МУЖСКАЯ И ЖЕНСКАЯ СЕКСУАЛЬНОСТЬ 8 страница

ГЛАВА IX

МУЖСКАЯ И ЖЕНСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ

Пора вернуться к основному вопросу нашего исследования. Разрешение еготеперь значительно облегчено предшествовавшим разбором различныхвторостепенных явлений, который очень часто грозил увести нас далеко всторону от главной темы. Следствия, вытекающие из развитых основных положений дляпсихологической характеристики полов, до того радикальны, что могутотпугнуть от себя даже человека, который до сих пор соглашался с нашимивыводами. Здесь не место анализировать основания для подобного отношения кним. В этой главе я хочу выдвинуть наиболее веские аргументы, которые должныбудут окончательно убедить нас в правильности выставленного мною тезиса исовершенно обессилить все возражения, которые он может вызвать. Разбираемый нами вопрос вкратце заключается в следующем. Мы видели, чтологический и этический феномены, сливаясь в одну высшую ценность в понятииистины, с неизбежностью приводят нас к принятию умопостигаемого "я",какой-то души, как бытия высшей, сверхэмпирической реальности. Для существа,которое подобно Ж, лишено логического и этического феноменов, нет основанийдля принятия подобного положения. Истинно женское существо не знает нилогического ни нравственного императива. Слова: закон, долг, долг поотношению к себе совершенно пустой звук для женщины. Отсюда правильно будетзаключить, что женщина лишена понятия сверхчувственной личности. Абсолютная женщина лишена всякого "я". Это положение представляет собойв известном отношении последний итог, к которому в конечном счете приводитнас всякий анализ женщины. Правда, в такой краткой и сжатой формуле онозвучит несколько резко, парадоксально и даже ново. Но можно быть вполнеуверенным, что в этом вопросе автор далеко не первый человек, который пришелк подобному взгляду, хотя бы ему и пришлось самостоятельно прокладывать путьдля достижения той же истины, но открытой задолго до него. Китайцы уже с давних пор отказываются признать за женщиной собственнуюдушу. Если вы спросите у китайца, сколько у него детей, то вы получите вответ точную цифру его сыновей, если же вся его семья состоит из дочерей, тоон объявляет себя совершенно бездетным. Теми же причинами, вероятно, следуетобъяснить и изгнание Магометом женщин из рая и вызванное этим подчиненноеположение, которое женщина занимает в странах Ислама. Из философов здесь прежде всем следует назвать Аристотеля. Для негомужской принцип при зачатии есть элемент формирующий, активный элемент,играющий роль Логоса, женский же играет роль пассивной материи. Если жевдуматься несколько глубже а то, насколько сильно Аристотель отождествляетдушу с формой, энтелехией, изначально движущим началом, то ясно станет, какблизко подходит он к высказанному нами взгляду. Правда, свое воззрение наженщину он излагает только там, где говорит о процессе оплодотворения, но мынапрасно будем искать у него, как и у всех греков, кроме Эврипида, общейточки зрения на характер женщины (не только на ее роль в актеоплодотворения). Она, по-видимому, в очень слабой степени занимает их мысли. Среди отцов церкви особенно отличались своим взглядом Тертуллиан иОриген, которые ставили женщину очень низко. Между тем Августин не могпридерживаться подобного взгляда, в силу глубокой привязанности, которую онпитал к своей матери. В эпоху Возрождения взгляд Аристотеля снова приобрелмного сторонников, например, в лице Жана Вира (1518 - 1588 гг.). В то времявообще лучше понимали этот взгляд, его воспринимали инстинктом, интуицией. Внем не видели один только курьез, как это делает современная наука, которойеще во многих отношениях придется преклониться перед Аристотелевскойантропологией. В последние десятилетия аналогичный взгляд высказали Ибсен (в образеАнитры, Риты и Ирены) и Август Стриндберг ("Верующие"). Но наибольшеераспространение мысли об отсутствии у женщины души сделала дивная сказкаФукэ. Этот романтик позаимствовал материал для нее из Парацельса,произведениями, которого он усердно занимался. Сказку эту переложили намузыку Гофман, Гиршнер и Альберт Лортцинг. Ундина, лишенная души. Ундина -вот платоновская идея женщины. Несмотря на бисексуальность, эта идея сильносоответствует действительности. Очень распространенное выражение: "женщиналишена характера" имеет в своей основе ту же мысль. Личность ииндивидуальность, (умопостигаемое) "я" и душа, воля и (умопостигаемый)характер - все это одноименные понятия, которые присущи мужской половинечеловеческого рода и чужды женской его половине. Так как человеческая душа есть микрокосм, а люди, которые живут душой,т. е, в которых жив весь мир, гениальны, то следует заключить, что Ж поприроде лишены гениальности. Мужчина таит в себе все и может, как выражаетсяПико де Мирандола, особенно ярко развить в себе ту или другую черту. Онможет вознестись на неизмеримую высоту и может очень глубоко пасть; он можетпревратиться в животное, в растение. даже в женщину, а потому мы и видимженственных мужчин. Но женщина никогда не может стать мужчиной. Таким образом, здесьприходится сделать самое существенное ограничение в положениях, выставленныхнами в первой части этого труда. Я знаю много мужчин, которые по всемусвоему психическому укладу, а не только в каком-нибудь определенномотношении, совершенно похожи на женщину. Я видал также много женщин, которыеобладают чисто мужскими чертами, но среди них ни одной, которая  в основесвоей не сохранила бы свою истинно-женскую природу, правда, этаженственность удачно окутана тонкой пеленой, так что она тщательно скрыта нетолько от подобной женщины, но и от постороннего взгляда. Человек может быть(см. гл. 1 II части) или мужчиной или только женщиной, хотя бы он вмещал всебе самые разнообразные качества обоих полов. Это бытие человека -основнаяпроблема нашего исследования - определяется сообразно его отношению к логикеи этике. Но в то время, как мужчина, взятый с анатомической точки зрения,может психологически вполне походить на женщину, женщина никогдапсихологически на мужчину походить не может, как бы мужествен ни был еевнешний вид и как бы мало женственно ни было впечатление, которое онапроизводит. Теперь мы можем с достоверностью дать окончательный ответ на вопрос ободаренности полов: есть женщины с некоторыми чертами гениальности, но нетженского гения, никогда его не было (даже у мужественных женщин, о которыхговорит история и первая часть нашего труда), никогда его и не будет. Кто вэтом вопросе проявит нерешительность и настолько расширит понятиегениальности, что под него отчасти подойдут и женщины, тот тем самымокончательно разрушит это  понятие. Если вообще есть возможность отыскатьпонятие гениальности и сохранить его во всей строгости и неизменности, томне кажется, что для этой цели необходимо придерживаться тех определений,которые мы выставили в этом труде. Не могут ли эти определения приписатьгениальность такому существу, которое лишено души? Гениальность идентичнаглубине. Достаточно только связать подлежащее - женщина, со сказуемым -глубокая для того, чтобы каждый почувствовал в этом какое-то противоречие.Женский гений есть поэтому contradictio in adjecto, так как гениальностьесть повышенная, высоко развитая, вообще осознанная мужественность.Гениальный человек включает в себе все, а потому и женщину. Женщина жепредставляет собою только часть вселенной, а потому, как часть, не можетсодержать в себе целое. Женственность не может включать в себе гениальность-Негениальность женщины с неумолимой последовательностью вытекает из тогофакта, что она не монада, а потому и не отражение вселенной. Все предыдущиеглавы говорят, как бы в один голос, в пользу того взгляда, что женщиналишена души. Прежде всего третья глава доказала, что женщина живет генидами,между тем как мужчина - расчлененным содержанием, что женский пол ведетменее сознательную жизнь, чем мужской. Сознание есть одно изгносеологических понятий, но вместе с тем единственное основное понятиепсихологии. Гносеологическое сознание и обладание непрерывным "я",трансцендентальный субъект и душа - понятия, взаимно заменяющие друг друга."Я" существует в том смысле, что оно само себя чувствует, познает себя всодержании своего мышления: всякое бытие есть сознание. Но здесь следуетприбавить одно очень ценное пояснение к теории генид. Расчлененноесодержание сознания мужчины не следует себе представлять в виде развитого,оформленного сознания женщины; это не актуальная форма того, что будто быпотенциально скрывается в сознании женщины. В нем уже с самого начала лежитнечто качественно отличное. Психическое содержание мужчины даже в стадиигениды, которую оно всячески старается одолеть, проявляет склонность кспецифичности понятия. Весьма возможно, что всякое ощущение мужчины, даже насамых ранних ступенях его развития, обладает стремлением выделиться впонятие. Женщина же лишена этого стремления, как в своем восприятии, так вмышлении. Принципом всякой специфичности понятия являются логические аксиомы,которые для женщины совершенно не существуют. Закон тождества, которыйпридает понятию однозначную определенность, для них лишен значенияпутеводной нити. Они не признают нормой и principium contradictionis,который ограничивает это понятие, как нечто самостоятельное, от всего сущегои возможного. Отсутствием специфической определенности понятий в мышленииженщины объясняется ее "чувствительность", которая способствуетвозникновению самых неосновательных ассоциаций и сравнений предметов, ничегообщего между собою не имеющих. Даже женщины с наиболее богатой и наименееограниченной памятью никак не могут отказаться от этой склонности ксинэстезиям. Предположим, например, что какое -нибудь слово напоминало имопределенный цвет, или представление о человеке ассоциировалось у них спредставлением о какой-нибудь определенной пище - явление, которое оченьчасто бывает у женщин. Но важнее всего то, что они вполне удовлетворяютсяодной этой ассоциацией; у них нет желания выяснить, почему они напали именнона такое сравнение, насколько оно вызвано фактическими отношениями предметовдруг к другу. Но еще меньше они думают о том, чтобы разобрать, какоевпечатление произвело на них это слово или этот человек. Этанепритязательность и самоудовлетворенность находится в тесной связи с тем,что раньше было названо бессовестностью женщины. Мы еще вернемся к этомувопросу и постараемся выяснить его отношение к отсутствию определенностипонятия женщины. Это вечное пребывание в сфере неуловимых чувств, это отрицание понятияи понятливости, это самоубаюкивание без порывания к глубине придает зыбкомустилю большинства современных писателей и художников характер женственности.Мужское мышление основным образом отличается от женского потребностью впрочных формах, а потому всякое "искусство настроений" есть "искусство"бесформенное. По этим соображениям психическое содержание мужчины не может бытьприравнено к более развитой форме генид женщины. Мысль женщины порхает междуразличными предметами, сквозит по их поверхности, чего не делает мужчина,который привык мыслить "в корень всех вещей"; она отведывает, лакомится,осязает, но не схватывает истинной сущности предметов. Так как мышлениеженщины преимущественно протекает в форме своеобразного вкушения, самымвыдающимся свойством женщины остается вкус. Вкус - исключительнаяпринадлежность женщины- В его развитии она может достигнуть даже известнойстепени совершенства.  Вкус требует сосредоточения внимания на самойповерхности предметов, он направлен на однообразное строение целого иникогда не останавливается на отдельных резко выделяющихся частях. Когдаженщина "понимает" мужчину, о возможности или невозможности такого пониманияречь впереди, то она старается понять, ход его мыслей. Так как при этомнельзя достигнуть точной определенности понятий с ее стороны, то она вполнеудовлетворяется тем, что сказанное вызывает в ней ряд неустойчивых аналогийи уверена, что поняла все. Это различие в мышлении мужчины и женщины неследует себе объяснять тем, что оба эти рода мышления расположены наразличных линиях, что содержание мышления мужчины занимает линию, несколькоболее удаленную, чем содержание мышления женщины. Это два совершенноразличных ряда, простирающихся на один и тот же объект: один - мужской,вращающийся всецело в понятиях, другой - женский, находящийся совершенно вневсяких понятий. Поэтому, если можно установить некоторое тождествосодержания развитого, дифференцированного, позднейшего с содержанием того жепорядка, но хаотическим, нерасчлененным, более ранним, то в применении кразличию способов мышления у мужчины и женщины это тождество не выдерживаеткритики: мысли, выраженной в определенном понятии с одной стороны, т. е. умужчины, соответствует "чувство", лишенное всякого логического понятия,гениды, на другой стороны, т. е. у женщины. Природа женщины, существенной чертой которой является отсутствиеопреленности логических понятий, не менее убедительно, чем слабо развитаясознательность ее, доказывает, что у женщины нет своего "я". Только понятиепревращает комплекс ощущений в объект. Оно делает его независимым от того,существует ли он у меня в настоящее время, или нет. Наличность илиотсутствие комплекса ощущений находится в полнейшей зависимости от воличеловека: он закрывает глаза, затыкает уши - ни зрительное, ни звуковоераздражение до него не доходит, он опьяняет себя или засыпает - тогда он обовсем забывает. Только понятие освобождает комплекс ощущений от вечносубъективного, психологически-относительного факта ощущения, только оносоздает вещи. Человеческий интеллект может противопоставить себе объекттолько потому, что вся его деятельность протекает в сфере понятий, инаоборот, только там может идти речь об объекте и субъекте и различиях междуними, где существует сфера понятий. Во всех других случаях мы имеем целуюмассу сходных или несходных между собою картин, которые без определенногоплана и порядка сливаются и переходят друг в друга. Понятие, таким образом,превращает свободно реющие в воздухе впечатления в предметы, из ощущениясоздает объект, которому противостоит субъект, пробующий свои силы на нем,как на враге. Понятие играет конститутивную роль по отношению ко всемуреальному. Это положение не следует понимать в том смысле, что предметобладает реальностью постольку, поскольку он связан с идеей, лежащей по тусторону опыта, и является несовершенной проекцией, неудачным отражением ее.Совершенно наоборот. Поскольку наш интеллект, как функция понятия,простирается на какой-нибудь предмет, постольку он приобретает реальность.Понятие есть "трансцендентальный объект" кантовской критики разума, который,как таковой, соответствует "трансцендентальному субъекту". Только субъектявляется источником той загадочной объектирующей функции, которая создаеткантовский "предмет X"- направление всякого познания. Функция эта совершеннотождественна логическим аксиомам, в которых снова получает свое выражениеналичность субъекта. Principium contradictionis ограничивает понятие отвсего того, что не является его содержанием. Princiqium identitatis даетвозможность рассмотреть понятие так, как будто оно одно только исуществовало бы в мире. Сырой, необработанный комплекс ощущений не можетменя побудить к заключению, что он равен самому себе, но, с применением кнему закона тождества он превращается уже в определенное понятие. Такпонятие придает соответствующее достоинство и строгость пестрому сочетаниюощущений, всякому узору, сотканному из мыслей: понятие освобождаетсодержание тем, что оно его связывает. Существует свобода объекта, как исвобода субъекта. Оба соответствуют друг другу. Здесь снова раскрываетсяперед нами тот факт, что, как в логике, так и в этике, всякая свободасодержит в себе самоограничение. Человек становится свободным только тогда,когда он сам превращается для себя в верховный закон. Только таким путем емуудается избежать гетерономии, поставить себя вне зависимости от чужой воли,которая неизбежно включает в себя произвол. Поэтому ФУНКЦИЯ понятия являетсявместе с тем и мотивом самоуважения человека давая своему объекту, каквсеобщему предмету познания, полнейшую свободу и независимость, человек темсамым как бы уважает самого себя. Когда двое мужчин спорят между собою, онивсегда ссылаются на какой-нибудь предмет. Только женщина этого не делает:она носится с предметами и реет среди них, подчиняясь исключительно своемужеланию, она не может дать объекту свободу, так как сама ею не обладает. Самостоятельность, приобретаемая ощущением, благодаря понятию, непредставляет собою освобождения от субъекта, а освобождение отсубъективности. Ведь понятие и есть именно то, о чем я мыслю, о чем яговорю, что я могу написать. Это обстоятельство служит источником веры, чтоя тем не менее еще нахожусь в некотором отношении к понятию, эта вера -сущность всякого суждения. Имманентные психологи, Юм, Гексли, Мах,Авенариус, совершенно разделались с понятием, отождествив его с общимпредставлением, причем, между логическим и психологическим понятием ониникакой разницы не делают. Поэтому весьма характерно для них, что онисовершенно игнорируют самое суждение, как будто его совершенно несуществовало. С своей точки зрения ни никак не в состоянии понять элементы,чуждые монизму ощущений, которые скрываются в каждом акте суждения. Каждоесуждение содержит в себе признание или отрицание, одобрение или неодобрениеопределенных вещей, мера этого признания - идея истины, не можетодновременно заключаться в комплексах ощущений, которые подвержены нашемусуждению. Там, где нет ничего, кроме ощущений, все ощущения должны являтьсяравноценными и иметь право на одинаковое значение в построении реальногомира. Отсюда видно, что именно эмпиризм разрушает действительность опыта, апозитивизм, несмотря на "солидность" и "добросовестность" своей фирмы долженпревратиться в настоящий нигилизм. Так очень часто бывает и с весьмапочтенными торговыми предприятиями, которые в конечном счете обнаруживаютсвою беспочвенность и шарлатанство. В самом опыте еще не может заключатьсямысль об определенной мере опыта, об идее истины. Но всякое суждениесодержит в себе именно это притязание на истинность. Оно, несмотря  на целыйряд ограничивающих его дополнений, предъявляет свое требование наобъективную непреложность в той решительной, строгой форме, какую придалэтому суждению его творец. Действительно, когда человек высказывает суждениев подобной форме, то в этом видят с его стороны требование всеобщегопризнания того, что он высказал- Если же человек отказывается от подобноготребования, то ему вполне справедливо замечают, что он злоупотребил формойсуждения. Отсюда вполне правильно будет заключить, что в функции суждениялежит притязание на познание, или другими словами на истинность того, чтовысказывается. Это притязание на познание выражает собою только ту, мысль, что субъектобладает способностью высказывать суждения об объекте, причем суждениясовершенно правильные. В качестве объектов, относительно которых мывысказываем свои суждения, служат понятия; понятие есть предмет познания.Оно противопоставляет объект субъекту. Путем суждения снова устанавливается связь и родство между ними. Иботребование истины предполагает, что субъект способен правильно судить обобъекте. Таким образом мы пришли к выводу, что в функции суждения ужезаключается доказательство известной связи между "я"  и всебытием,доказательство возможности их абсолютного единства. Только такое единство,не простая согласованность, а тождество бытия и мышления, есть истина. Оноявляется вечным требованием, постулатом, но не фактом, который человек всостоянии был бы осуществить. Свобода субъекта и свобода объекта есть вконечном счете одна и та же свобода. Способность суждения со своей основнойпредпосылкой, человек может судить обо всем, является только сухимлогическим выражением теории микрокосма человеческой души. Вызвавший столькоспоров вопрос о том, что чему предшествовало, понятие ли суждению илинаоборот, нужно будет разрешить в том смысле, что оба они, хотя иодновременны, но необходимо друг друга обусловливают. Всякое познаниенаправлено на какой-нибудь предмет, сам же процесс познания совершается вформе суждения, предметом котором является понятие. Функция понятияразделила субъект и объект и оставила в одиночестве субъект. Как и всякаялюбовь, тоска познавательного инстинкта стремится объединить раздвоенное. Если какое-либо существо, подобное истинной женщине, лишенодеятельности в сфере понятий, то оно неизбежно лишено и деятельности в сфересуждения. Это положение может показаться смешанным парадоксом, так как ведьи женщины достаточно говорят (по крайней мере, мы не слышали, чтобыкто-нибудь жаловался на их склонность к молчанию), а всякая речь являетсявыражением суждений. Лжец, например, которого всегда выставляют в качествеубедительного довода против глубокого значения явлений суждения, никогда нестроит суждений в собственном смысле слова (есть "внутренняя формасуждения", как и "внутренняя форма речи"), так как он, говоря ложь,оставляет совершенно в стороне меру истины. Правда, он требует всеобщегопризнания своей лжи, но это требование он предъявляет ко всем решительнолюдям, кроме себя, а потому его ложь лишена объективной истины. Если человекобманывает самого себя, то это значит, что он свои мысли не подвергает судусвоего внутреннего голоса, тем менее он будет расположен защищать их передвнешним судом, судом других людей. Таким образом, можно вполне соблюстивнешнюю форму суждения, не соблюдая внутреннего условия его. Это внутреннееусловие есть искреннее признание идеи истины в качестве верховного судьивсех наших суждении, беззаветная готовность держать ответ и оправдаться всвоих покупках перед этим судьей. У человека  раз и навсегда заложеноизвестное отношение к идее истины. Это обстоятельство является источникомправдивости по отношению к другим людям, вещам и к самому себе. Поэтомувыставленное раньше деление: ложь по отношению к себе и ложь по отношению кдругим - неверно. Кто субъективно расположен ко лжи, склонность, отмеченнаяу женщины и подлежащая еще более подробному разбору, тот не ощущает никакогоинтереса в объективной правде. Женщина не чувствует никакого стремления кистине, отсюда ее несерьезность, ее безучастное отношение к мыслям. Естьмного писательниц, но нет ни одной мысли в их произведениях. Их любовь к(объективной) правде столь незначительна, что даже заимствовать мысли удругих они считают делом, на которое не стоит тратить труда. Ни одна женщина не питает серьезного интереса к науке. На этот счетона, пожалуй, легко введет в заблуждение как себя, так и многих другихблагородных людей, но очень скверных психологов. В тех случаях, когдаженщина успела в своей научной деятельности создать нечто более или менеезначительное (София Жермен, Мария Сомервилль и т. д.), можно с уверенностьюсказать, что за всем этим скрывается мужчина, на которого она таким образомстаралась больше походить. Гораздо правильнее будет применить к женщине"cherche 1'homme", чем к мужчине - "cherche la femme". Женщина не создала еще ничего выдающегося в научной области. Ибоспособность к истине вытекает из воли к истине и ею измеряется. Поэтому понимание действительности у женщин гораздо слабее, чем умужчин, хотя бы многие и утверждали противное. Факт познания у них всегдаподчинен посторонней цели, и если стремление к ее осуществлению достаточноинтенсивно, то женщина в состоянии очень правильно и безошибочно смотреть навещи. Но она никогда не в состоянии понять истину ради самой истины,постигнуть, какую ценность имеет истина сама по себе. Женщина теряет всякую способность, к критике, она совершенно теряетконтроль над реальностью, когда в своих (часто бессознательных) стремленияхсталкивается лицом к лицу с заблуждением. Этим объясняется твердаяуверенность очень многих женщин, что им отовсюду угрожает любовная атака,это же является причиной столь частых галлюцинаций чувства осязания уженщин, галлюцинаций, которые обладают столь ярко выраженным характеромчего-то реального, что совершенно непонятно для мужчин. Ибо фантазия женщины- заблуждение и ложь, фантазия же мужчины, как художника или философа, естьвысшая истина. Идея истины лежит в основе всего того, что только может быть названосуждением. Суждение есть форма всякого познания, а мышление есть не чтоиное, как процесс составления суждений. Закон достаточной основания являетсянормой суждения в том же самом смысле, в каком законы тождества ипротиворечия конститутивны для понятия нормы сущности. Было уже сказано, чтоженщина не признает закона достаточного основания. Всякое мышление есть сведение разнообразного к известному единству.Закон достаточного основания ставит правильность всякого суждения взависимость от логической основы познания. В нем заложена идея функцииединства нашего мышления по отношению к многообразию и вопреки ему, в товремя, как три прочие логические аксиомы являются выражением бытия единства,без отношения ко всему многообразию явлений. Поэтому оба эти принципа,единство и множественность, нельзя свести к одному. В их двойственностискорее следует видеть формально-логическое выражение мирового дуализма,существование множественности рядом с единством. Во всяком случае Лейбницбыл совершенно прав, различая эти два принципа. Всякая теория, котораяотказывает женщине в логическом мышлении, должна не только доказать полноепренебрежение с ее стороны к закону противоречия (и тождества), которыйнаходит свое приложение в процессе выяснения понятия, но она должна крометого показать, что и закон достаточного основания, которому всецелоподчинено суждение, остается ей совершенно чуждым и непонятным. Указанием наэто служит интеллектуальная бессовестность женщин. Теоретическая мысль,случайно возникшая в мозгу женщины, остается без дальнейшей разработки.Женщина не дает себе труда развить эту мысль, применить ее к различнымжизненным отношениям, привести ее в связь с другими мыслями, словом, женщинане останавливается на этой мысли. Поэтому, менее всего возможносуществование женщины-философа. Ей не достает выдержки, резкости инастойчивости мышления. Она лишена и мотивов к нему. Совершенно не можетбыть речи о женщинах, которых мучают неразрешимые проблемы. Предпочтительнеемолчать о таких женщинах, так как их положение поистине безнадежно. Мужчина,занятый всецело проблемами, хочет познать, женщина же, носящаяся спроблемами, хочет только быть познанной. Психологическим доказательством того, что функция суждения естьпоказатель мужественности, служит тот факт, что  женщина воспринимаетсуждение, как нечто мужественное, а потому притягивающее ее, как третичныйполовой признак. Женщина всегда требует от мужчины определенных взглядов,чтобы иметь возможность их заимствовать. Мужчина с неустойчивыми взглядами(какова бы ни была эта неустойчивость) совершенно чужд ее пониманию. Онастрастно жаждет, чтобы мужчина рассуждал. Рассуждения мужчины для неепризнак мужественности. Женщина обладает способностью творить, но лишенаспособности рассуждать. Особенно опасна женщина, когда она нема, так какмужчина слишком часто склонен принимать немоту за молчание. Таким образом мыдоказали, что Ж лишена не только логических норм, но также тех функций,которые регулируются этими нормами иными словами, она лишена деятельности всфере понятий и суждений' Но функция понятия по своему существу заключаетсяв том, что субъект стоит лицом к лицу со своим объектом, функция же сужденияявляется отражением первоначального родства и глубочайшего единства сущностиобъекта и субъекта. Отсюда мы не в первый раз приходим к выводу: у женщинынет субъекта. К доказательству алогичности абсолютной женщины непосредственнопримыкает доказательство аморальности в некоторых ее проявлениях. Мы ужевидели, насколько глубоко внедрилась ложь в природу женщины. Этот фактявляется результатом отсутствия у нее всякого отношения к идее истины, как ивообще ко всевозможным ценностям. Но нам придется еще вернуться к этой теме,а пока сосредоточим наше внимание на некоторых других моментах. При этомрекомендуется соблюдать особенную осторожность и проявить известную степеньпроницательности. Дело в том, что существует столько подражаний наэтичность, столько фальшивых подделок под мораль, что многие уже ставятженскую нравственность выше мужской. Я уже указал, что необходимо точноразличать антиморальное поведение от аморального, и я повторяю, что вприменении к женщине речь может идти только об аморальном поведении, котороеникакого  отношения к морали не имеет, которое даже не является особымнаправлением или течением в области морали. Общеизвестен факт, неоднократноподтвержденный данными криминальной статистики и повседневной жизни, чтоженщины совершают несравненно меньше преступлений, чем мужчины. На этот фактнеизменно ссылаются усердные апологеты чистоты женских нравов. Но при решении вопроса о нравственности женщин существенным является нето, согрешил ли человек объективно против какой-нибудь идеи. Гораздо важнееопределить, есть ли в человеке определенное, субъективное начало, котороестоит в известных отношениях к поруганной идее, и знал ли человек в моментпреступления, какую ценность он приносит в жертву в лице упомянутого начала.Правда, преступник рождается уже с преступными задатками. Тем не менее онсам чувствует, вопреки всевозможным теориям о "moral insanity", что своимпреступлением он утратил свою человеческую ценность и право на человеческоесуществование. Это объясняется тем, что преступники - народ по преимуществумалодушный. Нет среди них ни одного, который был бы горд сознаниемсовершенного им злодеяния, который нашел бы в себе столько мужества, чтобыоправдать свое преступление. Преступник - мужчина уже с самого рождения своего стоит в таких жеотношениях к идее ценности, как и всякий другой мужчина, и торый лишенпреступных инстинктов. Женщина, напротив, не чувству никакой вины за собой,даже когда совершит самое гнусное преступление. В то время, как преступникмолчаливо выслушивает все пункты обвинения, женщина может искреннеудивляться и возмущаться, ей кажется странным, что подвергают сомнению ееправо поступать так или иначе. Никогда не подвергая себя суду своей совести,женщины всегда убеждены в своем "праве". И преступник, правда, тоже малоприслушивается к своему внутреннему голосу, но он никогда и не настаивает насвоем праве. Он старается по возможности дальше уйти от мысли о праве, таккак эта мысль может только напомнить ему о совершенном им преступлении. Этоясно доказывает, что он имел раньше определенное отношение к идее, но теперьне хочет вызвать в своей памяти факт измены своему бывшему, лучшему "я". Ниодин преступник еще не думал серьезно о том, что люди учиняют над нимнесправедливость, подвергая его наказанию, женщина, напротив, убеждена втом, что ее обвинитель руководствуется только злым умыслом. Никто не всостоянии будет ей доказать, что она совершила преступление, если сама незахочет этого понять. Когда начинают ее увещевать, то весьма часто бывает,что она бросается в слезы, просит прощения и кается, что "узрела всю своювину", она серьезно убеждена, что чувствует всю тяжесть ее. Все это возможнотолько при известном желании с ее стороны: сами эти слезы доставляют ейтомительное наслаждение. Преступник запирается, его нельзя сразупереубедить, но мнимое упорство женщины при известном умении со стороныобвинителя легко превращается в такое же мнимое сознание виновности.Страдания в одиночестве под тяжестью преступления, тихие слезы, отчаяние отпозора, запятнавшего ее на всю жизнь все это вещи совершенно неизвестныеженщине. Кажущееся исключение из этого правила - именно флагеллантка,кающаяся, бичующая свое тело. впоследствии нас еще убедит в том, что женщиначувствует себя виновной только в компании с другими. Итак, я не говорю, что женщина зла, антиморальна, скорее я утверждаю,что она не может быть злой: она - аморальна, низка. Женское сострадание и женская непорочность - два дальнейших феномена,на которые неоднократно ссылается ценитель женской добродетели. В частности,доброта и женское сочувствие дали повод к созданию чудесной сказки о душеженщины, но самым неотразимым аргументом в пользу высшей нравственностиженщины явилась женщина, как сиделка, как сестра милосердия. Я касаюсь этогопункта без особенного желания и охотно оставил бы его без внимания, но менявынуждает к этому возражение, которое мне лично выставили в одном разговореи второе, вероятно, повторят и другие. Совершенно ошибочно предполагать,будто ухаживание женщин за больными доказывает их сострадание, по-моему, этосвидетельствует о наличности у них совершенно противоположной черты. Мужчинаникогда не в состоянии был бы смотреть на страдания больных: один вид этихстраданий до того мучительно подействовал бы на него, что он совершенноизмучался бы, а потому не может быть и речи о каком-нибудь продолжительномухаживании мужчины за пациентами. Кто наблюдал сестер милосердия, тот,вероятно, немало удивлялся их равнодушию и "мягкости" даже в минуты самыхотчаянных страданий смертельно больных. Так оно и должно быть. Ибо мужчина,который не может хладнокровно созерцать страдания и смерти других людей,мало помог бы делу. Мужчина хотел бы успокоить боль, задержать приближениесмерти, словом, он хотел бы помочь, но где помочь нельзя, там для нем нетместа, там вступает в свои права ухаживание - занятие, для которого наиболееприспособлена женщина. Жестоко заблуждаются, когда деятельность женщин наэтом поприще объясняют какими-либо иными соображениями, кроме утилитарных. К этому присоединяется еще то обстоятельство, что женщине совершенночужда проблема одиночества и общества. Она наиболее приспособлена к роликомпаньонки (чтицы, сестры милосердия) именно потому, что она никогда невыходит из своего одиночества. Для мужчины состояние одиночества ипребывание в обществе составляют, так или иначе, проблему, хотя бы он толькоодно из двух признавал для себя возможным. Чтобы ухаживать за больным,женщина не оставляет своего одиночества. Если бы она в состоянии былаоставить его, то ее поступок мог бы быть назван нравственным. Женщинаникогда не одинока, она не питает особенной склонности к одиночеству, но ине чувствует особенного страха перед ним. Женщина, даже будучи одинокой,живет в самой тесной связанности со всеми людьми, которых она знает: этолучшее доказательство того, что она не монада, так как монада все же имеетсвои границы. Женщина по своей природе безгранична, но не в том смысле, какгений, границы которого совпадают с границами мира. Под безграничностьюженщины нужно понимать только то, что ничто существенное не отделяет ее отприроды и людей. В этом состоянии слияния есть несомненно нечто половое. Сообразноэтому, женское сострдание проявляется в некотором телесном приближении ксуществу, вызывающему в ней это чувство. Это - животная нежность; женщинадолжна ласкать для того, чтобы и утешать. Вот еще одно доказательство впользу того, что между женщиной и окружающей средой нет той резкой грани,как между одной индивидуальностью и другой! Женщина проявляет свое уважениек страданиям ближнего не в молчании, а в причитаниях: настолько сильно ончувствует свою связь с ним не как существо духовное, а физическое. Жизнь, расплывающаяся в окружающем, является одной из наиболее важныхчерт существа женщин, чреватых самыми глубокими последствиями. Она являетсяпричиной повышенной чувствительности женщины, ее необычайной готовности ибесстыдства лить слезы по всякому поводу. Недаром мы знаем только типплакальщицы. Мужчина же, который плачет в обществе, мало может рассчитыватьна уважение к себе. Когда кто-либо плачет, женщина плачет вместе с ним,когда кто-либо смеется (только не над ней), женщина делает то же. Этимисчерпана добрая половина женского сострадания. Приставать к другим людям со своим горем, плакаться на свою судьбу,требовать от людей сострадания - искусство исключительно женское. В этомлежит самое убедительное доказательство психического бесстыдства женщины.Женщина вызывает сострадание в других людях, чтобы иметь возможность плакатьвместе с ними и, таким образом, повысить собственную жалость к самой себе.Можно без преувеличения сказать, что женщина, проливая слезы даже водиночестве, плачет вместе с другими, которым она мысленно жалуется на своистрадания. Это еще в большей степени растрогивает ее. "Сострадание к себесамой" исключительно женская особенность. Женщина прежде всего ставит себя водин ряд с другими людьми, делает себя объектом их чувства сострадания, азатем она. сильно растроганная, вместе с ними начинает плакать над собой"несчастной". На этом основании ничто в столь сильной степени не вызываетстыда в мужчине, как импульс к этому, так называемому "состраданию к себесамому", на котором он себя иногда неожиданно поймает: такое состояниефактически превращает субъекта в объект. Женское сострадание, в которое верил даже Шопенгауэр, это вообще одинтолько плач и вой, при малейшем поводе, без малейшего труда, без стыдаподавить в себе это чувство. Истинное сострадание, как и всякое страдание,поскольку оно действительно серьезно, должно быть стыдливо. Больше того, ниодно страдание не может быть так стыдливо, как сострадание и любовь, так какв этих двух чувствах мы приходим к сознанию тех крайних пределов личности,которых уже нельзя перейти. О любви и ее стыдливости мы поговорим вдальнейшем, В сострадании, в истинном мужском сострадании, лежит какое-точувство стыда, какое-то сознание вины, что мне не приходится так сильнострадать, как ему, что я - не одно и то же, что и он, а совершенно отличноеот него существо, отделенное от него даже внешними условиями жизни. Мужскоесострадание - это краснеющее за самого себя princpium individuationisПоэтому женское сострадание навязчиво, мужское - скрытно. Какое отношение имеет сострадание к стыдливости женщин, отчасти ужевыяснено здесь, отчасти будет разобрано в дальнейшем в связи с вопросом обистерии. Мы окончательно отказываемся понимать, как люди могут говорить окакой-то врожденной стыдливости женщины при том наивном усердии, с каким онищеголяют в декольтированных платьях, конечно, с некоторого разрешения состороны общественного мнения. Можно быть стыдливым, можно и не быть. Нонельзя говорить о стыдливости женщин, раз они равномерно забывают о ней визвестные промежутки времени. Абсолютным доказательством бесстыдства женщин может служить тот факт,что они в присутствии других женщин без всякого стеснения выставляют напоказсвое голое тело, мужчины же между собою всегда стараются прикрыть своюнаготу. В этом лежит также указание на то, откуда собственно исходит этопресловутое требование стыдливости, которое женщины внешним образом такпедантично соблюдают. Когда женщины остаются одни, между ними происходитсамый оживленный обмен сравнений физических прелестей каждой из них, инередко все присутствующие подвергаются самому подробному осмотру. Все этоделается не без некоторой похотливости, так как совершенно бессознательноосновной точкой зрения остается та ценность, которую мужчина придает томуили иному физическому преимуществу женщины. Мужчина абсолютно неинтересуется наготой другого мужчины, женщина же мысленно раздевает всякуюдругую женщину и, таким образом, она доказывает всеобщее межиндивидуальноебесстыдство своем пола. Мужчине не приятно и противно знать половую жизньдругого мужчины. Женщина же создает себе в мыслях общую картину половойжизни другой женщины немедленно после первого знакомства с ней, она дажеоценивает другую женщину исключительно с этой точки зрения в ее "жизни". Я еще вернусь к более глубокому разбору этой темы. Здесь изложениевпервые сталкивается с тем моментом, о котором я говорил во второй главеэтой части труда. Необходимо прежде всего сознавать то, чего мы стыдимся,только тогда мы и можем ощущать чувство стыда. Но для сознательности, какдля чувства стыда, необходим прежде всем какой-нибудь дифференцирующиймомент. Женщина, которая только сексуальна, может казаться асексуальной, таккак она - сама сексуальность. У нее половая индивидуальность не выступает нифизически, ни психически, ни пространственно, ни во времени с такойотчетливостью, как у мужчины. Женщина, бесстыдная по природе своей, можетпроизвести впечатление стыдливости, так как у нее нет стыда, который можнобыло бы оскорбить. Таким образом оказывается, что женщина или никогда небывает голой, или пребывает в вечной наготе. Она никогда не может бытьголой, так как не в состоянии придти к мысли об истинной наготе. Она всегдаостается голой, так как в ней отсутствует то, что могло бы привести ее ксознанию своей (объективной) наготы и послужить импульсом к ее прикрытию.Что можно быть голым и в одежде - истина, недоступная только тупому уму, ноплох тот психолог, на которого одежда так убедительно действует, что онотказывается говорить о наготе. Женщина объективно всегда нага, даже вкринолине и корсете. Это находится в неразрывной связи с тем значением, которое имеет дляженщины слово "я". Когда спрашивают женщину, что она разумеет под своим "я",то она не может себе представить ничего иного, кроме своего тела. Внешность- это "я" женщин. "Рисунок человеческого я" набросанный Махом в его"Предварительных антиметафизических замечаниях", дает нам истиннуюхарактеристику "я" совершенной женщины. Если Э. Краузе говорит, чтосамосозерцание "я" вполне выполнимо то это вовсе не так смешно, как думаетМах, а за ним многие другие, которым в произведениях Маха понравилась именноэта "шутливая иллюстрация философского "Много шума из ничего". Женское "я" является основанием ее специфического тщеславия. Мужскоетщеславие есть проявление воли к ценности. Объективная форма его выражения,его чувствительность, заключается в потребности устранить всякое сомнение состороны других людей в достижимости этой ценности. Личность - это то, чтодает мужчине ценность и вневременность. Эта высшая ценность, которую нельзяотождествить с ценой, так как она, по выражению Канта, "не может бытьзамещена никаким эквивалентом", "она выше всякой цены, а потому совершенноустраняет возможность эквивалента" - эта ценность есть достоинство мужчины.Женщины, вопреки мнению Шиллера, не обладают никаким достоинством. Этотпробел старались заполнить изобретением слова дама. Их тщеславие естественнонаправится к высшей женской ценности, т. е. к сохранению, усилению ипризнанию их телесной красоты. Тщеславие Ж, таким образом, представляетсобою с одной стороны известное расположение к своему собственному телу,расположение, присущее только ей, чуждое даже самому красивому(мужественному) мужчине. Это своего рода радость, которая проявляется даже усамой некрасивой девушки, когда она любуется собою в зеркале, трогает себяили испытывает какие-либо ощущения отдельных органов своего тела. Но тут жес яркой силой и возбуждающим предчувствием вспыхивает в ее голове мысль омужчине, которому когда-нибудь будут принадлежать все эти прелести. Все этоеще раз доказывает, что женщина может находиться одна, но она никогда неможет быть одинокой. С другой стороны, женское тщеславие выражается впотребности, чтобы тело женщины вызывало удивление и было предметом желаниявозбужденного в половом отношении мужчины. Эта потребность столь сильна, что существует в действительности многоженщин, которых вполне удовлетворяет это восхищение, сопровождаемоевожделением у мужчин, и  завистью у женщин, этого для них вполне достаточно.Других потребностей у них совершенно нет. Итак, женское тщеславие есть внимание, всегда обращенное на других,женщины живут только мыслью о других. Щепетильность женщины имеет именно этооснование. Женщина никогда в жизни не забудет, что какой-то человек нашел еебезобразной. Сама она никогда не признает себя некрасивой, в крайнем случае,она согласится с тем, что ее недооценивают. Но и к этому печальному выводуприводят ее единственно победы, одержанные другими женщинами над ней вборьбе замужчину. Нет женщины, которая нашла бы себя в зеркале некрасивой инепривлекательной. У женщины собственная безобразная внешность никогда неприобретает столь мучительной реальности, как у мужчины. Она до концастарается разубедить в этом себя и других. Где источник подобного тщеславия женщины? Оно вполне совпадает сотсутствием у нее умопостигаемого "я", с отсутствием того, чему человекпридает всегда абсолютную ценность. Оно объясняется отсутствиемсамоценности. Так как женщина лишена всякой самоценности для себя и передсобой, то вполне естественно, что она старается приобрести ее для других илиперед другими, путем превращения себя в объект для изучения с их стороны,вызывая в них восхищение и вожделение. Единственное в мире. что имеетабсолютную бесконечную ценность, есть душа. "Вы лучше многих птиц", говорилХристос людям. Женщина оценивает себя не с той точки зрения, насколько онаоставалась верной своей личности, насколько она была свободна. Всякое жесущество, обладающее своим "я", оценивает себя так и только так. Если жеженщина всегда и без всякого исключения ставит себя на ту высоту, которуюзанимает муж, избравший ее - обстоятельство, которое вполне соответствуетдействительности, если она далее приобретает ценность только черезпосредство своего мужа или любовника, так что она не только в социальном иматериальном отношении, но и в глубочайшей сущности своей теснейшим образомсвязана с браком, если это все так, то вывод может быть только один: онасама по себе не обладает никакой ценностью, у нее отсутствует самоценностьчеловеческой личности. Женщина приписывает себе ценность, сообразно ценностидругих предметов: денег и богатства, количества и пышности своих платьев,театрального яруса, в котором находится ее ложа, своих детей и прежде всегосообразно ценности своем обожателя, своего мужа. Самым верным оружиемженщины в споре ее с другой женщиной является указание на высшее социальноеположение своего мужа, на богатство, почет и титул его. при этом являетсянелишним указать на сравнительную его молодость и многочисленность егопоклонниц, Это в состоянии окончательно сразить противницу и лишить еевсяких дальнейших возражений. Но колоссальный позор для мужчины (и он эточувствует лучше всякого другого), если он ссылается на что-нибудь чужое и незащищает собой своей собственной ценности против всяких посягательств нанее. Дальнейшим доказательством отсутствия души у Ж послужитследующее-Женщина ощущает (по известному рецепту Гете) сильнейшее желаниепроизвести впечатление на мужчину, когда тот не обращает на нее ннкакоговнимания, ведь в этой способности произвести впечатление лежит весь смысл иценность ее жизни. М, напротив, чувствует антипатию к той женщине, котораявстретила его неприветливо или поступила по отношению к нему невежливо.Ничто не может сделать М столь счастливым как любовь девушки, если она егопленила и не сразу, то для него самого существует опасность воспламенитьсявпоследствии. Любовь мужчины .который не нравится женщине, является для нееудовлетворением ее тщеславия, пробуждением долго дремавших в ней надежд.Женщина заявляет одновременно притязание на всех мужчин мира. То же самоележит в основе ее склонности дружить преимущественно с представительницамисвоего же пола. Эта склонность не лишена некоторого полового оттенка. Таким образом взаимоотношение эмпирически данных промежуточных половыхформ определяется сообразно их положению между М и Ж. Чтобы доказатьсправедливость этом положения приведем следующий факт. В то время, каквсякая улыбка девушки вызывает в М чувство восхищения, умиления, женственныемужчины обращают свое-исключительное внимание на тех женщин и мужчин,которые о них совершенно не думают. Так поступает женщина, бросая своегопоклонника, который настолько верен ей, что совершенно не в состоянииповысить ее самоценность. Поэтому женщина чувствует особенное влечение ктому мужчине, который пользуется у других женщин таким же успехом, как унее, такому и только такому мужчине женщина остается верной и во времябрака. Объясняется это тем, что она не может дать мужчине никакой новойценности, противопоставить свое суждение суждениям других. Совершеннообратное имеет место у настоящего мужчины. Бесстыдство и бессердечие женщины особенно сильно проявляется в ееспособности говорить о том, что какой-либо мужчина ее любит. Мужчина,напротив, чувствует себя пристыженным любовью к нему со стороны другогочеловека, так как эта любовь его сковывает, ограничивает, делает егопассивным, между тем как по природе своей он должен быть одаряющим,активным, свободным. Далее мужчина отлично сознает, что, как целое, он незаслуживает любви в полной мере. Поэтому мужчина нигде не будет так упорнохранить молчание, как в этом вопросе, хотя бы отсутствие у него интимныхотношений к какой-либо девушке и устраняло всякий риск ее скомпрометировать.Женщина горда тем, что ее любят, она хвастается своей любовью перед другимиженщинами для того, чтобы вызвать в них зависть. Мужчина воспринимает любовьк себе другого  человека, как внимание к его истинной ценности, как болееглубокое понимание его сущности. Совершенно не то чувствует женщина. В любвидругого человека она видит факт, который придает ей ценность, прежде ей непринадлежавшую, который дарует ей впервые бытие и сущность, которыйлегитимирует ее в глазах других людей. Этим объясняется неимоверная способность женщины запоминать всекомплименты, сказанные ей даже в самом раннем детстве. Эта своеобразнаяпамять женщины была уже предметом особого исследования в одной из предыдущихглав. Путем комплиментов она собственно приобретает сознание своей ценности,а потому женщина всегда требует от мужчины "галантности". Обходительностьявляется для мужчины наиболее дешевой формой придания ценности женщине. Емуона ровно ничего не стоит. Но зато какое значение она приобретает дляженщины, которая, в жизни своей не забудет ни одной любезности, проявленнойк ней, и до самой глубокой старости питается пошлыми комплиментами. Стоиттолько вспомнить о том, что может иметь для человека известную ценность,тогда только мы поймем значение того факта, что женщина обладает особеннойпамятью по отношению к комплиментам. Женщина извлекает из комплиментовсознание своей ценности  только потому, что у нее нет изначального мерилаценности, чувства своей собственной абсолютной ценности, которая признаеттолько себя и пренебрегает всем прочим. И мы видим, что явление ухаживания,"рыцарства" снова подтверждает наш взгляд, что женщина лишена души. Когдамужчина особенно галантен по отношению к женщине, именно тогда он меньшевсего склонен приписать ей душу, самоценность. Он особенно глубоко презираети обесценивает ее как раз в момент, когда она сама чувствует себя нанедосягаемой высоте. Насколько женщина аморальна, можно видеть из того, что она моментальнозабывает совершенную ею безнравственность. Этот факт вызывает неоднократныезамечания по ее адресу со стороны мужчины, который взял на себя рольвоспитателя женщины. Благодаря характерной лживости женской природы, она всостоянии уверить себя, что поняла всю преступность своего поступка, и такимобразом ввести в заблуждение и себя, и мужчину. Напротив, мужчина ничего такотчетливо не помнит, как моменты, в которые он совершил преступление. Здесьпамять опять является перед нами в виде в высшей степени нравственногокачества. Одно и то же - простить и забыть, но не простить и понять. Ктовспоминает о лжи, тот вместе с тем и сильно упрекает себя в ней. Тот факт,что женщина никогда не винит себя в своей низости, вполне объясняется тем,что она никогда не в состоянии придти к сознанию этой низости, так как ейсовершенно чужда нравственная идея, а потому она ее и забывает. Вполнепонятно, что она отрицает за собою эту низость. Как-то совершеннонеосновательно считают женщину невинной, так как этическое начало никогда неприобретало в ее глазах значения проблемы, ее даже считают болеенравственной, чем мужчину. Такой взгляд можно объяснить только тем, чтоженщине чуждо понятие безнравственности. Невинность ребенка - не заслуга,заслугой является невинность старца, но ее-то и не существует. 196 Самонаблюдение, как и сознание вины и раскаяние - черты чисто мужские.Мы пока оставим в стороне мнимое исключение из этого правила, а именно:истерическое самонаблюдение некоторых женщин. Самобичевания, которымподвергают себя женщины, эти поразительно удачные подражания истинномучувству вины, послужат для нас еще предметом дальнейшего изучения в связи сформой женского самонаблюдения. Субъект самонаблюдения тождествен ссубъектом морали-зующим: оценивая психические явления, он их подмечает. Взгляд Огюста Конта на самонаблюдение нисколько нас не удивляет, таккак этот взгляд вполне соответствует характеру позитивизма. По мнению О.Конта самонаблюдение кроет в себе противоречие и является "глубочайшимабсурдом". Совершенно справедливо, что при ограниченности нашего сознанияневозможно полнейшее совпадение во времени факта возникновения какого-нибудьпереживания с особым восприятием его: об этом даже не приходится особенномного говорить. Наблюдение и оценка связаны прежде всего с "первичным"образом, оставшимся в нашей памяти. Мы как бы произносим суждениеотносительно образа, существующем еще в нашем воображении. Но среди двухсовершенно равноценных феноменов невозможно превратить только один из них вобъект, только его признать или  отрицать, как это бывает при всякомсамонаблюдении. То, что исследует, судит и оценивает содержание, самосодержанием быть не может. Все это совершает умопостигаемое "я", котороеодинаково ценит прошлое, как и настоящее, которое создает "единствосамосознания", непрерывную память - вещи, чуждые женщине. Ибо не память, какдумает Милль, и не беспрерывность, как полагает Мах, рождают веру в свое"я", которое будто бы вне памяти и беспрерывности совершенно не существует.Совершенно напротив. Память и беспрерывность, как благочестие и жаждабессмертия, вытекают из ценности своего "я". Содержание их не должно ни вкаком отношении превратиться в простую функцию времени и подвергнутьсяполнейшему уничтожению. Если  бы женщина обладала известной самоценностью и достаточной волейзащищать ее от всяких нападений, если бы она ощущала хоть потребность всамоуважении, то она не могла бы быть завистливой. Все женщины, вероятно,завистливы. Зависть же представляет собою качество, возможное только приотсутствии вышеупомянутых предпосылок. Даже зависть матерей по поводу того,что дочери других женщин успели раньше выйти замуж, чем ее собственные, естьсимптом действительной низости. Эта зависть, как и  всякая другая,предполагает позднейшее отсутствие чувства справедливости. В идеесправедливости, которая является практическим выражением идеи истины, логикаи этика ка-саются между собою, как и в теоретической ценности истины. Без справедливости нет общества. Зависть, напротив, абсолютнонесоциальное свойство. Действительно, женщина совершенно несоциальна. Здесь именно можно проверить правильность того взгляда, который ставилидею общества в тесную связь с наличностью индивидуальности. Таких вещей,как государство, политика, товарищеское общение, женщина совершенно непонимает. Женские союзы, в которые закрыт-доступ мужчине, распадаются вскорепосле своего возникновения. Наконец, семья представляет собою институтдалеко не социальный. Мужчины тотчас же после женитьбы оставляют все теобщества и союзы, в которых они до того принимали самое живое участие. Этистроки были написаны еще до появления замечательных этнологическихисследований Генриха Шурца. Там он с богатым материалом в руках доказывает,что не в семье, а в особых союзах мужчин следует искать зачаткичеловеческого общества. Нужно только удивляться тонкости Паскаля, который доказал, что человекищет общества не потому, что он не может выносить одиночества, аисключительно потому, что хочет забыться. Здесь обнаруживается полнейшеесогласие между прежним положением, которое отрицало за женщиной способностьк одиночеству, и теперешним, которое настаивает на ее несоциальности. Если бы женщина обладала сознанием своего "я", то она могла быпостигнуть значение собственности, как своей, так и чужой. Клептоманиясильнее развита у женщин, чем у мужчин: клептоманы (воры без нужды) почтиисключительно женщины. Женщине доступно понятие власти, богатства, но несобственности. Женщина- клептоманка, случайно настигнутая на местепреступления, всегда оправдывается тем, что по ее ошибочному предположениювсе это должно было принадлежать ей. В библиотеках, выдающих книги на дом,большинство посетителей составляют женщины, причем среди них есть и такие,которые обладают достаточными средствами, чтобы купить несколько книжныхлавок, Дело в том, что свои вещи и вещи чужие для них одно и то же. Они ксвоим вещам не питают более глубокого отношения, чем к вещам чужим, которыеони только одолжили. И здесь особенно ярко проявляется связь междуиндивидуальностью и социальностью. Для того, чтобы признавать чужуюличность, необходимо прежде всего обладать своею собственною. Параллельноэтому, наша мысль должна быть направлена на приобретение своейсобственности, только тогда и чужая собственность остается неприкосновенной. Но еще глубже, чем собственность, заложено в человеческой личности имя.Личность питает к своему имени поистине сердечные чувства. И здесь факты таккрасноречиво говорят за себя, что следует только удивляться, почему языкэтих фактов так мало понятен для людей. Женщина никакими узами не связана сосвоим именем. Доказательством может служить тот факт, что она без всякогосожаления, самым легкомысленным образом отказывается от своего имени ипринимает имя мужчины, за которого выходит замуж. Этому обстоятельству онане придает решительно никакого значения, и уже во всяком случае оно не всостоянии омрачить ее настроение, хотя бы на секунду. Аналогичное явление мыимеем в факте перехода (по крайней мере еще до недавнего времени) всегоимущества женщины к  мужчине, факт, объяснение которого следует искатьглубоко в природе женщины. Не видно также, чтобы женщине стоило особеннойборьбы расстаться со своим именем, мы видим как раз обратное, а именно, чтоженщина разрешает своему любовнику или ухаживателю называть ее так, как емузаблагорассудится. Даже в том случае, когда она против своего желаниявыходит замуж за ненавистного ей человека, и тогда не слышно с ее стороныособенных жалоб на то, что пришел момент расстаться со своим именем. Оналегко бросает свое имя и не проявляет благочестия даже тем, что вспоминаетиногда о нем. Она требует еще от своего любовника нового имени для-себя стакой же настойчивостью, с каким нетерпением она ждет его от своего мужа,увлеченная новизной этого имени. Но под именем следует понимать символиндивидуальности, и только у рас, стоящих на самой низкой ступени развития,как, например, у бушменов Южной Африки, нет человеческих имен, так какестественная потребность различения людей еще слишком слабо развита у них. Женщина - существо в основе своей безымянное, а потому она, сообразноидее своей, лишена индивидуальности. В связи с этим стоит одно явление, которое при известной внимательностипрямо бьет в глаза. Стоит женщине услышать шаги, почувствовать присутствиеили увидеть, наконец, мужчину, который вошел туда, где она находится, какона моментально становится совсем другой. Все манеры, движения ее меняются снепостижимой быстротой. Она начинает поправлять прическу, разглаживатьскладки на своем платье, подтягивать юбку, все существо ее наполняется тобесстыдным, то трусливым ожиданием. В отдельном только случае можносомневаться, краснеет ли она по поводу своего бесстыдного смеха, или онабесстыдно смеется над тем, что покраснела. Душа, личность, характер - все это тождественно со свободной волей, вэтом заключается бесконечно глубокий, непреложный взгляд Шопенгауэра. Покрайней мере, воля постольку совпадает с "я", поскольку мы понятие "я"мыслим в известном отношении к абсолютному. Так как женщина лишена своего"я", то у нее не может быть также и воли. Кто не обладает своей волей, своимхарактером в высшем значении этого слова, тот очень легко поддается влиянию.На него, как и на женщину, влияет один только факт наличности другоючеловека рядом с ним. Он становится в функциональную зависимость от однойтолько этой наличности вместо того, чтобы служить объектом восприятия с еестороны. Оттого Ж - лучший медиум, а М - лучший гипнотизер ее. Из этогофакта еще не видно, почему думают, что женщины особенно приспособлены кмедицинской деятельности. Ведь наиболее выдающиеся врачи сами утверждают,что главным их средством помочь больному в настоящее время (и, вероятно,останется в будущем) является воздействие на него через внушение. Во всем животном царстве Ж легче поддается гипнозу, чем М. Насколькогипнотические явления имеют близкое родство с явлениями повседневной жизни,видно из следующего: как легко "заразить" Ж смехом или плачем (об этом я ужеговорил при разборе вопроса о женском сострадании)! Как импонирует ей все,что она прочитывает в газете! Как легко она падает жертвой самого нелепогопредрассудка! Как набрасывается она на всякое чудодейственное средство,которое порекомендовала ей соседка! У кого нет характера, у того нет и убеждений- Потому Ж легковерна,некритична, поэтому она не может постигнуть духа протестантизма. Мы,конечно, не сомневается, что всякий христианин рождается католиком илипротестантом еще до крещения, но у нас, тем не менее, очень мало основанияпризнать католичество женской религией только потому, что оно доступнее ей,чем протестантизм. Здесь следовало бы установить другую основухарактерологического подразделения, но это не входит в задачи нашего труда. Таким образом, мы вполне и исчерпывающе доказали, что женщина бездушна,что она лишена своего "я", индивидуальности, личности, свободы, характера иволи. Этот результат обладает такой ценностью для всякой психологии, что егозначение трудно преувеличить. Он говорит, ни больше ни меньше, чтопсихологию М и психологию Ж следует изучать совершенно отдельно. Поотношению к Ж возможно чисто эмпирическое исследование ее психической жизни.При изучении психологии М мы должны придерживаться того основного положения,которое выдвинул еще Кант, а именно: исходить из понятия "я", понятия,венчающего все здание мужской психологии. Взгляд Юма (и Маха), согласно которому существуют одни только"impressions" и "thoughts" (А. В. С.... к...), как известно, совершенноизгнал душу из области психологии. Он изображает весь мир в виде какого-токалейдоскопа, сводит его к игре "элементов" и, таким образом, лишает мирвсякого смысла и почвы. Он разрушает всякую возможность найти твердую точкуопоры для нашего мышления, уничтожает понятие истины и вместе с ним ту самуюдействительность, философию которой он считает своим исключительнымпризванием. В результате это воззрение несет на себе всю вину за жалкоеположение современной психологии. Современная психология с гордостью несет свое имя "Психология без души"- имя, которым окрестил ее не по заслугам превознесенный Фридрих АльбертЛанге. Нам удалось, кажется, доказать, что невозможно объяснить себепсихические явления, отрицая существование души. Наличность души необходима,как для толкования психических феноменов М, которому необходимо приписатьдушу, так и для разрешения соответствующих феноменов Ж, которая окончательнодолжна быть признана бездушной. Наша современная психология по преимуществуженская психология. Именно поэтому столь поучительно сравнительное изучениеполов - обстоятельство, которое сыграло не последнюю роль в тойосновательности, с какой я разобрал этот вопрос. Только подобное изучениеможет помочь уяснить нам, что собственно заставляет нас допуститьсуществование "я", почему полное смешение мужской и женской психики (в самомшироком и глубоком смысле) привело к таким роковым ошибкам при созданиивсеобщей психологии. Возникает вопрос: может ли психология М являться наукой? На этот вопросследует ответить отрицательно. Я уже предвижу, что некоторые отошлют меня кисследованиям экспериментаторов: даже тот, который среди всего этогоэкспериментального шума сохранил известную трезвость мысли, с удивлениемспросит себя, неужели эти труды не стоят внимания. Но экспериментальнаяпсихология не только не раскрыла нам глубоких основ мужской психики, она нетолько не дает возможности систематически разработать этот бесконечный ряднаучных опытов, но едва позволяет мечтать даже о какой-нибудьприблизительной систематизации их. Мало того, метод ее, насквозь, от самоговерхнего слоя своего до сердцевины, - ложен, а потому, экспериментальнаяпсихология не дала и не могла дать объяснения глубокой внутренней связипсихических явлений. Психофизическая иллюзия измерений прямо показалаистинную сущность психических явлений в противоположность физическим: этасущность заключается в том, что функции, с помощью которых можно было быустановить связь явлений и объяснить переход одного явления в другое, влучшем случае непостоянны, а потому они не поддаются и точномуразграничению. Но вместе с отсутствием постоянства функций принципиальноприходится расстаться с самой возможностью когда-либо достигнуть непреложныйматематический идеал всякой науки. Нет научной психологии мужчины. Ибо существу всякой психологиисвойственно выводить то, чего собственно и вывести то нельзя, точнее говоря,ее конечной целью было бы доказать человеку его бытие, его сущность, Нотогда каждый человек был бы даже в своей глубокой сущности только следствиемизвестной причины, он был бы детерминирован, и ни один человек не должен былбы уважать другого, как представителя царства свободы и бесконечнойценности. В тот самый момент, когда я превратился бы в вывод из определенныхпосылок и оказался бы подчиненным известным определениям, я потерял бывместе с тем всякую ценность и лишился бы души. Со свободой хотения имышления (последнюю необходимо присоединить к первой) не мирится допущениебезусловной определенности, которая является исходным пунктом всякогопсихологического исследования. Кто верит в существование свободногосубъекта, подобно Канту и Шопенгауэру, тот должен отрицать психологию какнауку. Но кто верил  до сих пор в психологию, для того свобода субъектанемыслима, даже в виде теоретической возможности. В таком виде эта свободапредставляется Юму и Гербарту, этим основателям современной психологии. Этой дилеммой объясняется то плачевное положение, которое занимаетсовременная психология во всех своих принципиальных вопросах. Неимоверныеусилия, направленные к тому, чтобы изгнать волю из области психологии,бесконечные попытки вывести наличие этой воли из ощущения и чувства - всеэто скрывает в основе своей совершенно верную мысль, а именно, что воля неесть эмпирический факт. Нигде в опыте не представляется возможным сыскатьволю, так как она сама является предпосылкой всякого эмпирически -психологического факта. Пусть попытается человек, который любит долго спатьпо утрам, произвести над собой наблюдение в тот момент, когда окончательнорешается встать с постели. Решение (как и внимание) всецело поглощаетнеделимое "я", а потому в нем нет той двойствености, которая необходима длявосприятия воли. Мышление столь же мало, как и желание, является фактом,который можно было бы фиксировать для целей научной психологии. Мыслитьзначит судить, но что представляет собою суждение для внутреннеговосприятия? Ровно ничего. Это нечто чуждое, привходящее в качествепостороннего элемента в восприятие, чего нельзя вывести из тогостроительного материала, который натаскали эти психологические Фазольты иФафнеры. Каждый новый акт суждения разрушает кропотливую работу атомистовощущения. Так же обстоит дело и с понятием- Ни один человек не мыслитпонятиями, тем не менее существуют понятия, как и суждения. В конце концовсовершенно правы противники Вундта, утверждая, что апперцепция не есть фактэмпирически - психологического характера, что она и не акт, который можнобыло бы воспринять. Бесспорно, Вундт глубже своих противников. Толькоплоские умы могут быть ассоционными психологами. Он не без основаниясвязывает апперцепцию с волей и вниманием. Но апперцепция столь же малоявляется фактом опыта, как и внимание, как понятие и суждение. Итак, есливсе это, как желание, так и мышление существует, если все это оставить безизучения нельзя, если далее все это зло смеется над попытками подвергнуть иханализу, то ясно, что мы стоим перед выбором: принять ли нечто такое, чтообусловливает самую возможность психической жизни, или нет. Пора поэтому оставить разговоры о какой-то эмпирической апперцепции ипризнать раз навсегда, что Кант был глубоко прав, признавая одну толькотрансцендентальную апперцепцию. Но если неугодно расстаться с опытом вкачестве средства изучения, то тогда остается только расплывчатая,безнадежно  пустая атомистика ощущений с ее ассоциативными законами.Психология же при этом, с точки зрения своей методы, должна превратиться впридаток к физиологии и биологии, как у Авенариуса. Последний очень тонкоразработал один только, и то весьма узкий, отдел всей нашей психическойжизни, но его труд не вызвал дальнейшего развития идей, лежащих в егооснове, за исключением немногих, кстати, очень неудачных попыток. Таким образом, отсутствие философской точки зрения в изучении нашейдуши вполне показало, что оно не может привести нас к постижению истиннойсущности человека, что никакие утешения не могут нам доставить гарантиитого, что мы таким путем когда-нибудь в будущем достигнем желательныхрезультатов. Чем лучше психолог, тем скучнее ему изучать современные системыпсихологии. Так все они вместе и каждая порознь прилагают всяческие усилия ктому, чтобы по возможности меньше обращать внимание на то единство, котороетолько и является основой каждого психического явления. Тем сильнее поражаетнас своей неожиданностью последний отдел каждой такой психологии, трактующийо развитии единой гармонической личности. Это единство, которое представляетсобою истинную бесконечность, думали создать из большего или меньшего числаопределяющих его элементов. "Психология как опытная наука" хотела найтиусловие всякого опыта в самом опыте! Подобные попытки вечно рушатся и вечновозобновляются, так как умственное течение, подобное позитивизму ипсихологиз-му,не исчезнет до тех пор, пока будут существовать посредственныеи оппортунистические головы, пока не переведутся натуры, неспособные довестисвою мысль до ее окончательного завершения. Кто, подобно идеализму, дорожитдушой и не хочет ею жертвовать, тот должен отказаться от психологии. Ктосоздает психологию, тот убивает душу. Всякая психология хочет вывести целоеиз отдельных его частей, представить его в виде чего-то обусловленного. Ноболее вдумчивый взгляд признает, что частные явления вытекают здесь изцелого, как своего первоисточника. Так психология отрицает душу, а душа, посвоему понятию, отрицает всякую науку о себе: душа отрицает психологию. В этом исследовании мы решительно высказались в пользу души и противкомичной и вместе с тем жалкой психологии без души. Для нас является ещевопросом, можно ли совместить психологию с душой, можно ли вообще науку,ищущую раскрытия законов причинности и норм мышления и желания, поставитьрядом с свободой мышления и желания. Даже принятие особой "психическойпричинности" мало поможет делу: психология, показав наконец свою собственнуюнеспособность, дает тем самым блестящее доказательство в пользу понятиясвободы, понятия вообще осмеянного и поруганного. Этим мы еще не провозглашаем новой эры в области рациональнойпсихологии. Напротив, если согласиться с Кантом, то трансцендентальная идеядуши является для нас руководящей нитью при восхождении в ряду условийвплоть до необусловленного, а не наоборот, т.е. при "схождении кобусловленному". Нужно только отвергнуть все попытки вывести этонеобусловленное из обусловленного, вывод, который неизменно преподноситсянам в конце какой-нибудь книги в 500 - 1500 страниц. Душа есть регулирующийпринцип, который должен лежать в основе и руководить нами при всяком истиннопсихологическом, но не относящимся к области анализа ощущении, исследовании.В противном случае, сколько старания, любви и понимания мы ни вложили бы вэто дело, всякое  изображение психологической жизни человека в самойсущественной части своей страдало бы роковым пробелом. Совершенно непонятно, откуда взялось столько мужества у исследователейлегко разделаться с понятием "я" только на том основании, что "я" неподдается восприятию в той форме, в какой мы воспринимаем цвет апельсина иливкус щелочи. Тем более странно, что эти исследователи даже не пыталисьанализировать такие чувства, как стыд и вина, вера и надежда, страх ираскаяние, любовь и ненависть, тоска и одиночество, тщеславие ивосприимчивость, жажда славы и потребность в бессмертии. Каким иным путемхотят Мах и Юм объяснить один только факт стиля, как не с помощьюиндивидуальности? Далее: животные ничуть не боятся своего отражения взеркале, но ни один человек не в состоянии будет провести свою жизнь взеркальной комнате. Может быть, этот страх следует себе объяснить"биологически", "дарвинистически" страхом перед своим двойником (которого,интересно заметить, нет у женщины)? Стоит только назвать слово двойник длятого, чтобы вызвать сильнейшее сердцебиение у мужчины. Здесь эмпирическаяпсихология совершенно бессильна, здесь нужна глубина. Ибо как можно все этиявления свести к отдаленной стадии дикости. животности, когда человечестволишено было той безопасности, которую в состоянии доставить одна толькоцивилизация, как это сделал Мах, признав страх у маленьких детей пережиткомонтогенетического развития? Я об этом только вскользь упомянул с тем, чтобыпо ставить на вид "имманентным" и "наивным реалистам", что в них самихимеется много такого, о чем они... Почему человека неприятно задевает, когда говорят, что он принадлежит кницшеанцам, гербартианцам, вагнерианцам и т.д.? Словом, когда его подводятпод определенное понятие? Ведь такой случай наверное приключился и с Махом,когда кто-либо из милых друзей хотел его причислить к позитивистам,идеалистам и т.п. Неужели он серьезно думает. что чувство, которое вызываютв нас подобные определения со стороны других людей, можно исчерпывающеобъяснить полной уверенностью в одиночности совпадения "элементов" в одномчеловеке, что это чувство есть не что иное, как оскорбленный расчетвероятности? Однако это чувство не имеет ничего общего с тем явлением, когдамы, например, не согласны с каким-нибудь научным тезисом. Его не следуетсмешивать также с тем чувством, которое испытывает человек, когда он сампричисляет себя, например, к вагнерианцам. В глубочайших основах этогочувства кроется положительная оценка вагнерианства, так как сам говорящий -вагнерианец. Человек искренний всегда сознается, что подобным признанием онимел в виду возвысить Вагнера. В признаниях других людей мы чувствуем, чточеловек имел в виду как раз обратное. Отсюда мы видим, что человек может осебе сказать очень много такого, что ему крайне неприятно слышать от других. Где же источник этого чувства, которое свойственно даже людям, низкостоящим? Он находится в сознании, может быть, даже очень неясного, своего"я", своей индивидуальности, которая чувствует себя стесненной подобнымиопределениями. Этот протест есть зародыш всякого возмущения. Как-то нелепо с одной стороны признавать Паскаля и Ньютона великимимыслителями, а с другой стороны приписывать им целый ряд самых бессмысленныхпредрассудков, с которыми "мы" давно уже расстались. Действительно ли мыушли уже так далеко от того времени со всеми нашими электрическими дорогамии эмпиричесими психология-ми? Неужели, действительно, культура (если толькосуществуют культурные ценности) измеряется состоянием науки, которая всегдаимеет характер социальный, но не индивидуальный, числом лабораторий инародных библиотек? Является ли культура чем-то внешним по отношению кчеловеку, не лежит ли она прежде всего в нем самом? Можно, конечно, ставить себя выше Эйлера, величайшего математика всехвремен, который говорит: "То, что я делаю в настоящий момент, когда пишуписьмо, я делал бы совершенно так же, если бы находился в теле носорога". Яне берусь защищать эту мысль Эйлера, она очень характерна для математика,художник никогда ничего подобном не сказал бы. Тем не менее, я считаюглубоко неосновательным видеть в ней один только смешной курьез иоправдывать Эйлера общей "ограниченностью его времени", не дав себе трудапонять содержание этой мысли. Итак, невозможно обойтись без понятия "я" в психологии, по крайнеймере, по отношению к мужчине. Приходится, правда, сомневаться, совместимо лиэто понятие с номотетической психологией в Виндельбандовском смысле, имеющейсвоей целью установить определенные психологические законы. Но этообстоятельство нисколько не умаляет значения нашего положения онеобходимости понятия "я". Быть может, психология вступит на тот путь,который был указан ей в одной из предыдущих глав и, таким образом,превратится в теоретическую биографию. Только тогда она познает истинныеграницы всякой эмпирической психологии. Тот факт, что всякое исследование мужской психологии в конечном счетесталкивается с чем-то неделимым, неразлагаемым, с ineffabile, поразительносовпадает с тем, что равномерные явления "duplex", "multiplex personality"раздвоения или умножения человеческого "я", наблюдались только у женщин.Психика абсолютной женщины разложима до последнего атома. Мужская психика неподдается полному разложению на составные части. Этого не в состояниисделать самая совершенная характерология, не говоря уже об эксперименте. Вней заключено ядро сущности, не поддающееся дальнейшему делению. Ж -агрегат,а потому она диссоциируема, делима. Поэтому-то так смешно и забавно слышать разговоры гимназистов(гимназист, как платоновская идея) о женской душе, о женском сердце и егомистериях, о душевном складе современной женщины и т.д. Вера в женскую душуявляется, кажется, в настоящее время и доказательством выдающихся качествакушера. По крайней мере, женщины очень охотно слушают, когда им говорят оженской душе, хотя они отлично (в форме гениды) знают, что все это - ерунда.Женщина - сфинкс! Ничего более нелепого нельзя было сказать! Вряд ликакая-нибудь чепуха превзойдет эту! Мужчина бесконечно загадочнее,несравненно сложнее. Достаточно выйти на улицу, чтобы убедиться, что уженщины нет ни одного такою выражения лица, которое сразу не стало бы ясными понятным для нас. Как бесконечно беден у женщины регистр ее чувств, еенастроений! Вместе с тем мы на лице мужчины часто видим такое выражение,которое можно отгадать только в результате продолжительного напряжениямысли. Наконец, мы пришли к разрешению вопроса о том, существует ли междупсихическими и физическими явлениями известный параллелизм иливзаимодействие. В применении к Ж координирующим началом обоих рядов явленийследует признать психофизический параллелизм: по мере того, как женщина стареет, она теряет способность кпсихическому напряжению, которая является средством для достижения ееполовых целей и развивается вместе с последними. Мужчина никогда не стареетв столь сильной степени, как женщина. Духовная деградация для него неявляется необходимостью, в отдельных случаях она проявляется в связи сфизической деградацией. Меньше всего, наконец, проявляется старческоеслабосилие у тех людей, которые обладают широко развитой духовноймужественностью у гениев. Недаром такие философы - параллелисты чистейшей воды, как Спиноза иФехнер, были одновременно и самыми строгими детерминистами. Свободному,умопостигаемому субъекту М, который выбирает между добром и злом,руководствуясь своей волей, чужд психофизический параллелизм, который дляпсихических явлений требует той же последовательной причинности, как и дляявлений механических. Этим разрешен вопрос о приниципиальной точке зрения всякогопсихологического изучения полов. Этот взгляд снова встречается сколоссальным затруднением в виде целого ряда фактов самого поразительногосвойства. Правда, эти факты лишний раз нам доказывают полнейшее отсутствиедуши у Ж и притом самым решительным образом, но с другой стороны они требуютвыяснения одной очень своеобразной черты в поведении женщины, черты,которая, как это ни странно, до сих пор еще не приобрела ни в одномпроизведении значения проблемы. В свое время мы обратили уже внимание на ясность, свойственную мышлениюмужчины, в сравнении с той неопределенностью, которая господствует вмышлении женщины. Далее мы указывали, что функция правильной речи,содержанием которой являются твердые логические суждения, влияет на женщинув качестве характерного полового признака мужчины. Но то, что возбуждает Ж вполовом отношении, должно являться свойством М. Твердость характера мужчиныпроизводит на женщину также чисто половое впечатление. Она презираетпокладистого, уступчивого мужчину. В подобных случаях говорят о нравственномвлиянии женщины на мужчину, а между тем она стремиться только приобрестисвое половое дополнение во всех его дополнительных качествах. От мужчиныженщины требуют мужественности. Они  чувствуют свое незыблемое правовозмущаться и презирать того мужчину, который не оправдал их ожиданий в этомнаправлении. Как ни кокетлива, как ни лжива женщина, тем не менее еераздражает и возмущает кокетство и лживость мужчины. Она может бытьтрусливой до последней степени, но мужчина должен быть храбр. Обыкновенно нехотят и знать о том, что это все проявления полового эгоизма, который жаждетнеомраченного наслаждения через свое дополнение. И вряд ли можно было бынайти где-нибудь в опыте более убедительное доказательство бездушностиженщины, чем в том факте, что женщина всегда требует от мужчины души, что нанее приятно действует доброта, тогда как она сама далеко не добра. Душа естьполовой признак, которого женщина требует от мужчины совершенно так же и длятех же целей, для каких ей нужна мускульная сила и щекочущие усы. Можновозмущаться грубостью этого выражения, но дело от этого не изменится.Сильнее всего действует на женщину мужская воля. В этом отношении онаобладает удивительно тонким чутьем. Она с точностью узнает, где под словами"я хочу" скрывается у мужчины напряженность и аффектация, и где виднаистинная решимость. В последнем случае эффект получается самыйпоразительный. Как может женщина, являясь бездушной, чувствовать душумужчины? Как может она, будучи аморальной, судить о его нравственности? Какможет она знать о твердости его характера, если она сама, как личность, необладает характером? Как может она чувствовать его волю, не имея сама воли? Вот формулировка той колоссально сложной проблемы, которая послужитпредметом дальнейшего изложения. Но прежде, чем приступить к разрешению этого вопроса, необходимоукрепить со всех сторон занятые нами позиции и защитить их от нападений,которые могли бы их хоть сколько-нибудь поколебать.

---

Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 117; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!