ПАРАДОКСЫ И АБСУРДЫ ПАРАДИАЛОГА
С. Поцелуев.
ПОЛИТИЧЕСКИЙ ПАРАДИАЛОГ
Нет ничего смешнее горя.
С. Беккет. Эндшпиль
Обзор:
1. Парадиалог: первичные дефиниции.
2. Парадоксы и абсурды парадиалога.
2.1. Логические абсурды парадиалога.
2.2. Квази-конъюнктивный синтез в парадиалоге.
2.3. Парадоксы парадиалога.
2.4. Прагматические бессмыслицы парадиалога.
2.5. Парадиалог как коммуникативный нонсенс.
3. Парадиалог как игра и наслаждение.
4. Парадиалог как паралогика и паранойя.
4.1. Парадиалог как «разорванное мышление».
4.2. Парадиалог как «систематизированный бред».
5. Парадиалог как фикция и симуляция.
5.1. Квази-художественная фиктивность парадиалога.
5.2. «Дарование смысла» в парадиалоге.
5.3. Клиника и этика парадиалога.
Желание разобраться в феномене политического парадиалога возникло у автора давно, под впечатлением от краткой, но емкой статьи В. Базылева и Ю. Сорокина о постсоветском «новоязе»[1]. Но под руку все не попадался материал, который можно было бы заставить говорить для целей рассмотрения. Счастливым случаем оказался один из выпусков телепередачи В. Соловьева «К барьеру!» (эфир НТВ от 02.02.2006), в котором сошлись в словесной дуэли два персонажа российской политической сцены - В.Жириновский (далее Ж.) и А.Проханов (далее П.). Поводом для их «теледуэли» (по жанру передачи В. Соловьева) стала поддержка Ж. резолюции парламентской ассамблеи Совета Европы, осудившей преступления коммунистических режимов. Видимо, Ж.-П. «диалог» заслуживает внимания ряда дисциплин. Знакомство с интернетовскими откликами на телепередачу только укрепляет в этом убеждении[2].
|
|
|
«Теледуэль» Ж.-П. - типичный случай того, что можно назвать политическим парадиалогом. Но меня не интересует политическая судьба г-д Ж. и П., а также стоящих за ними политических сил. В этом отношении мой анализ не является собственно политологическим. Скорее, он есть попытка определить некоторые типичные свойства политического парадиалога в двух отношениях: общей теории политического языка; актуальных тенденций политической коммуникации в современной России.
ПАРАДИАЛОГ: ПЕРВИЧНЫЕ ДЕФИНИЦИИ
Диалог естественно определять по оппозиции с монологом. Возьмем стандартное определение: «Диалог – это текст, создаваемый двумя партнерами коммуникации, один из которых (адресант) задает конкретную программу развития текста, его интенцию, а другой (адресат) должен активно участвовать в развитии этой программы, не имея возможности выйти за ее пределы. Монолог – это текст, который хотя и инициируется, явным или неявным образом, партнером по коммуникации, но развивается по программе своего создателя без участия или, по крайней мере, без активного участия партнера коммуникации»[3]. Как видим, все сводится к тому, рассчитывает или нет «адресант» на адекватную теме разговора реакцию партнера по общению. Если речь - не монолог, она оказывается диалогом, и наоборот. Но реальная коммуникация более дифференцирована, чем формальные дефиниции. К примеру, обмены репликами, их грамматически корректные сцепления в разговоре не позволяют относить его к монологу по формальным критериям. Но если реплики семантически и логически бессмысленны, можно ли общение назвать диалогом, не вступая в противоречие с приведенной дефиницией? В этом случае необходимо говорить не о диалоге, а парадиалоге.
|
|
|
Сам термин «парадиалог» (наряду с другим вариантом: «квази-диалог») предлагают В.Базылев и Ю.Сорокин, называя пара- и антидиалогической речь любого политика. Парадиалог – это речевая ситуация, когда «политика спрашивают об одном (или он сам имитирует возможные вопросы), а он отвечает о другом. Он живет в ситуации постоянной подмены речи»[4].
Для прояснения вопроса обратимся к исходному смыслу слова «диалог», возраст которого намного солиднее «монолога»[5]. Греческое слово διάλογος означает разговор, диалог, а греческая приставка δια- выражает взаимность и соревновательность действия[6]. Приставка δια- имеет также созначение «разделения», как, например, в слове διαιρέω (разбирать).
|
|
|
В отличие от стандартного (осмысленного) диалога, в парадиалоге сохраняется соревновательность и взаимность действия, но исчезают смысловые разделения, тематические границы становятся диффузными. Соревновательность и взаимность лишаются позитивного смысла, превращаются в видимость, становятся пародией на самих себя. Поэтому мы неслучайно выбираем слово пара-диалог (с греческой приставкой παρά-) для обозначении такого рода общения. Приставка παρά- означает: возле, при; мимо; направление к чему-то; отступление от цели или истины. Имеется в виду не просто отступление от истины, а ее выворачивание, оборачивание, переиначивание. Сравните греч.: παρωδός – не просто поющий, а «поющий наизнанку», т.е. пародирующий; παράδοξος – не просто отрицание обычного мнения, а нечто странное, неожиданное, противоречащее привычному взгляду; παραλογισμός – не просто отрицание умозаключения, а его ложный вид, вводящий в заблуждение и т.д. Все эти значения «играют» и в семантике термина парадиалог - такой разновидности дискурса, где внешняя и шумная схожесть с диалогом сопровождается переиначиванием его смыслового содержания, отступлением от его сущности. Парадиалог – это вывернутый наизнанку диалог.
|
|
|
Греческое διάλογος вошло потом в латынь с аналогичными значениями (dialogus). Значение греческого термина διάλογος перекликается со смыслами латинского disputatio (расчет, рассмотрение; научное изыскание, ученый труд, рассуждение, исследование; обсуждение), но обнаруживает интересное смысловое отличие от латинского discursus. Этот термин, ставший сегодня одним из ключевых при описании коммуникативных процессов, приобрел смысл «беседы, разговора» только в поздней латыни. Тем любопытнее его более ранние значения: бегание (метание) туда и сюда, в разные стороны; (воен.) маневр; набег; круговорот; беспрерывное мелькание, барахтанье; бестолковая беготня, суета; разрастание, разветвление. По всей видимости, discursus первоначально есть нечто противоположное dialogus, а не «тексту», как мы это сегодня себе представляем. Возможно, «дискурс» возникает как отражение культурных изменений, которые происходят в позднем греко-римском мире в период его «постмодерна». Неслучайно именно слово discursus с его значениями «бестолковая беготня, суета, мелькание» стали метафорой этого нового состояния общения, лишенного как раз тех свойств, которые были характерны для dialogus и disputatio.
В свете сказанного можно определить парадиалог как дискурсивную пародию на диалог, или как симуляцию диалога в дискурсе.
Характер парадиалога - инверсия тех принципов диалогического мышления, о которых писал М.М. Бахтин: «Чужие сознания, - нельзя созерцать <…> как вещи, – с ними можно только диалогически общаться»[7]. Напротив, парадиалог представляет собой такое общение с чужими сознаниями, которое систематически поносит их как лишенные всякого достоинства объекты. Но только от этого «чужие сознания» не «замолкают, закрываются и застывают в завершенные объектные образы», а отвечают таким же словесным поносом. И это взаимное объективирование и овеществление собеседников приносит их сознаниям забаву и удовольствие, - как и зрителям, которые все это созерцают. Бахтин находит в романах Достоевского «диалогическое общение с полноправными чужими сознаниями и активное диалогическое проникновениевнезавершимые глубины человека». Как страшно далека поэтика Достоевского в интерпретации Бахтина от современных коммуникативных реалий! Такие слова даже произносить неловко, когда имеешь дело с «диалогом» Ж.-П., хотя они – тоже литераторы, мастера слова и даже «инженеры человеческих душ». Однако с этими героями мы оказываемся в совершенно ином коммуникативном царстве, в каком-то кэрролловском «Зазеркалье», с абсолютно новой языковой флорой и фауной.
В парадиалоге Ж.-П. реплики не выступают двумя «равно и прямо направленными на предмет» высказываниями, которые «в пределах одного контекста не могут оказаться рядом, не скрестившись диалогически»[8]. Скорее, диалогические высказывания ведут себя подобно делезовским «смыслам» с их «великолепной стерильностью или нейтральностью»[9]. Напомним, что смысл высказывания Делез связывает с «парадоксом чистого становления» или «парадоксом умопомешательства» как парадоксом «бесконечного тождества обоих смыслов сразу – будущего и прошлого, дня до и дня после, большего и меньшего, избытка и недостатка, активного и пассивного, причины и эффекта»[10]. Здесь смысл событий – всегда двойной смысл, исключающий трактовку положения вещей с точки зрения здравого рассудка. Почему? - Потому что события понимаются как некоторый эффект, присущий языку, и бессмысленно спрашивать, в чем смысл события: «событие и есть смысл как таковой. Событие по самой сути принадлежит языку»[11]. По Делезу, такие события-эффекты не существуют вне выражающих их предложений, а между собой они находятся в отношениях не реальной (логически необходимой) причинности, а причинности нереальной, призрачной. Эта квази-причинность проявляется во взаимообратимости причинного отношения, когда для мысли все равно, «кошки едят мошек» или «мошки едят кошек», он украл или у него украли, он убил или его убили. У Делеза получается, что высказывания о событиях-эффектах осмыслены даже тогда, когда они формулирует логический абсурд.
У Бахтина мы читаем: «Два равновесомых слова на одну и ту же тему, если они только сошлись, неизбежно должны взаимоориентироваться. Два воплощенных смысла не могут лежать рядом друг с другом, как две вещи, – они должны внутренне соприкоснуться, то есть вступить в смысловую связь»[12]. Напротив, делезовские смыслы с их «замечательной стерильностью» не испытывают никакой потребности на кого-то «сориентироваться», с кем-то «вступить в связь» и «внутренне соприкоснуться». Смыслы Делеза как бы «асексуальны» по отношению к другим смыслам, у них нет смыслового «пола», полярности, их вообще не интересует «их иное». Главным героем Бахтина является «двуголосое слово, неизбежно рождающееся в условиях диалогического общения». Тогда как фигурант Делеза - «система отголосков, повторений и резонансов»[13] нейтральных смыслов. Эти смыслы не находятся ни в диалоге, ни в монологе. Мы говорим: они находятся в парадиалоге как в потоке делезовского «чистого становления», «дискурса», который для неискушенного обыденного сознания почти не отличим от бреда[14].
Политический парадиалог – это прежде всего пародия на «сократический диалог». В основе последнего Бахтин видит представление о диалогической природе истины: «истина не рождается и не находится в голове отдельного человека, она рождается между людьми, совместно ищущими истину, в процессе их диалогического общения»[15]. Более того, «человеческая мысль становится подлинною мыслью, то есть идеей, только в условиях живого контакта с чужою мыслью, воплощенной в чужом голосе». Именно «в точке этого контакта голосов-сознаний и рождается и живет идея»[16]. Парадиалог полностью инвертирует такое диалоговое понимание истины. «Истина», которая рождается и живет в парадиалоге – есть, опять-таки, делезовский «эффект», эффект смысловой, но в равной мере и визуально-шумовой. Он мимолетен, живет только во время эфира, лишен всякой субстанциальности и причинности, в отличие от бахтинских «идей» и «мыслей», рождаемых (с творческой мукой) в диалоге.
Для характеристики политического парадиалога небезынтересно, что героями сократического диалога выступают именно идеологи, а «самое событие, которое совершается в ‘сократическом диалоге’ (или, точнее, воспроизводится в нем), является чисто идеологическим событием искания и испытания истины»[17]. Бахтин отмечает, что идеологический монологизм эпохи Просвещения - продукт европейского рационализма - стал закономерным отрицанием сократического диалога (его вырождение он фиксирует уже у позднего Платона). Современный политический парадиалог есть тоже отрицание сократического диалога, но отрицание, свойственное всем постмодернистским эпохам: отрицание в форме пародии и симуляции.
Политический парадиалог отрицает идеологичность сократического диалога уже тем, что в нем нет идеи как «живого события, разыгрывающегося вточке диалогической встречи двух или нескольких сознаний»; идеи, которая «хочет быть услышанной, понятой и «отвеченной» другими голосами с других позиций»[18]. Здесь даже нет того нововременного монологизма «идеологического творчества», который у Бахтина образует диалектическую противоположность диалогическому принципу. В классической идеологии дух нации, народа и пр. выражает одно и единое сознание. А в парадиалоге оно обнаруживает явные признаки шизофрении: рождает массу парадоксов и абсурдов, его постоянно «несет» в какой-то безумной скачке идей. Одним словом, парадиалог – это не идеологический субститут диалогичной по своей природе идеи, но абсурдистское шоу идеологических уродцев.
Речь участников парадиалога представляет собой вербализацию их автокоммуникативного потока сознания. Взаимодействуют не «точки зрения», «концепции», «идеологии» и т.п., но просто совмещаются в пространстве и времени (как в коллаже, клипе) два потока мышления и речи. Это противоречит принципу успешности стандартного диалогового общения. Эффективное (продуктивное) общение подразумевает, что «говорить в данный момент всегда может только один из присутствующих. Если начинают говорить сразу несколько человек и упрямо продолжают свои речи дальше, то, по крайней мере, понятность и координированность их реплик от этого страдает, быстро приближаясь к нулю <…>. Несколько тем могут рассматриваться только поочередно. Участники разговора должны ограничивать свои реплики актуальной в данный момент темой, или они должны добиться изменения темы. Это может приводить к тихой борьбе за власть, к борьбе за центр сцены и за внимание других. Уже на самом изначальном уровне элементарного общения лицом к лицу нет социальных систем с равнозначными шансами»[19].
Для анализа парадиалога уточню приведенное положение Н. Лумана. В обычном разговоре борьба за коммуникативную власть ведется в контексте предметного спора по поводу реальных проблем (а потому борьба оказывается «тихой», незаметной). В парадиалоге она выходит на первый план и подчиняет себе предметную логику спора. Борьба довлеет, превращая диалог в разновидность коммуникативно-властного «искусства для искусства», а предметную логику рассматриваемых тем – в набор бессмыслиц.
В парадиалоге часто нарушается то, что Луман рассматривает как условие успешности диалогового общения - очередность реплик «в тему». Напротив, участники парадиалога нередко говорят одновременно, оставаясь к тому же на своей тематической волне. Поэтому записывать реплики такого диалога приходится в параллельные столбцы, а не в линейной очередности, как в обычном диалоге. Меняется и декодирование парадиалога внешним наблюдателем: оно уже не может осуществляться линейно, как в книжном дискурсе, но также цельно-пространственным способом, как в случае визуального дискурса. Наблюдатель парадиалога (на свой страх и риск) может в лучшем случае дать осмысленную интерпретацию отдельным фрагментам дискурса: репликам участников, микросюжетам разговора. Или даже сделать вывод, что один из них был успешнее (убедительнее, симпатичнее, артистичнее – все эти оценки по содержанию примерно одинаковы), чем другой. Но коммуникативная успешность понимается здесь в квази-эстетическом смысле. Наблюдатель не может ни подключиться к такому «диалогу» (ибо нет смысловой нити, за которую можно ухватиться), ни однозначно объявить себя на стороне одного из участников «спора». Диалог приобщает наблюдающего «третьего» к дискурсу, к роли со-беседника. Парадиалог консервирует «третьего» в роли внешнего наблюдателя, публики, зрителя шоу.
ПАРАДОКСЫ И АБСУРДЫ ПАРАДИАЛОГА
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 133; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!