Прагматические бессмыслицы парадиалога
— Какая разница между пуганой вороной
и письменным столом? <…> Ты отгадала загадку?
— Нет, сдаюсь, — сказала Алиса. — А какой ответ?
— Понятия не имею, — сказал Шляпа.
— А я тем более, — поддержал Заяц.
Алиса тяжело вздохнула.
Л. Кэрролл. Приключения Алисы в стране чудес.
Парадиалог дает типичные примеры и сознательно культивирует прагматические бессмыслицы.
Это прежде всего относится к выпадению «вещественных предпосылок коммуникации»[24]. Первейшая из них - присутствие в разговоре того, к кому обращаются с речью. Но даже это элементарное условие не всегда в парадиалоге выполняется. Так, Ж. обращается к воображаемому лицу как к реально присутствующему: «Генерал армии Крючков! Скажите, чей я выкормыш?!». Одновременно Ж. нарушает условие искренности и существенности диалога: ему неважно мнение Крючкова, свой вопрос он вообще не рассматривает как попытку получить какую-то информацию от «генерала Крючкова».
К нарушению вещественных условий коммуникации относится также его бессвязность, за которой стоит логическая противоречивость (абсурдность) высказываний оппонентов. Часто это напрямую связано с тем, что называют «патологически плохой памятью» участников диалога:
П.: (слегка дурашливым тоном): При нашем первом свидании я вылил на него вишневый сок, а он скопировал меня и полил Немцова почему-то … Это – жалкое эпигонство. Ж.: (недоуменно пожимает плечами): Я не помню такого.
|
|
|
П.: А Вы посмотрите – у Вас еще рубашка в соку! … Мы никогда не дружили. Это – вечное сражение! Ж.: Наоборот! На Ваше славное шестидесятилетие Вы меня пригласили – я Вас поздравлял …
Бессвязность диалога часто объясняется несоответствием моделей мира его участников. Видимо, это имеет место во всяком парадиалоге. Даже если его участники предварительно не имеют взаимоисключающих картин мира, они конструируют их по ходу разговора. В своей теледуэли Ж. и П. также обнаруживают взаимоисключающие трактовки советской истории. Для Ж. советский строй – «страшный, преступный режим»; для П. – славное прошлое красной империи. Однако это несоответствие мировоззрений никогда не выступает в парадиалоге чем-то серьезным, ибо за ним не стоит никаких реальных идейных различий, конфликтов. Взаимоисключение картин мира является здесь чисто языковым эффектом, поэтому оно постоянно подвергается ревизии, пародии, инверсии. Так, имперский идеал кажется близким и Ж., и у слушателя временами создается ощущение, что собеседники могли бы вокруг этого найти общий язык. Но это – только видимость, ибо традиционно русская «имперскость» без всяких опосредствований дополняется у Ж. либерально-демократическими лозунгами. Так, Ж. не соглашается с тем, что либерал-демократы «рассыпали империю в 1917 году». «Не хотели люди жить вместе – зачем насильно их сжимать?». Но до этого он же упрекает большевиков за то, что они отдали имперские территории (Польшу, Финляндию), что из-за них Россия не смогла выиграть первую мировую войну и «стоять вместе с французами и британцами на немецких территориях». Абсурдная противоречивость модели мира у Ж. фатально задает ее несоответствие с моделью мира П. Дискурс Ж. вообще не рассчитан на какую-то одну модель мира; он сориентирован сразу на все модели и ни на какую модель вполне.
|
|
|
Как замечает Е.В. Падучева, имеется множество бессвязных диалогов, которые допускают двоякое истолкование – «либо как нарушение последовательности речевых актов (за данным не последовал тот, который предполагался), либо как нарушение постулата релевантности; при первой интерпретации требуемой реплики собеседника не было; при второй — реплика была, но нерелевантная».[25] Пример такой абсурдности дает уже начало теледуэли Ж. и П. Ведущий В. Соловьев приглашает Ж. задать вопрос, а тот излагает обвинение, как бы зачитывает исторический приговор «русскому коммунизму», представленному в лице П. При этом ведущий делает вид, что не заметил подмены, и после тирады Ж. говорит без видимой иронии: «Вопрос понятен» и приглашает к ответу П. Тот, тоже ничуть не смущаясь, зачитывает свой приговор всем «предателям коммунизма», представленным в лице Жириновского.
|
|
|
Особенно частой формой нарушения последовательности речевых актов в парадиалоге выступает ситуация, когда ожидаемый иллокутивный акт[26] заменяется не просто нерелевантным по пропозициональному содержанию речевым актом, но содержанием, вообще не относящимся к теме (смыслу) вопроса. Происходит это потому, что собеседник остается на своей тематической волне. На реплики собеседника он вообще не реагирует или реагирует на уровне тематической эхолалии, подхватывая какие-то элементы сюжета, отдельные слова, выражения, но оставаясь на своей волне. Пример из теледуэли Ж.-П.:
Ж.: … Он на все готов! Дай ему сейчас 5 миллионов парней, он их погонит в Иран, в Ирак …
|
|
|
П.: Я просто … помню времена …
Ж.: В Афганистан, зачем ВЫ пришли? … Зачем ВЫ
Пришли в Афганистан? Зачем? (хохот в студии).
П.: Зачем я сюда пришел? Я пришел защищать Советский Союз!
Ж.: Вот хорошо, что Вы здесь…
П.: Благодаря таким, как Вы, мы откатились ….
Ж.: Это Ваш суд. Ваш, Проханов, Московский трибунал.
П.: … Мы откатились от великих границ…
Ж.: 13 тысяч застреленных солдат …
П.: … мы сжались до МКД …
Ж.: …полмиллиона искалеченных солдат …
П.: … Мы превратили нашу Москву в маразм. В центре – маразм. Вы, Вы – царь маразма! Боже мой!
Ж.: Чечня! Чечня!
П.: Я был на всех войнах!
Ж.: В Чечне …
П.: Я был на двух чеченских войнах…
Ж.: И ВЫ ее начали!
П.: А Вы прятались под кроватью! …
Ж.: Зачем ВЫ начали войну в Чечне?! (хохот в студии).
В другом случае партнер парадиалога реагирует на реплику собеседника (необязательно на вопрос), но сознательно неадекватно: резкой сменой (невыгодной ему) темы. В приведенном выше фрагменте к этому прибегает Ж., неожиданно обращаясь к теме «Чечня». Или в этом эпизоде:
Ж.: Пол Пота в Камбодже будете защищать?! Это тоже было нормально?!
П.: А Саддама Хусейна Вы будете защищать? А Иран - будете
защищать?!
Ж.: <…> А за что мы должны защищать Ирак? <…> Может, еще Киев защищать?
Прагматические бессмыслицы порождаются в парадиалоге и нарушением предварительных условий речевых актов. Возьмем вопрошание как наиболее частое для любого диалога речевое действие. Чтобы это действие было коммуникативно осмысленным (успешным), должно выполняться предварительное условие: вопрошающий не знает ответа и пытается получить его от слушающего, ибо уверен, что тот может этот ответ знать. Это, казалось бы, банальное условие отнюдь не является самоочевидным для абсурдной коммуникации, каковой является и парадиалог. Вопросы типа «Зачем ВЫ пришли в Афганистан?», «Зачем ВЫ начали войну в Чечне?» (Ж.) или «Сколько стоит Ваше предательство?» (П.) нарушают как раз это предварительное условие вопрошания: Ж. уже заранее знает «ответы» на такие «вопросы»; но его оппонент таких ответов не знает и знать не может в виду некорректности (логической абсурдности и/или прагматической парадоксальности) самих вопросов. Далее, эти вопросы нарушают условие искренности: Ж. на самом деле не хочет получить от П. какую-то информацию (в строгом смысле этого слова). По сути дела, вопросы Ж. – это вообще не вопросы, а чистые провокации, призванные произвести определенный сценический эффект.
Так же обстоит дело в парадиалоге и с актами «обязательств». Ж. говорит П.: «Сейчас Вам уже за 70. Скоро Вы умрете. И я буду хоронить Вас. Я оплачу все поминки». Собственно акт обязательства «Я оплачу все поминки» нарушает условия своей эффективности и выступает метафорой (перформативным эвфемизмом) другого акта: крайне негативного пожелания «Чтоб ты сдох!» (по ходу разговора Ж. даже употребляет это слово в адрес своего оппонента). Для эффективности акта обязательства здесь отсутствует предварительное условие (Ж. не может быть уверен, что переживет П.), условие искренности (Ж. на самом деле не желает П. смерти и не собирается оплачивать его поминки), а также и другие условия. Сам акт негативного пожелания со стороны Ж. не является искренним, ибо по ходу диалога озвучивается дружеский статус их отношений и т.д. Все эти акты эффективны только в сценическом смысле, как достижение коммуникативного превосходства над противником.
Нарушение акта референции тоже ломает условия успешности речевых актов. В этом случае объект, о котором идет речь, вообще не может быть идентифицирован, идентифицируется неоднозначно (противоречиво) или при однозначной идентификации имеет неудачную номинацию. Обычно неидентифицируемость предмета связана с его фиктивностью. Слушающий может выйти на метакоммуникативный уровень и отказаться от идентификации, указывая на фиктивность предмета разговора. Но может использовать и другие стратегии, если метакоммуникативное указание противоречит правилам игры (например, слушающий может сам использовать в разговоре фиктивные объекты). Тогда участник диалога может проигнорировать речевой акт говорящего (сделать вид, что он его не услышал), подменить его объект другим объектом (метафорическим или реальным), провалив тем самым коммуникативный акт. В парадиалоге особенно часто реализуется вторая возможность, если его участники широко используют фиктивные объекты и не заинтересованы в обсуждении их логического и онтологического статуса.
Ярким примером такого рода может послужить следующий эпизод из теледуэли Ж.-П.:
П.: я видел Вас работником Комитета солидарности стран Азии и Африки. Это – кагэбэшная структура, которая занималась пропагандой в странах третьего мира… Ж.: <…> Причем здесь Комитет защиты мира? Это – обычное учреждение, где принимаются на работу <…>. А при чем здесь КГБ? Да, весь организм Советского Союза был проникнут КГБ. Так это ВЫ сделали. Я родился в 46-ом году, когда Абакумов, прекрасный министр госбезопасности … ВЫ его уничтожили».
Здесь П. совершил своеобразную контаминацию обозначений, когда приписывает Ж. работу в «Советском комитете солидарности стран Азии и Африки»[27]. Любопытно, что Ж. никак это не прокомментировал, хотя автоматически внес в дискурс корректную номинацию объекта. Ж. мог бы использовать неудачность номинации у П., отреагировать на саму номинацию и тем самым уйти от прямого ответа на вопрос-обвинение П. Поступив иначе, Ж. фактически подтвердил, что хорошо понимает подразумеваемое П., но саботирует коммуникацию, отвечая на нее формулировкой абсурда: Комитет защиты мира не имеет отношения к КГБ, но … Комитет защиты мира имеет отношение к КГБ (поскольку все советское общество было проникнуто КГБ).
Аналогичная ситуация разыгрывается, когда Ж. надо ответить на неудобный для него и двусмысленный вопрос В.Алксниса:
АЛКСНИС: <…> И вот я хотел вас спросить, неужели Вам не было противно в том зале в Страсбурге голосовать так, как голосовал Ландсбергис, Добелис и другие русофобы и враги России, и как вот Вы могли оказаться в одной лодке вместе с ними?
Ж.: Коммунист Алкснис! До сих пор ВЫ боитесь Европы! Вот этого новая Россия больше не хочет. <…> ВЫ, понимаете, с 18 года нас отгородили, и уже 2006 год, а ВЫ все ждете … «Европа - идиоты, только мы одни хорошие». Вот собрались - кучка недобитых коммунистов, только ВЫ хорошие. Китайцы ненавидят ВАС <…>, y них уже в китайский цвет окрашен Дальний Восток наш. Это ВАШИ коммунисты.
АЛКСНИС: Благодаря ВАШИМ предательствам.
Ж.: Нет, коммунистов нигде нет, это - националисты в Китае.
ВЕДУЩИЙ: Это не тот вопрос, который задал господин Алкснис.
Ж.: Это тот самый вопрос.
ВЕДУЩИЙ: Нет, господин Алкснис задал вопрос о предательстве интересов России.
Ж.: Так вот он правильно понимает интересы России, я никогда не был за советскую Россию или за коммунистическую. Я с детского сада с ними боролся, с детского сада. Меня в 53 году исключили.
П.: Вы делали «пи-пи».
Ж. и в данном случае формулирует совершенно неадекватный ответ. Он грубо подменяет тему вопроса (предательство интересов России) серией других сюжетов, с нею непосредственно не связанных («железный занавес», «китайская угроза»). А при указании на эту бессвязность со стороны Ведущего продолжает настаивать на своем вопреки здравой логике. Ощущение паранойи еще больше усиливается фантастическим рассказом Ж. о своей борьбе с коммунизмом в шестилетнем возрасте. Все это производит совершенно фантасмагорическую картину, на фоне которой явные логические абсурды («китайцы – Ваши же коммунисты», хотя … «китайцы - не коммунисты, а националисты»; «коммунистов нет нигде», хотя … «коммунизм еще жив»; «я с детского сада боролся с коммунизмом», хотя … «при Сталине я выступал бы за Сталина») воспринимаются как милые несуразности.
К нарушениям акта референции как типичным для парадиалога прагматическим бессмыслицам относятся и ситуации, когда слушающий понимает, какой объект подразумевается говорящим, но отказывается признавать корректность его названия. В этом случае он саботирует (проваливает) коммуникацию, реагируя своей репликой не на речевой акт говорящего, а на относящиеся к нему номинации. Так именно реагирует Ж. на обвинение во лжи со стороны одного из «секундантов», писателя С. Шаргунова.
ШАРГУНОВ: ... Господин Владимир Вольфович, может быть, напомнить вашу книгу "Последний бросок на Юг"? Напомнить вам, как вы, то призываете всех евреев выселить на необитаемый остров, то призываете вырезать всех арабов, то призываете расстреливать демонстрации протеста русских пенсионеров. Может быть вам пора, Владимир Вольфович, ответить перед судом за ваши злодейские, кровавые призывы? Ответьте!
Ж.: Отвечаю.
ШАРГУНОВ: Перед судом.
Ж.: Видите, не только Проханов лжет, но и привел с собой команду лжецов, о чем вы говорите здесь, Шаргунов, писатель, кто читал ваши книги?
ШАРГУНОВ: Все читали. А кто Вы такой?
Как видим, Ж. проваливает здесь коммуникативный акт, реагируя своей репликой не на суть вопроса Шаргунова, а на его номинацию как субъекта (как писателя Шаргунова).
Рассмотренные случаи прагматической абсурдности парадиалога не исчерпывают темы, однако хорошо показывают главное: абсурдность делает невозможной передачу предметного содержания речи.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 172; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!