Поздняя любовь Ивана Ивановича 15 страница
- На такое хозяйство помощница, наверное, нужна?
- Все хорошие при мужьях, - засмеялся попутчик, - найдётся подходящая, да свободная - женюсь обязательно.
- Без работы не страдаешь? Ведь до пенсии-то тебе ещё 14 лет как-то жить надо.
- А по мне, что на работе в колхозе, а затем в СПК, где зарплату годами не платили, что на безработице, что на пенсии - деньги одни и те же. На эти подачки - ноги протянешь. Силой Бог меня не обидел, своим хозяйством проживу.
- Так можно ведь кредит взять, развить крестьянское или фермерское хозяйство и жить припеваючи.
- А я что, в нищете живу разве? У меня же всё есть, что мне нужно. Из кожи вон лезть, обивать чиновничьи пороги, чтобы узаконить фермерское хозяйство, да кредит получить - это не по мне. А, тем более, для кого стараться-то? Я же один-одинёшенек. Мне, повторяю, чужого не надо, а своим горбом я на себя всегда заработаю. Я ведь и топором неплохо владею, вполне могу с бригадой в Подмосковье на строительство дач податься. Звали неоднократно, только мне на земле работать сподручнее, а не мотаться туда-сюда. В общем, за будущее своё я не беспокоюсь. Мне излишеств не надо, а скромно, я как-нибудь проживу.
- До перестройки, наверное, в колхозе работал?
- Да, вся жизнь, почитай там прошла, кроме службы в армии, естественно.
- Не жалеешь, что колхозы развалились?
- А чего жалеть-то? У нас в государстве всегда так: то в одну сторону бросит, то в другую. Качает Россию, как пьяного забулдыгу, как меня сегодня, - снова засмеялся мужик, видимо, за удачное, на его взгляд, сравнение. И вполне серьёзно добавил, - село возродится. Это неизбежно. Хотя государственная политика впрямую на это не направлена, но косвенно дело к этому идёт.
|
|
- Даже так? - резко обернулся я к нему.
- А что? Давайте порассуждаем. Свой сельский товаропроизводитель на сегодня у нас в основном загублен. В большей мере диспаритетом цен и отсутствием государственной помощи. А на прилавках что видим? - Дешёвые импортные некачественные продукты-суррогаты, да нашу непотребную ерунду. Откройте любую банку - есть не будете, никакого вкуса. Вы ведь, наверное, настоящей-то тушёнки и не пробовали?
- Да нет, приходилось. Действительно, никакого сравнения. Раньше одним её запахом сыты были. Приятно вспомнить.
- А тут ещё из кожи вон лезем, чтобы в ВТО попасть, - продолжал попутчик. - А надо ли нам это? Я полагаю, что совсем ни к чему. Они-то, западники, пустят нас туда, обязательно пустят. Им ведь это выгодно. А затем заполонит Запад наш рынок своей дешёвкой и безвкусицей. И нам ведь конкуренцию с ними не выдержать. Особенно в сельском хозяйстве. А когда они наш рынок заполучат, будут диктовать свои условия, с каждым разом ужесточая их. А разве это нашему руководству понравится? Нет, конечно. Ну и топнет кто-то из наших будущих президентов ножкой, как незабвенный наш Никита Сергеевич в своё время на ассамблее ООН башмаком по трибуне стучал. Ну, Запад-то этот демарш нам не простит. Прекратят они поставку нам своих продуктов, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
|
|
- Не радостную ты нам картину рисуешь, дружок.
- А вы что хотите?- Далее, когда же дело к голоду в стране пойдёт и помощи ждать будет неоткуда, что тогда? А выбора-то и не будет. Придётся государству все силы бросить на село. Помните героев Н.Островского? Незабвенного Павку Корчагина? Которые «железку» в лес мухой построили, когда Киев без дров на зиму остался Или помните у В.Маяковского: «Нашим товарищам дрова нужны, товарищи мёрзнут...». В жизни всё повторяется, хотим мы этого или нет.
- Ну, ты, мужик, загибаешь.
- А вот чует моё сердце, что так и будет. И тогда бочку дизельного топлива за один литр молока давать будут, а не как сейчас - за три литра молока литр солярки купишь. И не просто давать, а домой тебе привезут и просить будут, чтобы обмен состоялся. Вот тут-то и я со своими тридцатью сотками и живностью в королях окажусь. Востребован буду. Это сейчас я и мне подобные никому не нужны. А там в ножки город селу будет кланяться. Не зря говорится: «Голод не тётка...».
|
|
- Ну и фантаст ты, мужик, крепко же тебя занесло. От выпитого, наверное?
- Кто пьян, да умен - два угодья в нём, не так ли в народе-то говорится?
- Зовут-то хоть как тебя, угодник?
- Иваном, - опять засмеялся попутчик, - символическое, в общем-то у меня имя.
- То, что ты тут, Иван, наплёл, никогда не сбудется…
- Тормозните, ребятки, здесь - вот моя деревня, приехал я. Спасибо, что подвезли.
- Счастливо тебе, Иван, дерзай на сельской ниве.
И, уже выйдя из машины, он, наклонившись к приоткрытому боковому стеклу, сказал: «А всё-таки, не забывайте мои слова, мужики. Это ведь только в сказках все Иваны - дураки. В жизни же большинство из нас, Иванов, - умные и толковые люди и в будущее глядят не на один год. Деревня, ведь, никогда одним днём не жила».
- Умны вы, деревенские мужики, только вот задним умом.
- Как сказать, как сказать, - донеслись до нас прощальные слова попутчика.
Постскриптум.
Прошло с момента встречи с Иваном чуть более десяти лет. Не все, но всё же его прогнозы сбываются: санкции мы получили, сейчас огромные усилия прилагаем к развитию собственного производства, как промышленного, так и сельскохозяйственного. Вынуждены это делать.
|
|
Выходит прав был в 2006 году Иван-крестьянский сын. Ещё как прав!
2017 год.
Исповедь
Ежегодно отдыхая во время отпуска в родных Подлипках, я неизменно встречаюсь с Михаилом Кузьмичём Баклановым - инвалидом Великой Отечественной войны. Будучи от работы относительно свободным, он был покровителем деревенской ребятни пятидесятых-шестидесятых годов, тех лет, когда являясь ещё относительно молодым, любил возиться с нами. Всю жизнь прожил Кузьмич бобылём. Из-за своей тяжёлой военной инвалидности, не женился, абы не быть обузой потенциальной супруге. А не имея своих детей, Кузьмич во всём благоволил нам, пацанам, нередко защищая нас от разгневанных односельчан, из-за наших набегов на их сады и огороды и других шалостей. Всю свою не истраченную ласку он расходовал на нас. За благосклонность к нам, за доброту, мы его крепко уважали и привязались к нему настолько, что и сейчас, в зрелые годы, при каждом своём приезде сюда, в родные места, обязательно навещаем старика, привозим ему подарки, что всегда нашего друга детства до слёз трогает.
О войне он нам никогда ничего не рассказывал. На наши вопросы о ней, отвечал неохотно, и мы в наших беседах в дальнейшем старались не поднимать этой темы. Одно мы знали, что воевать ему довелось всего лишь два неполных месяца. Получив в одном из боёв тяжёлое ранение, он более двух лет провалялся в госпитале, после чего, списанный подчистую, вернулся в родные Подлипки. Признанный районной врачебной комиссией полностью и навсегда нетрудоспособным, получив первую группу инвалидности, он занялся нехитрым деревенским кустарным ремеслом и рыбалкой, благо, что речка протекала неподалёку, а при его ограниченности в передвижениях, это было ему в самый раз. Глядя на него, пристрастились и мы к этому занятию, проводя почти всё своё свободное время возле богатых рыбой омутов. Так во взаимной дружбе и проходило наше босоногое детство, пока мы один за другим не разъехались из своей деревни в поисках счастья на стороне.
Вот и в нынешний отпуск, на следующий же после моего приезда день, я направился к Михаилу Кузьмичу. После того, как мы с ним обнялись, усадил меня старик за стол, достал нехитрое деревенское угощение, налил чаю, и, не расспросив меня, как обычно, о житье-бытье, о городских новостях, сразу же, неожиданно для меня, завёл разговор о себе.
- Ты, представляешь, Ванюша, крепко я сдал за этот год. Да ты и сам, наверное, заметил, вон как меня обтянуло. Чувствую, не долго мне осталось ходить по этому свету, что-то оборвалось внутри, да и сердечко частенько зажимает по ночам. При этом вижу я постоянно один и тот же сон - всплывает в памяти тот мой последний бой, когда я был тяжело ранен. Просыпаюсь среди ночи весь в поту, ведь как бы заново переживаю ту страшную драму, случившуюся в тот день со мной. Никому я не рассказывал об этом бое из-за одного неприятного момента - боялся, что неверно истолкуют мой поступок, когда в критический момент я вынужден был бросить оружие. По тем временам за такое меня ожидали бы весьма неприятные последствия. До сих пор сам себя корю за это, хотя, когда я оказался в том безвыходном положении, у меня практически не было иной возможности выжить. Десятки лет носил я всё это в себе, переживал, но в последнее время почувствовал: нельзя мне это больше в сердце держать, нужно поделиться с кем-то ближним, рассказать обо всём случившемся. А тут ты как раз, Ванюша, и подвернулся. Поведаю тебе - может быть и мне легче станет.
***
- Неожиданным ударом выбили нас немцы в тот жаркий августовский день из небольшой украинской деревушки. Оставив заградительный заслон, мы отходили. Тут же перед нами была поставлена задача: закрепиться на ближайшей высотке, и в течение вечера и ночи оборудовать надёжный плацдарм, чтобы сдержать противника на этом рубеже обороны. Спешно двигались по пыльной дороге, пересекая бескрайнее пшеничное поле. И вдруг, внезапно, впереди показались немецкие танки, вышедшие наперерез нам с фланга. Разрывы снарядов, крики заметавшихся по дороге бойцов. Солдаты рассыпались по полю. Оказавшись один, я полз наугад, путаясь в стеблях пшеницы, подальше от лязга гусениц вражеских машин. Полз до тех пор, пока не выдохся. Отлежался, перевёл дух. Спустя некоторое время, когда затих грохот танков, я перебежками, а местами и ползком, начал передвигаться в направлении высотки. Вдруг, совершенно для себя неожиданно, выполз на полевую дорогу. Не успев оглянуться, услышал справа и несколько сзади от себя раскатистый хохот. Повернув голову по направлению смеха, похолодел. Метрах в двадцати пяти от себя увидел двух, лежащих за пулемётом немцев. Попытка моя рвануться назад, была пресечена короткой очередью, которая прошила землю в считанных сантиметрах от ног. Невольно пришла в голову мысль: «всё, отвоевался».
Фашисты играли со мной, как с загнанным в ловушку зверьком, прицельной стрельбой не давая возможности ни подняться, ни подвинуться куда-либо, ни шелохнуться, издевательски смеясь при этом. Вдоволь потешившись надо мной, немцы решили прекратить «игру». Второй номер стал жестами показывать, что мне делать, первый же номер при этом не спускал с меня глаз, держа палец на спусковом крючке. Жестикуляция понятна: бросай винтовку, поднимай руки и иди в их сторону. Ну, нет - только не плен. Я лихорадочно искал малейшую возможность спастись. И тут меня вдруг осенило - есть же такой шанс, не надёжный, правда, но всё же шанс, и, видимо, последний. Медленно поднимаясь с земли, потянул за ремень к себе винтовку, затем, следя за первым номером, как бы с досады, резко, с силой, отбросил её в сторону, Как я и ожидал, точнее надеялся и даже молил Бога об этом, фашист на мгновение перевёл взгляд с меня на летящую винтовку. Воспользовавшись этим, в тот же миг я резво оттолкнулся от земли, прыгнув обратно в пшеницу. Уже в полёте услышал треск очереди, и ощутил, что меня как бы разрезают пополам. Чувствуя острую боль, я из последних сил пытался забраться вглубь поля. Полз, полз, полз, пока не потерял сознание…
- Без малого полвека носил я всё это в себе. Мучился, страдал, переживал, осуждал себя. Но, что бы я мог сделать, Ванюшка? Да ничего, ведь даже винтовку они не дали бы мне вскинуть, сразили бы из пулемёта наповал.
Плечи Михаила Кузьмича затряслись, на глазах выступили слёзы…
Трудный вопрос внука
- Дед, а дед,- тормошит меня шестилетний Андрейка, - а Бог есть на самом деле, или его придумали?
-Что это тебя вдруг заинтересовало? - нехотя расстаюсь я с дрёмой. - Привели тебя опять на мою голову, отдохнуть не дашь.
Внуки всегда коротают дни у меня, когда приболеют и не могут посещать садик. На больничный идти родителям нельзя, причину для увольнения хозяин найдёт быстро. Не те времена сейчас, потерять хорошо оплачиваемую работу легко, а искать приходится годами.
- Папа и мама говорят, что Бога нет, что всё это выдумки богатых, и Бога они придумали для того, чтобы пугать неграмотных бедных людей, чтобы они были послушными и не смели им перечить, - настырничает малец. - А наша воспитательница, Людмила Сергеевна, наоборот, много хорошего рассказывает о Боге, показывает и читает нам книжки о нём, где есть и рисунки с его изображением. Ещё она говорит, что Бог находится на небе и оттуда прекрасно видит все наши шалости и непослушных детей будет наказывать. А если мы и во взрослой жизни будем грешить, то после смерти попадём не в рай, а в ад, где черти будут поджаривать нас на сковородке.
Андрейка уставился на меня своими большими чёрными глазами, ожидая ответа.
Что ему сказать, если я и сам, высококвалифицированный специалист, имеющий два высших образования, начитанный, проживший на свете восемь десятков лет, не знаю на этот вопрос точного ответа. Поэтому и решил уйти от разговора шаблонной в подобной ситуации фразой.
- Конечно, Бога, как такового, в человеческом обличии, Андрейка, на небе нет. Колько уже космонавтов побывало на орбите - никому он не встретился. Да и странно было бы обнаружить его в нескольких сотнях километров от нашей земли, если вселенная бесконечна.
- А почему Бога в книгах и журналах изображают как человека? - протягивает мне внук один из номеров «Чудеса и приключения».
- Здесь изображён лик святого Великомученика, это не Бог, - пояснил я. - А вообще-то, что-то есть такое, что регулирует, контролирует и направляет всякую деятельность на земном шаре. Учёные называют это Высшим космическим разумом. Пока тебе, Андрейка, ещё рано об этом думать - не поймёшь.
Объясняю мальцу, а у самого невольно наплывают воспоминания из далёких уже военных сороковых…
- Осенью 1939 года я был призван на срочную службу. Попал на Балтийский флот. В июне 1941 года за успешное выполнение особого задания я был поощрён отпуском на родину. Не успел погостить - началась война. Быстрые сборы, мать вся в слезах. На прощание нерешительно протягивает мне иконку, маленькую такую. Это, говорит, Николай Чудотворец - твой хранитель. Возьми с собой, места она много не займёт, зато оберегать тебя будет. И перекрестила меня. Я, конечно, встретил это в штыки. Мол, комсомолец и в Бога не верю, да и ребята засмеют. И сам скорее за порог. Она уже вдогонку умоляет: «Возьми, сынок, спрячь подальше от чужого глаза, и мне спокойнее будет. Молиться за тебя буду». С неприязнью глянул я на лик святого, кажется, на всю жизнь запомнил и воспринял его, как недруга своего. Скрепя сердце завернул иконку в тряпочку и на самое дно рюкзака положил.
Прибыл в Кронштадт. Наш эсминец как раз к отплытию готовился. Ребятам своим обрадовался, с ними любые тяготы нипочём…
Начались суровые военные будни, битва за Балтику. Немцы нажимают всей своей мощью, стараясь запереть нас в Финском заливе. Один за другим пал ряд прибалтийских городов. И вот на очереди Таллин. В составе конвоя сопровождаем транспорты из этого города в Ленинград. Немцы бомбят беспрерывно, их флот покоя нам не даёт. Опасность подстерегает со всех сторон: и с воздуха, и с воды, и из морских глубин.
Что тогда случилось, я так и не понял: то ли бомба в корабль попала, то ли на мину нарвались (шли в боковом охранении со стороны берега), то ли подводная лодка нас торпедировала. Помню одно - рвануло со страшной силой, меня взрывной волной выбросило от орудия далеко за борт. И уже в воде какими-то обломками сверху накрыло. Мелькнуло в сознании, ну, вот и всё, отжил своё. Однако одежду и сапоги сумел сбросить - сказалась-таки флотская выучка.
Караван ушёл. Останавливаться и спасать было нельзя, иначе сами бы подверглись величайшей опасности. Таков был приказ. Из последних сил держась на поверхности, пытался плыть к берегу, до которого по моим расчётам было мили полторы. Сколько я барахтался в полуобморочном состоянии - не знаю. Начались уже галлюцинации…
И вот вдруг, как озарение, в ярком светло-жёлтом круге перед глазами возник образ Николая Чудотворца, ну точь-в-точь как на иконке - мамином подарке, которая вместе с эсминцем в рюкзаке ушла на дно морское. Он мне ничего не говорил, не показывал, но, тем не менее, воздействовал на моё сознание, каким-то образом внушая, что мне нужно плыть не к берегу, а вдоль него. Видение стало смещаться в сторону, и я стал менять курс, ориентируясь на него. Оно, как маяк, звало к себе, и я плыл на него, пока не ударился головой об обломок мачты…
Очнулся на прибрежной отмели. Какие-то люди суетились возле меня, разжимая намертво вцепившиеся в мачту пальцы. А дальше опять провал в памяти, на сей раз уже надолго…
Кто мне помог? Или что меня спасло? - не знаю. Тем более, как всё это объяснить мальцу? Не поймёт. Наверное, ему ещё рано об этом рассказывать…
Кажется пауза затянулась. Глянул на внука, а он вглядывается с тревогой в моё лицо.
- Деда, тебе плохо, да? Может маме позвонить, или «скорую» вызвать?
- Давай-ка лучше мы обедом займёмся, - меняю я тему разговора, - помоги мне картошку почистить.
«Пожалели-приголубили»
Нет, что ни говори, а фермером жить не так уж и плохо. Если, конечно, взвалить на себя ношу посильную, то бишь, не хватать, как некоторые жадюги, землю десятками, а то и сотнями гектаров, не возводить гиганты-фермы. Я так и настроил себя с самого начала: земли взял в меру, купил лошадёнку, завёл двух коров, несколько бычков, да по мелочам кое-что - и пошло-поехало. Работаю в удовольствие, ведь не для «дяди», а для себя стараюсь. Жена тоже с удовольствием трудится, родители что-нечто помогают.
Но, сами посудите, трудно всё-таки беспрерывно «ломить и ломить». Нужна, как и всякому русскому мужику, разрядка. А я парень молодой, друзья имеются. Конечно, не такие, что на дармовщинку выпить любят и на твоей бутылке дружбу строят, а вполне порядочные люди. Приду - приеду к ним, выпьем в меру, поговорим о том, о сём, благо, что сейчас тем - пруд пруди, и все горячие. Короче, отведу душу, и опять за работу.
Вот и нынче, отгостил в городе пару деньков, благо есть на кого оставить своё беспокойное хозяйство. Навестил своих одноклассников, а утречком, испив ещё немного напоследок с закадычным другом, отправился на мотоцикле восвояси.
Еду, строю планы на день сегодняшний, на завтра. Душа поёт, приятно всё же чувствовать себя успешным хозяином-собственником, ни от кого не зависеть, радоваться, что дела, тьфу-тьфу, идут неплохо. Мурлычу про себя песенку, потом незаметно так и погромче петь стал. Одно слово - балдею. И захотелось мне ещё чего-нибудь хорошенького. Ну, думаю, приголубил бы хоть кто-нибудь, что ли, пожалел. И вдруг -
шальная мысль: а что, если имитировать аварию? Как-то ко мне отнесутся водители?
Сказано - сделано. Выбрал местечко подходящее, где насыпь невысокая, пологая, но всё же приличная, и поворот на шоссе довольно крутой. Имитация под аварию идеальная. Съехал аккуратненько, упёрся мотоциклом в куст, завалил его чуть-чуть на коляску, так, чтобы заднее колесо висело, но чтобы и бензин из бака не тёк. С дороги это место хорошо просматривается, должны увидеть. Сам же развалился чуть подальше на траве, будто бы вылетел при аварии. Хмелею от запахов разноцветья-разнотравья, крепче, чем от вина.
Слышу шум приближающейся машины. Затих, лежу не шевелясь. Скрип тормозов, открываются дверки. Диалог мужчины и женщины.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 160; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!