ПАРАДИАЛОГ КАК ПАРАЛОГИКА И ПАРАНОЙЯ



 

- А кто тут поблизости живет?

- Там, - ответил Кот, вытянув правую лапу, - живет Шляпочник. А там, - и он вытянул левую лапу, - живет Заяц. Все равно, к кому идти. Оба они со сдвигом.

- Но я к таким не хочу, - возразила Алиса.

- Тут уж ничего не поделаешь, - сказал Кот. – Мы все со сдвигом. Я со сдвигом, ты со сдвигом.

- Почему ты решил, что я со сдвигом? – спросила Алиса.

- Так должно быть, - ответил Кот. – Иначе бы ты сюда не попала. 

          Л. Кэрролл. Приключения Алисы в стране чудес.

 

Парадиалог как «разорванное мышление»

 

Сразу оговорюсь: я не утверждаю, что участники рассматриваемого парадиалога - психотики или склонны к психическим расстройствам. Я лишь отмечаю некоторые структурные аналогии между речевой продукцией психотиков (шизофреников) и речью участников парадиалога.

Прежде всего, аналогии выражаются в разорванности мышления. Разорванность любого шизофренического мышления есть следствие его автокоммуникативности: шизофреник говорит совсем не для того, чтобы быть понятым. Поэтому в шизофренической речи возникают семантические пробелы, лакуны. Уже в открывающих теледуэль вступительных речах Ж. и П. мы видим нечто аналогичное. П.: «Господин Жириновский, мне казалось, что Вы – апологет советского народа, советского менталитета. Вы обязаны своей карьерой, своей партией … Вы родились из сюртука Владимира Александровича Крючкова». Или начало одной из реплик Ж.: «Я родился в 46-ом году, когда Абакумов, прекрасный министр госбезопасности … ВЫ его уничтожили».

Явные аналогии обнаруживает парадиалогический дискурс и с шизофреническим избытком сигнификации в речи. Это выражается в феномене резонерского мышления, соскальзывающего с объективной логики предмета и производящего пустые рассуждения, основанные на поверхностных, формальных аналогиях, на паралогизмах. Склонность шизофренического мышления к паралогизмам объясняют его неспособностью формировать основное значение слова, адекватное ситуации его использования. Поэтому в шизофреническом дискурсе соскальзывание есть не какая-то особая, а именно нарушенная семантика речи, выражающаяся в резком, логически несвязном переходе от одного суждения к другому. Примером паралогического соскальзывания в форме неправильного силлогизма может служить пример, приводимыйВ.М.Блейхером: некто по имени Роза заявляет, что она царица, так как все знают, что роза – царица цветов[36]. Аналогичным образом в нашем случае за утверждением Ж. «Коммунист Ющенко ворует наш газ» тоже стоит паралогизм: коммунисты – воры; Ющенко ворует газ; значит, Ющенко – коммунист. Причем, этот пример представляет собой целую серию паралогизмов, если учесть, что коммунисты для Ж. выступают субъектом, которому приписываются все возможные отрицательные качества. П. тоже пускает в ход паралогизмы, когда высказывает суждения вроде: «Господин Жириновский ненавидит Россию», «Этот главный бандит лежит на Красной площади» и т.п.

Впрочем, наличие паралогизмов в дискурсе еще не является признаком их психической ненормальности. Главное, как мышление использует паралогизм. В отличие от софиста, шизофреник производит паралогизмы «серьезно» и непроизвольно, а не как хитрую уловку в споре. Поэтому шизофреник не отрекается от паралогизма, даже если ему на него указывают. Участники парадиалога тоже не признают паралогичности своей аргументации, даже отвечают на соответствующие упреки новыми паралогизмами. К примеру: 

ВЕДУЩИЙ: Обозначает ли это, что точно так же тогда необходимо предать демократической анафеме весь средневековый период истории?

Ж.: Это сделано.

ВЕДУЩИЙ: Кем?

Ж.: Человечеством. Все это сделали, все попросили прощение. Даже Ельцин попросил прощение за демократический террор.

ВЕДУЩИЙ: Я не уверен, что Ельцин персонаж средневековой истории.

Ж.: Я имею в виду сегодняшний день. В средних веках было много страшного, много, вся история кровавая.                                                  

За резонерствующим мышлением шизофреника стоит феномен полисемантизма, когда слово имеет одновременно сразу несколько значений, причем без учета конкретной ситуации, диктующей какое-то одно основное значение. Слова как бы обесцениваются в шизофреническом сознании, и на первый план выходит их чисто формальная сторона. Отсюда склонность шизофреника к экзотическим (неадекватным ситуации) употреблениям слов, витиеватости, рифме и ритму, к образованию каламбуров, вербальных орнаментов. У П. эта черта особенно хорошо проступает. К примеру, вот в этом месте: «Победу делал народ, победу делал Сталин, победу делал не Жириновский, победу делала сталинская индустрия, победу делали сталинские соколы, победу делали сталинские крестьяне, которые взяли красные кресты и подняла ваших геббельсов и гитлеров на штыки. Вы брешете, господин Жириновский, вы ненавидите строй, вы ненавидите страну». Здесь отчетливо видно, что общий смысл фразы подчинен ритму, почти рифмованному набору стереотипных выражений. Особенно замечательна в этом смысле фраза «Победу делали сталинские крестьяне, которые взяли красные кресты и подняла ваших геббельсов и гитлеров на штыки». Нелепые субъекты по имени «сталинские крестьяне» почему-то берут в руки кресты (есть подозрение, только потому, что это слово эхолалически перекликается со словом крестьяне: кресты - крестьяне), но «геббельсов и гитлеров» они все же поднимают не на эти кресты (зачем тогда брали?), а на штыки (потому что в такой ситуации употребляется этот вербальный стереотип). В этом предложении смысл послушно следует за словами, а не наоборот, как в обычной речи. По концентрации семантических аномалий эта фраза вполне сравнима с шизофатическим дискурсом, но в отличие от последнего, здесь налицо экспрессия, эмоционально-суггестивное воздействие на слушателя. А это уже ближе к всякого рода речевкам, боевым кличам или к эмоционально нагруженным текстам абсурдисткой поэзии. 

Паралогическая речь шизофреника являет начальные этапы распада повествовательности. Между сюжетами речи нарушается логическая связь, игнорируется элементарная логика объективной действительности. В шизофреническом мышлении повествовательность представлена в форме т.н. «фабулирующего мышления». Последнее в том смысле еще является повествованием, фабулой, что ему, как и любому нормальному мышлению, присуща некоторая сюжетная линия, сериальность действий героев, событий. Однако эта сюжетная линия является здесь чистейшим вымыслом, который мышление не отличает от действительности. Это ведет к семантическим и прагматическим нелепостям, к своего рода «сновидениям наяву». Этот момент – хотя и в превращенном виде – также присутствует в парадиалоге Ж.-П. В особенности образность прохановской речи чем-то напоминает фрейдовские функции сновидения: «сгущение» и «трансфер» признаков. Уже вступительные речи Ж.и П. являются в этом отношении показательными.

Ж. рисует страшную повесть о некоей фантастической силе по имени «коммунисты», которые под разными масками действовали в России на протяжении последних ста лет, выступая главной причиной всех ее бед и страданий. Таинственным образом оставались они коммунистами, даже будучи уже антикоммунистами и капиталистами; они сами создавали себе предателей, а потом сами же их расстреливали; они создавали красную империю и потом сами ее разрушали; они уничтожали миллионы, чтобы сохранить свой режим, а потом сами же сдавали его без боя. Даже более того: коммунисты есть причина всех бед новейшей мировой истории, они несут ответственность за все войны и революции прошлого и наступившего столетий. Особую причудливость этому повествованию придает сентиментальная история про «плачущих офицеров КГБ», которые «хотели сохранить страну», но сдали ее, чтобы освободиться из-под ига негодяев-коммунистов.

У П. - своя фантастическая повесть о предателях Родины, которые также совмещают в себе исторически несовместимые и, разумеется, отрицательные качества. Эти предатели «стали истреблять поэтапно» нашу страну, так что «к 91 году от страны почти ничего не осталось, потом пришли наследники Горбачева, Ельцин и господин Жириновский, и растаскали нас на ошметки». Эти демонические силы «хотят сожрать еще один фрагмент русской истории», демонизируя же большевиков, - как «они сожрали фрагмент белой истории», демонизируя «царя и русских монархистов». В октябре 1993 года эти предатели «стреляли нам в спину». При этом «200 миллионов советских людей» стреляли им в ответ, но почему-то никого не убили и разрушение родины предотвратить не смогли. И это тем более удивительно, что, по крайней мере, часть этих предателей (Ж. и ему подобные), будучи трусами, вообще не сражались, а «сидели в барах». А вот П. сотоварищи, напротив, «умирали в тюрьмах, умирали на баррикадах», но, впрочем, не умерли. Прохановский рассказ производит впечатление цитаты из какого-то мистического романа, впечатление литературной фикции, компьютерной «игры-стрелялки», в которой в любой момент можно поменять одного героя на другого, вылепить уродца из любого богатыря, обратить сюжет, поменять концовку истории и т.д.

При всей схожести фабулирующего мышления наших героев с психотическим, источник его – совсем иной. Ж. просто увлекается (риторически забывается) собственными фикциями, что временами напоминают детей, которые «заигрались». П., на первый взгляд, производит впечатление маниакальной убежденности «последнего солдата империи», но уже одна эта фраза выдает с головой позера, артиста, а не фанатика идеи. Прохановская убежденность, идейная одержимость – не более чем сценический эффект.

 


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 191; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!