Поздняя любовь Ивана Ивановича 13 страница
Ушёл в другую комнату, уроки стал делать. От ужина отказался. Спать лег раньше обычного. Просто лежу, какой уж тут сон, если слезы ручьём потекли. Плачу тихо, чтобы родители не услышали. А они полушёпотом разговаривают на кухне, а мне всё слышно. Никак понять не могут, какая меня сегодня муха укусила.
Ещё больше обозлился на них.
А тут и конец третьей учебной четверти пришел. На последний день было назначено родительское собрание. Ходила мать. Пришла не в себе. Оказывается, классная руководительница её спросила, понравился ли мне подарок.
- Какой? - поинтересовалась она.
- Тот, что на день рождения Алеше класс подарил.
Представляю, каким её состояние было.
С отцом они передо мной извинились, назавтра подарок купили. Но я его не принял. Дня три он на моем письменном столе пролежал, а потом его Павлик раскурочил.
А дальше - больше. Короче, полный раздрай у нас начался. Что бы не случалось между нами, я на примирение никак не шел. Наоборот, все назло начал делать. Незримая черта, как линия фронта пролегла, разделив нас. Как оказалось - навсегда. Чуть что - я всё встречал в штыки. Иной раз чувствовал, что не прав, но делал всё равно вопреки здравому смыслу.
- Да как так можно-то, Алексей? Каким же свинтусом надо быть?
- Что поделаешь, уж таким, видимо, я уродился. У меня ведь, кстати, один сынишка. Как жена ни настаивала, родить еще одного-двух, я не соглашался. Боялся, что может произойти то же, что со мной случилось. Только по этой причине сын у нас эгоистом растет.
|
|
|
Выпили еще немножко.
- С детства мечтал после десятилетки пойти в военное училище. А после этого «перелома» во взаимоотношениях с родителями с горем-пополам закончил 8 классов и поступил в техникум.
- Это каким же мазохистом надо быть, чтобы себе же делать так больно? В таком-то возрасте? - недоумевал я.
- Все ждал, что родители переменятся в отношениях ко мне. Не дождался.
- Ведь ты же сам всю свою жизнь исковеркал, не так ли? И живешь не той жизнью, которая должна была бы быть у тебя, - невольно сорвался я.
- В общем, больше я в отчем доме не бывал. У всех каникулы, а я устраивался на работу - вагоны разгружал. И во время учебы подрабатывал дворником. Стипендию за все годы учебы получал.
- А что, родители не помогали?
- Помогли бы, но я наотрез отказался.
Приезжали они ко мне, когда я еще на первом курсе учился. Пришли в комнату в общаге, но разговор опять не так начали: «Что же ты, Алексей...», то есть опять получалось, что вроде как я один во всем виноват, а они тут не причем. Ничего я им не ответил, набросил на плечи пальтишко, на голову - шапку и - прочь на улицу. Долго бродил по городу, вернулся уже за полночь, когда вахтерша их из общежития попросила…
|
|
|
Это была последняя наша встреча.
- Что же, родители и на свадьбу твою не приезжали?
- Отслужив срочную в Североморске, я уехал в Забайкалье, подальше от родных мест, чтобы уж никто и ничто больше не напоминало мне о детстве. Когда познакомился с Людмилой, представился детдомовским сиротой. От истины это было, в общем-то, недалеко. При таком ко мне отношении родителей, я действительно чувствовал себя сиротой.
- Нет, Алексей, тут что-то не так, - недоумевал я, - неужели обида из-за дня рождения привела к таким последствиям? Ведь это же чудовищно! Из-за ерунды сломать всю жизнь и себе, и родителям? Гордыня из тебя прет, вот и все. Самолюб ты, Алексей, причем в самой высшей степени. Больше ничего тут не скажешь.
- Вот и ты туда же. Ну почему вы все только меня в случившемся обвиняете? А родители что, ангелы выходит? С пацаном так себя вести?
- Ох и тяжелый же ты человек, Алексей. Как жена-то с тобой живет?
- Да никаких проблем у нас с ней нет!
- Потому и нет, что ты её подмял под себя и пикнуть, наверное, не даёшь.
- Да нет же, живём мы с ней душа в душу, я же говорил, она еще рожать хотела. Если б было что-то не так, разве могла бы она думать об этом?
|
|
|
- Тогда вообще ничего не пойму?
- Кому ни расскажу о себе, при таких вот случайных встречах, никто, как и ты, ничего понять не может.
- Да-а, ситуация. Одно тебе скажу, Алексей, не казни ни себя, ни родителей, съезди к ним. Поговорите по-человечески, снимите грех с души.
Разлил попутчик остаток по стаканам. Выпили, ненадолго замолчали, задумались. Потом Алексей сказал, как отрезал: «Поздно уже, Сергей, мне туда ехать, поздно. Давай-ка сменим тему разговора» …
Случай на трассе
Что ни говори, а нравится Петрухину в дороге, не приелись еще за два года шофёрских будней лесовозные магистрали. Кому-то они покажутся в тягость: нудные, монотонные, ничем не отличающиеся одна от другой. Вроде бы везде они одни и те же: неразличимые друг от друга, словно близнецы, деревья по сторонам, одинаковые повороты, однообразные спуски и подъёмы, схожие как две капли воды, речушки с переброшенными через них простейшими деревянными мосточками. Ан нет, для Лёньки каждое место на трассе знакомо, памятно чем-то своим, особенным. Да оно и понятно: ведь Петрухин, с рождения своего проживавший в поселке лесозаготовителей, в детстве с отцом - охотником-любителем, а когда повзрослел - с друзьями, с ружьём на плече и рюкзаком за спиной, исколесил вдоль и поперёк всю округу верст на тридцать вокруг.
|
|
|
Не такая уж и однообразная для него дорога: то зайчишка неожиданно выскочит на магистраль и, ошалев от шума и вида надвигающегося лесовоза, с места резво рванет, задаст стрекача, а затем, вроде бы вопреки логике, выскочит на бровку - и был таков. То покажутся свежие следы лисы-плутовки, то степенно пересечёт дорогу лось. Ничто не ускользнет от цепкого Лёнькиного взгляда. А вечером красота особенная, причудливыми цветами вырисовывающаяся в свете автомобильных фар. Правда, не каждый может понять её.
Но сегодня Петрухину не до красоты, его тревожит-беспокоит совсем другое. Торопится Лёнька, выжимая всё, что ещё можно выжать из отслужившего свой век лесовоза. До окончания работы приречного нижнего склада Григорьевского леспромхоза, куда заозёрцы поставляют свою хвойную древесину, остается около двух часов. Примерно столько же, может чуть меньше, будет ещё находиться в пути старенький Лёнькин «МАЗ».
- Только бы успеть, - лихорадочно поглядывает на часы водитель, - только бы застать григорьевцев на работе, а иначе… Иначе придется до утра ожидать разгрузки, так как дежурного трактора на вечер для припозднившихся заозёрцев соседи не оставляли. Петрухин вел свой видавший виды лесовоз на пределе возможного.
С самого начала смены не заладилось сегодня у Лёньки: накануне неожиданно заболел напарник, а подменного водителя в лесопункте нет. Полсуток простоял его лесовоз на территории гаража, а мороз ночью ударил градусов под сорок. Долго возился хлопец с автомобилем, пока удалось завести его. Сходил с первым рейсом - опять незадача: пришлось менять колесо на прицепе. Так и отстал от своих водителей где-то часа на три.
Один-одинёшенек на трассе, порожние заозёрские «МАЗ-ы» уже спешат домой, в поселок. Только что разминулся с четвёртым, последним из них, неспешно возвращавшимся после разгрузки из Григорьева. Теперь впереди никого нет…
- Километров25 осталось, - сориентировался Петрухин, теперь должен успеть, - успокаивал себя он, продолжая держать максимально возможную для гружёного лесовоза скорость. До мелочей знакомая трасса белой лентой убегала под колеса мощного автомобиля.
Почти не сбавляя скорости (встречного транспорта нет - бояться нечего) Лёнька стал вводить в крутой поворот свой многотонный автопоезд.
И вдруг, когда лесовоз уже почти завершил поворот, неожиданно в свете фар «выросли» торчащие с обочины вершины хлыстов аварийного воза.
- Как же я забыл, ведь водители предупреждали, что Генка Никулин вынужден был сбросить хлысты, когда сегодня его «МАЗ» в этом повороте «обрезало» и лесовоз, пробив сугроб обочины, сошел с дороги, - мгновенно пробил Лёньку озноб. - Вытащить то его с горем-пополам вытащили, а вот вершины, видимо, задвинуть или отпилить нечем было. И теперь они торчали, как стволы артиллерийских орудий.
Петрухин пытался вывернуть как можно дальше от обочины, от этих злополучных хлыстов. Увы, усилия оказались тщетными. Раздались треск ломаемой древесины, грохот и лязг металла. Лёнька больнс ударился о стекло, оцарапав лицо осколками.
Сгоряча, не чувствуя боли, он выскочил из кабины, заглянул под машину. Горячая вода мощной струёй вытекала из пробитого радиатора.
- Это похоже не единственное повреждение, видимо, задело и двигатель. Ну, всё, приехал, теперь на прикол, - размышлял водитель, забираясь в теплую ещё кабину лесовоза. - Придется разводить костёр и ждать до утра, - подумал Петрухин, залезая рукой в бардачок в поисках спичек. Однако, их там не оказалось, видимо, ещё напарник забрал. Сам же Ленька не курил, поэтому ни спички, ни зажигалки в его карманах не водились.
- Что же делать? … - задумался Петрухин, - ... Похоже, выход тут один: нужно идти. Оставаться здесь без костра на всю ночь означало верную гибель, ведь раньше девяти часов утра лесовозы не появятся, а иного транспорта на зимнике ждать бесполезно, никто, кроме заозёрских лесозаготовителей, по этой дороге не ездит…
- Но куда идти? В Григорьево? До него только от нижнего склада добрый десяток километров, да по магистрали 20 с лишним топать. Не резон. А если дойти только до катища и вскрыть там одну из будок, которые, естественно, находятся под замками? Нельзя, могут посчитать взломом и кражей, тогда неприятностей точно не оберёшься. С милицией лучше не связываться. Да и найдутся ли ещё там спички? - большой вопрос. Остаётся одно: возвращаться в свой посёлок, хотя до него тоже без малого 40 километров наберётся. При этом варианте всё же одна надежда тешила Лёньку: где-то километрах в двадцати с небольшим отсюда, в обратном направлении, пересекала лесовозную трассу автомагистраль, идущая из районного городка к областному центру, и по которой хоть и изредка в ночное время, но всё же проезжали автомобили. «Как- нибудь доберусь до неё, а там видно будет» - размышлял водитель.
Холод уже стал полноправным хозяином в кабине остывшего «МАЗ-а». Начинавший уже замерзать Петрухин решительно выбрался из кабины и направился в сторону родного посёлка.
- Пробегусь - согреюсь, перейду на скорый шаг и так чередуя ходьбу с бегом, буду пробираться к дому, - строил планы Лёнька. О волках он не думал, твёрдо зная, что поблизости их нет, давно уже выбиты, а новых стай этой зимой не отмечалось, молва об их появлении разносится обычно быстро. Главная опасность - холод. Мороз всё крепчал и крепчал, вновь, как и в минувшую ночь, подтягиваясь к сорокаградусной отметке. За ноги водитель также не беспокоился, в валенках при движении ни какой мороз не страшен. А вот спасут ли свитер, да курточка? - это проблема.
Мороз обжигал щеки и нос, безжалостно подбирался к телу, промозглый холод охватывал колени и бёдра Петрухин, несмотря на это, продолжал идти, не позволяя себе ни малейшей передышки ибо твёрдо знал, чем она может закончиться.
Первые признаки усталости и переохлаждения Лёнька почувствовал где-то на полпути до шоссе. А километра за три до него, когда проходил он под пересекавшей лесовозный зимник районной линией электропередачи, понял, что начал сдавать. Не спасали ни свитер, ни курточка на «рыбьем» меху, не помогало и растирание тела, производимое им при ходьбе.
- Воспаление лёгких обеспечено, - непроизвольно фиксировал Лёнька, да и лицо поморожено. Скорее бы добраться до магистрали.
Он выкладывал все оставшиеся силы, чтобы преодолеть последний до перекрестка отрезок пути.
- Выйду на шоссе, немного передохну и дальше в путь, - настраивал себя водитель, - а пока нужно идти и идти, не останавливаясь ни в коем случае, иначе замёрзну.
Заключительные метры он шагал тяжело дыша, уже машинально. Сознание Лёньки постепенно отключалось по мере приближения его к перекрёстку - заветной промежуточной цели, которую он себе наметил.
- Ну вот, скоро можно и отдохнуть, - успокаивал себя Петрухин, увидев маячивший впереди дорожный знак, указывающий на близость перекрёстка, - отдохнуть, но только немного, чтобы не замёрзнуть, - еле-еле передвигал ноги водитель.
Едва выйдя на шоссе, он тотчас же упал прямо на дорогу, инстинктивно сжимаясь в клубочек. Последние силы покидали его. Организм, казалось бы, прекратил всякое сопротивление, наступила апатия...
- Не спать, не спать, только немного передохнуть, и снова в путь, - пытался сбросить оцепенение Петрухин. Но так не хотелось вставать, так покойно было ему сейчас, что он не мог, казалось бы, сделать никаких движений. Какое-то неведомое тепло окутывало его, словно одеялом, погружая в сладостный сон.
- Не дойти до жилья, - тревожные мысли начали будоражить Петрухина. - Не смогу, не хватит сил, ведь впереди ещё 15 километров пути. И всё же надо идти.
С горем-пополам поднялся, посмотрел в обе стороны шоссе, прислушался в надежде на случайную машину, на ту последнюю соломинку, которая, как уже понял Лёнька, спасла бы ему жизнь.
Над дальней зубчатой стенкой леса, над горизонтом, вроде бы показался Петрухину слабенький сполох. Он стал внимательно всматриваться в ту сторону в надежде на повторную вспышку, которая могла бы означать, что кто-то едет по магистрали. Время шло, повтора не было.
- Вероятно, мираж, - размышлял водитель. - Бывает такое, когда ослабевшему человеку начинает казаться то, что ему хотелось бы видеть.
Но нет, вот и вторая, более яркая вспышка. Это не обман зрения, это точно, какой-то транспорт движется по шоссе. Третий сполох, уже совсем рядом, четвёртый…
- Буду жить! - последнее, что промелькнуло в сознании Лёньки, мгновенно отключившемуся и свалившемуся на дорогу…
Митькин «Клондайк»
Предлагаемый вашему вниманию рассказ - вовсе не выдумка, не литературный опус. Этот случай имел место быть в одном из глубинных районов Вологодчины, в те, совсем ещё недавние времена, когда все мы были «миллионерами», когда мы впервые начали отстаивать свои честь и достоинство не варварскими методами - кулаками и дубинами, а цивилизованными способами - в судах.
До начала судебного заседания, где рассматривалось дело на предмет соблюдения сторонами договора, заключённого между председателем ТОО «Светлогорье» Иваном Семёновичем Ольховским и арендатором Дмитрием Сергеевичем Колесниковым, на откорм последним скота, возбужденное по инициативе администрации ТОО, оставалось около часа.
Суть разногласий заключалась в том, что Колесников, а в простонародье Митька-Колесо, откормив молодняк до оговоренного в договоре веса, больше держать бычков у себя не собирался и намеревался передать их в ТОО. Председатель же брать их не спешил, ибо сдавать их было некуда. Ближайшие мясокомбинаты затоварились, а с кормами на предприятии было очень туго. Митьке же, в свою очередь, за счёт своих кормов поднимать коллективное хозяйство тоже не хотелось, да и привесов хороших ожидать уже не приходилось. Колесников - мужик хозяйственный, сметливый, труд свой, как и любой истинный крестьянин, ценил. Поэтому задарма работать, вполне естественно, не хотел. Вот и отказался он от дальнейшего кормления бычков, а председатель обратился в суд.
В назначенный день Митька прибыл в город утренним рейсовым автобусом, пробежался, как принято, по магазинам и подался в вызвавшее его учреждение. Заглянул, как посоветовали приятели к знакомому им адвокату, поинтересовался вероятным исходом судебного заседания. К сожалению, шансов на выигрыш у него не было, адвокат чётко заявил об этом, ознакомившись с договором.
-Начальство всегда право, - резюмировал Колесников, смирившись со своей участью.
От нечего делать, чтобы скрасить ожидание, Митька подошёл к доске объявлений. Его внимание привлёк распорядок проводимых заседаний, интересно было узнать, кто с кем и из-за чего судится. Под №2 нашёл свою фамилию и не без гордости отметил про себя: « Надо же, как меня здесь величают - гражданин Колесников Д.С. , не то, что по-деревенски «Митька Колесо».
- Граж-да-н-и-н, пропел про себя, граж-да-н-и-н.
Дмитрию это слово очень понравилось, от него веяло определённой серьёзностью, солидностью даже, которой он прежде в себе не ощущал, а в общем, признанием его равным среди всех членов общества. Что ни говори, а это слово «гражданин», в его понятии, уравнивало его даже с горожанами, перед которыми он обычно робел, подсознательно считая деревенских жителей людьми второго сорта. Впрочем, считал так не он один, так уж у нас в жизни повелось: провинция - всегда рангом ниже.
Под воздействием этого магического слова, он невольно, искоса приглядываясь к сидевшим в коридоре посетителям начал приосаниваться, причепуриваться, выправляться, короче, степенеть, буквально на глазах.
- Гражданин - это тебе не хухры-мухры, уважение мне вон какое оказано, - сразу как-то посеръёзнел Митька. - Вернусь домой, матери расскажу - не поверит, как меня здесь уважили.
Посмотрел распорядок на завтрашний день. Под №3 значилось: «14 часов - дело о защите чести, достоинства и деловой репутации гражданина Сидоренкова В.Ф.».
- Интересно, а что это такое? Что это за защита и от кого? Наверное, кто-то ему, этому Сидоренкову, по морде заехал или попросту отлупил его. Так ведь это хулиганством называется.
- Товарищ, - обратился Дмитрий к неподалёку сидевшему интеллигентному пожилому мужчине, - а что это за защита чести там, - показал он на листочек, - да достоинства? Это что, вмазали этому Сидоренкову, так он и в суд подал? А ведь за просто так у нас не бьют, заслужил видно?
- Нет, тут другое дело, - начал разъяснять интеллигент, - скорее всего, оскорбили его, ну, как бы по-проще, по деревенски, в общем, обозвали как-то оскорбительно. Я так думаю. Причём принародно. Ты сам-то пойми, к примеру, в больнице при больных кто-то врача оскорбит бранным словом - как ему потом в глаза пациентам смотреть?
- Так ведь надо просто грубияна заставить извиниться при всех — вот и все дела, - парировал Митька.
- Сейчас времена не те, сейчас за всё платить-расплачиваться нужно. Брякнул языком что-то непотребное о ком-то в обществе - готовь денежки. Это называется, ты нанёс моральный ущерб человеку, Так-то вот, милый.
- А у нас в Разбегаловке все друг друга на мат посылают - и ничего. Чего тут обижаться? Если заслужил - получи матюга, прими, так сказать, как должное Я понимаю, морду бы набили - тогда вот ущерб настоящий. А то выходит, что скоро и посылать подальше нельзя будет. Этак в деревне все пересудятся, неладно ведь это будет.
- Пора и в деревне начинать цивилизованно жить, а то ведь, что ни предложение - мат на мате. Совсем испоганили русский язык.
- Так что же это получается, а если меня председатель отматюшит, я, выходит, могу на него тоже в суд подать, в защиту моей, как её там, чести?
- Конечно, можешь. Если это на людях произойдёт и они на суде подтвердят, что тебя председатель оскорбил.
- И сколько же с него «сполоскать» можно будет?
- Тут всё зависит от того, каков ты человек, какова твоя репутация в обществе, пользуешься ли авторитетом, ну и сколь крепким словом он тебя оскорбил.
- Та-а-а-к, ясненько, - закрутились быстро «шарики» в Митькиной голове, яс-нень-ко, яс-нень-ко, - на его лице заиграла пока ещё робкая, но уже вполне торжествующая улыбка.
- Теперь-то ты у меня попляшешь, дорогой ты мой председатель, отвезу я тебе на полную катушку. Коль ты это дело всё же выигрываешь, я на тебя другое заведу и вытряхну из тебя денежки, верну, так сказать, должок.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 181; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!