Парадиалог как коммуникативный нонсенс



 

- Хотите еще сухарик?

- Нет, благодарю, - ответила Алиса. – Одного совершенно достаточно.

- Надеюсь, вы утолили жажду? – сказала Королева.

Алиса не знала, что ответить, но, к счастью, Королева ответа и не ждала…

                                     Л. Кэрролл. Зазеркалье.

 

Когда выпадают какие-либо пресуппозиции коммуникативного акта, он может быть семантически абсурдным, но не является абракадаброй с прагматической точки зрения. Проиллюстрируем это (чтобы на миг отвлечься от героев теледуэли) эпизодом из пьесы С. Беккета «В ожидании Годо»:  

ПОЦЦО (резко). Кто такой Годо?

ЭСТРАГОН. Годо?

ПОЦЦО. Вы меня приняли за какого-то Годо.

ВЛАДИМИР. Что вы, мсье, как вам такое в голову могло прийти, мсье …

ПОЦЦО. Кто он?

ВЛАДИМИР. Да так, … один знакомый.

ЭСТРАГОН. Ничего подобного! Мы его совсем почти не знаем.

ВЛАДИМИР. Ну, в общем, да, конечно, близко мы не знакомы, но … тем не менее … 

Как видим, высказывания участников этого разговора противоречивы и даже абсурдны, но эта абсурдность является коммуникативно осмысленной (страх Владимира и Эстрагона перед Поццо). Участники диалога все же реализуют принцип кооперации как желание достичь взаимопонимания, однако выпадение тех или иных пресуппозиций делает это взаимопонимание не совсем коммуникативно удачным (аномальным, курьезным, странным и т.п.), но не совершенно бессмысленным.

Напротив, парадиалог дает образцы коммуникативных нонсенса или абракадабры. Здесь нет сущностного взаимопонимания, ибо оно вообще не преследуется участниками разговора. Даже если взаимопонимание стало трагическим пониманием взаимного непонимания – это хотя и абсурдная, но все же осмысленная коммуникация. Парадиалог же строит эрзац коммуникации, ее симуляцию. Абсурд – это драма и крах каких-то смысловых интенций. Нонсенс – это свободная игра форм, в нем нет серьезной, драматической ангажированности эмоций. Правда, в нем есть удовольствие от бессмыслицы - забавное, смешное, в чем-то даже злое поведение. Оно аналогично детско-отроческим удовольствиям от созерцания и причинения бессмысленных разрушений, издевательств, ерничанья, глумления и прочее.

Парадиалог как коммуникативный нонсенс нарушает правила коммуникации (постулаты Грайса): требования информативности, истинности, релевантности, ясности изложения своих мыслей участниками коммуникации[28]. К этим постулатам можно добавить еще один - «постулат порядочности»: Будь справедлив по отношению к собеседнику, не старайся его обидеть, не переходи на личности, употребляй аргументы ad rem, а не ad hominem. Отсутствие этого постулата у Грайса не случайно: его максимы имеют отношение, скорее, к ценностной картине мира, чем к языковой картине реальной коммуникации. Т.Н.Николаева справедливо указала на иллюзорность оптимистической предпосылки теории коммуникативных неудач: все участники коммуникации идут навстречу друг другу в соответствии с «принципом кооперации», т.е. имеют общей целью уяснение позиции друг друга и достижение взаимопонимания. На деле (и это особенно хорошо видно в политической коммуникации) люди стремятся в общении навязать собеседнику свое мнение, используя всевозможные средства манипуляции.

В действительности, язык не только не сопротивляется систематическому нарушению принципа кооперации, но даже предоставляет для этого специальные возможности. В статье Н.Д.Арутюновой о языковых аномалиях[29] показано, что языковая картина мира (лексическая семантика) не совпадает с выраженной в языке ценностно-нормативной картиной. Другими словами, язык охотнее фиксирует в своей семантике аномалию, нежели норму. Более того: с нашей ценностной нормой язык обращается как с чем-то экстремальным, т.е. ано(р)мальным. Сама позитивная ценность (добродетели реализма, уравновешенности, взвешенности, аргументированности, терпимости) имеет слабый выход в семантику речи. С учетом этого момента тем более уместно при анализе реальной (прежде всего, политической) коммуникации говорить не столько о принципе кооперации, сколько о принципе некооперации -  «коммуникативного саботажа»[30]. Тем более уместно говорить о коммуникативном саботаже в случае парадиалога. Проиллюстрируем это на примерах нарушения постулатов Грайса в теледуэли Ж.-П.

Постулат информативности гласит: высказывания участников диалога не должны содержать лишней, не относящейся к делу информации. Тема «теледуэли»: резолюция парламентской ассамблеи Совета Европы, осуждающая преступления коммунистических режимов. Можно было бы ожидать, по крайней мере, от П. (критика этой резолюции) аргументированной речи, сообщений по существу. Но с чего начинает П.? С метафоры про дохлого советского кита. Она не содержит информации о подлинных мотивах поведения Ж., зато внушает образ оппонента как «недочеловека», гада ползучего. Типичный пример подмены аргументов ad rem аргументами ad hominem. Открывающий диалог Ж. (и в известной мере задающий его тон) делает то же самое: мифический образ «пришедших ночью» кровожадных комиссаров «в кожанках и маузерах, подготовленных в Германии, в Америке» дополняется бредообразной логической нелепицей об их «страшных преступлениях» за сто лет. Информации по существу – ноль, зато налицо сознательное желание задеть и оскорбить собеседника.

Постулат истинности требует - участники коммуникации должны говорить правду, не высказывать необоснованных, тем более, ложных суждений. К Ж. этот постулат применим только с обратным знаком, поскольку он часто в одной фразе формулирует сразу несколько логических абсурдов. Не лучше обстоит дело и с дискурсом П. Его слабость к метафорическим образам и мифическим сюжетам также несовместима с постулатом истинности, который вообще-то применим, скорее, для академического обмена мнениями.

Парадиалог также систематически нарушает постулат релевантности: говори то, что в данный момент относится к делу. Как далек этот принцип от дискурса Ж.-П., хорошо показывает этот фрагмент их парадиалога: 

Ж.: Совет Европы, не упоминая ни разу слово "Россия", не упоминая никакой "войны", осудил преступление, совершенное при любых коммунистических тоталитарных режимах, имея в виду и Китай, и Кубу, и Пол Пота … Может быть, Пол Пота в Камбодже будете защищать? Это тоже было правильно?
П.: А Саддама Хусейна вы будете защищать? А Иран вы будете защищать?
Ж.: Нет!
П.: Вот вы и предатель!
Ж.: Нет!
П.: Вы - предатель стратегический, вы предаете всех, к кому прикасаетесь!
Ж.: Нет! А за что мы должны защищать Ирак?
П.: На вас Каинова печать!
Ж.: За что Ирак защищать?!
П.: Вы - Иуда.
Ж.: … Взял наши танки, ракеты на 9 миллиардов долларов, теперь ничего не отдает. Ничего.                                                                                                 П.: Защищайте благодетелей своих!
Ж.: Может, еще Киев защищать? Киев тоже защищать?!
П.: Киев надо брать так, как его брала первая конная армия.
Ж.: Вот рядом Киев. Коммунист Ющенко ворует наш газ. Вы не можете спасти свой газ, причем здесь Гитлер?                                                                ВЕДУЩИЙ: Владимир Вольфович, вам только что предложили пойти войной на Украину…

Этот пример очень хорошо показывает прагматическую абсурдность самого общения в парадиалоге, где «со-беседники» таковыми вообще не являются. Для каждого из них «некто другой» выступает в роли спорадического стимула для саморазвертывания автокоммуникативного по сути дискурса. Это напоминает разговор с воображаемыми собеседниками во сне или в бреду. Правда, в отличие от последних, политический парадиалог имеет дело с реальным противником, которого нужно подавить («замочить») речевыми средствами. В парадиалоге мы видим не просто злоупотребление аргументами ad hominem, стремление унизить, оскорбить собеседника, реализуемое лексическими средствами непрямой передачи смысла; налицо огульные обвинения, грубая брань и взаимные оскорбления будто солидных людей. Так, П. не затрудняет себя объяснениями, а говорит визави: «Вы – Геббельс!», «Вы живете на дотации врагов России», «Вы – Иуда!», «Вы - предатель стратегический». Ж. тоже в долгу не остается: «Вы – лжец!», «ВЫ – сумасшедший!», «ВЫ – террорист-одиночка!», «ВЫ – кучка недобитых коммунистов!», «ВЫ - мерзавцы и негодяи, будьте ВЫ прокляты, мерзавцы!».

Но – какой милый парадокс: все эти страшные оскорбления ничего страшного не вызывают. Публика хохочет. Ж. оскорбляет, а П. не оскорбляется; П. пугает, Ж. не страшно. Все это очень похоже на любой фиктивный дискурс. Это – мир нонсенса, с которым сталкивается кэрролловская Алиса в «стране чудес». Но только у Кэрролла речь идет о сказке-сне маленькой девочки, а у нас – о взрослых дядях с политическим статусом, общающихся наяву и на глазах миллионов телезрителей. А это рождает подозрение: не является ли разыгрываемая перед зрителем «страна чудес» на самом деле «страной дураков» из совсем другой сказки? 

 

 


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 132; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!