Маслоу А. Самоактуализация Maslow A. Self-actualizing and Beyond. – In: Challenges of Humanistic Psychology. N. Y., 1967.
Http://www.psychology.ru/library/00037.shtml
2. «В гуманистически ориентированной социологии «индивидуальность» служит одним из понятий, способствующим преодолению редукции личности к деиндивидуализированным социальным качествам человека, введению его как активного (индивидуализированного) агента коммуникативных практик и субъекта различных культурных пространств и контекстов. (…) Раскрытие индивидуальности, создание оптимальных условий для ее становления и развития начинает трактоваться в социальном знании как условие нормального функционирования и развития современных социокультурных систем».
В.Л. Абушенко. Индивид, индвидуальность // Социология: Энциклопедия / Сост. А.А. Грицанов, В.Л. Абушенко, Г.М. Евелькин, Г.Н. Соколова, О.В. Терещенко. — Мн.: Книжный Дом, 2003
Http://slovari.yandex.ru/dict/sociology/article/soc/soc-0401.htm
Http://download.yandex.ru/company/yandex_on_blogosphere_spring_2009.pdf
Там же.
Там же.
6. Шкуратова И.П. Самовыражение личности в общении // Психология личности. Учебн. пособие под ред. П.Н. Ермакова и В.А. Лабунской. М.: ЭКСМО, 2007, с.241-265. http://flogiston.ru/articles/social/selfexpression_in_communication
Гавриляченко Е.Э.
(Москва)
«Казачий тренд» в российской культуре
Выбор темы доклада мотивируется реальной и мифологизированной ролью казачества в русской истории и культуре. Казачество, корректно определяемое как исторически сложившаяся культурно-этническая общность людей [1], часто осознается формой вольной самоорганизации русского народа (вспомним слова Л.Н. Толстого: «русские люди казаками желают быть»). Казачество ассоциируется со стихийной социальной программой не только в народном сознании. На волне романтизма в литературе и искусстве XIX в. опоэтизированный облик «вольного казачества» (наряду с «Кавказом» и «цыганами») превратился, по сути, в культурный миф. В научном осмыслении казачье своеволие противопоставлялось государственной организации, о чем свидетельствует знаменитая статья П.Б. Струве «Интеллигенция и революция». Размышляя о периодичности смут в истории России, П.Б. Струве видел в их первооснове «неизбежное столкновение государственных, земских элементов с противогосударственными, казачьими… Носителями … противогосударственного воровства было как в XVII, так и в XVIII в. «казачество». «Казачество» в то время было не тем, чем оно является теперь: не войсковым сословием, а социальным слоем, всего более далеким от государства и всего более ему враждебным… Пугачевщина была последней попыткой повести против государства народные низы. С неудачей этой попытки казачество сходит со сцены как элемент, вносивший в народные массы анархическое, противогосударственное брожение. Оно само подвергается огосударствлению...» [2].
|
|
|
Отчасти мифологизированный, образ казаков как носителей идей свободы, служения «без холопства» укоренился в общественном сознании. Однако, «казачество» - реальный фактор русской жизни и истории, периодически маркирующий идеологические сломы.
|
|
|
Не случайно само слово «казаки» вызывает цепочку ассоциаций: «Белое казачество» - «Вандея» - гражданская война; особые казачьи корпуса в Великую Отечественную войну - казачья колонна на Параде Победы; художественный фильм «Кубанские казаки» - наиболее яркий знак «до оттепельной» культуры; «возрождение казачества» - рубеж XXI столетия.
«Казачий тренд» явственен и в современной социокультурной ситуации. Пока ведутся научные дискуссии с целью определения понятия «казачества», его исторической роли, возможной проектной востребованности, возникает многообразная реальность. В конце 80-х – начале 90-х гг. прошлого века в среде творческой интеллигенции зародились общественные движения, в основе которых лежали идеи возрождения казачьей культуры. В Москве в 1989 г. возникло первое землячество казаков при Центральном доме пропаганды Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИ и К). Вскоре по всей стране стали создаваться землячества, общества, клубы, а затем и казачьи политические организации [3].
|
|
|
«Казачий тренд» стал формой не только культурной, но и социальной деятельности, посколькуочень скоро идеи возрождения культуры переросли в намерения влиять на социополитику, идеологически встроиться в социальные практики. В 1990-е гг. казачество уже реально присутствует в политике, принимая активное участие в событиях в Приднестровье, на Балканах, на Кавказе, где знаковым оформлением волонтёрства стала казачья атрибутика (фуражки, лампасы и пр.).
Государственная политика по отношению к казачеству до сих пор носит неоднозначный характер, вызывая среди казаков различные мнения. С одной стороны, казачье сообщество официально реабилитировано как подвергшееся репрессиям со стороны прежней власти, созданы и действуют государственные структуры «по делам казачества» в администрации Президента РФ и на региональных уровнях [4]. Однако многолетние обсуждения закона о казачестве так и не привели к желаемому результату, а принятый Федеральный закон «О государственной службе российского казачества» не определил юридического положения современного казачества, оставив казачьи общества в статусе общественных организаций. «Но понятно, что в таком статусе оно просто не может выполнять свою основную историческую миссию, сегодня особенно востребованную,— обеспечение безопасности страны в её регионах… Если государственную и военную службу казачество несёт в соответствии с федеральным законодательством, не предусматривая собственно казачьей службы в казачьих подразделениях, то это в советский период уже было» [5]. Государство в лице своих законодателей, видимо, рассчитывает на мобилизационно-патриотический потенциал казачества, однако не спешит им воспользоваться в полной мере.
|
|
|
Однако вернемся к культурной составляющей «казачьего тренда» в современной социокультурной ситуации. Сложившаяся не за одно столетие своеобразная фольклорная традиция востребована не только в своем прямом назначении, как локальная культура, но и как знаковая. Недаром «фольклоризация» (здесь – придание узнаваемых, относящихся к казачьей культуре, черт) постоянно используется как оформление всех социальных, политических практик, так или иначе связанных с понятием «казачество». Казачий фольклор, часто оцениваемый специалистами–фольклористами как излишне популярный, с чрезмерно широким временным и стилистическим диапазоном, наиболее удобен для использования в самых разных целях: идеологических, идентификационных, презентационных и пр.
Кратко остановимся на идентификационной функции фольклора, включая и казачий. Прежде всего, определим, что под понятием «фольклор» мы подразумеваем искусственно выделенную часть народной традиционной культуры. Причины искусственного вычленения фольклора из естества народной культуры, его фрагментирование и трансформации обусловлены процессами кардинальных реформирований российского социального устройства за последние полтора столетия [6]. В определенные периоды фольклор начинает выступать в качестве маркера общественно-политических процессов, ориентированных на поиски собственных цивилизационных путей развития государства. Повышенное общественное внимание к фольклору как национально окрашенному, признаваемому как ценность культурному «знаку» в эти периоды выражается в виде «фольклорных волн».
Процесс усиления влияния сельской традиционной культуры на городскую среду наблюдался в России на предшествующих этапах ее развития неоднократно. Автор насчитывает три такие волны. Первая фольклорная волна (1860-80-е гг.) вызвана сдвигами в государственном устройстве в связи с поражением в Восточной войне и изоляцией России от Европы, модернизационными «великими реформами». Необходимость «узнать народ» вызвала многочисленные политические, социальные последствия, в том числе привело к уже систематическому изучению крестьянской культуры как наиболее верхнего, зримого проявления народной жизни. Первая волна охватила всю жизнь пореформенной России – от её внешней и внутренней государственной политики, принявшей умеренно славянофильские черты, до профессионального искусства и культуры. Она была инициирована одновременно «сверху» и «снизу», т.е. и государственными институтами, и обществом, открывшим и оценившим как значимый для себя слой неведомой архаической культуры.
Начало второй фольклорной волны относится к предвоенному десятилетию (1930-е - начало 1940-х гг.), связано со стабилизацией советской государственности и отказом от революционности 1920-х гг., перенесшим упор с «пролетарских» ценностей на формирование «советского народа как единой общности». Это вылилось в интерес к фольклору со стороны государства, к кодификации и введению в широкую культуру героических эпосов народов, населяющих страну, к созданию многочисленных форм мимикрии профессионального искусства под «народное». Вторая фольклорная волна формировалась «сверху» и была обусловлена во многом мобилизационной необходимостью в предчувствии неизбежности масштабных военных столкновений за мировое переустройство.
Возникновение третьей или новой фольклорной волны в начале 1960-х годов связывается с фрондирующим интересом интеллигенции к крестьянскому фольклору и православной культуре. Особенность этой волны состоит в том, что в отличие от предыдущих, она развивалась исключительно «снизу», практически без участия государственных структур. Именно новая фольклорная волна породила в середине 1980-х гг. уникальное (не наблюдавшееся при первых волнах) явление – «молодежное фольклорное движение».
Очевидным становится «казачий тренд» во всех трех фольклорных волнах. В первой - многочисленные «Стеньки», «Кудеяры», игра с пугающей разбойной силой; во второй - песенные «Кубанские казаки», не случайно выбранные квинтэссенцией советской адаптации «народного»; в третьей - в среде молодежных фольклорных ансамблей доминируют «казачьи». В современных масс-медиа редко мелькнувшая «народная» программа, скорее всего, «казачья»; да и на уровне бытового, домашнего музицирования исполняется от начала до конца обычно три-четыре «казачьи» песни. Если в первой и третьей волнах «казачество» - фрондирующий государству символ, то в «сталинском» казачестве подчеркнуто «верное, доблестное» служение.
«Возрождение казачества» немыслимо без возрождения его культуры, и это понимают и стараются донести до широких кругов общественности энтузиасты, представители творческой интеллигенции. Приведем высказывание писателя, журналиста, казака по происхождению П. Ткаченко: «В прошлом году силами Московского мужского творческого объединения «Казачий Кругъ», отметившего свое двадцатилетие, предпринята культурно-просветительская инициатива «Походъ», предусматривающая и уже осуществляющая обширную программу по сохранению, освоению и распространению народно-песенной и шире — русской народной казачьей культуры.
На что хотел бы обратить особое внимание — эта инициатива, созревшая в результате долгих и трудных поисков, не является собственно московской, она охватывает многие регионы России. Выезжая в этнографические экспедиции, мы изучаем фольклорные, народные песенные коллективы на местах, помогаем им выпускать диски. По сути уже создан единый фронт за сохранение и удержание в общественном сознании традиционных народных ценностей, вне которых благополучного бытия общества, народа, государства, личности не бывает» [7].
Подобный экскурс не бесполезен для анализа современной социокультурной ситуации. Попытки декларированного обретения «национальной идеи» и подобные проекты требуют зримого оформления, чаще принимающие формы исторических реминисценций, фестивалей народной культуры и т.п. Исторически фиксируемая устойчивая связь фольклора с социодинамикой позволяет рассматривать его как один из индикаторов социальной тектоники. Периодическая фольклоризация общества, даже в малых гомеопатических дозах, одновременно свидетельствует и подспудное давление этно-факторов, и «противогосударственную» фронду, и возможность резервной мобилизационности культуры.
Примечания
1.Донские казаки в прошлом и настоящем / Под общ. редакцией профессора Ю.Г. Волкова. Ростов-на-Дону. Издательство Ростовского университета. Издательство «ГинГо». 1998. С. 338-339.
2. П.Б. Струве. Интеллигенция и революция // Вехи. Из глубины. М., Изд. «Правда». 1991. С.152.
3. Донские казаки в прошлом и настоящем. С. 340-341.
4. Российское казачество. Научно-справочное издание. РАН, Институт этнологии и антропологии. М., 2003. С. 62-63.
5. П. Ткаченко.Русские люди казаками хотят быть! // Конференция «Казачество в истории России». 27.06.2008. http://www.zimovaya.ru/polemika/russkie-lyudi-kazakami-hotyat-bytj.html.
6. Е.Э. Гавриляченко. Фольклорные волны в культуре России и «молодежное фольклорное движение» 1980-2000 гг. Дис. … канд. культурологии. М., 2008.
Петрова Н.С.
(Москва)
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 190; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!