МУЖСКАЯ И ЖЕНСКАЯ СЕКСУАЛЬНОСТЬ 5 страница
ГЛАВА VI
ПАМЯТЬ, ЛОГИКА, ЭТИКА
Заглавие легко может вызвать крупное недоразумение. Оно даетвозможность причислить меня к сторонникам того взгляда, согласно которомулогические и этические оценки являются объектами исключительно эмпирическойпсихологии, т.е. представляют собою такие же психические феномены, какощущение и чувство. Соответственно этому логика и этика должны быть отнесенык специальным дисциплинам представляющим отдельные отрасли психологии. Я здесь же решительно заявляю, что это воззрение, так называемый"психологизм", в корне ложно и вредно. Ложно - потому, что оно никогда неприведет нас к торжеству дела, в чем мы убедимся еще впоследствии. Пагубно -потому, что оно разрушает психологию, но отнюдь не логику и этику, которыхоно едва-едва касается. Господствующая теория ощущений привела к тому, чтологика и этика заняли второстепенное место некотором приложения к психологиив то время, как им подобало бы играть роль фундамента психологии. Вотэтому-то обстоятельству мы и обязаны "эмпирической психологией" в еетеперешнем виде: груда мертвых камней, которую не в состоянии оживитьникакое усердие, никакое остроумие, где прежде всего отсутствует дажеотдельный намек на действительный опыт. Что касается безнадежных попытокпревратить логику и этику, эти нежные юные побеги душевного мира, вопределенную степень сложной психологической науки, то я решительновысказываюсь против Брентано и его школы (Штумпф, Мейнонг, Ге-флер,Эренфельс), против Т. Липпса и Г. Гейманса, а также против аналогичныхвзглядов Маха и Авенариуса. Я принципиально присоединяюсь к тому течению,которое отстаивается в настоящее время Виндельбандом, Когеном, Наторпом,Ф.И. Шмидтом, в особенности же Гессерлем (который также был психологистом,но впоследствии пришел к убеждению в совершенной неосновательности этойточки зрения). Это именно то течение, которое выдвигает противпсихологически - генетического метода Юма трансцендентально - критическуюидею Канта и с достоинством защищает ее. Настоящая работа не ставит себе целью разбор общих, сверхиндивидуальныхнорм действия и мышления. Ее задача скорее заключается в том, чтобыустановить различия между людьми, причем она в противовес основной мысликантовской философии не рассчитывает на применяемость своих положений клюбым существам (хотя бы даже к нежным небесным "ангелочкам"). Из всегосказанного следует, что работа эта могла и должна оставатьсяпсихологической, не принимая вместе с тем оттенка психологичности. Однако вдальнейшем изложении и именно там где появится необходимость, мы неоткажемся от некоторых формальных соображений или, в крайнем случае, отуказания, что в том или ином месте единственным судьей является логический,критический или трансцендентальный метод. Название этой главы оправдывается иначе. Предыдущее, несколькопространное (что объясняется новизной избранного пути) изложение показало,что человеческая память находится в самых интимных отношениях к вещам.Говорить о родстве с ними считалось, по-видимому, недостойным. Время,ценность, гений, бессмертие - все это раскрыло поразительную связь вещей спамятью, связь, о существовании которой до сих пор совершенно непредполагали. Это почти полное отсутствие всяких указаний должно иметь болееглубокое основание. Оно, кажется, лежит в тех нелепостях и несообразностях,которыми в столь сильной степени изобилуют теории памяти. Здесь прежде всего следует обратить внимание на теорию, обоснованнуюеще в середине XVIII в. Шарлем Бонне и получившую особенное распространениеблагодаря трудам Эвальда Геринга (и Е. Маха). Эта теория видит в памятитолько "всеобщую функцию организованной материи" - реагировать на новыераздражения, более или менее аналогичные прежним, с большей легкостью именьшей интенсивностью, чем на первоначальное раздражение. По этой теориифеномены человеческой памяти исчерпываются опытом, добытым путем упражнения.Они являются особой формой приспособленности в ламарковском смысле.Бесспорно, существует нечто общее между человеческой памятью и фактами,вроде повышенной рефлексии при массовой по-вторности раздражении.Аналогичный элемент лежит в основе того явления, что действие первоговпечатления продолжительнее момента раздражения, и в XII главе мы ещевернемся к разбору глубокого основания этого родства. Тем не менее целаяпропасть существует между такими явлениями, как возрастание упругостимускула благодаря частой привычке к сокращению, или приспособленностьморфиниста и потребителя мышьяка к восприятию все более значительных дозяда, с одной стороны, и воспоминанием человека о своих прежних переживаниях- с другой. В первом случае в каждом новом переживании мы видим отчетливыеследы старого, во втором - раньше пережитое состояние снова оживает всознании со всеми своими индивидуальными чертами. Новый момент выступает стакой яркостью, как в свое время протекал старый. А потому полноеотождествление этих двух явлений до того бессмысленно, что можно отказатьсяот дальнейших рассуждений об этом обще-биологическом взгляде. С физиологической гипотезой неразрывно связано учение об ассоциации,как теории памяти. Эту связь можно проследить исторически - в лице Гартли,материально же она основывается через понятие привычки. По этой теориипамять представляется механической игрой соединения представлений,подчиняющейся определенным законам (от одного до четырех). При этом онаупускает из виду, что память (беспрерывная память мужчины) есть явлениеволевое. Я могу что-нибудь вспомнить, если я этого действительно хочу, хотябы это мне обошлось ценою подавления в себе состояния сонливости. Всостоянии гипноза, который воскрешает в памяти все позабытое, воля другоговыступает взамен сильно ослабевшей собственной воли. Это лишний раздоказывает, что только воля отыскивает целесообразные ассоциации, чтоассоциация вызывается путем более глубокой апперцепции, Здесь пришлосьзабежать вперед, в дальнейшем мы займемся вопросом об отношениях междуассоциационной и апперцепционной психологиями и постараемся дать надлежащуюоценку обеим. Итак, ассоциационная психология разбивает психическую жизнь наотдельные составные части, с другой стороны - пытается снова соединитьсродственные друг другу единицы. В связи с ней стоит третье заблуждение:несмотря на вполне основательные возражения, выдвинутые почти одновременноАвенариусом и Геффдингом (особенно последним), она все еще смешивает памятьс узнаванием. Узнавание какого-либо предмета не должно вовсе покоиться насамостоятельном воспроизведении старого впечатления, хотя бы в некоторойчасти случаев новое впечатление и склонно было вызвать старое. Но рядом сэтим существует не менее значительное число случаев, когда непосредственноеузнавание не намечает никакого дальнейшего движения ощущения, как бы ни кчему дальнейшему не стремится, но виденное, слышанное и т.д. выступает скакой-то специфической "окраской" ("tinge"- сказал бы Джеме). Это тотособенный "характер", который Авенариус обозначает именем "das Notal, аГеффдинг - "качеством знакомости". Для человека, возвращающегося на родину,каждая дорога, тропинка представляется "знакомой", хотя он не можетвспомнить даже того дня, когда он ходил по ней, не знает ее названия и,пожалуй, не ориентируется в ней. Мне может "показаться знакомой"какая-нибудь мелодия, хотя бы я не знал, где и когда мне приходилось ееслышать. Этот "характер" (в понимании Авенариуса) знакомости, интимности ит.д. витает, так сказать, над чувственным впечатлением. Анализ ничего еще незнает об ассоциациях, которые в "связи" с моим новым ощущением должны еще,по мнению кичливой псевдопсихологии, вызвать то непосредственное чувство.Анализ может весьма отчетливо отличить эти случаи от тех, в которых ужеслегка и едва заметно (в форме гениды) старое переживание действительноассоциируется. И с индивидуально психологической точки зрения подобное различиеявляется вопросом необходимости. Выдающийся человек хранит в себе стольяркое сознание непрерывного прошлого, что, например, при каждой новойвстрече знакомого на улице он воспроизводит прежнюю встречу, каксамостоятельное переживание. У менее одаренного человека каждая встречавызывает обыкновенное чувство знакомости, облегчающее ему узнавание. Этоимеет место даже тогда, когда прежняя встреча могла быть воспроизведена совсеми своими подробностями. В заключение зададимся вопросом, обладают ли и другие организмы, кромечеловека, способностью возродить в своем сознании прошедшие моменты своейжизни, при этом следует строго отличать эту способность от всех сходных сней свойств. На этот вопрос придется с большой вероятностью ответитьотрицательно. Если бы животные способны были уноситься своей мыслью впрошлое или предвосхищать будущее, то они не могли бы оставаться целымичасами на одном месте без всякого движения, а ведь подобное спокойноесостояние является для них характерным. Животные обладают способностьюузнавать и чувства ожидания, как, например, собака, приветствующая своегогосподина после многолетнего отсутствия, свиньи у ворот мясника или кобыла,которую ведут на случку. Но они совершенно лишены воспоминания и надежды.Они способны узнавать при помощи "Notal", но память у них отсутствует. Итак, память представляет собою определенное свойство высших сферпсихологической жизни человека. Кроме того, она, как было указано, являетсядостоянием исключительно последнего. Поэтому нет ничего удивительного в том,что она стоит в самой тесной связи с предметами такого высокого значения,как понятие ценности и времени, как потребность бессмертия, которая едва литревожит животный мир, как гениальность, доступная только человеку. Большетого, следует ожидать, что логические и этические феномены, которые,по-видимому, подобно памяти, отсутствуют у всех прочих живых существ,приходят каким-нибудь образом в соприкосновение с памятью. Это ожиданиеможет оправдаться только при существовании единого понятия о человеке, онекоторой глубочайшей сущности человечества, понятия, которое проявляется вовсех отдельных качествах его. Задача наша - найти эту связь. Для целей этого исследования возьмем общеизвестный факт, что у лжецовплохая память. Никто уже не спорит, что "патологический лжец" почтисовершенно "лишен памяти". В дальнейшем я вернусь еще к лжецам - мужчинам.Вообще говоря, они являются исключением. Если иметь в виду то, что былосказано относительно памяти женщин, то ясно будет, что это придетсяпоставить рядом с только что упомянутым по-ложением относительнонедостаточной воспоминательной способности лжецов. Отсюда всевозможныепредостережения против лживости женщин в пословицах, поэзии и сказках. Ясно:человек, у которого едва мерцает искра сознания того, что он пережил,прочувствовал, когда-нибудь говорил, очень часто будет врать, если он,конечно, не лишен дара речи. Такому человеку нелегко будет подавить в себеимпульс лжи в тех случаях, когда его помыслы направлены к достижениюкаких-либо практических целей. Искушение солгать должно быть особенно сильнов тех случаях, когда память лишена той беспрерывности, которой обладаютмужчины, когда она сосредоточивается на отдельных бессвязных изолированныхмоментах вместо того, чтобы подниматься над ними или, по крайней мере,подчинить их собственным проблемам. Особенно резко это проявляется, когдасущество не способно отнести, подобно М все свои переживания к единомуносителю их, когда отсутствует апер-цепционный "центр", которыйсосредоточивает в себе все прошедшее, как нечто единое, когда человек лишенсознания единства и неизменности своей сущности в многообразных жизненныхположениях своих. Бывает, что и мужчина себя иногда "не понимает". Убольшинства из них является вполне обычным, что, воспроизводя в сознаниисвое, прошлое, вне какой-либо связи с феноменами психической периодичности,никак не могут признать себя носителями прежних переживаний. Они частоотказываются понимать, как могли они то или другое думать, сделать и т.д.Несмотря на это, они отлично знают и чувствуют, что в свое время они думалии делали именно это, они даже нисколько не сомневаются в этом. Это чувствотождественности в различных жизненных положениях совершенно отсутствует унастоящей женщины. Даже в тех единичных случаях (они несомненно бывают),когда ее память поразительно хороша. Последняя совершенно лишена свойстванепрерывности. В потребности себя понять проявляется сознание единствамужчины, который в данный момент себя не понимает, но эта потребностьпредполагает, несмотря на временное самонепонимание, постоянное единство инеизменность. Женщина никогда не в состоянии понять себя, размышляя опрошедшем, но она не ощущает никакой потребности себя понять. Это можнозаключить из ее поверхностного отношения к словам мужчины, когда тот говоритименно о ней. Женщина не интересуется собою, поэтому нет женщины-психолога,нет психологии женщины, написанной женщиной. Ее пониманию совершеннонедоступны конвульсивные, чисто мужественные усилия представить свое прошлоев виде логически и причинно упорядоченной, беспрерывной цепипоследовательных переживаний, так же мало понимает она стремление установитьопределенное соотношение между началом, серединой и конечным пунктоминдивидуальной жизни. Здесь, на границе двух областей, уместно будет перекинуть мост клогике. Существо, подобное Ж, абсолютной женщине, которое не в состояниипознать свою тождественность в различные последовательно сменяющие другдруга моменты, не постигнет также идентичности объекта мышления за различныепериоды времени. Если же обе части, т.е. субъект и объект, подверженыизменению, то мы таким образом лишены так сказать, координатной системы, ккоторой можно было бы отнести это изменение, а ведь без нее мы совершенно нев состоянии даже заметить изменение. Действительно, существо, лишенноеспособности благодаря мизерной памяти своей высказать суждение, что предметсохранил все свои черты и остался неизменным по истечении известногопромежутка времени, не в состоянии будет оперировать в каком-нибудь длинномвычислении с математическими постоянными величинами. Подобное существо (яберу крайний случай) не в состоянии будет при помощи своей памяти преодолетьтот бесконечно малый промежуток времени, во всяком случае психологическинеобходимый для того, чтобы высказать суждение, что в ближайший момент А неизменилось, что оно осталось тем же А, словом, высказать суждение тождестваА = А. Ему так же затруднительно будет произнести суждение противоречия,которое предполагает, что А не тотчас же исчезло с поля зрения мыслящегосубъекта, в противном случае последний не мог бы отличить А от не А, оттого, что не есть А, чего именно он, в силу ограниченности своего сознания,не может одновременно охватить своим взором. Это не хитроумная выдумка, не злой математический софизм и не вывод,поражающий нас неожиданностью своих предпосылок. Конечно, суждение тождествавсегда направлено на понятия, мы вернемся еще к этому предмету, здесь же язамечу об этом мимоходом во избежание возможного возражений, понятия желогически находятся вне времени. Они сохраняют свое постоянство безразлично,мыслит ли их психологический субъект постоянными или нет. Но человек никогдане мыслит понятие, как нечто чисто логическое, ибо он кроме логическогосодержит в себе и психологическое существо, подверженное "условиямичувственности". Он мыслит общими представлениями, выросшими на почвеиндивидуального опыта путем сглаживания различия и усиления сходныхэлементов ("типичное", "созначающее", "замещающее" представление). Этоименно представление содержит в себе абстрактный момент присущий понятию, ив этом смысле оно может быть рассматриваемо в качестве понятия, как это ниудивительно. Он должен иметь возможность сохранить свое представление, вкотором он созерцательно мыслит фактически несозерцаемое понятие. Этувозможность ему опять-таки может доставить память. И если у него нет памяти,то он лишен способности логически мыслить. Эта способность всегда нуждается,так сказать, в психологическом медиуме для своего воплощения. Таким образом, после приведенных доказательств никто спорить не будет отом, что вместе с памятью уничтожается способность в правильном логическогомышления. Этим положением мы нисколько не задеваем основ логики. Оно скореесводится к тому, что правильное применение этих основ обусловливаетсяналичностью памяти. Положение А=А психологически имеет отношение ко времени,поскольку то может быть высказано в противоположность времени: At1= Ft2. Слогической стороны это положение совершенно лишено отношения ко времени, нов дальнейшем мы еще увидим, почему оно чисто логически, как особое суждение,не имеет никакого специального смысла, а потому столь сильно нуждается вдополнении психологического характера. Сообразно этому, психологическисуждение простирается в определенном отношении ко времени и представляетсобою несомненное отрицание последнего. В предыдущем изложении я определил память, как некоторую способностьгосподствовать над временем. Отсюда ясно, что память вместе с тем являетсянеобходимым психологическим условием представления о времени. Таким образом,факт беспрерывной памяти является психологическим выражением логическогосуждения тождества. Абсолютная женщина, лишенная совершенно памяти, не можетпринять это положение за аксиому своем мышления. Principium identitatis несуществует для абсолютной женщины (так же, как и contradictionis или exclusitertii). Не только эти три принципа, но и четвертый закон логического мышления,принцип достаточного основания, который является необходимым условиемправильности всякого суждения, а потому обязательный для каждого мыслящемчеловека, - также и этот принцип теснейшим образом связан с памятью. Закон достаточного основания является жизненным нервом, основнымпринципом силлогизма, посылками являются суждения, которые психологическипредшествуют выводу. Ясно, что для правильного вывода необходимо удержать впамяти эти посылки в том чистом и нетронутом виде, в каком сохраняются нашипонятия под влиянием законов тождества и противоречия. Основания духовногомира человека следует искать всегда в прошлом. А потому беспрерывность,которая является центральным пунктом человеческого мышления, так тесносвязана с причинностью. Каждый случай применения принципа достаточногооснования психологически предполагает непрерывную память, ревниво охраняющуювсе тождества. Так как Ж лишена подобной памяти, как и вообще лишена понятиянепрерывности во всех других отношениях, то для нее не существует такжеprincinpium rationis sufficientis. Таким образом, вполне справедливо положение, что женищина лишеналогики. Георг Зиммель считал это положение совершенно неприемлемым на томосновании, что женщины очень часто проявляют весьма строгуюпоследовательность мышления. То обстоятельство, что в конкретном случае,когда это необходимо для достижения какой-нибудь цели, женщина проявляетспособность к строгому и последовательному умозаключению, одинаково малодоказывает ее отношение к закону достаточного основания, как и к законутождества, тем более, что и в подобном, наиболее счастливом случае, весьспор сводится к тому, что она упорно и настойчиво возвращается к своимпрежним положениям, давно уже опровергнутым. Весь вопрос заключается в том,признает ли человек аксиомы логики критерием правильности своего мышления,верховным судьей своих мнений и взглядов, словом, руководящей нитью и высшейнормой своих суждений. Женщина не видит особенной надобности в том, чтобырешительно все должно было покоиться на известных основаниях. Так как ейчужда категория непрерывности, то она не ощущает никакой потребности влогическом подтверждении своих мыслей, отсюда - легковерность всех женщин. Вотдельных случаях она может поэтому быть весьма последовательной, но именнотогда логика является не масштабом, а орудием, не судьей - а палачем. Ивполне естественно, что женщина чувствует какую-то неловкость, когдамужчина, который настолько глуп, что принимает ее слова за чистую монету,требует от нее доказательств высказанного ею суждения. Ведь подобноетребование совершенно противно ее природе. Мужчина чувствует себяпристыженным, как бы виновным всякий раз, когда он упускает из видунеобходимость подкрепить свои суждения логическими доказательствами ипривести для них соответствующие основания. Он как бы чувствует себяобязанным подчиниться логической норме. Она является его верховнымвластителем. Женщина возмущается требованием придерживаться во всех своихсуждениях логики. У нее нет интеллектуальной совести. По отношению к нейможно говорить "logical insanity". Логический недостаток, наиболее распространенный в суждениях женщины(хотя мужчина не проявляет особенной склонности раскрывать эти логическиедеффекты, чем он доказывает свое легкое отношение к женской логике),это-qiiatemio terminorum, замена одной мысли другою, которая являетсярезультатом неспособности закрепить за собою определенные представления, атакже отсутствия всякого отношения к принципу тождества. Женщина не можетсамостоятельно прийти к сознанию, что следует строго придерживаться этогопринципа. Он лишен для нее значения высшего мерила ее суждений. Для мужчинылогика обязательна, для женщины - нет. И только чувство подобнойобязательности является залогом того, что человек всегда, вечно будетстремиться к логически правильному мышлению. Самая глубокая истина, которуюкогда-нибудь высказывал Декарт и которую потому до сих пор отказываютсяпонимать и даже признают ложной, гласит: всякое заблуждение есть вина. Но источником всякого заблуждения в жизни является недостаток памяти. Вэтом смысле логика и этика, две области, которые соприкасаются между собою вобщем стремлении к истине и совершенно сходятся в высшей ценности истины,тоже приходят в тесную связь с памятью. И у нас смутно всплывает признание,что Платон вовсе не был так неправ, когда он разум человека связывал своспоминанием. Память правда, не логический и не этический акт, но она, поменьшей мере, является логическим и этическим феноменом. Человек, которыйиспытал серьезное, глубокое ощущение, чувствует себя виновным, когда он,спустя полчаса после этого ощущения, уже думает о посторонних вещах, хотя быон был к этому вынужден внешними обстоятельствами. Он готов узреть своюбессовестность и аморальность в том, что он в течение значительногопромежутка времени ни о чем не думал. Память уже по одному тому моральна,что только благодаря ей является возможным раскаяние. Напротив, всякое жезабвение - аморально, безнравственно. Потому благочестие являетсятребованием нравственности: человек обязан ничего не забывать. Толькопоэтому и нужно помнить об умерших. Вот почему мужчина из логических иэтических соображений стремиться внести свет логики в свое прошлое, всемоменты этого прошлою свести к единству. Одним ударом мы коснулись здесь глубокой связи между логикой и этикой,связи, которую смутно предполагали еще Сократ и Платон с тем, чтобы Канту иФихте пришлось ее снова открывать. Впоследствии она была совершеннооставлена без внимания и в настоящее время окончательно предана забвению.Существо, которое не в состоянии понять, что А и не-А взаимно исключают другдруга, не встречает никаких преград в своей склонности ко лжи. Больше того,для него даже не существует понятия лжи, так как отсутствует еепротивоположность-истина. Такое существо может лгать, не понимая совершенноэтого, не имея даже возможности понять, что он лжет, так как он лишенкритерия истины. "Veritas norma sui et faisi est". Нет ничего болеепотрясающего той картины, когда мужчина, по поводу слов женщины, обращаетсяк ней с вопросом: "Зачем ты лжешь?" Она смотрит на него удивленными глазами,старается его успокоить или разражается слезами. Ложь - весьма распространенное явление и среди мужчин, так как не однойтолько памятью исчерпывается сущность разбираемого предмета. Можно лгать,отлично помня фактическое положение дела. Для этого достаточно, чтобыкакие-либо практические соображения руководили нами - и мы охотно подменяемфакты. И только о таком именно человеке, который, великолепно зная всеобстоятельства дела благодаря сильной памяти и ясному сознанию, тем не менееискажает их, можно с основанием говорить, что он лжет. Речь об оскорбленииво имя практических целей идеи истины, как высшей ценности этики и логики,может идти только тогда, когда человек действительно находится в известныхотношениях к этой идее. Там же, где подобного отношения нет, вообще нельзяговорить о заблуждении и лжи там одна только склонность к заблуждениям илживости, не антиморальное, но аморальное бытие. Отсюда - женщина аморальна. Следовательно, это абсолютное непонимание ценности истины должно иметьболее глубокую причину. Из непрерывности памяти нельзя еще вывеститребования истины, потребности в истине, этого основного этико-логическогофеномена. Будь это не так, мужчина никогда не лгал бы, но он также лжет, иливернее - только он лжет. Из непрерывности памяти можно только вывести теснуюсвязь с потребностью истины. То, что внушает человеку (мужчине) искреннее отношение к идее правды ичто удерживает его от всякой лжи, представляется чем-то неизменным,независимым от времени. Оно заключается в том, что в данный момент прошлыйфакт оживает в сознании с такой яркостью, силой и отчетливостью, что недопускает никаких изменений в изложении этом факта- Оно является темсредоточием, в котором сходятся все наши разрозненные переживания, врезультате чего является наше беспрерывное бытие. Действие этого моментасказывается в наличии чувства ответственности у людей. Оно ведет краскаянию, сознанию виновности. Иными словами, это "нечто" заставляет насотносить все прошедшее к чему-то вечно единому, а потому существующему и внастоящем. Это чувство способно достигнуть таких крупных успехов, на которыеобщественное мнение и судебные приговоры и рассчитывать не могут. Оно влечетза собою человека совершенно независимого от всяких социальных условий. Вотпочему всякая моральная психология, которая считает мораль порождениемобщественной жизни людей, в корне своем ложна. Общество знает только понятиепреступления, но не понятие греха. Оно налагает штраф, не для того, чтобывызвать раскаяние. Ложь карается уголовными законами, когда она проявляетсяв форме нарушения присяги, т.е. когда влечет за собою общественный вред. Чтокасается заблуждения, то его до сих пор не считают посягательством насуществующий писаный закон. Социальная этика находится в вечном страхе, чтоэтический индивидуализм вредно отразится на интересах ближних, а отсюда -нескончаемые бредни об обязанностях человека к обществу и к 1500 млн. живыхлюдей. Но подобное воззрение не расширяет, как ей хотелось бы думать,область морали, наоборот, ограничивает ее самым недопустимым образом. В чем заключается то, что возвышается над временем и изменчиостью? Чтопредставляет собою этот "центр апперцепции"? Это не может быть менее значительно, чем то, что возвышает человека надсамим собою (как известной частью чувственном мира), приковывает его кпорядку вещей, тому порядку, который в состоянии постигнуть один толькоразум, для которого весь чувственный мир -предмет подчиненный. Это - не чтоиное, как личность". Самая величественная книга в мире "Критика практического разума",откуда и взяты вышеприведенные слова, указала морали на "умопостигаемое""Я", отличное от всякого эмпирического сознания, как на своего единственногозаконодателя. Этим мы привели исследование к проблеме субьекта. Она и составитпредмет ближайшего рассмотрения.Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 121; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!