Глава 48. Один философский вопрос



 

Ибо от всего сердца любят только свое дитя и свое дело; и где есть великая любовь к самому себе, там служит она признаком беременности, – так замечал я…

Ф. Ницше, «Так говорил Заратустра».

 

Выше уже не раз говорилось об эгоизме человека, и о том, как использует его западная культура, и как его хотели устранить в советской системе. Вопрос здесь стоит ребром: можно ли его победить, заменить альтруизмом и нужно ли это. Если для экономического развития и теорий этот вопрос одно время стал ребром, он требует рассмотрения.

Прежде всего, что такое эгоизм? Хотелось бы избежать выверенных определений, дабы обмануть идолов пещеры Бэкона. Только один вопрос у меня есть: чувствуете ли вы свой эгоизм, чувствуете ли вы свою вину за него, или действуете естественно? Ведь что такое эгоизм, мы узнаем только в детстве, когда нам объясняют его смысл (я, кстати, имею в виду в особенности советское школьное воспитание). До того момента, как об этом будет рассказано, ребенок никак не оценивает положительно или отрицательно свои поступки. Поэтому, ставить вопрос об эгоизме затруднительно. Он не является врожденным чувством человека, это понятие само изобретено людьми, и потому достаточно аморфно. Задумаетесь ли вы о том, что вы эгоист, если вам не будут об этом напоминать? Или задумывались ли о том, что вы альтруист, если помогли поскользнувшемуся соседу встать? Или сосед попросил взаймы, а вы не дали, – эгоист ли вы? Эгоизм – «поведение, целиком определяемое мыслью о собственной пользе, выгоде, предпочтение своих интересов интересам других людей». И если эгоизм – это так плохо, то что же, нужно бегать и предлагать всем «прокатиться на себе», чтобы принести им пользу и выгоду. Но ведь с их стороны это будет эксплуатация, а это ведь тоже плохо.

Корень проблемы здесь посажен глубоко: речь идет об изначальном устройстве человека, нашем существе. Можно обратить внимание на то, что человек изначально очень обособлен: при очень схожем (то есть одинаковом) физическом сложении и способе восприятия мира (разуме), люди очень четко отделены друг от друга. Даже и намека нет на то, что человек может полноправно разделить что‑нибудь с другим, в ментальном смысле: чувства, ход размышлений, реакцию, принятие решений. Мы не можем вклиниться в чужой разум, даже на секунду. Нам остается только пользоваться несовершенным языком и примерять на себя чужую шкуру, основываясь на своем восприятии. Будучи общностью по признакам, человечество является разобщенностью по качествам и характеристикам. Мы чувствуем себя, но нам крайне трудно пробиться к другим умам и чувствам. Это как с иностранным языком, который начинаешь учить сформировавшимся человеком. Его приходится познавать не прямо, а косвенно, через определения своего языка, в то время как изучение родного языка происходит с помощью неязыковых понятий, у человека сформировавшегося уже так утвердились собственные понятия, что новые просто не лезут в голову, поэтому иностранный язык так сложен. Также и познание другой личности идет косвенно, через язык, мимику и его действия. В лучшем случае, для выявления мотивов чужой деятельности мы представляем абстрактно, что бы могло вызвать соответствующие слова, поступки и действия у нас. Производя такое действие, мы в итоге обнаруживаем часто крайнюю схожесть мотивов, а, следовательно, и ментальную близость людей. Но можем ли мы погрузиться в чужую мысль? По‑видимому, грань мы преодолеть не можем, не можем стать телепатами и хоть на мгновение погрузиться в чужую мысль. Помыслы, мотивы, побуждения крутятся только в нашей голове, и естественно, поэтому они крутятся вокруг нас самих. Человек имеет очень строгое деление на «я» и остальной мир. Лишь только приняв это как данность, можно уже продвигаться вперед. Да, мы можем думать о других, размышлять о наших ближайших собратьях, оценивать их, любить, ненавидеть и помогать. Однако здесь существует та грань, что ставит нам барьер на пути настоящего проникновения в чужую ментальную епархию и одновременно позволяет нам в нужный момент спрятаться, когда внешний мир готов задавить нас своими событиями. Эта грань – есть что‑то базовое в устройстве человека. Быть может ее могло бы и не быть, не нам знать, но раз она есть, значит, она имеет предназначение. А по сему и мотивы не могут сполна учитывать существование других. По большей части, когда мы действуем, наверняка не можем знать, как оценят наши действия другие. Человек мыслит за себя, другому он может лишь помочь своими действиями и размышлениями.

Поэтому человек воспринимает других людей иначе, чем они сами и, соответственно, себя человек воспринимает иначе, чем другие люди его. Потому как другого индивида возможно воспринимать только через его действия и слова, эмоции, жесты и выражение лица. Именно здесь появляется фактор оценки: человек дает оценку другим, но не дает ее себе. При этом оценка получается одномерной, именно по действиям и поведению наблюдаемого, в то время как это все результат огромного числа мыслей и рефлексов, проносящихся в другом индивиде в доли секунды. Появляются критерии: хороший, нехороший и еще множество характеристик с тысячами оттенков. Однако, то, что вкладывается в эти понятия на самом деле, не отражает реальность. Сам индивид не оценивает себя так, как это делают другие в отношении его. Дж. Б. Вико об этом сказал, что «человек легко познает окружающее, но с большим трудом себя с помощью рефлексии». Только сам человек хорошо понимает свои мотивы и действия. Можно так охарактеризовать познание окружающих и самопознание. Самопознание – это стремление к знанию себя, познание других – накопление опыта. Ввиду неспособности полностью отразить характер мысленного процесса с помощью языка, недостаточности языка для этого или желания скрыть этот процесс, получается своеобразное восприятие окружающего, очень неполное. Поэтому ментальные состояния так тяжелы обычно и так трудно поддаются исправлению извне. Также и оценка окружающего сообщества является поэтому весьма ограниченной, так как общество представляется, как нечто монолитное или распределенное на группы, а не как сосуществование крайне обособленных людей.

В таком положении, когда возможна только опытная, но не проникающая оценка, появляются действительные трудности с постоянным альтруистическим взглядом на мир. Как можно пытаться быть полезным обществу, людям, когда не знаешь их действительных желаний? Более того, человек просто вынужден «предпочитать свои интересы интересам других людей» ввиду своей природы. Человеку предназначено пока что «думать внутри себя». Так как люди рождаются разными и по‑разному воспитываются, то и рефлексия и порывы их различного характера. По крайней мере, нельзя думать много о желаниях других, потому как мы просто их по‑настоящему не знаем и не можем угадывать. Отсюда то и берется то, что называют эгоизмом, в чем так любили обвинять в нашей стране, – ты очень ошибаешься, если не думаешь про других. Но как же думать о других, если нет возможности узнать, о чем думают другие? Невозможность проникнуть в чужие мысли нашла отражение практически одинаково у Толстого и Канта: «не делай другим то, чего не хочешь себе» (Толстой) или «относись к другим так, как ты хочешь, чтобы относились к тебе» (Кант). Помочь другим ты можешь, только если на основе самого себя построишь окружающий мир. Тем не менее, человек не может постоянно размышлять о чужих желаниях и побуждениях каким бы то ни было способом, тем более что в противовес эгоизму имеется терпение.

В нашей стране дело зашло в свое время так далеко, что естественный процесс наших размышлений стали называть эгоизмом с обвинительным оттенком. Действие вызывает противодействие, что вызвало появление людей, заряженных на максимальный ультраэгоизм. Целый класс таких людей искусственно вырос в Советском Союзе. Искусственно потому, что их обвиняли в естественных порывах.

Кроме того, как уже замечено выше, у человека есть естественное стремление к лучшему, более удобному для себя, стремление к комфорту. И это стремление именно для себя в силу причин, описанных выше. Человек может точно ощущать лишь свои стремления, а стремления других он может только почувствовать, но не понять. Для объяснения чужих стремлений выработана целая логика, но она также однобока. Поэтому нет проблемы эгоизма, есть факт природной обособленности людей друг от друга. Мир человеческих оценок других членов общества – это виртуальный мир. Его на самом деле не существует. Каждый человек есть сам в себе, а каждое вне его уже не подлежит точному анализу, так как человеческий разум не может соединиться с другим посредством прямого контакта, а только лишь с помощью слов и действий. Слова же и действия формируют сферу опыта. Заметим, что слова, произнесенные нами, имеют для собеседника обычно совсем иной смысл, чем они есть для нас. Другой человек обрастает для нас какими‑то качествами и характеристиками, в большей мере статичными, хотя на самом деле этот человек есть постоянно мыслящее существо и ход его мыслей от нас скрыт. Тогда как к настоящему пониманию составных частей общества может служить лишь возможность передачи мысли, которая в человеке не предусмотрена или пока не открыта. Когда мы думаем о ком‑то, что он «такой‑то и такой‑то», то забываем, что на самом деле он для себя – я, человек без качеств. Соответственно, когда человек желает чего‑либо, он часто не может думать о том, что причиняет проблемы другим, так как просто не в состоянии осознать это. Отсюда и растет эгоизм. Мы ведь не можем знать, что на самом деле необходимо другим.

С помощью приведенных выше рассуждений можно еще раз объяснить, почему западная «эгоистическая» система работает во многих областях весьма успешно: там эволюционно природу человека стали использовать во благо общему развитию. Человека как бы обманули, но в целом на его же материальное благо.

Однако, вспомним, что во времена великих бедствий, войн и потрясений человеку очень свойственно проявлять сочувствие и взаимовыручку, и взаимопомощь. Здесь появляется некое ощущение того, что человек принадлежит к единому роду и видимо имеет некую духовную общность. Включаются механизмы некоей космической общности. Быть лучше других и добрее в такие дни для человека становится более важным, чем проявлять свои желания. К тому же, эгоизм резко снижается в любви.

Так что мы можем сказать, что есть особые условия, которые снижают эгоизм, он заменяется эстетикой и неким общим чувством.

Во второй половине жизни человек обычно становится менее эгоистичным, понимая общность людей и их схожесть. Человек становится мудрее и понимает, что обладание чем‑либо в какой либо момент не может противостоять по значению для него же самого следованию некой слегка ощущаемой общности, некоему общему чувству.

Изучите эгоизм, и тогда откроются многие секреты о том, как обустроить экономику.

 


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 208; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!