ОТВЕТ ТОВ. ТРОЦКОГО КИТАЙСКИМ ОППОЗИЦИОНЕРАМ
Дорогие товарищи!
20-го декабря я получил ваше письмо от 15 ноября: 35 дней от Шанхая до Константинополя. На получение моего ответа вам нужно по меньшей мере столько же. Ничего не поделаешь: ни авиапочта, ни радиосвязь не служат еще пока делу оппозиции.
Самое важное в вашем письме это сообщение о том, что вы опубликовали платформу китайской оппозиции. Вы должны немедленно перевести ее хотя бы на один из европейских языков. Вся международная оппозиция должна иметь возможность ознакомиться с этим в высшей степени важным документов. Я буду с величайшим нетерпением ждать вашей платформы.
Вы ставите в письме два вопроса, связанных с платформой: об Учредительном Собрании и о Соединенных Штатах Азии. Этот второй вопрос - совершенно новый; ответ на него я вынужден отложить до самостоятельной статьи. Насчет Учредительного Собрания отвечаю в нескольких словах:
Политическая задача ослабленной и загнанной в подполье партии - мобилизовать не только рабочих, но и широкие низы города и деревни против буржуазно-военной диктатуры. Для этого и должен служить самый простой и самый естественный в данной обстановке лозунг Учредительного Собрания. Под этим лозунгом должна идти неутомимая агитация, в связи с другими лозунгами демократической революции; передача крестьянской бедноте земель, 8-ми часовой рабочий день, независимость Китая, право самоопределения входящих в его состав народов.
|
|
|
Агитация должна дополниться пропагандой, разъясняющей, по крайней мере, наиболее передовым слоям пролетариата, что путь к Учредительному Собранию ведет только через восстание против военных узурпаторов и через захват власти народными массами.
Правительство, выдвинутое победоносной революцией рабочих и крестьян, может быть только правительством диктатуры пролетариата, ведущего за собой большинство эксплуатируемого и угнетаемого народа. Но надо ясно понять различие между общей революционной перспективой, которую мы должны неутомимо развивать в теоретических и пропагандистских статьях и речах, и актуальным политическим лозунгом, под которым мы уже сегодня можем мобилизовать массы, противопоставляя их на деле режиму военной диктатуры. Таким центральным политическим лозунгом является лозунг Учредительного Собрания.
Этот вопрос кратко освещен в проекте платформы китайской оппозиции, выработанном за границей несколькими китайскими и иностранными товарищами. Мой молодой друг Н., как я знаю, передал вам этот проект. Тем с большим нетерпением жду я вашей платформы, чтоб иметь возможность судить, с документами в руках, имеются ли разногласия между вами и тов. Н., и оправдывается ли отдельное существование двух групп. До ознакомления с фактами и документами, я вынужден воздержаться от суждения по этому важному вопросу.
|
|
|
Вы сообщаете о том, что китайские сталинцы стреляли на улицах Кантона в оппозиционера. Как ни чудовищен этот факт, но я его не считаю невозможным. В своем "Завещании" Ленин обвинил Сталина лично в склонности злоупотреблять властью, т. е. насилием. С того времени эта черта развилась чудовищно в аппарате ВКП и перешла в Коминтерн. Разумеется, диктатура пролетариата немыслима без применения силы, в том числе и по отношению к отдельным частям самого пролетариата. Однако, и в рабочем государстве нужен самый бдительный контроль рабочей демократии над тем, кто, как и во имя чего применяет насилие. Совсем иначе стоит этот вопрос в буржуазных странах, где революционная партия составляет лишь небольшое меньшинство рабочего класса и вынуждена вести борьбу за завоевание большинства. В этих условиях применение насилия против идейных противников - не штрейкбрехеров, не провокаторов, не фашистов, нападающих из-за угла, а идейных противников, включая сюда и честных рабочих-социал-демократов, - есть величайшее преступление и безумие, которое неизбежно должно повернуться своим острием против самой же революционной партии. В жестокой борьбе, которую большевизм вел против народников и меньшевиков в течение полутора десятка лет до Октябрьского переворота, не было и речи о применении мер физического насилия. Что касается индивидуального террора, то мы, марксисты, отвергали его даже по отношению к царским сатрапам. Между тем, за последнее время коммунистические партии, вернее, их аппаратчики, все чаще прибегают к срыву собраний и к другим методам механического удушения противников, особенно левой оппозиции. Многие бюрократы искренне убеждены, что в этом состоит настоящий большевизм. Свое бессилие по отношению к капиталистическому государству они вымещают на других пролетарских группах, превращая тем самым буржуазную полицию в третейского судью между ними.
|
|
|
Трудно даже представить себе, какого рода разврат порождается такого рода сочетанием бессилия с насилием. Молодежь все более приучается считать, что кулак надежнее аргумента. Этим воспитывается политический цинизм, который как нельзя лучше подготовляет людей к переходу в фашистский лагерь. Надо вести с грубыми и нелояльными методами сталинизма непримиримую борьбу, разоблачая их в печати и на собраниях, и воспитывая в рабочих ненависть и презрение ко всем тем мнимым революционерам, которые вместо апелляции к мозгам, бьют по черепу.
|
|
|
Что касается группы Чен-Ду-Сю, то я достаточно знаком с ее политикой в годы революции: это была политика Сталина - Бухарина - Мартынова, т. е. по существу дела, политика правого меньшевизма. Тов. Н. писал мне, однако, что Чен-Ду-Сю, на основании опыта революции, чрезвычайно приблизился к нашей позиции. Разумеется, это можно было бы только приветствовать. Однако, вы в вашем письме решительно оспариваете сообщение т. Н. Вы утверждаете даже, что Чен-Ду-Сю не отмежевался от сталинской политики, представляющей сочетание оппортунизма с авантюризмом. Опять таки, я не читал до сих пор ни одного программного заявления группы Чен-Ду-Сю и потому лишен возможности высказаться по этому вопросу.
Принципиальную солидарность в китайском вопросе я мыслю себе лишь на почве ясных ответов на нижеследующие вопросы:
По отношению к первому периоду революции:
1. Вытекала ли из антиимпериалистского характера китайской революции руководящая роль "национальной" китайской буржуазии (Сталин - Бухарин)?
2. Правилен ли был, хотя бы на один час, лозунг "блока четырех классов": крупной буржуазии, мелкой буржуазии, крестьянства и пролетариата (Сталин - Бухарин)?
3. Допустимо ли было вхождение китайской компартии в Гоминдан и привлечение Гоминдана в состав Коминтерна (решение Политбюро ВКП)?
4. Допустимо ли было, в интересах северного похода, тормозить аграрную революцию (телеграфная директива Политбюро ВКП)?
5. Допустимо ли было отказываться от лозунга советов с того момента, как развернулось широкое движение рабочих и крестьян, т. е. в 1925-27 г.г. (Сталин - Бухарин)?
6. Приемлем ли был, хотя бы на один час, сталинский лозунг "рабоче-крестьянской" партии, т. е. старый лозунг русских народников для Китая?
По отношению ко второму периоду:
7. Правильно ли было решение Коминтерна о том, что разгром рабочего и крестьянского движения правым и левым Гоминданом означает "переход революции в высшую стадию" (Сталин - Бухарин)?
8. Правилен ли был в этих условиях данный Коминтерном лозунг вооруженного восстания?
9. Правильна ли была одобренная Коминтерном партизанская тактика Хо-Луна и Не-Тина в обстановке политического отлива рабочих и крестьян?
10. Правильной ли была организация агентами Коминтерна вооруженного восстания в Кантоне?
По отношению к прошлому в целом:
11. Была ли борьба Коминтерна в течение 1924-1927 г.г. против оппозиции в китайском вопросе борьбой ленинизма против троцкизма, или же, наоборот, борьбой меньшевизма против большевизма?
12. Была ли борьба Коминтерна против оппозиции в 1927-28 г. борьбой большевизма против "ликвидаторства" или же, наоборот, борьбой авантюризма против большевизма?
В отношении к будущему:
13. Необходима ли, в нынешних условиях победоносной контрреволюции мобилизация китайских масс под лозунгами демократии, в частности Учредительного Собрания, как думает оппозиция, или же надлежит ограничиваться абстрактной пропагандой советов, как постановил Коминтерн?
14. Сохраняет ли революционное содержание лозунг "демократической диктатуры рабочих и крестьян", как думает Коминтерн, или же, наоборот, необходимо отмечать эту замаскированную формулу Гоминдана, разъясняя, что победа союза рабочих и крестьян может привести в Китае только к диктатуре пролетариата?
15. Применима ли к Китаю теория социализма в отдельной стране или же, наоборот, китайская революция может победить и довести свои задачи до конца только, как звено международной революции?
Таковы, по моему мнению, главные вопросы, на которые обязана дать ответ платформа китайской оппозиции. Вопросы эти имеют огромное значение для всего Интернационала. Нынешняя эпоха реакции в Китае, как всегда бывало в истории, должна стать эпохой теоретического углубления. То, что характеризует теперь молодых китайских революционеров, это страсть понять, изучить, охватить вопрос в его целом. Безыдейная бюрократия Коминтерна тушит марксистскую мысль. Не сомневаюсь, что в борьбе с бюрократией авангард пролетариата выдвинет плеяду выдающихся марксистов, которые сослужат службу всему Интернационалу.
С оппозиционным приветом.
Л. Троцкий.
Принкипо, 22-ое декабря 1929 г.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 9.
Л. Троцкий.
К ВОПРОСУ О ПРОИСХОЖДЕНИИ ЛЕГЕНДЫ О "ТРОЦКИЗМЕ"
(Документальная справка)
В ноября 1927 года, когда Зиновьев и Каменев, после почти двухлетнего пребывания в оппозиции, почувствовали потребность вернуться под кров сталинской бюрократии, они, в качестве проходного свидетельства, попытались снова предъявить заявление о своем несогласии с "троцкизмом". На свою беду, однако, Зиновьев и Каменев, за время своего пребывания в оппозиции, успели полностью раскрыть механику предшествующего периода (1923 - 1926), когда они, вместе со Сталиным, создавали легенду "троцкизма" лабораторно-заговорщическим путем.
Накануне своей высылки в Центральную Азию, я обратился к ряду товарищей с нижеследующим письмом (привожу его, как и ответы, со второстепенными сокращениями).
Москва, 21 ноября 1927 г.
Дорогие товарищи,
Зиновьев, Каменев и их ближайшие друзья снова - после большого перерыва - начинают выдвигать легенду насчет "троцкизма".
По этому поводу я хотел бы установить следующие факты:
1. Когда разразилась так называемая "литературная дискуссия" (1924 г.), некоторые из ближайших к нашей группе товарищей высказывались в том смысле, что опубликование мною "Уроков Октября" было тактической ошибкой, так как дало возможность тогдашнему большинству развязать "литературную дискуссию". Я, со своей стороны, утверждал, что "литературная дискуссия" все равно развернулась бы, независимо от того или другого повода. Суть "литературной дискуссии" состояла в том, чтобы выдернуть из всей прошлой истории партии как можно больше фактов и цитат против меня и - с нарушением перспектив и исторической правды - преподнести все это неосведомленной партийной массе. К моим "Урокам Октября" "литературная дискуссия" никакого отношения по существу не имела. Любая из моих книг или речей могла послужить формальным поводом для того, чтобы обрушить на партию лавину травли против "троцкизма". Таковы были мои возражения тем товарищам, которые склонны были считать тактической оплошностью опубликование "Уроков Октября".
После того, как наш блок с ленинградской группой сложился, я на одном из совещаний задал Зиновьеву, в присутствии ряда товарищей, примерно следующий вопрос:
- Скажите, пожалуйста, если бы я не опубликовал "Уроков Октября", имела бы место так называемая литературная дискуссия против "троцкизма" или нет?
Зиновьев без колебаний ответил:
- Разумеется. "Уроки Октября" были только предлогом. Без этого повод дискуссии был бы другой, формы дискуссии несколько другие, но и только.
2. В июльской декларации 1926 года, подписанной Зиновьевым и Каменевым, говорится:
"Сейчас уже не может быть никакого сомнения в том, что основное ядро оппозиции 1923 года правильно предупреждало об опасности сдвига с пролетарской линии и об угрожающем росте аппаратного режима. Между тем, десятки и сотни руководителей оппозиции 1923 года, в том числе и многочисленные старые рабочие-большевики, закаленные в борьбе, чуждые карьеризма и угодливости, несмотря на всю проявленную ими выдержку и дисциплину, остаются по сей день отстраненными от партийной работы".
3. На объединенном пленуме ЦК и ЦКК 14-23 июля 1926 г. Зиновьев сказал:
"У меня было много ошибок. Самыми главными своими ошибками я считаю две. Первая моя ошибка 1917 г. всем вам известна... Вторую ошибку я считаю более опасной, потому что ошибка 1917 г., сделанная при Ленине, Лениным была исправлена, а также и нами при его помощи через несколько дней, а ошибка моя 1923 года заключалась в том, что...
Орджоникидзе: Что же вы морочили голову всей партии?
Зиновьев: Мы говорим, что сейчас уже не может быть никакого сомнения в том, что основное ядро оппозиции 1923 г., как это выявила эволюция руководящей ныне фракции, правильно предупреждало об опасностях сдвига с пролетарской линии и об угрожающем росте аппаратного режима... Да, в вопросе о сползании и в вопросе об аппаратно-бюрократическом зажиме Троцкий оказался прав против вас" (стенограмма, IV в., стр. 33).
Таким образом, Зиновьев признает здесь свою ошибку 1923 г. (в борьбе против "троцкизма") даже более опасной, чем его ошибка 1917 года (выступление против Октябрьского переворота)!
4. Приведенное признание Зиновьева вызвало недоумение у многих ленинградских оппозиционеров второго ряда, которые не будучи посвящены в заговор, искренно уверовали в легенду о "троцкизме". Зиновьев не раз говорил мне: "В Питере мы это вколотили глубже, чем где бы то ни было. Там поэтому труднее всего переучивать".
Очень отчетливо помню те слова, с которыми Лашевич накинулся на двух ленинградцев, прибывших в Москву для выяснения вопроса о троцкизме:
"Да чего вы валите с больной головы на здоровую? Ведь мы же с вами сами выдумали этот "троцкизм" во время борьбы против Троцкого. Как же вы этого не хотите понять и только помогаете Сталину?" и пр.
Зиновьев в свою очередь сказал:
- Ведь надо же понять то что было. А была борьба за власть. Все искусство состояло в том чтобы связать старые разногласия с новыми вопросами. Для этого и был выдвинут "троцкизм"...
На нас участников группы 1923 года, эта беседа произвела большое впечатление, несмотря на то, что механика борьбы против "троцкизма" была нам ясна и раньше.
Так как теперь Каменев и Зиновьев снова пытаются проявить то же "искусство", то есть связать старые разногласия с весьма свежим вопросом об их капитуляции, то я прошу вас вспомнить, принимали ли вы участие в одной из указанных выше бесед и что именно вы помните.
С коммунистическим приветом Л. Троцкий".
Письмо Е. Преображенского
Подтверждаю все изложенное в настоящем документе. Только Лашевич сказал "ведь мы же сами выдумали" и т. д., без слова "с вами", потому что, насколько я помню, два питерских товарища, о которых идет речь, совершенно искренно беспокоились насчет "троцкизма" и вряд ли были в курсе зарождения всего плана борьбы с "неотроцкизмом". Собрание происходило у Каменева близко к дате 16 октября 1926 г., до или после, не помню.
Е. А. Преображенский.
29-го декабря 1927 г.
Письмо Г. Пятакова
Дорогой Лев Давыдович!
Вы просили меня изложить письменно то, что я помню о речах Лашевича и Зиновьева на квартире Каменева, когда происходил разговор о "троцкизме" с приехавшими из Ленинграда товарищами. Всего разговора я не помню. Но так как к вопросу о так называемом "троцкизме" я всегда относился весьма болезненно, и отношение оппозиции 1925-26 г. к этому вопросу всегда представляло для меня громадный политический интерес, то я очень твердо помню то, что нам сказали Зиновьев и Лашевич. Я не помню текста речей. Смысл же помню хорошо: "троцкизм" был выдуман для того, чтобы подменить действительные разногласия мнимыми, то есть разногласиями, взятыми из прошлого, не имеющими никакого значения теперь, но искусственно гальванизированными в вышеуказанных целях. Это говорилось приехавшим ленинградцам, колебавшимся по вопросу о "троцкизме", и им разъяснялось, почему и как была создана легенда о "троцкизме".
Пятаков.
2-го января 1928 г.*1 Москва.
/*1 В оригинале показан по ошибке 1927 г.
Письмо К. Радека
При первом разговоре не присутствовал. Но слышал о нем от Л. Д. после того, как он состоялся.
Но присутствовал при разговоре с Каменевым о том, что Л. Б. (Каменев) расскажет на пленуме ЦК, как они (то есть Каменев и Зиновьев) совместно со Сталиным решили использовать старые разногласия Л. Д. (Троцкого) с Лениным, чтобы не допустить после смерти Ленина т. Троцкого к руководству партией. Кроме того много раз слышал из уст и Зиновьева и Каменева о том, как они "изобретали" троцкизм, как актуальный лозунг.
К. Радек.
25-го декабря 1927 г.
Радек напоминает здесь очень яркий эпизод, упущенный в моем письме. Во время июльского пленума 1927 года Зиновьев и Каменев попали под особенно жестокий обстрел цитатами из их собственных писаний против "троцкизма". Надеясь вторично выступить по вопросу об оппозиции, Каменев собирался, как он выразился, взять быка за рога и прямо заявить на пленуме, как и по каким причинам была изобретена троцкистская опасность, с целью организованной борьбы против Троцкого. Список ораторов был, однако, закрыт, и Каменев вторично слова не получил.
Л. Троцкий.
Письмо Х. Г. Раковского
Дорогой Лев Давидович!
В беседе, на которую ты ссылаешься, я участие не принимал (не был в Москве, так как уехал после пленума в Париж). Однако, осенью, когда приехал обратно, я слышал от тебя, а также от Преображенского в Париже, как о разговоре с Зиновьевым, так в частности и о заявлении Лашевича ("не нужно валить с больной головы на здоровую"). И тот и другой (то есть и Зиновьев и Лашевич) утверждали сами, что аргумент с "троцкизмом" и "перманентной революцией" был притянут за волосы исключительно с целью дискредитировать оппозицию 1923 г.
С приветом.
Х. Раковский.
28-го декабря 1927 г.
Письмо В. Б. Эльцина
Дорогой Лев Давидович!
В одной из бесед, происходивших на квартире Каменева, накануне подачи заявления от 16 октября, я совершенно точно запомнил это, произошел эпизод, касающийся "литературной дискуссии" по Урокам Октября.
На вопрос Льва Давидовича состоялась ли бы дискуссия против "троцкизма", если бы на свет не появились "Уроки Октября", Зиновьев ответил, что "конечно, состоялась бы", так как план начать эту дискуссию был заранее предрешен и искали только повода. Никто из присутствующих при этом сторонников группы 1925 г. ("зиновьевцев") не возражал. Все приняли это сообщение Зиновьева, как факт общеизвестный.
В. Эльцин.
2-го января 1928 г.
Таковы свидетельские показания, которые я успел перед высылкой получить в Москве. Они только иллюстрируют то, что более осведомленным товарищам ясно было и без того. Они достаточно ярко освещают малопривлекательную идеологическую чехарду в вопросе о троцкизме. С 1917 до 1923 г.г. о троцкизме не было и речи. На этот период, помимо всего прочего, падает октябрьский переворот, гражданская война, строительство советского государства и Красной армии, выработка партийной программы, образование Коминтерна, формирование его кадров, составление его основных документов, в том числе программных тезисов и манифестов Коминтерна. В 1923 г., после отхода Ленина от работы, вспыхивают в основном ядре ЦК серьезные разногласия, которые в течение дальнейших четырех лет развертываются в две непримиримые линии. В 24-ом году призрак троцкизма - после тщательной закулисной подготовки - выпускается на сцену. Вдохновителями кампании являются Зиновьев и Каменев. Они стоят во главе - по тогдашнему - "старой большевистской гвардии". По другую сторону - "троцкизм". Но группа "старой гвардии" раскалывается в 25-ом г. Зиновьев и Каменев уже через несколько месяцев оказываются вынуждены признать, что основное ядро оппозиции 23-го года, так называемые "троцкисты", в коренных вопросах разногласий оказались правы. Это признание является жесточайшей карой за злоупотребления в области партийной теории. Более того: Зиновьев и Каменев вскоре сами оказались зачисленными в число "троцкистов". Трудно придумать иронию судьбы, более беспощадную!
15-ый съезд партии ничего не изменил в политической линии большинства, наоборот - закрепил ее. Он осудил оппозицию и поставил ее вне партии. Этого оказалось для Зиновьева и Каменева достаточным, чтобы припрятать опасность термидора, но за то попытаться снова возродить призрак троцкизма. Не будет ничего неожиданного, если т. Зиновьев приступит к писанию брошюры против троцкистской опасности, а Каменев будет ссылаться на свои речи и статьи 23-24 года.
Беспринципность в себе самой несет свою кару. Она расшибается о факты, подрывает к себе доверие и, в конце концов, становится смехотворной.
Отдельные люди, даже и такие значительные, как Зиновьев и Каменев, приходят и уходят. А политическая линия остается.
Москва. 3 января 1928 года.
После того, как были написаны эти строки прошло более двух лет. Главные свидетели по делу о фальсификаторах, создавших легенду о "троцкизме", Пятаков и Радек, подписывая свое красноречивое показание, факсимиле которого мы печатаем здесь, не предвидели, что им самим понадобится через несколько месяцев вступить на оный путь. Поистине, неисповедимы пути идейного сползания! Велика сила революционного отлива: барахтаются в нем люди, так что в пене не отличить голов от ног.
При всей своей трагикомической внешности судьба капитулянтов имеет, однако, очень серьезное значение: слабость людей только ярче подчеркивает силу идей.
Не автор этих строк а его противники строят и оценивают все группировки в партии по линии их отношения к "троцкизму". На борьбе с троцкизмом Сталин стал "теоретиком", а Молотов вождем. Зиновьев и Каменев шли со Сталиным, порвали с ним, вернулись к нему, - оселком каждый раз служил "троцкизм". Правое крыло (Бухарин, Рыков, Томский) порвало со Сталиным, обвиняя его в троцкизме. Сталин умудрялся возвращать то же обвинение правым. Пятаков, Радек и другие капитулянты второго призыва оказались вынужденными напиться из того же колодца.
Что все это значит? Прежде всего то, что у этих людей и групп нет ничего самостоятельного за душой. Они все от чего-то отталкиваются, временно к чему-то притягиваются, чтоб опять оттолкнуться. Это "что-то" они называют троцкизмом. Под этим псевдонимом они сводят свои счеты с доктриной Маркса и Ленина.
Революция - суровая школа. Она не жалеет позвоночников, ни физических, ни моральных. Целое поколение вышло в тираж, истрепалось нервно, израсходовалось духовно. Сохранились немногие. Опустошенные составляют огромный процент на вершинах сталинской бюрократии. Аппаратные скрепы придают им внушительный вид, как парадная форма генералу-рамолитику. События будут обнаруживать и подтверждать опустошенность сталинской "гвардии" при каждом новом испытании. На капитуляциях по вопросу о троцкизме тысячи и десятки тысяч дрессировались в искусстве капитуляций вообще.
Чередование политических поколений есть очень большой и очень сложный вопрос, встающий по своему, по особому, перед каждым классом, перед каждой партией, но встающий перед всеми.
Ленин не раз издевался над так называемыми "старыми большевиками", и даже говаривал, что революционеров в 50 лет следовало бы отправлять к праотцам. В этой невеселой шутке была серьезная политическая мысль. Каждое революционное поколение становится на известном рубеже препятствием к дальнейшему развитию той идеи, которую оно вынесло на своих плечах. Политика вообще быстро изнашивает людей, а революция тем более. Исключения редки, но они есть: без них не было бы идейной преемственности.
Теоретическое воспитание молодого поколения есть сейчас задача задач. Только этот смысл и имеет борьба с эпигонами, которые, несмотря на свое видимое могущество, идейно уже вышли в тираж.
Л. Троцкий.
7 февраля 1930 г. Константинополь.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 9.
Л. Троцкий.
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ЧЛЕНАМ ВКП(б)
Дорогие товарищи!
Настоящее обращение продиктовано чувством величайшей тревоги за будущее Советского Союза, за судьбы диктатуры пролетариата. Политика нынешнего руководства, т. е. тесной группы Сталина, на всех парах направляет страну навстречу опаснейшим кризисам и потрясениям.
Все, что проповедовалось годами против оппозиции, якобы не признававшей этого - о "смычке", о необходимости правильной политики по отношению к крестьянству, вдруг оказалось забыто, или, вернее, превращено в свою противоположность. Самые азбучные положения марксизма ныне попраны. Грубее всего это проявилось в вопросе о коллективизации. Под прямым действием чисто-административных мероприятий в 1928 - 29 г., в борьбе за хлеб, коллективизация достигла такого размаха, который никем не был предвиден и совершенно не имеет опоры в наличных средствах производства. Отсюда неизбежно вытекает перспектива распада большинства колхозов, сопровождаемого глубокой внутренней борьбой и длительным подрывом нынешней, и без того крайне низкой производительной силы сельского хозяйства.
Но и жизнеспособное меньшинство колхозов, представляя важный шаг вперед, отнюдь еще не равносильно "социализму". При нынешних своих средствах производства, в условиях товарного хозяйства, колхозы будут неизбежно выделять новый слой крестьян-эксплуататоров. Административный разгром вне-колхозных кулаков не только не переделывает экономической ткани крестьянства, но и не может помешать развитию кулачества внутри колхозов. Это прежде всего обнаружится на многих из тех артелей, которые будут иметь наибольший хозяйственный успех. Объявляя колхозы социалистическими предприятиями, нынешнее руководство обеспечивает тем самым маскировку внутренних колхозных кулаков. Разумеется, оно делает это без заранее обдуманного намерения. К несчастью, такова вся его политика: оно ничего не обдумывает, ничего не предвидит, а плетется в хвосте стихийных процессов, бросаясь из одной крайности в другую.
Чтоб хоть до некоторой степени подпереть технически "сплошную" коллективизацию, приходится ныне резко повышать программу производства сельскохозяйственных орудий и машин. Но это производство зависит от целого ряда других отраслей промышленности. Производственный план и без того уже достиг чрезвычайной напряженности. Но если даже допустить, что новая программа сельскохозяйственного машиностроения будет выполнена, что отнюдь не обеспечено, - и при этом условии нынешний темп коллективизации все равно оказался бы во много раз превосходящим материальные возможности.
Нельзя ни на минуту забывать, что коллективизация выросла не из доказанных на широком опыте всего крестьянства преимуществ коллективного хозяйства над индивидуальным, а из исключительных административных мер в борьбе за хлеб. Необходимость этих мер возникла, в свою очередь, из неправильной хозяйственной политики 1923 - 1928 г.г., прежде всего из отставания промышленности и неправильного отношения к бедняку и кулаку.
Разумеется, основные трудности социалистического строительства лежат вне воли руководства. Они коренятся в невозможности построения социалистического общества в отдельной стране, к тому же крайне отсталой. Но именно поэтому от руководства требуется ясное понимание всех факторов развития и своевременное определение того, что возможно и, что невозможно. При этом условии вполне достижимы серьезные успехи на пути социалистического строительства, и, главное, сохранение диктатуры пролетариата до победы революции в передовых странах. К несчастью центристское руководство обнаруживает роковую неспособность как правильно оценить внутренние ресурсы диктатуры, так и понять их взаимозависимость с движущими силами мировой обстановки.
Первый проект пятилетки, выработанный в 1926 г. предусматривал рост промышленности на 9-10% в год. Под влиянием оппозиционной критики, освещавшей уроки самой жизни, пятилетка была полностью пересмотрена и коэффициент роста был повышен до 20%. Но теперь руководство, боясь своей собственной нерешительности, уже не знает удержу. Прежде чем намеченные высокие темпы серьезно проверены на деле, прежде чем успехи сколько-нибудь обеспечены, прежде чем достигнуто улучшение положения рабочих, сталинское руководство выдвинуло лозунг: "пятилетку - в четыре года". Программа сельскохозяйственного машиностроения намечает тем временем еще несравненно более быстрые темпы. А коллективизация мелких крестьянских хозяйств, т. е. задача наиболее трудная и длительная по самому своему существу, оставляет далеко позади себя все остальные хозяйственные процессы. Как уже не раз бывало в истории, хвостизм непосредственно превратился в свою противоположность - в авантюризм. Но никогда еще это превращение не совершалось в таком масштабе. Никогда притом дело не шло еще о такой гигантской исторической ставке как судьба Октябрьской революции.
Хозяйство изнасиловать нельзя. Скачка темпов, обгоняющая материальные возможности, приводит к созданию мнимых ресурсов там, где нет действительных. Это называется бумажно-денежной инфляцией. Симптомы ее на лицо и это - симптомы угрожающего хозяйственного кризиса. Прежде чем он развернется в взрывчатой форме, он тяжело сказывается на повседневной жизни масс, повышая цены или препятствуя их снижению.
Проблема распределения народного дохода между потребностями сегодняшнего дня и потребностями накопления, т. е. расширенного воспроизводства, есть основной вопрос социалистического строительства, тесно связанный с вопросом о взаимоотношении рабочего класса и крестьянства, как и различных слоев внутри самого крестьянства. Эти вопросы не могут быть разрешаемы априорно, т. е. бюрократически. Дело идет о повседневной жизни масс, и сами массы должны иметь возможность вносить свои "поправки" в априорные хозяйственные планы. В этом пункте вопросы хозяйства связываются неразрывно с вопросами режима партии, профессиональных союзов и советов.
Основные причины противоречий развития заложены, как сказано уже, в изолированном положении Советского Союза. Но руководящий курс усугубляет эти противоречия вместо того, чтобы смягчать их. Во всем хозяйственном плане есть основной порок. Вместо того, чтобы ставить своей задачей - экономически упрочить диктатуру пролетариата и его союз с крестьянством при помощи наиболее выгодных, внутренне согласованных хозяйственных темпов, учитывающих жизненные потребности масс в данный подготовительный и переходный период, т. е. до дальнейшего этапа международной революции, план ставит себе неосуществимую, утопическую и экономически реакционную задачу: на основе нашей отсталости и бедности построить "в кратчайший срок" самостоятельное изолированное социалистическое общество. Раньше считалось, что эта задача разрешима хотя бы "черепашьим темпом" (Бухарин). Теперь руководство убегает от последствий длительного отставания в азарт "бешенного галопа" (тот же Бухарин, но реконструированный).
Во имя авантюристских темпов, меняющихся на ходу, несогласованных, непроверенных, и нередко подкапывающихся друг под друга, совершается величайший нажим на рабочую силу в то время, как уровень жизни трудящихся явно снижается. Скачки индустриализации ведут к ухудшению качества продукции, что, в свою очередь, тяжело бьет по потребителю и подрывает завтрашний день производства.
Таким образом, и по линии промышленности, и по линии сельского хозяйства, и по линии финансов нынешнее руководство ведет страну на встречу тяжким кризисам и политическим потрясениям.
Сейчас, когда пишутся эти строки, до нас дошли первые сигналы начавшегося отступления. Сперва статья Сталина, затем новый циркуляр центрального комитета. Попав в тиски новых дополнительных противоречий, за которые он несет непосредственную ответственность, Сталин велеречиво предупреждает против "головокружения от успехов", сводя свою мудрость к тому, что недопустимо-де обобществлять "домашнюю птицу". Как будто в этом дело! Как будто утопически-реакционный характер "сплошной коллективизации" состоит только в преждевременной коллективизации кур, а не в принудительном создании крупных коллективных хозяйств без той технической основы, которая только и могла бы обеспечить их перевес над мелкими.
Циркуляр Центрального Комитета идет уже гораздо дальше статьи Сталина. При отступлении, как и при наступлении центристское руководство неизменно тянется в хвосте стихийных процессов и их аппаратного отражения. После того, как "коллективизация" охватила - в течение немногих месяцев! - больше половины крестьянства, руководители спохватились, что "нарушается известное (!) указание Ленина" относительно необходимости добровольного характера обобществления. Попутно циркуляр обвиняет "исполнителей" в нарушении "устава сельскохозяйственной артели", изданного ЦИКом. Но, во-первых, устав этот издан лишь на днях, т. е. после того, как коллективизация охватила свыше 50% дворов. А, во-вторых, - и это самое важное - устав полон противоречий и недомолвок, ибо он сознательно замалчивает дифференциацию внутри коллективизируемых крестьян, изображая дело так, будто, за вычетом ликвидируемых поименно кулаков, остальное крестьянство совершенно однородно. Вся политика коллективизации строится по методу страуса, который прячет голову в песок. Циркуляр 15 марта обвиняет несчастных "исполнителей" во всех смертных грехах и даже клеймит их (от имени ЦК!) "головотяпами" - т. е. по обычаю "грубо и нелояльно" перелагает вину руководства на низовых работников, которые всерьез приняли лозунг ликвидации классов "в кратчайший срок". После беспомощного и грубиянского циркуляра от 15 марта злосчастные "исполнители" и с ними, увы, партия в целом, окончательно попадают в тупик. Что же дальше? Ведь "обобществлена" уже большая половина мужицкого океана. Каков удельный вес "головотяпства" в этом достижении? Пять процентов? Или 40%? Другими словами: обоснован ли характер коллективизации, взятой в целом, экономически или же только административно? На этот основной вопрос циркуляр не отвечает. Между тем ответ не только очевиден, но и беспощаден для "генеральной линии" нынешнего руководства.
Дело на этих первых сигналах отступления не остановится, ни в отношении хозяйственной политики, ни в отношении внутренней жизни партии. Слепота руководства на этот раз слишком неприкрыто выступила наружу. Расплачиваться придется партии. Раскулачивание, повальная коллективизация, административное превращение артелей в коммуны, все эти процессы, вчера еще поощрявшиеся без ограничений, сегодня тормозятся на полном ходу. Дипломатические или бюрократические маневры могут иметь и очень крутой характер; но крутые повороты, затрагивающие основы жизни 25 миллионов крестьянских хозяйств, и бессмысленно дергающие их на протяжении года влево и вправо, - не могут пройти бесследно для партии. Центристское короткомыслие и бюрократический авантюризм выйдут из этого опыта глубоко скомпрометированными.
Правильная политика в СССР мыслима только в сочетании с правильной мировой политикой пролетарского авангарда. Но руководство Коминтерна стоит еще на более низком уровне, чем руководство ВКП.
С 1923-го года Коминтерн не выходит из трагических шатаний, которые подрывают его организацию и ослабляют его влияние на рабочий класс. Тащась в хвосте событий и наталкиваясь каждый раз на их отпор, руководство Коминтерна за последние семь лет неизменно вело оппортунистическую политику во время революционных подъемов и путчистскую политику - во время отливов. Уже в самые последние годы, после того, как китайская революция была загублена руководством Сталина - Бухарина, после того, как штрейкбрехерам английского тред-юнионизма удалось, при помощи слепой московской бюрократии, справиться с революционным наступлением масс, руководство Коминтерна провозгласило наступление "третьего периода", как периода непосредственных революционных боев. С тех пор, т. е. в течении двух лет, вся картина мирового развития систематически искажается и подделывается в интересах теории "третьего периода". Революционная политика, опирающаяся на реальное развитие классовой борьбы, подменяется вспышко-пускательством.
Между тем годы ошибок Коминтерна были годами значительного усиления социал-демократии. Поднялось новое поколение рабочих, которое не пережило измены социал-демократии во время войны и революций, но зато пережило метания коммунистических партий за последние 6-7 лет. Пытаясь одним ударом разрешить задачу овладения массами, 6-ой конгресс усыновил теорию "социал-фашизма". Как будто можно справиться с могущественным врагом при помощи заклинаний! Отождествив демократическую служанку капитала с его фашистским телохранителем, Коминтерн оказал социал-демократии наилучшую услугу. В тех странах, где фашизм представляет собою силу, т. е. прежде всего в Италии, затем в Австрии и Германии, социал-демократии не стоит большого труда показать массам не только различие, но и враждебность между нею и фашизмом. Социал-демократия освобождается таким путем от необходимости доказывать, что она не является демократической служанкой капитала. Вся политическая борьба передвигается в искусственно созданную плоскость к наивысшей выгоде для социал-демократии.
Создав барьер между собою и социал-демократическими массами, коммунистическая бюрократия на деле прекратила борьбу с социал-демократией, сводя свою задачу к бурным мобилизациям того меньшинства рабочих, на которые распространяется влияние коммунизма. Этой цели служат бесконечные "красные дни".
Тот же характер получила работа в области профессионального движения. Ставя перед собою совершенно бесспорную задачу использования экономических конфликтов для революционизирования масс и для подготовки всеобщей стачки и восстания, коммунистическая бюрократия, под кнутом теории "третьего периода" применяет авантюристскую тактику, которая ничего не может дать, кроме поражений. Изучение реальных условий стачечной борьбы подменяется цитатами из последней директивы... Мануильского или Молотова. "Политизация" стачек сводится чаще всего к подмене реальных лозунгов мнимыми за спиною дезориентированной массы. Над всеми задачами стоит для партийной бюрократии задача самосохранения. Чем грубее собственные ошибки, тем решительнее она переносит внутрипартийные методы борьбы в область профессионального движения, укрепляя временно свои аппаратные позиции за счет утраты позиций в массах.
Официальная печать и прежде всего московская "Правда" вводит в заблуждение своих читателей относительно действительного положения в Коминтерне. Между тем факты на лицо. Сейчас, когда торгово-промышленный кризис создает снова условия крайней неустойчивости капиталистических отношений, социальных и международных, все компартии стоят ослабленными, внутренне дезорганизованными, без веры в руководство, без веры масс в лозунги Коминтерна.
Опаснее всего, однако, то, что под видом "самокритики", в Коминтерне, как в ВКП, установлен разлагающий режим пассивного преклонения перед всеми зигзагами "генеральной линии", которая фабрикуется группой безответственных чиновников.
Правое крыло коммунизма, руководимое заведомо оппортунистическими элементами (Брандлер, Луи Селье, Левстон, Иллек, Рой и пр.) вчера еще помогавшими Сталину громить левых, вербует немало революционных рабочих, сбитых с пути гибельным авантюризмом официальной политики. Еще большее число рабочих-коммунистов впадает в индифферентизм.
Разрыв эпигонского руководства с ленинской традицией получил законченное организационное выражение: все руководящие кадры, строившие Коммунистический Интернационал и возглавлявшие его в период первых четырех конгрессов, не только отброшены от руководства, но в подавляющем большинстве своем исключены из рядов официального коммунизма. Один этот факт обнаруживает всю глубину разрыва с революционным прошлым. Новая "теория", новая политика и новый режим потребовали новых людей. Нужно предупредить рабочих открыто: в минуту опасности, в часы решающих битв аппарат Коминтерна обнаружит свою революционную несостоятельность. Чиновники, которые безответственно приспособляются к каждому новому начальству, еще никогда не оказывались способны на штурм господствующих классов.
Левое крыло (большевики-ленинцы), критика предвиденья и лозунги которого подтверждены полностью, как во внутреннем развитии СССР, так и на международной арене, подвергается гнусной травле. Несмотря на это, левая оппозиция, вопреки лживым сообщениям официозной печати, идейно крепнет и численно растет во всем мире. Она сделала крупнейшие успехи за последний год. Печать левой оппозиции в Европе, Америке и Азии является сейчас единственной серьезной марксистско-большевистской печатью, которая анализирует факты, делает выводы, учится, воспитывает кадры и, подготовляет возрождение Коммунистического Интернационала.
Во всех странах левая оппозиция выбросила из своей среды тех, которые, под ее знаменем, стремились укрыть оппортунистические взгляды, мелкобуржуазный дилетантизм или полуанархическую враждебность к стране пролетарской диктатуры. Вопреки клевете официальной печати, интернациональная левая оппозиция сохраняет незыблемую верность Октябрьской революции и советскому государству.
Фальшивые друзья, которых советская бюрократия привлекает при помощи уступок и подачек, все эти Персели, Фимены и Барбюсы разных стран, годны, пожалуй, для юбилейных праздников, но не для революционной борьбы. Оппозиция представляет собой идейный отбор, уже закаленный преследованиями и травлей. В трудные часы она окажется на передовых позициях.
Русские меньшевики, социалисты-революционеры и прочие группы, низвергнутые в ничтожество вместе с буржуазией, жадно принюхиваются к кризису, надеясь выйти из небытия. "Демократическая" челядь эксплуататорских классов воображает, что падение советской власти, которого она ждет и жаждет, могло бы ей принести возрождение. На самом деле крушение диктатуры пролетариата означало бы многолетнюю гражданскую войну с попытками бессильной бонапартистской диктатуры в разных частях страны по деникинско-китайскому образцу, с неизбежной задержкою экономического и культурного развития на долгий ряд лет. Из этого хаоса выход мог бы открыться не в сторону демократии, которая в России, в виду ее структуры и истории, является наименее вероятной, из всех политических форм, а в сторону колониального закабаления или - новой октябрьской революции.
Международная социал-демократия не способна и не хочет видеть могущественный экономический и культурный размах Октябрьской революции, которая во всех областях показала такую силу творчества, как ни один из исторических режимов. Все нынешние опасности, которые в последнем счете коренятся в великом предательстве мировой социал-демократии, добровольно уступившей место капиталу; все нынешние ошибки сталинского руководства не могут ни на час скрыть тот факт, что благодаря пролетарскому характеру государства удалось достигнуть таких темпов хозяйственного развития, которых никогда не знал капитализм. Самая возможность нынешних опытов планового начала и коллективизации, со всеми их противоречиями и ошибками, представляет гигантское завоевание всего человечества. Разве можно сравнить их хоть на минуту с такими "ошибками", как патриотическое участие социал-демократии в империалистической бойне или как нынешняя отвратительная возня Мюллеров и Макдональдов, которые ползают на карачках, отыскивая рецепт омоложения капитализма?
Достижения Октябрьской революции свидетельствуют о том, какие неизмеримые возможности открылись бы перед Европой и всем человечеством, если бы социал-демократия Германии, Англии и других стран, где она даже формально может стать большинством, стоит ей лишь "захотеть", т. е. стоит ей выдвинуть пролетарскую программу, - поставила в порядок дня социалистическое переустройство отношений на основах неразрывного сотрудничества с Советским Союзом. Но об этом не может быть и речи, ибо социал-демократия является "демократической" основой капиталистического консерватизма, предпоследним ресурсом общества, основанного на эксплуатации. Его последним ресурсом является фашизм.
Социал-демократическая "критика" советского режима имеет тот же смысл, что колотушка ночного сторожа: она должна поддерживать спокойствие собственников и охранять их сон. Социал-демократия эксплуатирует основные трудности Советского Союза, ею же создаваемые, и дополнительные трудности, порождаемые руководством, для прямой борьбы против диктатуры пролетариата. Если по отношению к капиталистическому миру социал-демократия играет охранительную роль, то по отношению к СССР задача ее имеет и чисто реставраторский характер. Борьба за "демократию" и "свободы" - в кольце охраняемого социал-демократией мирового империализма - означает борьбу за восстановление капитализма. Только этот вопрос и имеет значение. Он предуказывает, что чем острее будет становиться кризис, тем беспощаднее будет наша борьба против всех и всяких демократических агентов реставрации. Вместе с тем, чем дальше, тем яснее будет, что победоносную борьбу против социал-демократии коммунизм сможет вести только на путях оппозиции.
Партия есть высшее орудие политики. В партии резюмируются возможности революции и ее будущее. Но отсюда же ныне грозят и опасности. Авантюризм бюрократии не останавливается перед вопросом о судьбе партии. Рядом со сплошной коллективизацией идет сплошное включение заводов и цехов в партию. Это означает не что иное, как растворение партии в классе, т. е. упразднение партии. Бюрократический аппарат получает тем самым еще более самодовлеющий характер. Его блуждания не встречают ни критики, ни поправок, ни противодействия до тех пор, пока жизнь не отвечает на них новым ударом. Первый предупредительный толчок уже последовал. Все говорит за то, что следующий толчок будет гораздо более грозным, чем все предшествующие.
Страна глубоко, хоть и смутно чувствует это. Разумеется, разные классы - по разному. Партия полна глухой тревоги. Но порядок в партии таков, что никто не смеет не только высказать свои опасения вслух, но и поставить хотя бы вопрос. Режим "самокритики", в его новейшей стадии, состоит в обязанности всех и каждого признавать уже не только правильность, но и "гениальность" руководства и подвергать травле тех, кого руководство приказывает травить.
Теперь уже совершенно очевидно, что "победа" сталинской бюрократии над оппозицией была в то же время ее победой над партией. Этот процесс шел параллельно с перерождением целого слоя революционеров, с ростом бюрократии и мелкой буржуазии в СССР, с усилением капиталистической реакции и социал-демократии во всем мире, с разгромом революционных движений, с ослаблением позиций коммунизма и усилением в нем оппортунистических тенденций.
Упершись в хлебозаготовительный кризис 1927-1928 г., сталинский аппарат совершил резкий поворот фронта и вступил в борьбу с частью тех мелкобуржуазных сил, при помощи которых он громил левое крыло. Оппозиция ни минуты не колебалась признать этот поворот. Она заявила о своей полной готовности поддержать каждый шаг руководства в сторону революционной политики и оздоровления партийного режима.
Но теперь уже несомненно, что левый поворот 1928 года, породивший крайне острый зигзаг, не дал, однако, нового курса. Он не мог его дать, поскольку не сопровождался идейным возрождением партии. Остались: та же нищенская, эклектическая похлебка вместо теории; тот же фракционно-чиновничий подбор, только еще более узкий; те же механические методы, только доведенные до крайности.
Программа административной ликвидации классов представляет столь же убийственный факт в области политической, как скандальный доклад Сталина на конференции аграрников-марксистов - в области теоретической. Не может быть, чтобы в партии Ленина не было тысяч и тысяч людей, в сознании которых сталинская политика и теория не вызывали бы тревоги, протеста и возмущения. Но открытых протестов все же не было. Никто не осмелился возражать. А газетные Тряпичкины новой формации стали немедленно же развивать идеи невежественного доклада, в качестве последнего откровения исторической мысли.
Сталинская верхушка взяла на себя командование в самой обнаженной форме. Именно поэтому высшая точка ее победы - момент капитуляции правых "вождей" - стала началом конца ее господства в партии. Коронация непогрешимого руководства понадобилась в тот момент, когда само руководство почувствовало себя перед перспективой банкротства.
Партия ведет все более призрачное существование. С ее съездами Сталин обращается более возмутительно, чем царь - с думой. В то же время внутри формальных рамок ВКП имеются многие десятки тысяч революционных пролетариев, которые могут стать и станут творческой силой возрождения партии. С этим ядром мы связываем судьбу нашей фракции.
Обстановка, в какую поставлены кадры оппозиции, является совершенно беспримерной в истории революционного движения. Тяжкие материальные условия ссылки дополняются системой полной политической изоляции. Сложная система мер государственного и частного порядка направлена на то, чтоб сломить ссыльному позвоночник. В то же время официальная печать приносит заброшенному в глухую дыру оппозиционеру безоблачные сообщения о ходе коллективизации, индустриализации и непрерывных победах коммунистических партий во всем мире. Отдельные, более слабые элементы не выдерживают этого напора. Но все же большинство капитуляций имеет заведомо лицемерный характер: усталые и опустошенные подписывают то, чему не верят. К 16-му съезду партии снова подготовляется серия капитуляций путем тайных сделок за кулисами. Такого рода инсценировки представляют собою самое отвратительное проявление революционного размагничивания и морального загнивания. Патетические ссылки на необходимость "вернуться" в партию обнаруживают только цинизм по отношению к партии. Разве можно служить ей обманом и ложью? Именно поэтому наиболее "авторитетные" капитулянты немедленно превращаются в политические трупы, хотя и не погребенные, тогда как исключенная и преследуемая оппозиция продолжает оставаться активным фактором жизни советской республики и Коммунистического Интернационала.
И не мудрено. Издававшиеся с 1923 года бесчисленные книги и брошюры против оппозиции, специальные сборники цитат к партийным съездам и конференциям, хрестоматии против "троцкизма" и пр. представляют собою сегодня самые убедительные доказательства правоты оппозиции. Наша платформа держится до сих пор под спудом. Ее смертельно боятся и против нее воровато полемизируют. А в то же время вся идейная жизнь партии сегодня, как и вчера, вращается вокруг оппозиционной платформы, как вокруг своего стержня.
Заявление тов. Раковского, поддержанное основными кадрами оппозиции, было применением политики единого фронта по отношению к официальной партии. Центристская верхушка ответила усугублением репрессий. На выражение оппозицией своей искренней готовности смягчить организационную остроту борьбы за марксистскую линию, аппарат ответил расстрелом Блюмкина. Мы должны об этом открыто сказать партии и рабочему классу. Мы должны объяснить смысл нашего предложения, назвать виновников его неудачи, и не только провозгласить несокрушимое намерение бороться за наши взгляды, но и на деле удвоить, упятерить, удесятерить усилия по сплочению фракции большевиков-ленинцев. Только в этом может сейчас выражаться верность Октябрьской революции.
Французская пословица учит, что в некоторых случаях надлежит отступить, чтоб взять разгон и лучше прыгнуть. В таком положении находится сейчас руководство советского государства, как и руководство Коминтерна. И то, и другое загнаны своим собственным авантюризмом в тупик. Ставя охранение своего "престижа" выше интересов мировой революции, центристская бюрократия лишь туже и туже затягивает петлю на шее партии.
Ближайшая тактическая задача такова: отступить с позиций авантюризма. Отступление все равно неизбежно. Нужно совершить его как можно раньше и как можно в большем порядке.
Приостановить "сплошную" коллективизацию, заменив ее осторожным отбором на основе действительной добровольности.
Привести колхозную систему в соответствие с реальными ресурсами.
Приостановить политику административного "раскулачивания". Ограничение эксплуататорских тенденций кулака остается в силе еще на много лет.
Руководящим началом по отношению к кулацким хозяйствам должна быть жесткая контрактация*1.
/*1 Т. е. договор с государственными органами, обязывающий кулака поставлять определенные продукты по определенным ценам.
Прекратить призовые скачки индустриализации.
Пересмотреть в свете опыта вопрос о темпах под углом зрения необходимости повышения жизненного уровня рабочих масс.
Поставить ребром вопрос о качестве продукции, одинаково жизненный для потребителей и для производителей.
Приостановить инфляцию, установив строгую финансовую дисциплину при соответственной урезке непосильных планов.
Отказаться от "идеалов" замкнутого хозяйства. Разработать новый вариант плана, рассчитанный на возможно широкое взаимодействие с мировым рынком.
Опираясь на факт растущей в ряде стран безработицы, развернуть серьезную международную кампанию, на основе определенных хозяйственных предложений, в пользу экономического сотрудничества с Советским Союзом.
Организовать под этим лозунгом наступление рабочих масс, в частности безработных, на социал-демократическое правительство в Германии, лейбористское - в Англии.
Надо перестать рассматривать Коминтерн, как вспомогательный аппарат для борьбы с опасностью интервенций. Дело идет не об эпизодических демонстрациях против войны, а о борьбе против империализма - за международную революцию.
Развернуть в капиталистических странах действительную борьбу за массы на основе реальных хозяйственных и политических процессов в стране. Перестать фальсифицировать факты, превращая (на словах) частные экономические конфликты или небольшие демонстрации в мнимые революционные бои.
Не сметь подделывать статистику во славу предвзятых схем. Изгнать с позором хвастовство, ложь и обман масс!
Отвергнуть схоластику "третьего периода". Отвергнуть авантюристическую политику "красных дней".
Осудить теорию "социал-фашизма", которая оказывает лучшие услуги социал-демократии.
Вернуться к ленинской политике единого фронта.
Упадок влияния среди молодежи есть самый грозный признак возрастающего отрыва Коминтерна от масс. Никогда еще жесткий, черствый, корыстный и лицемерный бюрократизм не находил путей к сердцу молодого поколения.
Нужно тактичное и чуткое руководство со стороны партии, но не чиновничье командование.
Нужно дать пролетарской молодежи возможность проявлять инициативу, размышлять, рассуждать, делать ошибки и исправлять их, иначе в преемственности революционных поколений образуется гибельный разрыв.
Нужно коренным образом изменить курс Коминтерна на Востоке.
Организация крестьянской партизанщины в Китае при упадке рабочего движения в промышленных центрах есть вспышкопускательство, т. е. путь верной гибели для коммунистической партии.
Прекратить играть с огнем авантюризма. Вооружить китайскую компартию лозунгами революционной демократии для мобилизации широких масс города и деревни.
Слабость индусского пролетариата в условиях развивающегося глубокого революционного кризиса в великой колониальной стране определяется долгим господством реакционной теории и практики "рабоче-крестьянской партии" (Сталин).
Трусливо-половинчатый отказ от этой теории недостаточен. Надо беспощадно осудить ее, как худший вид политической измены, надолго подорвавший силы пролетариата Японии, Индии, Индонезии и других стран Востока.
Надо с не меньшей силой отвергнуть лозунг "демократической диктатуры рабочих и крестьян", как реакционное прикрытие политики в духе Гоминдана, т. е. буржуазной гегемонии и диктатуры в национальной революции.
Принятая 6-ым Конгрессом программа Коминтерна насквозь эклектична. Она дает неправильную картину мировой обстановки. Она построена на сочетании интернационализма и национал-социализма. Она дает меньшевистскую характеристику колониальных революций и роли в них либеральной буржуазии. Она беспомощна и бесплодна в области переходных требований. Она поддерживает фальшивый лозунг "демократической диктатуры". Она сочетает схоластику Бухарина с эмпиризмом Сталина и дает теоретическое освящение всем шатаниям центризма.
Надо создать программу, достойную теории Маркса и революционной школы Ленина.
Без кризисов и борьбы из нынешних противоречий выйти нельзя. Благоприятное изменение соотношения сил в мировом масштабе, т. е. серьезные успехи международной революции, могли бы, конечно, внести очень значительный, даже решающий фактор во внутренние советские дела. Но нельзя строить политику на ожидании спасительного чуда "в кратчайший срок". Правда, в кризисных и революционных ситуациях в ближайший период, особенно в Европе и Азии, недостатка не будет. Однако, это еще не решает вопроса. Если поражения послевоенных лет чему-нибудь научили нас, так это тому, что без крепкой, уверенной в себе партии, завоевавшей доверие класса, победа немыслима. Между тем в этом решающем пункте итог послеленинского периода подводится с большим минусом.
Вот почему необходимо заранее предвидеть, что внутренняя и международная обстановка предвещают период длительных и острых затруднений, которые будут иметь свое политическое отражение. Подавленные запросы, загнанные внутрь сомнения, глухое недовольство масс проложат себе выход наружу. Весь вопрос в том, прорвутся ли они стихийным взрывом, застигнув обезличенную партию врасплох, или же партия найдет в себе своевременно внутреннюю силу, чтобы снова стать партией и по-новому (в известном смысле по-старому) определить свою роль в отношении трудящихся масс. В этой альтернативе ключ ко всему будущему.
Совершить необходимое отступление, а затем стратегическое перевооружение, без слишком большого ущерба и, главное, без утраты общей перспективы может только партия, ясно сознающая свои цели и свою силу. Для этого необходима коллективная критика всего опыта партии в послеленинский период. Лживая и фальшивая "самокритика" должна быть заменена частной партийной демократией. Генеральная проверка генеральной линии - не исполнения, а руководства - с этого надо начать!
Только левая оппозиция способна при нынешних условиях безбоязненно вскрыть и объяснить то, что сейчас происходит в стране и партии, как результат всего предшествующего развития. А без понимания этого вообще нельзя говорить о какой бы то ни было "генеральной линии". Левая коммунистическая оппозиция нужна сейчас партии больше, чем когда бы то ни было. Нужно исправить преступление сталинского аппарата и вернуть левой оппозиции по праву ей принадлежащее место в партии. Это мы скажем снова 16-ому съезду.
Задача оппозиции может сейчас быть формулирована так: удесятерить усилия, чтобы, через все препятствия, помочь партии пройти через предстоящий ей глубокий кризис раньше, чем развернется во всем своем объеме кризис революции.
Как маленькие непримиримые группы и даже одиночки-революционеры, "отщепенцы" годов империалистической бойни, являлись воплощением пролетарского интернационализма, так малочисленная и гонимая левая оппозиция является сейчас носительницей духа революционной партийности. Преследования правящих, как и измены уставших и опустошенных не поколеблют нас и не собьют с пути.
Против бюрократизма! Против оппортунизма! Против авантюризма!
За Октябрьскую революцию!
За возрождение ВКП и Коминтерна на основах ленинизма!
За международную пролетарскую революцию!
Л. Троцкий.
23 марта 1930 г.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 10.
Л. Троцкий.
ПЯТИЛЕТКА И МИРОВАЯ БЕЗРАБОТИЦА
Внутреннее развитие Советского Союза достигло критического пункта. Как бы ни оценивать нынешний ход коллективизации, которая в один год в 2 1/2 раза превзошла план, намеченный на все пять лет (50 процентов крестьянских дворов сегодня вместо 20 процентов к концу пятилетки), ясно, что темп коллективизации уже взорвал весь пятилетний план. Пока официальное руководство об этом молчит. Но долго молчать не придется. Предполагать, что все остальные элементы плана - промышленность, транспорт, финансы - могут развиваться по ранее намеченным масштабам, в то время, как сельское хозяйство проделывает совершенно непредусмотренные скачки, значило бы видеть в хозяйственном плане не органическое целое, а простую сумму ведомственных приказов. До последнего времени признавалось, по крайней мере в принципе, что взаимоотношения промышленности и земледелия ("смычка") представляют собою главную ось плана. Что же сталось с этой осью? Если в плане была соблюдена "смычка", то теперь она нарушена неистовым скачком коллективизации, которого никто не предвидел. В какую сторону будет выравниваться линия плана? Уже сейчас "сплошная коллективизация" вызвала некоторый поворот испуганного руководства назад. Но чем закончится начавшееся отступление, пока еще предсказать нельзя. Вероятнее всего, оно и на этот раз зайдет гораздо дальше, чем это вызывается объективной необходимостью. Но само по себе отступление неизбежно. Весьма вероятно, что под действием явлений инфляции, скоро начнется пересмотр лозунга: "пятилетка - в четыре года". Отступление - всегда тяжелая операция, в военном деле, как и в политике. Но отступление, проведенное своевременно и в порядке, может спасти от лишних потерь и подготовить возможность развития наступления в дальнейшем. Смертельной опасностью является всегда запоздалое отступление, в панике, под огнем, с неприятелем за спиною. Вот почему мы, левая оппозиция, не боимся крикнуть на этот раз зарвавшейся бюрократии: назад! Надо прекратить призовые скачки индустриализации, пересмотреть темпы на основе опыта и теоретического предвиденья, согласовать коллективизацию с техническими и прочими ресурсами, подчинить политику по отношению к кулаку реальным возможностям коллективизации, - словом, после периодов хвостизма и авантюризма надо встать на путь марксистского реализма.
Исправленный в указанном смысле вариант плана будет его минимальным вариантом. Он будет по необходимости исходить из той обстановки, какая создалась к сегодняшнему дню, в результате крупных успехов и не менее крупных ошибок. Такой план не может устранить противоречия, вытекающие из исторического прошлого и мировой обстановки. Но он должен свести к минимуму результаты ошибок, отчасти смягчить, отчасти отодвинуть кризисные явления и таким путем обеспечить новую передышку изолированному рабочему государству. Задача момента - плановое отступление от позиций авантюризма.
Однако, наряду с этим "минимальным" вариантом нужно сейчас же готовить другой, более длительный и рассчитанный не только на внутренние, но и на внешние ресурсы. Перспектива пролетарской революции в Европе есть никак не меньшая реальность, чем перспектива коллективизации русских крестьян. Вернее сказать реальностью эта вторая перспектива становится только в сочетании с первой. Официальное руководство Коминтерна ведет политику так, как если бы восстание европейского пролетариата предстояло завтра. В то же время хозяйственный план на 10-15 лет строится так, чтоб "обогнать" весь капиталистический мир средствами изолированного рабочего государства. Эта двойственность, вытекающая из реакционно-утопической теории социализма в отдельной стране, проходит через программу Коминтерна и через всю его политику.
Никто не знает сроков. Но одно можно сказать с уверенностью: завоевание власти европейским пролетариатом несомненно ближе к сегодняшнему дню, чем ликвидация классов в СССР.
Выработка минимального варианта, с целью смягчения надвигающегося кризиса, должна по необходимости исходить из условий нынешнего изолированного положения советского хозяйства. Но одновременно нужно создать вариант, основанный на широком взаимодействии советского и мирового хозяйства. Генеральный план, рассчитанный на 10-15 и более лет, вообще не может строиться иначе.
Разумеется, систематическое и всеобъемлющее хозяйственное сотрудничество международного характера станет возможно только после завоевания власти пролетариатом в передовых капиталистических странах. Но, во-первых, нельзя предвидеть, когда именно совершится этот переворот - поэтому к нему надо своевременно готовиться как политически, так и экономически. Во-вторых, есть все основания рассчитывать на то, что в условиях нынешнего торгово-промышленного кризиса, особенно в случае его дальнейшего углубления, советское правительство, при правильной политике, может получить несравненно более широкий доступ к ресурсам мирового рынка.
Безработица есть фактор огромного значения, который может наложить свою печать на всю политику ближайших лет. Под ударами безработицы могущественное здание консервативных профсоюзов и социал-демократии может дать глубокие трещины, прежде чем начнет трещать несравненно более могущественное здание капиталистического государства. Однако, это не придет само собою. Правильное руководство борьбой рабочего класса приобретает в условиях социального кризиса исключительное значение. Общая стратегическая линия коммунизма должна, разумеется, больше, чем когда-либо направляться на революционное завоевание власти. Но эта революционная политика должна питаться конкретными условиями и задачами переходного периода, в среде которых безработица занимает все более центральное место. Одним из важнейших лозунгов переходного периода может и должно стать требование экономического сотрудничества с СССР. Но агитация под этим лозунгом должна, в свою очередь, иметь вполне конкретный характер выступая во всеоружии фактов и цифр. Она должна опираться на генеральный хозяйственный план, основанный на все более и более широком взаимодействии советского хозяйства и мирового. Для этого генеральный план должен быть воздвигнут на действительно марксистских основах, а не на теории изолированного социалистического общества.
В нынешней европейской и мировой безработице сочетаются конъюнктурные явления с органическими процессами капиталистического распада. Мы не раз повторяли, что конъюнктурные циклы свойственны капитализму на всех стадиях его развития. Но на разных стадиях эти циклы имеют различный характер. Как на склоне жизни отдельного лица приток сил бывает ненадежным и кратковременным, а всякое заболевание, наоборот, тяжело отражается на всем организме, так и конъюнктурные циклы империалистского капитализма, особенно в Европе, обнаруживают тенденцию к болезненному разбуханию кризисов при сравнительно кратковременных подъемах. Вопрос о безработице может в этих условиях надолго стать центральным вопросом для большинства капиталистических стран.
Здесь, поэтому, естественно завязывается соединительный узел между интересами Советского Союза и интересами мирового пролетариата.
Задача сама по себе ясна и неоспорима. Нужно только правильно подойти к ней. Но в этом вся трудность как раз и заключается. В настоящее время интернациональное воспитание мирового пролетарского авангарда опирается на две идеи: "СССР построит социализм без нас". "СССР - отечество всех трудящихся". Первая идея - ложна, вторая абстрактна, к тому же одна другой противоречит. Этим объясняется тот поразительный факт, что борьба с безработицей направляется сейчас по карманному календарю Куусинена и Мануильского ("6 марта" и пр.), мимо хозяйственных проблем советской республики. Между тем связь одних задач с другими совершенно очевидна.
"Сплошная" коллективизация на основах крестьянского инвентаря есть авантюра, чреватая кризисом сельскохозяйственной продукции и опасными политическими последствиями. Однако, если бы возможным оказалось своевременно оплодотворить колхозы приливом передовой техники, то коллективизированное сельское хозяйство несравненно легче прошло бы через период "детских болезней" и уже в ближайшие годы смогло бы дать большое повышение урожайности с такими экспортными фондами, которые радикально изменили бы картину хлебного рынка Европы, а в дальнейшем поставили бы на новые основы питание ее трудящихся масс. Угрожающая диспропорция между размахом коллективизации и состоянием техники вытекает непосредственно из экономической изолированности Советского Союза. Даже если бы советское правительство могло пользоваться только "нормальным" в международных отношениях капиталистическим кредитом, темп индустриализации, как и рамки коллективизации могли бы быть уже сегодня значительно расширены.
Всей обстановкой коммунистические партии Запада поставлены таким образом перед задачей: в своей агитации по поводу безработицы связать ее с важнейшими факторами мирового развития - и прежде всего с хозяйственным развитием СССР. Что для этого нужно? 1) Перестать вводить рабочих Запада в заблуждение относительно действительного положения в СССР. Наряду с несомненными и крупнейшими успехами, вытекающими из национализации, честно показать внутренние противоречия, вытекающие из изолированности и ошибок руководства и угрожающие политическими опасностями. 2) Разъяснять, что эти опасности могут быть значительно ослаблены, а в дальнейшем и преодолены установлением широкого и согласованного обмена между Советским Союзом, с одной стороны, и, например, Германией и Англией, с другой. 3) Показать, что многие десятки, а затем и сотни тысяч европейских рабочих могли бы найти работу на ежегодных плановых поставках машин и сельскохозяйственного оборудования для Советского Союза. 4) Разъяснять, что при этом условии Советский Союз получил бы полную возможность вывозить во все возрастающем количестве, помимо леса и другого сырья, хлеб, масло, мясо и прочие продукты питания широких масс.
Ввоз машин, как и вывоз сырья и продовольственных продуктов могут быть, путем соответственных договоров, поставлены в прямую зависимость друг от друга, на основах широкого плана, одинаково доступного пониманию и проверке как советских, так и иностранных рабочих.
Достигнутые до сих пор советской промышленностью успехи обеспечивают для неотложного выхода на международную арену необходимую базу. Дело идет не о голой агитации, а о серьезно продуманных хозяйственных предложениях, обоснованных всем наличным опытом и ясно формулированных на языке техники, экономии и статистики. Советское правительство должно провозгласить при этом, разумеется, свою полную готовность облегчить заинтересованным рабочим организациям (профессиональным союзам, заводским комитетам и пр.) всестороннее ознакомление с ходом выполнения экономического договора.
Если подойти к вопросу политически, и прежде всего с точки зрения отношения к социал-демократии и амстердамцам, то задачу можно формулировать, как применение политики единого фронта в таком масштабе, какого до сих пор не было и не могло быть.
Но разве же можно надеяться на то, что Макдональд, Герман Мюллер и амстердамские профессионалисты согласятся на такую комбинацию? Разве это не утопия? Разве это не примиренчество? Такое возражение будет несомненно сделано теми, которые вчера еще надеялись, что британские тред-юнионисты объявят борьбу своему империализму в защиту Советского Союза (Сталин и др.). Мы не питали этих жалких иллюзий тогда, не питаем их и теперь. Нужно, однако, оговориться, что экономическое соглашение социал-демократического правительства с советским правительством, с целью смягчения безработицы в собственной стране, все же гораздо вероятнее, чем борьба реформистов... против империализма. Если кризис развернется и дальше, то реформистские правительства, опирающиеся на миллионные рабочие организации, могут попасть в такие тиски, когда им придется - в тех или других размерах - пойти на экономическое сотрудничество с Советским Союзом.
/*1 Газета итальянских левых коммунистов "Прометео" очень метко говорит, что, если социал-демократам очень трудно опровергнуть обвинение в том, что они - агенты буржуазии, то зато им очень легко опровергнуть утверждение, что они - фашисты. Именуя социал-демократов социал-фашистами, Коминтерн оказывает им таким образом наилучшую услугу.
Мы совсем, однако, не собираемся гадать насчет того, в какой мере это осуществится на деле. Если социал-демократия отшатнется даже от обсуждения такого плана, - что на первых порах вероятнее всего, - то он уже с самого начала пойдет в рабочую массу против социал-демократии. Во всяком случае стоящим у власти реформистам будет труднее отбиваться от агитации, основанной на конкретном плане экономически выгодного сотрудничества с Советским Союзом, чем от крикливой трескотни на тему о "социал-фашизме"*1. Разумеется, весь этот план кампании ни с какой стороны не предполагает смягчения нашего политического отношения к социал-демократии. Наоборот, при правильном руководстве намечаемая здесь кампания способна серьезно пошатнуть позиции международной социал-демократии, которой политика Сталина - Молотова оказала такие неоценимые услуги за последние годы.
/*2 Я исхожу из того, что такой план должен быть создан.
Международная постановка задач социалистического строительства полностью вытекает из внутренних потребностей хозяйственного развития СССР и в то же время является наиболее убедительной и неотразимой пропагандой в пользу международной революции. Но чтоб стать на новый путь, надо переучиваться. Вместо усыпляющего оптимизма, надо сеять революционную тревогу. Нельзя ограничиваться ритуальными заклинаниями против военной интервенции. Надо поставить ребром экономическую проблему. Надо, чтоб коммунист-агитатор ясно и честно сказал рабочим массам Запада: "Не думайте, что в Москве социализм могут построить без вас. Они сделали немало, но всего они сделать не могут. То многое, что они сделали, есть только небольшая частица в сравнении с тем, что нужно сделать. Чтоб им помочь, необходимы сейчас такие меры, которые вместе с тем помогут вам, рабочие, против безработицы и дороговизны. У советского правительства есть хозяйственный план сотрудничества с иностранной промышленностью*2. Каждый может с ним ознакомиться. Конечно, вы не обязаны верить ни мне, ни советскому правительству на слово. Потребуйте проверки предложений СССР от ваших профессиональных союзов, от вашей партии, от вашего социал-демократического правительства. Надо общими силами заставить правительство вступить на путь экономического соглашения с СССР, ибо это сейчас самый действительный и самый выгодный путь борьбы с безработицей!".
Есть ли, однако, надежда на то, что при нынешнем своем руководстве, коммунистические партии способны на серьезную революционную мобилизацию масс? Этого вопроса мы не предрешаем. Политика, которую мы отстаиваем, имеет столь глубокие корни в объективном положении и в исторических интересах пролетариата, что она в конце концов проложит себе дорогу через все препятствия. Весь вопрос во времени. А это очень важный вопрос. Обязанностью левой коммунистической оппозиции является, поэтому, напрячь все силы, чтобы сократить сроки.
Л. Троцкий.
14 марта 1930 г.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 10.
Л. Троцкий.
К КАПИТАЛИЗМУ ИЛИ К СОЦИАЛИЗМУ?
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 160; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!