Амфитеатров пишет:

«но краски чуждые, с годами, спадают ветхой чешуёй, и в голосах Лассаля, Маркса, в революционных действиях русско-еврейских вождей освободительной эпохи мы слышим неизменными вопль старых эбионитов, громы Исаии, плач Иеремии, благородную уравнительную утопию Гиллеля и Иисуса... Да! еврейство в мире не только нация, религиозное сообщество... Оно есть и социальная партия»...

«Павлово христианство, — продолжает Амфитеатров, — Вошло в мир, чтобы выработать союзы, теорию и этику буржуазного строя, а иудейство, со всеми его потомственными подразделениями в религиях и философии, осталось жить и терзаться в мире, чтобы сохранить ему, социализм».

После всех этих и подобных писаний Амфитеатрова в одном обществе еврей В.С. Мандель, задолго до 1917 года и до появления в печати известного памфлета Амфитеатрова «Господа Обмановы», за что он был выслан из России, сказал:

«Как бы то ни было, и господину Амфитеатрову и прочим своим апологетам еврейство должно было бы ответить цитатой из русского писателя, известной даже таким русским евреям-националистам, которые высказываются за недопущение выступлений на своих собраниях с речами на русском языке: “Услужливый дурак опаснее врага”»...

Профессор Петербургского университета Константин Арабажин, блестящий оратор и докладчик, слыл человеком «передовым», его статьи охотно печатались в журналах и газетах, на его лекциях аудитория была переполнена, его выступления на литературных собраниях — были событием в литературном мире...

С его мнением и оценкой литературных произведений все считались, признавая его эрудицию и знание русской литературы.

По обычаю того времени, новые литературные произведения обсуждались на открытых литературных собраниях.

Обсуждалось на одном из собраний и литературное произведение Семёна Юшкевича, третьеклассного беллетриста-еврея, писавшего по-русски и в своих произведениях изображавшего жизнь и быт местечкового еврейства.

Выступил и проф. Арабажин, отметивший слабые, по его мнению, стороны произведения С. Юшкевича...

Присутствовавший на собрании автор, немедленно реагировал словами: «Чего Вы суёте свой нос в то, чего не знаете и не понимаете!»...

Арабажин, человек горячий, не остался в долгу и тут же кратко ответил: «А зачем вы лезете в русскую литературу, которой не знаете и не понимаете?»...

Слова эти относились только к Юшкевичу и были ответом на его замечание. Но... слово «вы» было воспринято, как относящееся не только к Семёну Юшкевичу, а ко всему еврейству, ко всем евреям, пишущим свои произведения на русском языке.

И звезда Арабажина не только потускнела, но и вообще закатилась... Его перестали печатать «передовые и прогрессивные» органы печати; перестали приглашать на литературные собрания и диспуты; его лекции потеряли для студенчества свою притягательную силу...

Он был зачислен в «ретрограды», «черносотенцы», «жидоеды»...

Впоследствии, в эпоху Гражданской Войны, проф. Арабажин приняла ней активное участие, тесно сотрудничая с «Северо-Западным Правительством» ген. Юденича.

Нечто подобное произошло и с популярнейшим, в своё время, в России писателем М. Арцыбашевым, после его выступления в печати по «еврейскому вопросу» уже в эмиграции, в Варшаве.

О случае с проф. Арабажиным мне довелось слышать от нескольких лиц, на этом собрании присутствовавших. А во время съезда русских писателей и журналистов в Югославии то же самое, в разговоре со мной, подтвердили писатели Евгений Чириков и Борис Лазаревский — участники этого съезда.

Через несколько десятков лет то же самое довелось мне услышать и от Гр. Як. Аронсона — меньшевика-«бундовца», живущего в Нью-Йорке и сотрудничающего в ряде газет и журналов, печатающихся на русском языке, равно, как и еврейской периодической печати на еврейском языке.

Это влияние еврейства на все стороны культурной жизни России отчётливо ощущалось всеми, кроме тех, кто не хотел видеть и слышать, а, тем более, об этом говорить, из боязни прослыть «отсталым», «черносотенцем», со всеми отсюда вытекающими последствиями.

Были, конечно, и прекраснодушные идеалисты-мечтатели, которые традиционно становились на сторону тех, кто кричал о своих мучениях, не вдаваясь в рассуждение, насколько оправданы эти крики и не желая «выслушать и другую сторону»...

Коли плачут и стенают — значит, страдают... Надо помочь и от мучений спасти... А тех, на кого жалуются плачущие и стенающие (власть и правительства), надо осудить...

Сами евреи вообще не допускают и мысли, что они когда-нибудь и в чём-нибудь могут быть неправы.

Вот, что пишет по этому вопросу И.М. Бикерман в своей статье-очерке «Россия и русское еврейство»[5]:

«Еврей на всё отвечает привычным жестом и привычными словами: известное дело — мы во всём виноваты. Где бы ни стряслась беда, будут искать и найдут еврея. Девять десятых того, что пишется в еврейских повременных изданиях по поводу евреев и России, составляет только пересказ этой стереотипной фразы.

Так как всегда и везде мы, евреи, конечно виноваты быть не можем, то еврей делает отсюда весьма лестный для нас и, на первый взгляд, весьма удобный вывод, что мы всегда и во всём правы. Нет, хуже: он просто отказывается подвергнуть собственному суду своё поведение, отдать самому себе отчёт в том, что он делает и чего не делает, но, может быть, должен был бы делать. И так как с разных сторон к нам предъявляются претензии, сыплются на нас упрёки и обвинения, то виноваты наши обвинители, виноват мир, виноваты все прочие, только не мы»...

В другом месте того же сборника мы находим ещё и следующую фразу: «Еврей не признаёт суда истории. Он сам судит историю»...

И не только историю, можно добавить, но и выносит своё суждение о культуре, быте и жизни других народов, не допуская даже мысли, что кто-либо, не принадлежащий к еврейскому племени, вообще может иметь и своё суждение о евреях, их культуре, литературе, быте, расово-племенных особенностях.

А в то же время, сами всячески стремились принять участие во всех секторах общественной, политической и культурной жизни России, сначала, в 60 и 70-х годах прошлого столетия, робко и неуверенно и притом, сами проникнутые ассимиляционными настроениями, искренне стремясь слиться с русскими.

Эти два десятилетия характерны отсутствием каких-либо ограничительных мероприятий со стороны русского правительства, что у многих евреев, получивших образование в русских учебных заведениях, вызывало даже некоторый энтузиазм и желание «стать русскими».

Полной ассимиляции препятствовало только различие религий, что, в те времена, значило немало.

Политических партий еврейских тогда вообще не существовало. А, ко вступлению евреев в политические группировки общероссийские не встречалось никаких препятствий ни со стороны русской общественности, ни со стороны самих образованных евреев, считавших это нормальным и естественным.

И в 70-х годах мы уже встречаем евреев в рядах общероссийских политических группировок, не только в качестве рядовых членов, но и на руководящих ролях.

Правда, не так много, но всё же, они были там и никто и никогда из этого тогда вопроса не делал.

А через четверть века, на рубеже столетий и в годы, предшествовавшие революции 1905-6 годов, когда уже сложились и оформились общероссийские политические партии — евреями были заполнены ряды этих партий и группировок, почти исключительно «левых» и революционных, в которых мы видим евреев очень часто на самых ответственных и высоких партийных постах.

В партиях же и группировках, так называемых, «правых», с национальным или националистическим уклоном, как правило, евреев не было. Хотя, надо признать, бывали случаи, когда богатые евреи и поддерживали их финансово.

Вся же, пятимиллионная масса евреев — русских подданных, за редчайшими исключениями, была единодушна и единомысленна в своих оппозиционных настроениях и представляла собою готовый кадр, тесно спаянных своим происхождением граждан, стремившихся изменить политическую систему, а также, и социальный строй России, и ждущих только момента для применения своих сил в деле переустройства страны, в которой они жили.

Одни из них хотели это переустройство провести путём эволюционным, путём разных реформ. Но таких было немного. Большинство, если и не высказывало, то молчаливо одобряло идею насильственного изменения существующего порядка путём революции.

Влияние еврейской этнической группы на культурную жизнь России и создание многочисленного кадра евреев с русским образованием было облегчено быстрым и успешным проникновением евреев во все отрасли хозяйственной жизни страны.

Многие евреи быстро богатели и стремились дать своим детям высшее образование, а также не жалели денег на все те общественные и культурные общероссийские начинания, которые могли быть полезны евреям. Сейчас, непосредственно, или в более или менее отдалённом будущем.

Особенное внимание было обращено на периодическую печать, которая во всём мире начинала приобретать всё большее и большее влияние на внутреннюю и внешнюю политику всех государств.

В чьих руках печать страны — у того в руках и возможность не только влиять, но и направлять и руководить в желательном направлении общественным мнением и настроениями.

Для этого надо иметь кадры образованных и способных людей, а также и немалые средства для финансирования и прямой или косвенной поддержки печати.

Как были созданы кадры — указано выше: в результате ассимиляционной политики русского правительства, с одной стороны, и ассимиляционных настроений и устремлений самих евреев, с другой.

Как же были созданы средства для широкой и разносторонней поддержки евреями, желательных им, общероссийских культурных начинаний?

Изложим это в самых общих чертах, ибо объём настоящего труда не позволяет уделить много места этому вопросу.

* * *

Пять с половиной миллионов евреев — русских подданных принимали самое активное участие в хозяйственной жизни не только в «черте оседлости», но и во всей России и, несмотря на все существовавшие ограничения, добились завидных успехов.

В начале 19-го столетия, когда они стали подданными России, все евреи были исключительно торговцы, разные арендаторы, маклеры, посредники и содержатели питейных заведений (кабаков, шинков).

Ни крупной буржуазии, ни людей со светским образованием среди них не было.

Не было и людей сельскохозяйственного труда (личного, физического) или землевладельцев-помещиков.

Всего за одно столетие картина резко изменилась.

Накануне Революции 1917 года почти все важнейшие и крупнейшие отрасли торговли и промышленности «черты оседлости», а в значительной степени и всей России, были или полностью в еврейских руках, или со значительным, а иногда и доминирующим в них влиянием еврейского капитала.

Установить точно процент участия еврейского капитала в разных отраслях хозяйства России невозможно, благодаря тому, что значительная его часть была закамуфлирована, с целью избежать ряда ограничений, существовавших для предприятий еврейских, или таких, в управительных органах которых были евреи.

Чтобы обойти закон, прибегалось к подставным лицам (не евреям), вводя их в правления предприятий и придавая, таким образом, еврейскому, по существу, предприятию вид предприятия не-еврейского.

Бороться с этим Правительству было трудно, да оно и не особенно стремилось бороться.

Например, в предреволюционные годы ни для кого не было секретом, что одно из крупнейших в России акционерных обществ — «Зерно-Сахар» — владевшее многими сахарными заводами и ведшее крупную торговлю хлебом, фактически было предприятием известного московского еврея-сиониста Златопольского.

Но председателем правления в нём был один граф, а членами — лица неиудейского вероисповедания. И формально всё было в порядке.

Явление это было не единичным, а типичным; и не только в свеклосахарной промышленности, но и в других секторах хозяйственной жизни.

Главным образом, в «черте оседлости»; в меньшей степени — во всей России. В мукомольном деле, торговле зерном, лесом, а, в особенности, в банковском деле.

Хотя, как указано выше, точно установить степень участия еврейского капитала в хозяйственной жизни России невозможно, однако, известное представление об этом можно почерпнуть из исследования по этому вопросу И. Дижура «Евреи в экономической жизни России»[6].

Согласно данным И. Дижура, из 518 сахарных заводов — 182 (31,5%) принадлежали евреям. Это относится к заводам с незакамуфлированным еврейским капиталом. Почти во всех остальных, в той или иной степени и форме, закамуфлированно участвовал еврейский капитал.

В мукомольном деле 365 крупных паровых мельниц были в еврейских руках; в пивоварении — 22% всех пивоваренных заводов принадлежали евреям; в текстильной индустрии — 30%; хлебная торговля была почти исключительно в еврейских руках (на 1000 торгующих зерном — 930 были евреи).

Торговля лесом, по словам И. Дижура, была «одним из главных промыслов евреев». Речное судоходство по Днепру — 70% грузоподъёма — было в руках еврея Марголина.

В банковском деле, играющем, в нынешнее время, такую огромную роль в хозяйственной жизни страны, только 2 банка во всей России не имели в составе своих правлений евреев: Московский Купеческий и Волжско-Камский.

Все остальные были или полностью или в значительной степени в еврейских руках, и имели в составе своих правлений и директоров евреев.

Из этого краткого обзора (сделанного по еврейским источникам) видно насколько велико было участие еврейского капитала в экономической жизни России.

Даже золотые прииски России были, в основном, в руках евреев. Как уже было упомянуто выше, богатейшие Ленские прииски были в руках еврея Гинзбурга.

Такая же картина была и с добычей платины, в каковой живейшее и активнейшее участие принимал еврейский капитал, как русских евреев, так и, так называемый, «иностранный» (английский, французский), который, в сущности, был капиталом европейских евреев, точнее, им распоряжались крупнейшие европейские банки делавшие инвестиции в России.

Исключение составляло только крупное землевладение. Евреям, начиная с 80-х годов прошлого столетия не разрешалось приобретать землю в сельских местностях. Но те, кто купил её до запрещения покупок, своей землёй владел беспрепятственно.

Здесь речь идёт не о земле для физической на ней работы землевладельца (к этому евреи не стремились), а о крупных имениях — хозяйствах капиталистического типа.

В результате же этих покупок, состоявшихся до запрещения, даже на Украине были помещики (точнее, землевладельцы), у которых были барские усадьбы и сотни и даже тысячи десятин земли.

Например, в Конотопском уезде Черниговской губернии, вблизи гетманской столицы, Батурина, вокруг которой было много имений украинской знати гетманских времён, было два помещика-еврея, Зорохович и Черкинский.

Их барские усадьбы и щегольские выезды вызывали зависть не только украинских крестьян, служивших у них лакеями, кучерами, поварами или работавших батраками, но и многих окружных помещиков.

В соседнем уезде, не входящим в «черту оседлости» — Путивльском уезде Курской губернии — то же самое.

Сахарозаводчик Ширман, перед войной, был владельцем огромного имения в Грузском, которое много столетий было вотчиной бывших путивльских воевод — бояр Череповых.

Ещё больше было крупных имений, приобретённых не лично евреями, а акционерными обществами, преимущественно сахарными заводами, фактическими владельцами которых были евреи.

Как создался еврейский
капитал в России

На это даёт исчерпывающий и документированный ответ тот же Дижур, знаток и исследователь этого вопроса.

«Накопление капиталов было результатом деятельности евреев в течение первой половины 19 столетия, в качестве откупщиков пропинационных сборов и содержателей оптовых складов спиртных напитков и питейных заведений».

Кроме того, многие евреи арендовали у помещиков винокуренные заводы. В одном только Киеве было несколько складов и множество питейных заведений (шинков) в руках евреев.

Например, Вайнштейн имел оптовый склад и 72 питейных дома. Мернерей — оптовый склад и 10 питейных заведений. В Черкаесах Скловский имел оптовый склад и 23 питейных дома.

Вообще, дело торговли водкой во всей «черте оседлости» было почти исключительно в руках евреев.

Как известно, в те времена деятельность шинкарей, торговавших водкой, была тесно связана и переплетена с деятельностью ссудно-кредитной, не подлежавшей никакому контролю и учёту.

Попросту говоря, с ростовщичеством, жертвой которого были не только крестьяне, закладывавшие и пропивавшие в шинках своё убогое имущество, но и помещики, прибегавшие к займам у шинкарей и откупщиков.

Банковское дело находилось тогда в зачаточном состоянии, а потому лица, нуждавшиеся в кредите, прибегали к помощи частных лиц, у которых были наличные деньги.

Немало и представителей администрации — чиновников и офицеров — также прибегали к кредиту у шинкарей и откупщиков, что, естественно и неизбежно, ставило их в зависимое положение по отношению к своим заимодавцам и препятствовало успешной борьбе с ростовщичеством, которую старалось вести Правительство.

Собранные таким путём капиталы, со второй половины 19 века, евреи начали инвестировать в бурно развивающуюся промышленность: сахарную, железнодорожное строительство и другие отрасли торговли и промышленности России, в особенности, в банковское дело.

И, в результате, Россия, перед революцией, имела много десятков, если не сотен евреев-миллионеров и их влияние и удельный вес в экономической жизни страны быстро и неуклонно рос.

Параллельно с этим, росло и их влияние не только на экономическую сторону жизни, но и на культуру, литературу, политику, нравы всей России.

Чувство племенной солидарности, свойственное всем племенам и народам вообще, у евреев было и есть развито особенно сильно. На это обратил внимание ещё Тацит, говоря об особой любви евреев к своему племени.

И, побуждаемые и руководимые этим чувством, евреи всегда и везде старались не только помочь, но и выдвинуть своих соплеменников, способствуя их успехам и противодействуя успеху и выдвижению их потенциальных конкурентов — не-евреев.

Обладая финансами и будучи тесно сплочены единством расы и веры, они в этом направлении преуспевали чрезвычайно.

Социальная структура
русского еврейства

Благодаря своим деньгам, позволявшим записываться в купцы 1 гильдии или получать высшее образование (если не и России, то за границей), что вело к освобождению от большинства ограничительных и запретительных мероприятий Правительства, социальная верхушка русских евреев всех этих ограничений фактически не ощущала. И от них не страдала.

Но, кроме своей социальной верхушки, более чем пятимиллионная масса русского еврейства, к тому же, быстро растущая численно, имела и свой средний класс, мелкую буржуазию и многочисленный пролетариат.

Средняя и мелкая буржуазия — это были почти исключительно торговцы и посредники, начиная с ворочавших сотнями тысяч рублей, и кончая самыми мелкими.

Сюда же можно отнести и многочисленных евреев-ремесленников, начиная с таких, которые имели собственные мастерские и предприятия с наёмными рабочими, и кончая бродячими «лудильщиками», «часовщиками», «стекольщиками»...

Благодаря врождённым способностям к торговле и посреднической деятельности, евреи почти полностью вытеснили не-еврейских торговцев и ремесленников из городов и местечек всей «черты оседлости» и, в значительной степени, и из других мест вне «черты» (ремесленники-евреи могли проживать повсеместно и вне «черты оседлости»).

И в годы, предшествовавшие 1 мировой войне, во многих городах и местечках России, начиная с вечера пятницы и до вечера субботы, ничего нельзя было купить: все торговцы были евреи, которым их религия запрещает торговать в субботу.

Русское Правительство, которое так много обвиняют в притеснении евреев, относилось к этому терпимо и не заставляло евреев торговать в субботу. А не-еврейское население приноровилась к этому явлению и никаких конфликтов на этой почве не происходило.

Кроме городов и местечек, в каждом селе «черты оседлости» жило несколько еврейских семейств (обычно не больше 2-3), имевших мелочные лавки и скупавших у крестьян их продукты (яйца, птицу, шерсть, щетину), а также, имевших небольшие крупорушки, мельницы и маслобойни.

Жили они весьма замкнуто, строго придерживаясь ритуалов Талмуда, и с местным населением не только не смешивались, но и не общались, кроме, как в плоскости чисто деловой, коммерческой.

Наряду с крупной, средней и мелкой буржуазией, ремесленниками и людьми свободных профессий, русское еврейство имело и многочисленный пролетариат, живший в городах и местечках «черты оседлости».

Этот пролетариат, в значительной своей части, влачил нищенское существование, работая в разных капиталистических предприятиях лёгкой промышленности или перебиваясь мелким маклерством и посредническими услугами.

В бытовом отношении этот еврейский пролетариат жил такой же обособленной жизнью, как и все остальные евреи.

Только представители свободных профессий (адвокаты, врачи, журналисты), да самая высшая социальная верхушка, в значительной степени, выходили из замкнутого круга чисто еврейского быта и, если не сливались, то общались с окружающим населением.

Основная же масса русского еврейства, как в «черте оседлости», так и вне её, крепко держалась заветов старины и была на редкость единодушна и единомысленна в стремлении их сохранить и сберечь.

И, благодаря этому, всё еврейство России, несмотря на резкие социальные расслоения и вытекающие отсюда противоречия классовых и бытовых интересов, представляло собою одно монолитное целое; во внееврейских вопросах все евреи, от миллионера до нищего, реагировали одинаково.

Вплоть до революции 1917 года все евреи были недовольны тем, что в России существовали ещё некоторые ограничения для их единоверцев.

А потому, все поддерживали и даже принимали участие в общероссийских политических партиях, стремившихся изменить существовавший социальный и политический строй страны.

Одни больше склонялись к пути эволюционному, реформам, другие предпочитали путь революционный и, со всем пылом, устремлялись в партии революционные и быстро занимали в них командные положения.

Впоследствии, когда наступила революция и вчерашние ссыльные, подпольщики, агитаторы и пропагандисты стали вершителями судеб России, это ощущение взаимосвязанности и единства всего еврейства спасло жизнь представителям еврейской крупной буржуазии.

Их единоплеменники заняли немало руководящих положений в тех органах власти, которые могли, по своему усмотрению, распоряжаться жизнью советских граждан.

Случаев физического уничтожения представителей крупнейшей и крупной еврейской буржуазии и лиц свободных профессий — евреев не было или почти не было.

Уничтожение же буржуазии не-еврейской, в годы террора, было явлением обычным.

Конечно, революция и отмена частной, собственности не могли не коснуться и евреев — капиталистов и собственников. Их капиталы были социализированы или национализированы наравне со всеми остальными и материально они пострадали.

Но эти потери были с избытком компенсированы тем, что еврейство, в целом, от революции получило.

Революция 1917 года принесла всем евреям России не только равноправие, но, фактически, привилегированное положение и многих из них вознесла на положение вельмож всероссийских.

Отрицать это — значит отрицать общеизвестные факты, которые не оспариваются даже евреями. Слишком они очевидны и бросаются в глаза.

А равноправие (и даже привилегированное положение) открыло перед русскими евреями новые возможности, которые, в первые тридцать пять лет советской власти, и были полностью использованы.

Участие евреев во всех отраслях хозяйственной, политической и культурной жизни России, переименованной в СССР, было обратно пропорционально их числу в стране.

Участие и роль евреев
в культурной жизни России

В культурную жизнь России евреи начали включаться только во 2-й половине 19 века, не встречая никакого противодействия или ограничения ни со стороны Правительства, ни, тем менее, со стороны российской интеллигенции и общественности.

Их принимали в свою среду, как своих, как «русских иудейского вероисповедания» — в литературе, в адвокатуре, в политических группировках и организациях.

Гражданское самосознание приобщавшихся к русской культуре евреев, равно, как и свойственный им реальный учёт возможностей в будущем, подсказывал им, что будущее русского еврейства неразрывно связано с будущим России.

А это сознание толкало их на путь самого активного участия в политической жизни страны.

О «Земле Обетованной» тогда русские евреи (образованная их часть) серьёзно не думали, направляя свои силы и энергию на лучшее устройство своих единоплеменников в России, как в отношении правовом, так и в области бытовой и экономической.

Но, с другой стороны, ещё были крепки и сильны в еврействе самоизоляционные настроения, сознание себя «избранным народом», нежелание и боязнь не только слияния с другим народом и растворения в нём, путём смешанных браков и полного вхождения в жизнь и быт русского народа, но даже сколько-нибудь глубокое смешение с русскими.

Внутренне, невысказанно, они все же продолжали считать себя, как бы, государством в государстве или, по определению проф. Соломона Лурье, «нацией без языка и территории, но со своими законами».

И, включаясь в общероссийскую культурную и общественно-политическую жизнь, евреи, часто сами того не замечая и не сознавая, вносили и неё немало и своего, специфически еврейского.

Как в смысле положительном, так и отрицательном. (У всех народов, рас и племён есть и положительные и отрицательные свойства, если эти свойства рассматривать с точки зрения интересов и будущего государства, выросшего и созданного из разросшейся семьи — племени — народа).

Естественно и понятно, что евреи, при выборе общественных и политических группировок, шли в те, программы которых были наиболее благоприятны для евреев.

И тут, уже в самом начале включения евреев в русские или, точнее, общероссийские политические организации, как известно, наметился известный конфликт — расхождение мнений и суждений, оценки известных явлений, высказываемых членами одной и той же организации, евреями и не-евреями.

Ярким примером этого конфликта является отношение к еврейским погромам начала 80-х годов самой активной революционной группы того времени — «Народной Воли» и «Чёрного Передела», прибегавших к террору в политической борьбе и организовавших убийство Александра II.

Конфликт этот настолько характерен и типичен для разной оценки одного и того же события членами одной и той же организации или партии одинаковых взглядов, образования, социального положения, и отличающихся друг от друга только еврейским или не-еврейским происхождением, что на нём следует остановиться и описать его более подробно.

Тем более, что подобные или аналогичные конфликты очень часто можно обнаружить и в наше время.

После цареубийства 1 марта 1881 года, как известно, в некоторых городах Украины произошли еврейские погромы, заключавшиеся в уничтожении имущества евреев, насилия над ними, причём, были и человеческие жертвы.

В связи с этим, в настроениях радикально настроенной еврейской молодёжи, принимавшей самое горячее и активное участие в революционно-террористической деятельности «народовольцев» и «чёрнопередельцев», до цареубийства включительно, наступил резкий перелом.

Жертвами той самой террористической деятельности, которую они сами пропагандировали и применяли на деле, стали имущество и даже жизнь их единоплеменников-евреев...

И тут пришёл конфликт... Пока дело не касалось евреев, пока уничтожали представителей власти, до царя включительно, пока призывалось к «чёрному переделу» и уничтожению имущества «буржуазии», не останавливаясь перед насилием и убийством — до тех пор всё было в порядке и на осуществлении программы террора дружно работали и евреи, и не-евреи...

И никто не задавал вопроса: к какому племени, религии, расе принадлежит намеченная жертва террора — «буржуа» или представитель власти.

«Народовольцы», призывавшие к насилиям и террору, естественно, не могли не откликнуться на еврейские погромы.

В начале осени 1881 года Исполнительный Комитет «Народной Воли» выпустил прокламации в связи с погромами, а через некоторое время, в шестом номере «Народной Воли» было напечатано следующее:

«всё внимание обороняющегося народа сосредоточено теперь на купцах, шинкарях, ростовщиках, словом на евреях, этой местной “буржуазии”, поспешно и страстно, как нигде, обирающей рабочий люд».

Как упомянутая выше прокламация, так и статья в шестом номере «Народной Воли» рассматривают погромы, как проявление и выражение народного гнева, направленного против эксплуататоров и угнетателей, независимо от того евреи или не-евреи те, на кого обрушился «народный гнев».

А два года спустя, в июле 1883 года, в «Приложении» к «Листку Народной Воли» была напечатана статья «По поводу еврейских беспорядков», в которой эти беспорядки истолковывались, как начало всенародного движения, «но не против евреев, как евреев, а против «жидов», т.е. народных эксплуататоров».

Народ отлично понимает, что и начальство поддерживает их вовсе не как евреев, не как угнетённый народ и, тем более, как интеллектуальную силу, которую оно жестоко преследуют, а только, как жидов, т.е. людей, помогающих держать народ в кабале и как людей, делящихся с ним, дающих ему взятки и т.п.

Рабочая фракция «Народной Воли», выпустив по поводу Екатеринославского погрома в 1883 году прокламацию, разумела в ней, конечно, не евреев, а именно жидов.

Против первых она, как и весь русский народ, ничего не имеет; против вторых — «имеет много, со своей рабочей точки зрения»....

В конце статьи автор напомнил, что и Великая Французская Революция началась с избиения евреев и сослался на Карла Маркса, «который когда-то прекрасно объяснил, что евреи воспроизводят, как в зеркале (и даже не в обыкновенном, а в удлинённом виде), все пороки окружающей среды, все язвы общественного строя, так, что когда начинаются антиеврейские движения, то можно быть уверенным, что в них таится протест против всего порядка и начинается движение более глубокое»[7].

Автором прокламации «Народной Воли» был еврей — Савелий Златопольский — член Исполнительного Комитета «Народной Воли», сумевший остаться на свободе после того, как из 28 членов было арестовано 20.

Автором статьи в шестом номере «Народной Воли» был член Исп. К-та Г. Романенко, введённый в состав Комитета после 1 марта 1881 года.

Автор статьи в «Приложении» к «Листку Народной Воли», о которой упомянуто выше, неизвестен.

(Авторство С. Златопольского больше полустолетия никем не оспаривалось. Но, после 1917 года, вопрос авторства опять всплыл, в связи с воспоминаниями Анны Корб, бывшей в 1881 г. членом И. К. «Народной Воли», которая утверждает, что автором этой прокламации был не Златопольский, а Романенко. Исследователь этого вопроса, сам еврей, Давид Шуб, в своём очерке «Евреи в русской революции» принимает на веру запоздалые разоблачения Анны Корб, не объясняя причин такого долгого молчания этой революционерки.)

Но не авторство (еврея или украинца-малоросса) взволновало тогда радикально-революционные российские круги.

Важно было не то, кто написал, а то, что было написано. И не единолично кем-нибудь, а от Исп. К-та «Народной Воли», в революционно-террористической деятельности которой принимали участие люди, не считавшиеся со своим происхождением, расой, религией, социальным положением.

И сын украинского магната — Дмитрий Лизогуб, и генеральская дочь — Софья Перовская, и сын священника — Яков Стефанович, и отпрыски богатой еврейской семьи — Савелий и Григорий Златопольские и еврейка-пролетарка — Геся Гельфман...

Психологически немыслимым, морально недопустимым и глубоко лично оскорбительным для любого из этих людей, рискующих собственной жизнью, ради достижения того, что, по их мнению, должно было принести лучшее будущее, была бы постановка вопроса о том, что принесёт это осуществление его близким или далёким родственникам.

Почему можно было призывать к погромам помещичьих усадеб у прочих «буржуев», а нельзя оправдывать «народный гнев», если жертвою и объектом являются евреи?..

В полемике в радикально-революционных кругах, которая велась в начале 80-х годов, в связи с приведёнными выше высказываниями «Народной Воли» по вопросу о «еврейских беспорядках», приняли участие ряд виднейших революционеров-радикалов, основоположников движения: Лев Тихомиров, Яков Стефанович, П. Лавров, Лев Дейч и другие.

Резюмируя эту полемику, досконально её изучивший, Давид Шуб (еврей), много лет спустя, когда улеглись все страсти, в 1944 году пишет:

«Нельзя, однако, отрицать, что большинство русских революционеров начала 80-х годов избегали открыто и резко отмежёвываться от точки зрения по еврейскому вопросу, выраженной в шестом номере «Воли Народа».

«Еврейские беспорядки», по мнению Якова Стефановича, бывшего после 1 марта 1881 года членом Исполнительного Комитета «Народной Воли», «являются чисто народным движением, а относиться не только отрицательно, но даже индифферентно к чисто народному движению мы не вправе»...

Такой же точки зрения придерживался и Лев Тихомиров, что подтверждает Плеханов, который вёл с Тихомировым спор по этому вопросу осенью 1882 года, в эмиграции.

Известный революционер П.П. Лавров, которого Д. Шуб квалифицирует, как «несомненного друга еврейского народа» в письме к П.Б. Аксельроду (еврею — русскому революционеру) 14 апреля 1882 года пишет следующее:

«Я должен Вам сознаться, что признаю еврейский вопрос крайне сложным, а практически для партии, имеющей в виду сблизиться с народом и поднять его против правительства, и в высшей степени трудным. Теоретически разрешить его на бумаге очень легко, но, ввиду наличия народной страсти и необходимости иметь народ, где возможно, на своей стороне, это совсем другое дело».

Мысли и соображения Лаврова разделяли и многие евреи-революционеры, отрешившиеся от религиозно-расово-племенного подхода ко всякому вопросу и требований исключения из общих правил и положений для своих единоплеменников (чем и поныне грешат многие евреи, находящиеся на ключевых позициях политической и культурной жизни разных государств и народов).

Вот что, по этому вопросу, писал еврей Л. Дейч еврею П. Аксельроду:

«Еврейский вопрос теперь, на практике, действительно, почти неразрешим для революционера. Ну, что им, например, делать теперь в Балте, где бьют евреев?... Заступиться за них — это значит, как говорит Реклю, “вызвать ненависть против революционеров, которые не только убили царя, но и жидов поддерживают”... И приходится им быть между двумя противоречиями...

Это просто безвыходное положение, как для евреев, так и для революционеров, на практике и в действии. Конечно, обязательно последним добиваться для первых уравнения их прав, дозволения им селиться повсюду. Но это, так сказать, деятельность в высших сферах. А среди народа вести примирительную агитацию очень, очень трудно теперь партии. Не думай, чтоб меня это не огорчало и не смущало, но всё же, я остаюсь всегда членом русской революционной партии и ни на один день не стану удаляться от неё, ибо это противоречие, как и некоторые другие созданы не ею, партией»...

Но Аксельрод с доводами Дейча несогласен. В своей неопубликованной статье «О задачах еврейско-социалистической интеллигенции» в 1882 году он писал:

«Погромы, а ещё в большей степени, проявившееся затем “общественное мнение” русских образованных классов, явились для евреев-социалистов в России, как бы, откровением, смысл которого они решились откровенно формулировать перед собой и другими только после тяжёлой внутренней борьбы.

Сжившись с мыслью, что евреев, как особой нации, в действительности, нет, что составляя ныне часть русских подданных, а впоследствии русских граждан, евреи считаются, смотря по своим сословным и культурным подразделениям, неразрывной частью соответствующих элементов «коренного» населения, еврейская социалистическая интеллигенция вдруг увидела, что громадное большинство русского общества и народа считают евреев особой нацией, все элементы которой — длиннополый ли еврей-пролетарий, мелкий буржуа, ростовщик, обрусевший адвокат и готовящийся к ссылке или каторге социалист — все безразлично «жиды», безусловно вредные для России, которая должна от них избавиться во что бы то ни стало и какими бы то ни было средствами»....

Приведённые выше высказывания и мнения двух евреев — активных участников социалистическо-революционных группировок русской радикальной интеллигенции заслуживают особого внимания.

Ибо, с одной стороны, были намечены вехи и созданы предпосылки для массовой эмиграции евреев из пределов Российской Империи, неизвестной до 80-х годов 19-го века; с другой стороны, были созданы предпосылки для будущего сионистского движения, бурно разросшегося через неполных 20 лет; с третьей, наконец, стороны, множество радикально настроенной еврейской молодёжи устремилось в революционные кружки, старавшиеся восстановить разгромленную и выдохшуюся идейно «Народную Волю».

Некоторые из них — Л. Штернберг и Богораз — настолько выдвинулись, что им было поручено редактирование последнего номера «Народной Воли» (№ 11-12) в октябре 1885 года.

Другие (например, М. Гоц, М. Фундаминский, О. Минор, С. Гинзбург, Л. Залкинд, Богораз), получивши закваску в этих кружках второй половины 80-х годов, впоследствии играли крупную роль в революционных событиях начала нынешнего столетия, в частности, в создании партии социалистов-революционеров, сыгравшей огромную роль, как в годы первой революции, так и в 1917 году.

Вопрос, поднятый в начале 80-х годов в полемике между Дейчем и Аксельродом, больше не поднимался.

Настроения тогда были таковы, что тот, кто бы этот вопрос не только поднял, но о нём вспомнил и напомнил — «был бы безоговорочно зачислен в «черносотенцы» и вычеркнут раз и навсегда из числа «культурных и передовых людей», что тогда было синонимом «интеллигентного человека».

Однако, это обстоятельство нисколько не препятствовало бурному развитию сионизма, именно среди русских евреев, в последнее десятилетие 19-го и первое десятилетие 20-го столетия, причём, сионизм пользовался симпатиями и поддержкой прогрессивной и передовой русской общественности.

О том же, что самое существование и успех сионистского движения свидетельствуют и подтверждают наличие в русском еврействе самоизоляционных тенденций — об этом не говорилось и не писалось.

А между тем, далеко не весь спектр оттенков сионизма своей конечной целью имел создание в Палестине отдельного, независимого государства, путём переселения туда всех евреев диаспоры и, следовательно, окончательного, раз и навсегда, решения извечного «еврейского вопроса» не только в России, но и во многих других государствах, где этот вопрос существовал и требовал своего разрешения.

Кроме «сионистов-социалистов-интернационалистов», выпустивших своё «Воззвание к еврейской молодёжи» в 1901 году (на русском языке издано в Лондоне), в котором чётко и ясно выражена их конечная цель:

«образование еврейского государства на социалистических основах»... «на территории Палестины и её соседних стран: Кипра, Синаи»... «Без мракобесных раввинов и ханжеского культа еврейской религии»... в русском еврействе было ещё и много других оттенков сионизма, в зависимости от классовой принадлежности и степени образования русских сионистов.

Были сионисты — крупные капиталисты; сионисты — мелкие и крупные буржуа; сионисты — либералы; сионисты — марксисты; сионисты — ортодоксальные евреи, для которых Талмуд был высший закон, а раввин — непререкаемый авторитет.

Одни из них открыто вступали в члены разных сионистических и просионистических организаций; другие — только им всячески содействовали и их поддерживали морально и материально.

Таких же, которые бы открыто выступали против идеи собрать всех сынов Израиля в «Обетованной Земле», к чему призывали сионисты — не было и ихголос не был слышен.

Не было слышно и еврейских голосов, призывавших к ликвидации тех самоизоляционных настроений еврейства, которые вели к созданию «государства в государстве» и слиянию, полному и безоговорочному, с народом, среди которого, они живут и на языке которого получают своё образование.

Рассматривая еврейский вопрос, в целом, с точки зрения России, где жило большинство евреев, не желая сливаться с коренным населением и поддерживая, в той или иной степени, сионизм, нам не интересны отдельные нюансы сионистских и просионистских настроений.

Интересно и важно установить другое: действительно ли они искренне хотели покинуть Россию и переселиться, в Палестину или же намеревались оставаться в России на положении государства в государстве, жить «по своим законам» своим замкнутым кругом, не допуская никого вмешиваться в свои, еврейские дела.

Но, в то же время, принимать самое активное участие во всех делах русского народа, наравне с коренным населением.

Вопрос этот, с предельной точностью и ясностью, начали осознавать многие общественные и политические деятели Дореволюционной России.

Особую остроту приобрёл этот вопрос после того, как в конце прошлого столетия сионистское движение было организационно оформлено.

В 1897 году, в Базеле (Швейцария) собрался, по инициативе Теодора Герцля, венского еврея, первый конгресс сионистов.

Участники были из всех государств, в которых жили евреи, в том числе и из России. В то время евреи ещё не имели общего языка, а на том языке, который теперь называется «иврит», смог произнести свою речь только один делегат (М. Каган из Гомеля).

Остальные говорили то по-русски (делегаты из России), то по-немецки (делегаты из Австрии и Германии).

Идея сионизма, находившаяся в полном соответствии с религиозно-мистическим миропониманием и мироощущением всего еврейства, вызвала живейший отклик в русском еврействе, самом многочисленном в диаспоре.

Сионистская пропаганда зазвучала во всех местах, где была хоть самая маленькая еврейская община. Начались сборы в «Еврейский Колониальный Фонд», путём продажи соответствующих акций, стали завязываться постоянные и регулярные связи с сионистскими организациями и центром вне России.

Это не осталось незамеченным русским правительством, и в 1903 году Министерство Внутренних Дел предписало губернаторам, полицмейстерам и градоначальникам принять меры для борьбы с сионистским движением в русском еврействе.

По данным Гершона Света (нынешнего консула государства Израиль в Нью-Йорке) меры эти были следующие: запрещать собрания и съезды сионистов; препятствовать тому, чтобы в синагогах велась сионистская пропаганда; закрыть все организации сионистов в России; лишить возможности поездок за границу сионистских деятелей для участия в сионистских конгрессах и съездах; запретить продажу и распространение акций «Еврейского Колониального Фонда», а если у кого они будут обнаружены — они подлежат конфискации.

Предписание это вызвало тревогу Т. Герцля и он решил добиться аудиенции у всесильного тогда Плеве, министра Внутренних Дел, что ему и удалось осуществить в конце 1903 года.

В своих воспоминаниях Герцль рассказывает о своей поездке в Петербург, разговоре с Плеве и результатах этого разговора.

Плеве ответил Герцлю не сразу, а спустя некоторое время, отдельным письмом, давши, при этом, Герцлю понять, что мысли и соображения, высказанные в письме были им доложены Императору Николаю II.

В письме Плеве к Герцлю говорится, что «поскольку сионизм имеет целью создать независимое государство в Палестине, и, в этом случае, сионизм приведёт к эмиграции известного числа евреев — подданных России, постольку русское правительство могло бы отнестись к нему благожелательно.

Но, с тех пор, как сионизм стал уклоняться от своей прямой цели и стал заниматься пропагандой еврейского национального единства в самой России — такого направления Правительство не может потерпеть, ибо оно приведёт к тому, что в стране возникнут группы людей, чуждых и враждебных патриотическим чувствам, на коих основано каждое государство.

Если сионизм вернётся к своей прежней программе — он сможет рассчитывать на моральную и материальную поддержку русского правительства, особенно с того дня, когда какие-нибудь из его практических мероприятий сократят численность еврейского населения России.

В этом случае, Правительство готово поддержать перед Турцией стремления сионистов, облегчить их деятельность и даже выдавать субсидии эмиграционным обществам».

Во время своего пребывания в Петербурге Герцль добился и приёма у Витте, известного не только, как крупный сановник, но и как человек с большими связями в финансовом мире Европы, в котором евреи играли доминирующую роль.

Витте разочаровал Герцля. При обсуждении еврейского вопроса в России, Витте, по воспоминаниям Герцля, был груб и прямо сказал Герцлю, что Правительство и все русские патриоты не могут не считаться с тем фактом, что евреи, составляющие всего 5% населения Империи, дают 50% всех революционеров.

Герцль, сам пламенный сторонник переселения евреев в Палестину, уехал из России не совсем разочарованным. Всё-таки, кое-какие обещания от Плеве были получены, хотя и обусловлены невмешательством сионистов во внутренние дела России.

А с тем, что Плеве был, в значительной степени, прав, трудно было не согласиться, хотя, из соображений тактических, Герцль никогда об этом не высказывался, а ограничился оглашением на 6-м сионистском съезде приведённого выше письма Плеве.

Намечавшиеся, как будто, возможности канализации сионистского движения, или хотя бы его какой-то части, по путям, приемлемым и для русского правительства, и для подлинных сионистов, всерьёз собиравшихся выехать в Палестину для создания еврейского государства, а не создавать, в пределах России, «государство в государстве», не выезжая из России — всё было прервано наступившими революционными событиями 1904-1907 годов.

Русскому правительству было не до сионистов, а сионистам, перед которыми открылись головокружительные возможности в случае успеха революции, было не до Палестины.

Они, в массе своей, с головой ушли в дело поддержки той борьбы, которая велась за осуществление всех еврейских вожделений.

Вожделения же эти сводились к полному и безоговорочному равноправию евреев в России, а, сверх того, и к возможности создать, на законных основаниях, «государство в государстве», в результате признания за евреями, рассеянными по всей России, права «национально-персональной автономии».

Сущность «национально-персональной автономии» заключалась в том, что на общегосударственный счёт должны были содержаться чисто еврейские культурно-бытовые учреждения и организации (газеты, театры, учебные заведения и т.п.) в любом населённом пункте государства, где поселится некоторое количество евреев.

Во внутреннюю же жизнь «национально-персонально-автономных» еврейских общин-групп не-евреи никакого права вмешательства или влияния не имели, хотя бы они и составляли подавляющее большинство данного населённого пункта.

Вступление евреев в русскую политическую жизнь началось тотчас же после того, как начали создаваться кадры евреев, получивших среднее и высшее образование в русских учебных заведениях.

Произошло это в начале 60-х годов прошлого столетия, когда начали создаваться первые революционно-радикальные политические кружки, из которых впоследствии развились «Народная Воля», «Чёрный Передел», а, на рубеже нынешнего столетия — «Партия Социалистов-Революционеров», сокращённо «Эс-Эры».

Видную роль в этих кружках 60-х годов играл еврей Утин, который был приговорён к смертной казни, бежал за границу и был секретарём русской секции 1-го Интернационала.

Утин был в очень близких отношениях с Карлом Марксом и поддерживал его активно в борьбе с Бакуниным.

Карьеру свою Утин закончил в России богатым купцом. Он подал прошение о помиловании, был прощён и, вернувшись в Россию, достиг завидных успехов на поприще торговли и финансов.

В следующее десятилетие, к концу 70-х годов, мы уже встречаем евреев в радикально-революционном движении значительно больше, причём, многие из них заняли руководящие положения в кружках и партиях, как, например, уже упомянутые выше, Дейч, Натансон, Аксельрод, Зунделевич и много других.

Дальше, к концу столетия прошлого и в первые годы нынешнего, число евреев революционеров возросло настолько, что Витте, имея в руках статистические данные, смог сказать Герцлю о 50% евреев-революционеров, при всего 5% евреев в числе народонаселения России.

При этом, Витте имел в виду только революционеров, не причисляя к ним «оппозиционеров», противников режима, к каковым принадлежали почти все без исключения еврейско-русские интеллигенты.

Всё сказанное выше, относится к радикально-революционным течениям «Народнического» направления, каковые были единственными в 60-х и 70-х годах.

Но, кроме них, начиная с 80-х годов, начали создаваться и развиваться параллельно и течения марксистские — предтечи социал-демократической партии, единой до 1903 года, когда она раскололась на меньшевиков и большевиков.

Первое в России марксистское (социал-демократическое) течение было организационно оформлено, когда в 1883 году была основана группа «Освобождение Труда». Основателями были Г. Плеханов (русский), П. Аксельрод (еврей) и Л. Дейч (еврей).

Группа быстро разрослась и, к началу 90-х годов, уже представляла собою многочисленное течение, в которое вошли, как русские, та и многочисленные евреи. Несколько позднее вошло немало грузин.

Среди пионеров этого нового в России движения было много евреев, впоследствии игравших крупную роль в общероссийском марксистском революционном движении: Рязанов (Д. Гольдендах), Стеклов (Ю. Нахамкес), Кольцов (Д. Гинзбург), Мартов (Ю. Цедербаум), Дан (Ф. Гурвич), Мартынов (А. Пикер), Гриневич (М. Коган) и немало других.

Большинство принимали русский псевдоним, как видно из вышеприведённого перечня.

Нарастание революционных настроений в начале текущего столетия усилило чрезвычайно приток новых революционных сил, среди которых бросалось в глаза большое количество евреев.

Но, кроме того, параллельно евреи-марксисты образовали и свою собственную, еврейскую марксистскую (социал-демократическую) партию — «Бунд».

По своим идеологическим установкам и программе, «Бунд» ничем не отличался от общероссийской социал-демократической партии выросшей из группы «Освобождение Труда», но членами «Бунда» могли быть только евреи.

На это было обращено внимание правоверных марксистов, протестовавших против этого самоограничения внутри одной, по существу, партии. И притом, по признаку еврейства, т.е. расы и религии в то время, как марксизм стремился стереть и уничтожить именно эти различия в пролетариате.

Создававшиеся и оформлявшиеся тогда организации социал-демократов, естественно, создавались по признаку территориальному, собирая и объединяя всех, исповедовавших социал-демократическую (марксистскую) идеологию и программу, независимо от их расы, племени и религии.

В связи с созданием «Бунда», разгорелась ожесточённая полемика о недопустимости дробления по признаку расы и племени, единого пролетарского движения.

В процессе этой полемики, «бундовцы» выпустили даже особую брошюру (на русском языке), в которой оправдывали свою позицию, приводя следующие доводы:

«Вообще было бы большим заблуждением думать, что какая бы то ни было социалистическая партия может руководить освободительной борьбой пролетариата чужой национальности, к которой она сама не принадлежит.Пролетариат каждой нации имеет свою, выработанную историей, психологию, свои традиции, привычки, наконец, свои национальные задачи.

Все эти условия отражаются на классовой борьбе пролетариата, определяют его программу-минимум, формы организации и т.д. С этим условием и особенностями нужно считаться, их нужно уметь использовать, а это возможно только для партии, выросшей из данного пролетариата, связанной с ним тысячью нитей, проникнутой его идеалами, понимающей его психологию. Для партии чужого народа это невозможно».

Брошюра была напечатана в Лондоне, в марте 1903 года, то есть, до раскола социал-демократов на большевиков и меньшевиков.

Полемика закончилась полной и безоговорочной победой «Бунда», который не только продолжал существовать и развиваться, но и весьма активно вмешивался в жизнь и деятельность других социал-демократических организаций, не-еврейских, в частности, в деятельность «Российской Социал-Демократической Партии», как меньшевистской, так и большевистской её фракций.

Не только рядовые члены «Бунда», но даже и его лидеры считали для себя возможным и допустимым принимать самое активное участие в общероссийских социал-демократических организациях и не только, как рядовые члены, но и как члены ЦК, ревниво оберегая, в то же время, «чистоту» (в смысле еврейском) своего «Бунда» (евреи-выкресты в «Бунд» не допускались).

Явление это не осталось не замеченным. Но поднимать этот вопрос никто не смел. Психологическая атмосфера в революционных кругах того времени была такова, что сама постановка этого вопроса была бы квалифицирована, как «черносотенство» и «мракобесие», недопустимые среди передовых и интеллигентных людей.

И все, мирились с этим явлением, которое, на одном из митингов в Киеве, было названо «двойным социал-демократическим подданством», причём, было сказано, что и сам Карл Маркс, как выкрест, не смог бы быть даже рядовым членом «Бунда».

И евреи-«бундовцы» играли выдающуюся роль в «Российском социал-демократическом движении» до революции, во время революции и продолжают играть и поныне, в эмиграции.

Чтобы убедиться в этом, достаточно просмотреть несколько номеров журнала «Социалистический Вестник», много десятилетий выходившего в эмиграции, или присутствовать на каком-либо собрании или докладе «Российской Социал-демократической Партии» (меньшевиков).

Не-евреев в этой партии и в составе её, так называемой, «Заграничной Делегации», можно перечесть по пальцам.

А на конгрессах II Интернационала, от имени «российских социал-демократов» тщётно и безнадёжно будет искать делегата не-еврея.

«Бунд» и РСДП (м) настолько тесно переплелись, что нельзя установить, где кончается «Бунд» и где начинается РСДП (м).

Кроме двух основных течений русской дореволюционной общественной и политической жизни, имевших характер радикально-революционный, вышедших из кружков и групп второй половины прошлого столетия («народнических» — будущих Эсеров — и «марксистских» — будущих Эсдеков), в России существовали и течения оппозиционные, но не революционные.

Это были, разных оттенков, «либералы» и «демократы». Общее у них всех было оппозиционное отношение к внутренней политике Правительства и отрицание методов революционных для изменения этой политики.

«Либералами» называли и активных сотрудников Александра II при проведении им реформ первого двадцатилетия его царствования: освобождение крестьян, судебная реформа, введение земств, всеобщая воинская повинность.

«Либералами» называли и тех, кто стал в оппозицию по отношению к ограничительным мероприятиям Правительства в царствование преемников Александра II.

Дворяне-помещики, земские и городские деятели, в значительной степени, писатели и публицисты, профессура — тогда (до начала XX столетия) пополняли ряды «либералов».

Евреев в их рядах не было или почти не было, за немногими исключениями.

Но очень скоро, когда эти «либералы» организационно оформились, назвавши себя «Конституционно-Демократической» партией (в 1905 году), туда хлынули евреи и заняли там ведущие позиции, особенно в органах печати партийных или партии симпатизирующих.

Основоположниками «Конституционно-Демократической Партии» (сокращенно — «Ка-Де» или «Кадетской») были либеральные земские деятели И. Петрункевич, Ф. Родичев, князь Шаховский, князь Львов, князь Трубецкой, все крупные помещики, а также, ряд выдающихся профессоров — С. Муромцев, П. Милюков, Новгородцев и др.

«Кадетов», с полным правом, называли самой культурной партией России.

Политический идеал «кадетской партии» была конституционная монархия, типа английской, где «король царствует, но не управляет», полное равноправие всех подданных государства, свобода печати, широкое местное самоуправление.

Словом, парламентаризм, как в Англии или во Франции, с министрами, ответственными перед парламентом и строгим разделением власти законодательной, судебной и исполнительной.

Эти политические требования «кадетов», по существу, были посягательством на прерогативы Монарха и ограничение его власти, а потому, в правящих кругах, отношение к «кадетам» было резко отрицательное, несмотря на то, что в рядах партии было много лиц титулованных, богатых помещиков и профессоров со всероссийскими именами.

Это отрицательное, в лучшем случае, настороженно-недоверчивое, отношение порождалось и усиливалось тем обстоятельством, что ряды «Кадетов» быстро наполнились евреями, в особенности, редакции их партийного органа «Речь» и идеологически близкой ежедневной газеты «Русские Ведомости», выходившей в Москве и считавшейся серьёзной, «профессорской газетой».

С самого возникновения «Конституционно-Демократической» партии, одним из её наиболее влиятельных лидеров стал М. Винавер; а И. Гессен, Г. Слиозберг, Г. Иодлос, М. Мандельштам, М. Шефтель заняли в партии места его ближайших сотрудников.

С мнением Винавера и его единоплеменников — членов партии, не только все считались, но нередко ему и подчинялись.

Среди членов редакции и постоянных сотрудников партийного органа «Речь» доминировали еврейские имена. Редактор — И. Гессен, член редакции — М. Ганфман; постоянные сотрудники — А. Ланда, И. Эфрос, Л. Клячко, В. Ашкенази, А. Кулишер, С. Поляков-Литовцев...

В «Русских Ведомостях» руководящее положение в редакции занимал Г. Иоллос, а среди постоянных сотрудников мы видим: И. Левин, Н. Эфрос, Л. Слонимский, Г. Шрейдер, М. Лурье-Ларин, Ю. Энгель, П. Звездич, а также, известного сиониста В. Жаботинского, который был заграничным корреспондентом этой газеты.

Аналогичное соотношение евреев и не-евреев было и в подавляющем большинстве областных и краевых крупных газет, обслуживающих население разных областей и частей в России.

Одесса, Харьков, Ростов-на-Дону, Киев, Саратов, даже отдалённые Иркутск и Ташкент имели бойкие газеты с многотысячным тиражом, находившиеся фактически в еврейских руках.

Издатели или редакторы, со значительным процентом постоянных сотрудников, были евреи.

Так, например, в Ташкенте крупнейшей газетой руководил еврей Сморгунер, в Саратове — Авербах (шурин известного коммуниста Свердлова), «Киевская Мысль» была в руках еврея Кугеля, а сотрудничали в ней Бронштейн-«Троцкий», Д. Заславский-«Гомункулус», А. Гинзбург-«Наумов», М. Литваков-«Лиров»...

В самой распространённой в предреволюционные годы в России газете «Русское Слово», которую издавал известный Сытин, секретарём был А. Поляков, до этого сотрудник «Одесских Новостей» и бойкой и ходкой в Петербурге газеты «Биржевые Ведомости»...

Сказанного выше достаточно, чтобы составить себе представление о степени проникновения евреев всех политических оттенков и направлений в русскую периодическую печать.

О значении периодической печати на создание и направление общественного мнения говорить не приходится.

Вряд ли нужно говорить и о том, что евреи журналисты и публицисты ко всякому явлению и событию подходили и его освещали, исходя, прежде всего, из положения, полезно и нужно это для евреев или, наоборот, для евреев это вредной опасно.

Согласно ставшей банальной фразе: «а, как нашим», разумея под «нашими» своих единоплеменников.

В результате, очень многое в жизни государства и народа в печати освещалось односторонне и тенденциозно: одно выпячивалось и подчёркивалось, другое смягчалось или замалчивалось.

Характерен, в этом отношении, уже упомянутый выше случай с кровавым подавлением беспорядков на Ленских Золотых приисках, всколыхнувших всю Россию и имевших отклики и в мировой печати.

Перечислялись убитые, раненные, арестованные рабочие. Только вскользь упоминалось о том, что были жертвы и на другой стороне — были и убитые и раненные среди полиции и войск. А часто об этих жертвах и вообще не упоминалось.

И тщётно было искать в газетах того времени правдивого освещения подлинных причин разыгравшихся событий: алчности и бесчеловечного отношения к справедливым требованиям рабочих, бессовестно эксплуатировавшихся миллионером Гинсбургом, владельцем приисков.

Стоявшее на страже правопорядка и защищавшее частную собственность Русское Правительство вынуждено было прибегнуть к крайним мерам, причём, в защите интересов еврея Гинсбурга пролилось немало русской крови.

Газеты того времени, которые не плыли в фарватере оппозиционно-революционных настроений и назывались «правыми», сообщая об этих событиях, по причинам понятным, не углублялись в рассмотрение вопроса, кто по племенной принадлежности был тот русский подданный, имущество которого защищалось.

В этом отношении, перед законом все были равны: капиталист-еврей и капиталист-не-еврей. Право собственности законом признавалось и безоговорочно защищалось и оберегалось, а нарушители — карались.

Следствием такого одностороннего освещения событий было создание оппозиционных или революционных настроений среди тех, кто «правой» прессы не читал, и усиление и подогревание антиправительственных течений среди тех, кто, и без того, был настроен соответствующим образом и априори относился недоверчиво и критически ко всему, что исходило не «слева», а от Правительства или печаталось в «правой» печати.

Здесь уместно будет напомнить, что, начиная с 1905 года, в России предварительной цензуры для газет и журналов не было.

Газета или журнал попадали к цензору уже после того, как были отпечатаны и если в них было что недопустимое, с точки зрения Правительства — против редактора предпринимались соответствующие меры: штраф, арест «ответственного редактора», запрещение выхода на некоторое время или даже закрытие газеты или журнала.

При таком порядке, была возможность издавать газеты и журналы не только резко оппозиционные, но даже направления «эсеровского» и «социал-демократического», как меньшевистские, так и большевистские.

Правда, редакторы часто подвергались разного рода взысканиям, штрафам или арестам, или и то и другое вместе...

Но всё же, выходили, а для «отсидки под арестом» всегда находилось лицо, которое фигурировало, как «ответственный редактор». Легко находились и деньги для уплаты штрафов.

В предреволюционные годы широкие круги русской общественности живо интересовались дебатами в Государственной Думе, где нередко произносились речи с резкой критикой действий органов власти.

Стенографические отчёты были слишком длинны, чтобы их печатать в газетах полностью, а потому обычно печаталось содержание тех или иных речей и выступлений в изложении, присутствовавших на заседаниях журналистов — представителей газет.

Как изложить и «подать» читателю — это зависело от корреспондента. И на этой почве нередко возникали конфликты.

Однажды, в 1908 году один из членов Государственной Думы, в ответ на выступление оппозиции, требовавшей большей свободы для печати и утверждавшей, что всё осведомление России и всего мира проходит через цензуру, сказал:

«Да, но, к сожалению, не через цензуру Правительства, а через цензуру “черты оседлости”»... И указал рукой на ложу журналистов, в которой сидели представители газет, получавшие доступ в ложу, на основании карточек, выдававшихся редакциями, в которых не проставлялось имя, отчество и фамилия представителя.

В связи, с этим выступлением, были проверены паспорта (а не только карточки от редакций), в которых, как известно, в то время, не было графы «национальность» или «народность», но зато, были полностью обозначены имя, отчество, фамилия и вероисповедание владельцев.

При проверке выяснилось, что подавляющее большинство лиц, сидевших в ложе журналистов, в качестве «корреспондентов» разных газет России, были евреи.

Не-евреев было всего несколько человек. А 25 русских журналистов были «иудейского вероисповедания», т.е. евреи.

Евреем был и директор бюро печати (частного) при Гос. Думе, Зайцев-Бернштейн.[8]

Такова была картина (в самых общих чертах) участия евреев в русской периодической печати, игравшей огромную роль в деле пропаганды.

---

Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 175; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!