Выход может быть найден только партией
Буржуазия приходила к власти и руководила судьбами общества в постоянной борьбе разных партий и течений, которая принимала нередко форму гражданской войны. Хотя пролетариат неизмеримо однороднее, чем буржуазия, но однородность его все же далеко не абсолютна. Рабочая бюрократия становится не только орудием воздействия пролетариата на другие классы, но и орудием воздействия других классов на пролетариат. Сюда присоединяется сложный переплет мировых отношений, которым и принадлежит в последнем счете решающее слово. Это в совокупности достаточно объясняет, почему на основе пролетарской революции могут возникать и возникают в правящей партии глубокие разногласия, принимающие характер фракций. Голым запрещением этого отменить нельзя.
Методы неизбежной борьбы, поскольку она ведется не только на основах, но и в интересах диктатуры, должны быть таковы, чтобы сводить к минимуму издержки по выработке правильной политической линии. Сталинская бюрократия попыталась вообще освободиться от политических издержек, порождаемых существованием партии. Оказалось, однако, что наибольшие издержки вызываются политикой бюрократических зигзагов. Последние неотделимы от аппаратного режима, который не контролируется партией и каждый раз отталкивается от последствий собственных ошибок. Было бы гибельно думать, что диктатуре пролетариата отпущено право на безграничное количество зигзагов. Нет, этот исторический кредит ограничен.
|
|
|
Съезд партии не собирался два с половиной года, в течение которых политика круто менялась несколько раз - в самых основных вопросах. И сейчас съезд, назначенный против воли верхушки, ощущается и оценивается руководящим аппаратом не как выход из внутренних затруднений, а как досадная помеха и прямая опасность. Чем объяснить, что в годы гражданской войны съезды созывались ежегодно и даже два раза в год, а сейчас, во время мира, после несомненных успехов социалистической промышленности, после того, как по уверению руководства "поворот крестьянства к социализму обеспечен", внутренняя жизнь партии достигла такого невыносимого напряжения, при котором съезд превращается в обузу, в загадку и в опасность?
Можно возразить, что главным врагом является не внутренняя, а мировая буржуазия, которая после войны упрочилась. Это будет верно. Но опасность извне, при действительном укреплении социалистической базы внутри, ни в каком случае не объясняет бюрократизации режима. Социалистическое общество могло бы бороться против внешних врагов на основе самой широкой, самой полной, самой неограниченной демократии. Систематическое ухудшение внутреннего режима должно иметь внутренние причины. Давление извне может быть понято только в связи со внутренним соотношением классов.
|
|
|
Кто объясняет и оправдывает ухудшение партийного режима необходимостью борьбы с внутренними врагами, тот тем самым молчаливо признает, что соотношение сил менялось за последние годы к невыгоде для пролетариата и его партии. Но разве же кулак представляет сейчас большую опасность, чем вся буржуазия, включая и кулака, в годы гражданской войны, когда старые господствующие классы еще не потеряли самоуверенности, рассчитывали на скорое падение большевизма и имели свои армии? Такое допущение как бы противоречит очевидности. С ним совершенно не мирится, во всяком случае, вся официальная доктрина, которая не видит вокруг ничего, кроме систематического укрепления социалистического сектора и вытеснения капиталистического.
Тем меньше можно понять и объяснить, почему сейчас всякое расхождение с руководством, т. е. с милитаризованной сталинской фракцией, всякая попытка критики, всякое предложение, непредусмотренное верхушкой, ведет к немедленному организационному погрому, который совершается безмолвно, как пантомима, после чего следует "теоретическая" ликвидация, похожая скорее на ритуальное отпевание, совершаемое ленивыми дьячками и псаломщиками из красных профессоров?
|
|
|
Признать, что нынешний партийный режим является единственно мыслимым, и что его эволюция закономерна и неотразима, значит признать неизбежность гибели партии, а значит и революции. Много ли сейчас нужно, в самом деле, для того, чтобы откинуть съезды партии совсем, заявив, например, что они будут собираться "по мере надобности"? Что нового внесло бы это в нынешний режим? Почти ничего. Но аппарат, который вынужден искать санкций в самом себе, не может не увенчиваться одним лицом. Бюрократии нужен супер-арбитр, и она выдвигает того, который наиболее отвечает ее инстинкту самосохранения. В этом суть сталинизма, как партийной подготовки бонапартизма.
Если бюрократический центризм начинает свою карьеру, как течение, лавирующее между двумя крайними течениями партии, отражающими или выражающими мелкобуржуазную и пролетарскую линию, то бонапартизм есть государственный аппарат, открыто порвавший всякие традиционные, в том числе и партийные связи, и "свободно" лавирующий между классами, в качестве властного "посредника". Сталинизм есть бессознательная, но тем более опасная подготовка бонапартизма. Это надо понять. Это пора понять.
|
|
|
Где же те факторы, которые, несмотря на хозяйственные успехи, ухудшили политическое положение и содействовали перенапряжению режима диктатуры? Эти факторы двоякого рода: одни коренятся в массах, другие - в органах диктатуры.
Филистеры не раз говорили, что Октябрьская революция есть продукт "иллюзий" масс. Это верно в том смысле, что ни феодализм, ни капитализм не воспитали масс в духе материалистического понимания истории. Но иллюзии иллюзиям рознь. Империалистическая война, ограбившая и обескровившая человечество, была бы невозможна без патриотических иллюзий, в поддержании которых социал-демократия играла главную роль. Иллюзии масс в отношении Октябрьской революции состояли в преувеличенных надеждах на скорую перемену своей судьбы. Но разве же до сих пор что-либо великое совершалось в истории без такого рода творческих иллюзий?
Несомненно, однако, что реальный ход революции изнашивает массовые иллюзии и тем самым сбрасывает со счетов тот дополнительный кредит, который массы открыли в 1917 году руководящей партии. Взамен этого прибавилось, конечно, опыта и понимания реальных сил исторического процесса. Но нельзя упускать из виду, что утрата иллюзий происходит гораздо скорее, чем накапливание теоретического понимания. В этом одна из главных причин успеха контрреволюций в прошлом, поскольку этих причин искать в психических изменениях, совершающихся в самих революционных классах.
Другой элемент опасности лежит в перерождении аппарата диктатуры. Бюрократия выработала многие черты господствующего класса, и именно так воспринимается значительной частью трудящихся масс. Борьба бюрократии за самосохранение подавляет идейную жизнь масс, сознательно подсовывает им новые иллюзии, отнюдь не революционные, и задерживает замену утраченных иллюзий реалистическим пониманием происходящего. С точки зрения марксизма совершенно ясно, что советская бюрократия не может превратиться в новый господствующий класс. Ее обособление и повышение ее социальной роли, в форме командования, неизбежно ведет к кризису диктатуры, который может завершиться либо возрождением революции на более высоких основах, либо реставрацией буржуазного общества. Именно приближение этой альтернативы, которая всеми чувствуется, если немногими ясно понимается, и придает крайнюю напряженность нынешнему режиму.
Несомненно, что в росте бюрократизма находят свое выражение общие противоречия строительства социализма в отдельной стране. Другими словами, бюрократизм угрожал бы, в тех или других пределах, и при правильном руководстве. Все дело, однако, в пределах и в сроках. Допустить сохранение мирового, и прежде всего, европейского капитализма, еще в течение ряда десятилетий, значило бы признать неизбежность падения советской власти, причем, предбонапартистское перерождение аппарата подготовило бы открытые контрреволюционные сдвиги и перевороты, термидорианского или сразу бонапартистского типа. Такого рода перспективу надо всегда иметь перед глазами, чтоб правильно ориентироваться в том, что происходит. Весь вопрос, повторяем, в сроках, которых нельзя, однако, заранее знать, ибо они определяются борьбою живых сил. Если бы не постыдные и гибельные поражения революции в Германии и в Китае, вся мировая обстановка выглядела бы сегодня иначе. Таким образом от объективных условий мы каждый раз снова возвращаемся к вопросу о руководстве. Дело идет не о лице или группе лиц (хотя и этот вопрос не маловажен). Дело идет о взаимоотношении между руководством и партией, между партией и классом.
Именно под этим углом зрения стоит вопрос о режиме ВКП и Коминтерна. Нам сообщают новую теорию некоторых шатающихся элементов оппозиции (Окуджава и др.) согласно которой из нынешней "левой" политики Сталина должен будто бы сам собою "вырасти" и более здоровый режим. Этот оптимистический фатализм представляет собою худшую карикатуру на марксизм. Нынешнее руководство не белый лист бумаги. Оно имеет свою историю, тесно связанную с его "генеральной линией" и от нее неотделимую. История сталинского руководства есть история беспримерных ошибок и вызванных ими разгромов международного пролетариата. "Левый" поворот нынешнего руководства целиком обусловлен последствиями вчерашнего правого курса. Чем круче сказался поворот, тем свирепее стал бюрократический зажим, чтоб не дать партии разобраться в противоречии между вчерашним днем и сегодняшним.
Гибельное окостенение партийного аппарата является не просто продуктом объективных противоречий, но продуктом конкретной истории данного руководства, через которое эти противоречия преломлялись. В этом руководстве, с его искусственным отбором людей наверху и внизу, кристаллизованы все ошибки прошлого и заложены все ошибки будущего. И прежде всего в этом руководстве заложено его собственное дальнейшее бонапартистское перерождение. На этом пути скрыта главная, наиболее непосредственная, наиболее острая опасность, угрожающая Октябрьской революции.
Левые зигзаги вовсе не означают, что центристское руководство способно внутренними бюрократическими усилиями превратиться в марксистское руководство. Левые зигзаги означают совсем другое: и в объективных условиях, и в глухих настроениях рабочего класса, заложено глубокое сопротивление термидорианскому курсу: переход к последнему по прежнему немыслим без открытых контрреволюционных потрясений. Держа партию за горло, руководство не может все же на нее не озираться, ибо хоть и глухо и бесформенно, но через партию идут предостережения и напоминания классовых сил. Обсуждение вопросов, идейная борьба, конференции и съезды заменены внутрипартийной агентурой, подслушиванием телефонов и перлюстрацией переписки. Но давление классов сказывается и этими потаенными, "подколодными" путями. Это значит, что источник левого поворота и причина его остроты находятся вне руководства. Последнее обусловливает лишь непродуманность, хвостизм и ненадежность левого поворота.
Мириться с руководством только потому, что оно, не признав и не поняв своих ошибок и преступлений, повернулось под давлением событий вокруг своей оси и на новом пути громоздит новые ошибки, - значит быть не доросшим до чиновника обывателем а никак не революционером. Но может быть и впрямь "нет другого пути", как скулят Радеки, Зиновьевы, Каменевы, Смилги и прочие отставной козы идеологи? Их скуление означает одно: революция-де все равно погибла, так лучше уж быть с "народом": на миру и смерть красна. С этими гнилостными настроениями мы не имеем ничего общего.
Нигде не сказано и никем не доказано, что нынешняя партия, не существующая сейчас, как партия, но все же способная безмолвно поворачивать руководство на 180°, не в силах, даже при наличии необходимой инициативы, возродить себя самое, путем глубокой перегруппировки сил на основе коллективной проверки пройденного пути. Гораздо менее гибкие, более окостеневшие учреждения, чем коммунистическая партия, не раз обнаруживали в истории способность к возрождению и обновлению в результате глубокого внутреннего кризиса. Так и только так стоит для нас вопрос, и в национальном и в международном масштабе.
Точка зрения оппозиции не имеет ничего общего с самодовольной метафизикой тов. Окуджавы и других, ибо предполагает живую борьбу направлений и, следовательно, высшую активность левой оппозиции. Только политические банкроты слагают с себя в критические моменты ответственность, перенося ее на объективный ход вещей и ища выхода в утешительных пророчествах. Стадность и хвостизм, как нельзя лучше характеризуют периоды сползания и перерождения. На борьбе с ними вырос большевизм. Левая оппозиция продолжает его историческую линию. Ее долг - не растворение в центризме, а усиление своей активности по всей линии.
Л. Троцкий.
Принкипо, 25 апреля 1930 г.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 11.
Л. Троцкий.
СКРИП В АППАРАТЕ
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 156; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!